Исследование своего прошлого 11 глава

Я вспоминаю свое ощущение живого присутствия всех предметов, неповтори­мой красоты и формы каждого, особенно растений. Вспоми­наю, как все краски делаются ярче, как всё начинает мерцать и светиться. Это всё вам понятно?

— Да, так же и я делаю.

— Затем я стараюсь вернуть чувство близости и причастности всему, когда мне кажется, что я могу коснуться самых удаленных предметов. Потом я делаю вдох и вбираю в себя всё это.

— Как вбираете?

— А разве отец Джон не объяснил вам этого?

— Нет!

Санчес смутился.

— Наверное, он собирался вернуться и рассказать вам об этом попозже. У него есть пристрастие к сценическим эффектам. Он уходит в середине урока, оставляя учеников по­размыслить над тем, о чем он говорил.

Потом он является снова, в самый нужный момент, чтобы добавить что-нибудь к своему наставлению. Наверняка он и к вам хотел вернуться, но не успел, мы слишком скоро уехали.

— Я хотел бы узнать об этом, — сказал я.

— Вы помните ощущение радостного восторга, которое испытали там, на горе?

— Еще бы!

— Чтобы вернуть себе подобное ощущение, я на вдохе втягиваю в себя энергию, к которой подключился.

Слушая Санчеса, я пытался проделать то, о чём он гово­рил. При его описании я ощутил, что моя причастность к окружающему увеличивается. Всё вокруг меня, как бы, высту­пило из тумана, всё стало прекрасным.

Даже камни обрели беловатое свечение. Энергетическое поле Санчеса расшири­лось и поголубело. Он дышал глубоко и медленно, делая после каждого вдоха пятисекундную паузу. Я последовал его примеру.

— Если представить себе, — сказал он, — что каждый вдох наполняет нас энергией, что мы раздуваемся от нее, как воз­душный шар, мы и на самом деле впитаем ее больше. Мы будем чувствовать легкость и восторг.

После нескольких вдохов я почувствовал, что он прав.

— Наполнившись энергией, — продолжал Санчес, — я начинаю следить за своими эмоциями. Я уже говорил вам: по тому, что я чувствую, я сужу, подключился ли я по-настоящему.

— Вы говорите о любви?

— Именно о ней. Помните наш разговор в миссии? Лю­бовь — не абстрактное понятие и не моральный долг. Лю­бовь — эта та эмоция, которая охватывает нас, когда мы под­ключаемся к энергии мироздания, — а это, конечно, энергия Бога.

Отец Санчес смотрел на меня, слегка расфокусировав взгляд.

— Вот теперь, — сказал он, — у вас получается. Вот этот уровень энергии вам и нужен. Сейчас я немножко помог вам, но впредь вы сможете достигать его самостоятельно.

— Как именно вы мне помогли?

Священник махнул рукой.

— Это сейчас неважно. Вы узнаете об этом позже, когда дойдете до Восьмого откровения.

Из-за угла дома вышел отец Карл. Он посмотрел на нас и, кажется, остался доволен. Подойдя, он обратился ко мне с вопросом:

— Ну, как, вы пришли к какому-нибудь решению?

Мне уже надоел этот вопрос. Я почувствовал раздражение и едва не начал терять энергию.

— Вы снова впадаете в свой сценарий, — заметил отец Карл. — Но уйти от выбора вам всё равно не удастся. Что по вашему мнению, вам надо делать?

— Нет у меня никакого мнения! — признался я. — В этом-то вся проблема.

— Вы уверены, что нет? Когда человек подключается, иной раз у него появляются неожиданные мысли.

Я ответил на это недоумевающим взглядом.

— Когда мы пытаемся управлять событиями при помощи логики, — объяснил он, — у нас в голове вертятся одни и те же привычные мысли. Но когда мы отрешаемся от своих сте­реотипов, эти мысли уходят.

Когда вы наполняете себя энер­гией, у вас появляются новые мысли, внушенные лучшей, высшей частью вашего «я». Их можно назвать интуитивными про­зрениями. Их не спутаешь с теми, другими.

Они просто появ­ляются у вас, иногда принимая форму сна наяву или видения. Они приходят, чтобы направить вас, указать вам путь. Я всё еще не понимал.

— Расскажите, о чем вы думали, когда сидели тут один.

— Да мне всего и не вспомнить!

— А вы попытайтесь.

Я стал припоминать.

— Я думал о Билле. О том, удастся ли ему найти Девятое откровение. О Себастьяне, вдохновляющем борьбу с Рукописью.

— Еще о чем?

— Потом я вспомнил Марджори и стал думать, где она и что с ней... Но я не понимаю, как это поможет мне понять, что делать!

— Позвольте, я объясню, — сказал отец Санчес. — Впитав достаточно энергии, вы начинаете сознательно двигаться по пути эволюции. Вы заставляете учащаться совпадения, которые помогают вашему продвижению. Вы идете по собственному пути, предназначенному только вам, и никому другому.

Сначала, как я уже сказал, вы впитываете энергию, потом вспоминаете свою главную задачу, жизненную цель — ту, которой вас наделили родители, — потому что эволюционировать вы можете только на пути к этой цели.

Далее вы должны выбрать путь, для чего надо ответить на те вопросы, которые стоят перед вами в данную минуту. Эти вопросы всегда имеют отношение к вашей главной жизненной задаче и определяют, далеко ли вы продвинулись в ее решении.

Когда вы четко сформулируете для себя эти вопросы, ваша интуиция обязательно подскажет вам, что делать и куда направиться. Вы сразу поймете это. Иначе и быть не может.

Понимаете, главная жизненная трудность не в том, чтобы получить ответ, а в том, чтобы суметь задать нужный вопрос. Когда вопрос сформулирован правильно, ответ не замедлит.

А когда ответ будет получен и вы узнаете, что надо де­лать, — продолжал он, — ваша дальнейшая задача — посто­янно быть настороже и не пропустить совпадения, которое, рано или поздно, произойдет и поможет вам продвинуться на пути, указанном интуицией. Это вам понятно?

— Кажется, да.

— Так вот, не кажется ли вам, что мысли о Билле и Марджори появились у вас не зря? Чтобы понять, почему они к вам пришли, вы опять должны вспомнить главные обстоятельства своей жизни.

Вы помните, что родились у ваших родителей для того, чтобы обрести такую духовность, которая разовьет, утвердит вашу личность и станет радостным приключением. Это так?

— Да.

— Поэтому, вы, будучи ребенком, интересовались загадками и тайнами, а когда выросли, изучали социологию и ра­ботали с трудными детьми. При этом, вы не сознавали причину, по которой поступаете именно так. Затем, когда вы стали пробуждаться, вы услышали о Рукописи и прилетели в Перу.

Здесь вы стали одно за другим постигать откровения, и каждое из них что-то сообщало вам о той духовности, которую вы ищете. Теперь, когда вы многое уяснили, вы можете стать на путь осознанной эволюции, для чего вам надо сформулировать стоящие перед вами вопросы и услышать ответы, которые будут вