Обдумав ситуацию, Поляков решил, что с его уходом из ГРУ соперник остудит свой пыл, и вышел на пенсию. Теперь Поляков спрашивал себя: а вдруг он его недооценил? Последние несколько лет Поляков работал на своей даче. Он построил ее собственными руками. Любил отдыхать там со своими внучками и время от времени писал статьи об охотничьих ружьях в специализированные журналы. У них с женой было два взрослых сына. Третий мальчик умер в начале 60-х годов, когда они жили в Нью-Йорке. Поляков попросил разрешения оперировать сына в нью-йоркском госпитале — это могло спасти ему жизнь, — но ГРУ ответило отказом. Приблизительно тогда же Поляков обратился к одному американскому кадровому военному, занимавшему высокий пост, с предложением работать на США. Так было положено начало 18 годам его шпионажа в пользу Соединённых Штатов, что уже само по себе было беспрецедентным случаем. В ЦРУ Поляков считался самым продуктивным советским шпионом. Он передал Управлению более 100 засекреченных выпусков журнала «военная мысль», в которых излагались идеи и планы советского командования. Он добыл тысячи страниц документов, в которых описывалось оружие русских, включая техническую информацию о противотанковых ракетах. Годы спустя, когда в 91-м разразился кризис в Персидском заливе, выяснилось, что эти ракеты имеются и у Ирака. Благодаря информации, полученной от Полякова, вооружённые силы США смогли с ними справиться. Во время войны во вьетнаме он предоставил США важную информацию о численности, структуре и возможностях северо-вьетнамских войск. В начале 70-х сообщил, что Китай находится на грани прекращения тесного сотрудничества с советской империей. Эта информация помогла президенту Ричарду Никсону и Генри Киссинджеру, в то время помощнику по вопросам национальной безопасности, "прорубить окно" в Китай в 1972 году.
|
|
За годы сотрудничества Поляков помог Управлению вывести на чистую воду по меньшей мере одного британского и шесть американских офицеров — шпионов КГБ. Несмотря на то что британское дело было закрыто в начале 60-х, в ЦРУ и 20 лет спустя не смолкали разговоры о том, как красиво оно тогда было проведено. Поляков передал ЦРУ снимки, произведённые им с фотографий, которые шпион КГБ, в свою очередь, сделал с секретных документов, описывающих системы управляемых ракет США. Изучив снимки Полякова, в ЦРУ проследили путь секретных документов и выяснили, на каком этапе они попали в руки шпиона КГБ. ЦРУ вышло на отдел управляемых ракет британского министерства авиации. Там и работал нужный им человек — Фрэнк Боссард. Его арестовали и приговорили к 21 году тюремного заключения. А в другой раз одно из первых донесений Полякова, направленных в 60-е годы в ФБР, привело к раскрытию и высылке нескольких советских «нелегалов» — шпионов, приехавших в США в качестве иммигрантов и проникших на работу в госучреждения.
В воскресенье на дачу приехал второй сын Полякова, Александр. Он также упомянул о том, что ему велели прибыть в понедельник утром в штаб ГРУ. В окружении внучек и сыновей Поляков отпраздновал своё 65-летие так, будто у него не было повода о чём-либо беспокоиться. На следующее утро он встал очень рано и надел свой парадный генеральский мундир. Аккуратно прикрепив к мундиру награды, полученные за долгий срок службы, Поляков поцеловал на прощанье жену и вышел на улицу. Там его ждала машина. Сразу же по прибытии в штаб ГРУ его арестовали и предъявили обвинение в шпионаже. На лице Полякова не дрогнул ни один мускул. Он объявил, что будет разговаривать только с председателем КГБ Чебриковым. Полякова отвезли на Лубянку, где он более часа с глазу на глаз беседовал с Чебриковым. Во время этой встречи они обсудили условия ареста.
|
|
Поляков согласился подписать полное признание и в течение нескольких месяцев отвечать на вопросы КГБ и ГРУ. В свою очередь, Чебриков дал слово, что больше в семье генерала арестов не будет и что его жене позволят сохранить построенную Поляковым дачу. Все остальное их имущество подлежало конфискации. В августе жене и сыновьям разрешили краткое свидание с арестованным. Несмотря на то что за решёткой он пробыл недолго, узнать генерала было трудно. У Полякова был совершенно измождённый вид. С его лица сбежали все краски. От природной жизнерадостности не осталось и следа. Он был утомлён и подавлен. Его родным не нужно было задавать вопросов, они и так знали, что ждало их отца и мужа по окончании допросов — безымянная могила.
Штаб-квартира всемогущего Первого управления КГБ расположена в Ясенево, во внушительном здании, возвышающемся среди полей и лугов на юго-западе Москвы.
Из окон верхних этажей главного здания — так его называют — видно, как крестьяне трудятся на полях, где они выращивают овёс. Скользнув вниз, ваш взгляд встретится со взглядом гранитного Ленина: его бюст стоит по другую сторону пруда, за ухоженным садиком и аккуратно подстриженным газоном. Здание головного офиса соединено с другими, менее внушительными помещениями — лекционным залом, библиотекой, больницей, спортивным комплексом и бассейном. Рядом со старым зданием вы увидите ещё одно — более новое, 22-этажное. Неподалёку расположен дачный посёлок. Случайный прохожий вполне мог бы решить, что это территория учебного заведения, если бы не двойная ограда, сторожевые собаки, вооружённый дозор, детекторы движения и прочие новомодные штучки для выявления и задержания непрошеных гостей. Владимир Крючков немало потрудился, чтобы стать хозяином комплекса в Ясенево.
|
|
Лысый и начисто лишённый чувства юмора, Крючков, которому сейчас где-то за шестьдесят, начал свою профессиональную карьеру рабочим на заводе. Учился он по ночам. Получив образование заочно, сначала стал прокурором, а потом дипломатом. Наставником у него был Юрий Андропов. Он и привёл Крючкова в КГБ, а также помог ему сделаться политиком. Крючков был, что называется, упёртым трудоголиком. За его спиной помощники язвили, что Крючков "работал офицером КГБ 25 часов в сутки". Он был очень формален в общении, даже с собственными детьми. Крючков правил Ясенево и домочадцами твёрдой рукой. В стране, где водка льётся реками и считается национальным напитком, Крючков умудрился остаться абсолютным трезвенником. Он постоянно трясся над состоянием своего здоровья, часто во время собраний упражнялся с теннисным мячиком, тренируя силу кисти, и терпеть не мог светских разговоров.
Крючков относился без всякой симпатии к тем, кто осмеливался оспаривать его точку зрения, даже если впоследствии выяснялось, что он был не прав. Он уволил нескольких подающих большие надежды офицеров. Самая заметная среди них фигура — Олег Калугин, который позднее обрёл известность на Западе. Несмотря на должность, Крючкову было мало что известно о противнике. По словам Олега Гордиевского, одна из гревших ему, начальнику Первого управления, душа теорий заключалась в том, что Ричард Никсон оставил пост президента США не из-за уотергейтского скандала, а по причине козней нью-йоркских евреев.
В своих решениях Крючков в значительной степени полагался на мнение генерал-лейтенанта Вадима Кирпиченко. Они вместе назначили в. И. Мечулаева, офицера, известного Эймсу под кличкой Влад, вести их самого ценного шпиона. В КГБ Мечулаев слыл крутым. Слушатели академии КГБ навесили на Мечулаева этот ярлык из-за содержания его лекций. Некоторые преподаватели жаловались на то, что КГБ сложно соперничать с ЦРУ, поскольку у последнего больше денег и лучше технологии. Такое мог сказать кто угодно, но только не Мечулаев. Ему было наплевать на какой-то там перевес сил. «Он искренне верил в превосходство советской системы, — позднее вспоминал Юрий Швец, майор КГБ в отставке. — Именно поэтому его и считали «железным». Он ни разу не усомнился в коммунизме. Кроме того, он во всем стремился добиться совершенства. Мечулаев обращал внимание на мельчайшие детали». В свое время этот офицер был резидентом в Оттаве, а потом работал в Нью-Йорке. среди американцев он чувствовал себя комфортно.
Один из бывших помощников Крючкова сказал мне во время интервью, что в октябре 1985 года, когда Эдварда Ли Ховарда тайно перевезли в Москву, Крючков представил ему Мечулаева. Сбежав из США, Ховард добрался до Европы, а там связался с КГБ через советское посольство. Его переправили в СССР 24 сентября 1985 г. и поселили на подмосковной даче, принадлежавшей КГБ. Крючков, проявивший личный интерес к этому делу, приехал поприветствовать Ховарда на дачу, где велись допросы. Вскоре там Крючков и познакомил Ховарда с Мечулаевым. Как мне сказали, за период с октября по декабрь Мечулаев неоднократно встречался с Ховардом, задавая ему вопросы о ЦРУ. Все это делалось, чтобы подготовить Мечулаева к его первой встрече с Эймсом, которая должна была произойти во время рождественских праздников 1985 года в Боготе. При этом Мечулаев ни разу не упомянул при Ховарде имя Эймса. Несмотря на то что ему как перебежчику были рады, доверять Ховарду в КГБ никто не собирался.
В июле 1987 года, сразу же по возвращении из Рима, где он встречался с Риком, Мечулаев отравился с докладом к Крючкову и Кирпиченко. Крючков провёл офицеров через личный спортзал, находившийся рядом с кабинетом, в сауну, построенную по его приказу на деньги КГБ. Стены сауны были отделаны финским деревом, ванны Сделаны из мрамора, вся арматура привезена из-за границы. Он часто беседовал с подчинёнными ему генералами, расслабляясь в сауне. Даже если бы ЦРУ каким-то образом ухитрилось установить «жучки» в кабинете, уж здесь-то его точно никто не мог подслушать. В этом Крючков был уверен. Более того, сидя голыми на скамейках, его собеседники были лишены малейшей возможности записать разговор на магнитофон.
Мечулаев сообщил своим боссам, что предупредил Эймса о происходящих в настоящий момент арестах раскрытых им шпионов. Он также рассказал Крючкову и Кирпиченко о реакции Эймса, о том, что тог был поражён услышанным.
Мечулаев заверил их: Эймс знает, что КГБ делает все от него зависящее, чтобы сохранить аресты в тайне. Мечулаев проинформировал своих коллег, что Эймс предлагает использовать в качестве прикрытия скандал, разразившийся в американском посольстве из-за морских пехотинцев. Эта история попала на первые полосы всех газет в США и СССР. Позднее я узнал от одного из бывших помощников Крючкова, что замысел Эймса рассмешил Крючкова и Кирпиченко. "Что же он так долго думал?" — веселились они.
По словам бывшего помощника Крючкова, в Первое главное управление не поступала информация о Лоунтри, когда он был завербован КГБ. Это произошло потому, что подходы к Лоунтри искало второе управление КГБ, а его начальник по-прежнему злился из-за того, что Крючков свалил на него всю вину за побег Олега Гордиевского из Москвы. Крючков узнал о Лоунгри позже, когда председатель КГБ Чебриков решил рассказать ему о Тюльпане — под этим кодовым названием проходило дело морского пехотинца. А вот что рассказал мне помощник Крючкова, когда я спросил его о Лоунтри и связанных с ним событиях. КГБ никогда всерьёз не обсуждал возможность использования Лоунтри для того, чтобы офицер КГБ мог под покровом ночи тайно пробраться в посольство Соединённых Штатов. Причина проста: это было чересчур рискованно. Попасть внутрь — только первый шаг. Комнаты ЦРУ были нашпигованы приборами обнаружения, камерами и различными сейфами. Но основная причина, почему КГБ не совался на территорию посольства, была связана с политикой. «мы не осмелились бы пойти на такое безрассудство в 1986 году», — сказал мне помощник Крючкова. В ту пору Горбачёв отчаянно пытался убедить западные страны в необходимости поддержать перестройку твёрдой валютой и торговыми льготами, если они желали успеха его реформам. «вы, американцы, считаете, что мы, в КГБ, гораздо более дерзкие и бесстрашные, чем это есть на самом деле. Вы представляете, каковы были бы политические последствия, если бы одного из нас поймали с поличным внутри вашего посольства? Горбачёв потребовал бы голову Чебрикова». Была и ещё одна причина, почему Чебриков не использовал Лоунтри для того, чтобы провести агента КГБ в посольство. У КГБ и так уже работало там несколько источников — переводчики и другие служащие. Они имели больший доступ к информации, чем Лоунтри, и были лучше обучены, более благонадёжны и верны.
Чебрикова не интересовали возможности Лоунтри как шпиона. Ему было нужно другое. Он хотел использовать Лоунтри как орудие пропаганды. Никогда ещё на сторону КГБ не перебегал американский индеец. Чебриков был уверен, что если им удастся переманить Лоунтри и убедить выступить с речью, обвиняющей американское правительство в убийствах и ограблениях его предков, то США будет нанесён моральный ущерб.
Вскоре после того, как Лоунтри перевели в Вену, Чебриков приказал второму управлению передать дело Крючкову, поскольку именно его лют занимались всеми шпионами КГБ за границей. Чебриков хотел, чтобы Крючков изыскал способ склонить Лоунтри к предательству. Крючков как раз разрабатывал план, как заманить морского пехотинца обратно в Москву, когда тот внезапно признался в шпионаже.
Так получилось, что признание Лоунтри и излишнее рвение, проявленное ВМСР при расследовании дела морских пехотинцев, послужили прекрасной дымовой завесой для Эймса. «Если честно, то мы палец о палец не ударили, чтобы подогреть в вашей стране этот скандал по поводу морской пехоты и посольства, — признался мне бывший помощник Крючкова. — мы просто сидели и радовались подарку, который вы преподнесли нашему любимому герою (Эймсу)».
В течение следующих месяцев Мечулаев неоднократно встречался с Крючковым и Кирпиченко. Они часто обсуждали, как лучше прикрыть Эймса. В начале 1988 года стало известно, что ЦРУ и ФБР предлагают миллион долларов тому, кто поможет выяснить, почему арестовано так много шпионов. Посовещавшись с Кирпиченко, Крючков решил, что пробил час отправить в ЦРУ посланца с ответами на их вопросы.
Глава 19
В ЦРУ сменилось руководство.
6 мая 1987 г. умер директор Кейси, и президент Рейган выдвинул на рассмотрение сената кандидатуру Роберта М. Гэйтса, в то время исполнявшего обязанности директора. Но когда конгресс заинтересовался его ролью в скандале, который известен как "Иран-контрас", Гэйтсу пришлось отказаться от должности. Тогда Рейган остановил выбор на главе ФБР Уильяме Х. Уэбстере. 26 мая он стал 14-м директором Управления. В ЦРУ его уважительно называли "судьёй", хотя с тех пор, как он восседал на скамье Федерального суда, прошло уже более десяти лег. Этот титул как нельзя лучше подходил 62-летнему аппаратчику. В столице Соединённых Штатов, где двуличие и лицемерие давно рассматривались как печальная необходимость, Уэбстер завоевал репутацию кристально честного и прямолинейного человека. Президент Джимми Картер пригласил его в Вашингтон в качестве главы ФБР после грязной уотергейтской истории и других скандалов, и в течение десяти лег Уэбстер просто-таки творил в Бюро чудеса. Теперь от него требовалось проделать то же самое и в ЦРУ. В 1987 году высшее руководство Оперативного директората проводило слишком много времени в конгрессе, давая показания по делу "Энтерпрайз". Прикрываясь этим кодовым названием, подполковник Оливер Норт отчаянно пытался объяснить свою деятельность по поставкам денег и оружия никарагуанским повстанцам.
Уэбстер прибыл в ЦРУ "с метлой в руках". Клэр Джордж, директор тайных операций, был вынужден уйти в отставку из-за своего участия в скандале "Иран-контрас".
Затем Уэбстер наложил дисциплинарное взыскание на семерых сотрудников, включая Дьюи Клэрриджа (именно он в 1972 г. Во время пребывания в Турции написал язвительную характеристику о профнепригодности Рика Эймса). Через несколько месяцев Уэбстер стал проводить реформы, направленные на укрепление связей между ЦРУ и ФБР.
Уэбстер знал, что ФБР и ЦРУ нередко уклонялись от обмена информацией и сотрудничества, когда дело касалось расследований, связанных со шпионажем. Он был намерен положить конец мелочному соперничеству и состязаниям, которые в былые времена вызывали трения между двумя федеральными службами. В апреле 1988 года Уэбстер объявил о создании Центра контрразведки (ЦКР) в Лэнгли — совместного органа ФБР и ЦРУ. Центр должен был заниматься накоплением и анализом контрразведывательной информации, полученной двумя этими службами. В пресс-релизе Уэбстер сообщал, что планирует принудить ФБР и ЦРУ к сотрудничеству путём посылки агентов ФБР в ЦРУ, а служащих ЦРУ — в ФБР. По словам Уэбстера, ФБР немедленно направит двух спец агентов в Лэнгли для совместной работы со следователями контрразведки ЦРУ. Благодаря этому вынужденному сотрудничеству каждая из бюрократических структур будет в курсе всех дел ее коллег.
Уэбстер назначил Гаса Хэтэуэя директором ЦКР. Конгресс похвалил Уэбстера за это нововведение, и в газетах появились лестные отзывы о его работе. Но ни Уэбстер, ни конгресс, ни средства массовой информации и понятия не имели о том, что этому грандиозному плану не суждено осуществиться. Несмотря на приказ, ФБР никого не направило в ЦКР ни в 1988-м, ни в 1989-м, ни в 1990 году. Лишь в 91-м, когда ЦРУ обратилось к ФБР за помощью в расследовании дела Эймса, в ЦКР были посланы долгожданные агенты.
Не ограничившись созданием ЦКР, Уэбстер и его преемник в ФБР Уильям Сэшнс подписали письменное соглашение о том, что ЦРУ обязуется уведомлять ФБР о каждом сотруднике ЦРУ, подозреваемом в шпионаже на иностранное государство. Этот "меморандум о взаимопонимании" был прямой реакцией на постыдную историю с побегом Эдварда Ли Ховарда. В ходе расследования выяснилось, что в 1984 году Гас Хэтэуэй и Бертон Гербер скрыли от ФБР признание Ховарда о том, как он предавался фантазиям о вступлении в контакт с Советами. Бюро обвинило этих двух сотрудников в сокрытии информации. По мнению ФБР, они сочли ее компрометирующей ЦРУ и поэтому промолчали. Хэтэуэй и Гербер заявили, что не знали о том, что в их обязанности входит сообщать ФБР о психологических трудностях отставных сотрудников Управления на новой службе. Меморандум был составлен с целью прояснения этого вопроса.
Сотрудники ФБР и ЦРУ частенько сталкивались лбами, выслеживая шпионов и предотвращая утечку секретной информации США. Одна из причин заключалась в том, что эти организации преследовали разные цели. Различия между ними, возможно, лучше всех сумел сформулировать Гербер во время лекции, которую он прочёл новичкам.
— Агенты ФБР приучены к мышлению банковских охранников, — сказал Гербер. — А у агентов ЦРУ должен быть менталитет грабителей банков.
ФБР отвечало за аресты шпионов и защиту государственных тайн. Основной функцией ЦРУ был сбор разведданных. Когда и тому и другому управлениям поручали одно и то же задание, разгорались страсти. А одной из точек их соприкосновения была охота на "кротов".
По сути, после создания ЦКР Жанна Вертефей и ее спецгруппа оказались не у дел. Вертефей была назначена на должность заместителя начальника Группы безопасности и руководителя отдела расследований в ней. Этот типичный для бюрократии расплывчатый титул означал лишь то, что ее загрузили рядом новых заданий. Каждое из них считалось более важным, чем установление причин потерь 1985 года. Хотя позже никто в ЦРУ в этом не признается, кровопролитие в Москве больше не считалось безусловным приоритетом. Годы спустя конгресс потребует объяснить, как это могло произойти. Сотрудники ЦРУ начнут наперебой указывать друг на друга пальцем. Уэбстер заявит под присягой, что его никто не поставил в известность о серьёзности потерь 1985 года. Его заместитель Роберт Гэйтс будет утверждать то же самое, хотя позже Вертефей представит письменные доказательства того, что в июле 1988 года сообщала Гэйтсу о потерях. Хэтэуэй, Гербер, Редмонд и Вертефей скажут, что никогда не приостанавливали расследование потерь 1985 года. Они были просто заняты делами, которые в то время казались им более важными. Сейчас уже трудно оценить, что в 1988 году могло показаться важным, а что нет. Однако достаточно беглого взгляда на то, как ЦКР распоряжался своим временем, деньгами и персоналом, чтобы усомниться в некоторых приоритетах ЦРУ. Через месяц после создания ЦКР его сотрудники рьяно взялись за проверку версии о том, что КГБ прослушивает телефонные разговоры Нэнси Рейган с ее астрологом в Сан-Франциско. ЦКР беспокоился, что первая леди могла нечаянно выболтать какие-нибудь секреты Белого дома, расспрашивая астролога о прогнозах на будущее международных отношений.
Сбросив со счетов потери 1985 года, ЦРУ ошибочно полагало, что опасность позади. Насколько было известно ЦРУ, волна арестов спала. У руководства появилось ощущение, что неизвестный фактор, послуживший причиной арестов, больше не представляет угрозы. Никто из новых агентов, завербованных начиная с середины 1985 года, не был разоблачён. Более того, разгром сет в Москве ушёл в прошлое вместе с директором Кейси. Новый руководящий состав предпочитал смотреть в будущее, а не копаться в прошлом.
Руководители подразделений ЦРУ лезли из кожи вон, чтобы предложить новым боссам свежие идеи, и рытье в грязном белье воспоминаний не входило в их планы.
Однако к ЦКР был прикомандирован человек, которого продолжало интересовать расследование потерь 1985 года.
Это был Дэн Пэйн, 29-летний следователь, работавший в Службе безопасности ЦРУ. Служба безопасности не была на хорошем счету в Управлении. Она занималась выяснением прошлого сотрудников, обеспечением телохранителей для перебежчиков и для именитых гостей, а также охраной территории агентства. Другие сотрудники считали офицеров безопасности доблестными ночными сторожами, чья основная работа сводилась к тому, чтобы запирать двери на ночь. Пэйн изо всех сил старался опровергнуть этот стереотип. Он поступил на службу в ЦРУ в 1984 году и получил ряд ответственных заданий. Одно из них заключалось в охране Виталия Юрченко. Именно Пэйн вывез Рика и Юрченко с базы военно-воздушных сил "Эндрюс" на конспиративную квартиру ЦРУ, когда перебежчик из КГБ прибыл в Соединённые Штаты. С тех пор Пэйн стремительно продвигался вверх по служебной лестнице, и после создания ЦКР Гас Хэтэуэй специально попросил Службу безопасности на пару лет одолжить ему Пэйна. Хэтэуэю отчаянно требовались хорошие следователи, и энтузиазм Пэйна был ему по душе.
Хэтэуэй назначил Пэйна помощником Вертефей. Они уже были знакомы. В 1986 году спецгруппа Вертефей попросила Пэйна и двух других следователей составить список всех офицеров ЦРУ, побывавших в Москве в 1985 году.
Спецгруппа допускала, что один из них мог выкрасть из московской резидентуры информацию об агентах ЦРУ, чтобы продать ее КГБ. Пэйн опросил нескольких офицеров ЦРУ. Во время этих бесед ему очень пригодились его "свойские'" манеры и мальчишеское обаяние. Чаще всего люди его недооценивали. С ним было легко общаться. Во время интервью Пэйн заставлял своих "жертв" расслабиться, а затем прост их рассказать о сослуживцах. Те послушно докладывали ему, какие из коллег отличались раздражительностью, у кого были финансовые проблемы, сексуальные связи на стороне или склонность к алкоголизму. Выслушав сплетни, Пэйн "переводил стрелки". "вы поделились со мной информацией о своих сослуживцах, — говорил он. — А их я буду расспрашивать о вас. Может быть, обсудим какие-нибудь моменты, которые они, скорее всего затронут? Будет лучше, если сначала я услышу об этом от вас". Мало кто покидал его кабинет, не выложив все свои сокровенные тайны.
Версия спецгруппы о возможной утечке информации из резидентуры так и не подтвердилась, но Пэйн всерьёз увлёкся расследованием потерь 1985 года, Приступив к исполнению своих новых обязанностей в ЦКР, он заявил Вертефей, что намерен продолжать поиски по собственной инициативе. Он также сообщил ей, что разработал новый план действий.
— Расскажите об этом, — попросила Вертефей.
— Служба безопасности тратит массу времени на проверку так называемых "ненадёжных" сотрудников, — сказал Пэйн. — Как правило, это алкоголики, ворчуны, хронические должники или люди с проблемами в личной жизни.
Этот способ помогает вычислить проблемных сотрудников, но необязательно шпионов.
Пэйн помнил о том, что в своё время КГБ заплатил Джону Уокеру более миллиона долларов. Несмотря на неоднократные предупреждения КГБ о необходимости держаться в тени, Уокер купил спортивный автомобиль, самолёт, шикарную квартиру и плавучий домик. Очевидно, он забыл, что его зарплаты не хватило бы и на сотую долю этих предметов роскоши.
— Управление по борьбе с наркотиками и Налоговая служба годами отлавливали наркодельцов и злостных неплательщиков налогов в ходе финансовых расследований, — продолжал Пэйн. — Почему бы и нам не попробовать поискать шпионов среди тех, кто сорит неизвестно откуда взявшимися деньгами?
В спецгруппе Вертефей уже обсуждался вариант поиска среди сотрудников Управления тех, кто жил не по средствам, но никто и понятия не имел, как их вычислить. Пэйн знал. Он самостоятельно закончил несколько курсов, на которых следователей обучали искусству выявления тайных вкладов и предприятий, отмывающих деньги.
Пэйн даже наметил себе жертву. Ему стало известно, что один из сотрудников ЦРУ тратит больше денег, чем может себе позволить. Этот сотрудник знал некоторых рассекреченных шпионов, а также в последнее время испытывал трудности с прохождением тестов на "детекторе лжи". Инициатива Пэйна произвела на Вертефей впечатление. Она дала ему своё благословение.
Рик выпил бокал шампанского. Розарио ждала ребёнка. Жизнь была хороша как никогда. Даже на работе. Место Алана Д. Вулфа, резидента ЦРУ в Риме, занял Джек Девин. Рик считал его своим старым приятелем. В начале 60-х годов они вместе работали в Центральном архиве ЦРУ, и Девин присутствовал на их с Розарио свадьбе. Рик надеялся, что теперь у него дела пойдут лучше, чем при Вулфе. Последняя характеристика Рика, составленная Вулфом, взбесила его. "в настоящее время Эймс не ведёт никаких дел, — писал Вулф. — Попытки Эймса приступить к какой-либо значимой деятельности лишены целеустремлённости и не систематичны".
Не только Вулф считал Эймса законченным ленивцем. Рик обрёл репутацию человека, который по поводу и без повода высказывает своё мнение и ноет; в то время как работа стоит. Единственным из русских, которым ещё хоть как-то интересовался Эймс, был Алексей Хренков, но Рик повторял Вулфу, что шансы завербовать Хренкова практически равны нулю. Через какое-то время Рик перестал писать отчёты о своих обедах с Хренковым. Обратив на это внимание, Вулф спросил, почему он их не сдаёт. "Да там не о чём писать", — отмахнулся Эймс Если так, возразил Вулф, то почему Рик тратит своё время и деньги ЦРУ, приглашая Хренкова в рестораны? Вулф предложил Эймсу прекратить встречи с русским. "Нет, — ответил Рик. — Думаю, мне лучше продолжать с ним видеться. Кто знает, что может произойти". Вулф сказал, что он против их дальнейших встреч. Тогда Рик заявил, что будет оплачивать обеды Хренкова из собственного кармана. Поразительно, что это никому не показалось странным.
"Я старался внушить окружающим, что Розарио богатая женщина, и я живу за ее счёт, — позже вспоминал Эймс. — Где-то это вышло мне боком, так как люди стали хуже ко мне относиться. Если честно, в Риме я просто потерял интерес к своей работе. Частично из-за возраста, частично потому, что был разочарован. То есть я все время задавал себе вопрос: "К чему вся эта суета?" Ну и, конечно, главным расхолаживающим моментом была моя работа на КГБ, из-за которой мне стало сложно продолжать что-то делать для Управления".
Некоторые из коллег Рика позже будут утверждать, что в посредственной работе Рика была доля вины Розарио. Розарио звонила ему три-четыре раза в день, вечно в истерике из-за какого-нибудь "неотложного дела". Рик объявил сослуживцам, что она беременна и что предыдущим летом у неё был выкидыш. Несмотря на это, ее ежедневные звонки стали предметом насмешек. Вскоре они надоели и Рику. "Рик упрекал меня в том, что я ни во что не ставлю его работу, — позже говорила Розарио. — Но, по правде говоря, это ему было наплевать на меня и моё состояние!"
Их сын Пол родился в ноябре 1988 года. Рик наслаждался отцовством. Сначала Розарио это нравилось, но вскоре ей стало казаться, что он слишком много возится с малышом. Как-то ночью она намекнула, что хочет заняться любовью, но Рик никак не отреагировал. Розарио рассвирепела. На следующий день он купил ей маленький подарок. Это слегка ее успокоило.
Рик оплатил Сесилии перелёт из Боготы в Рим. Розарио сказала, что без помощи матери ей трудно ухаживать за ребёнком, хотя с ними жили слуги, пожилая супружеская пара. После приезда Сесилии Рик отправился в Цюрих. Он получил от КГБ 125 тысяч долларов наличными. Теперь на его счетах в Цюрихе лежала круглая сумма в 1,5 миллиона долларов. Но и этого было мало. "Я знал, что мне нужно уйти в отставку, поскорее убраться из Управления и переехать в Боготу. Но я думал: "Кажется, я все ещё в безопасности, и Советы держат для меня в Москве кучу денег". Поэтому решил пока не прекращать, чтобы отхватить ещё немножко".
Прошло Рождество, и весной 1989 года Рик и Розарио стали строить планы о предстоящем в конце июля возвращении в Соединённые Штаты. Никто из них всерьёз не говорил о его отставке. Однажды утром Рику позвонил один из морских пехотинцев, охранявших вход в посольство. «Тут к вам пришёл один "чистенький"», — сообщил охранник.
Именно так охранникам было приказано называть тех, кто обращался к ним с просьбой о встрече с офицером ЦРУ. Рик схватил пачку карточек, на которых были напечатаны незамысловатые инструкции, такие как: "Напишите своё полное имя" или "Просим вас указать род своих занятий", и поспешил вниз. К счастью, человек, который ждал его внизу, достаточно хорошо владел английским, чтобы они могли объясниться.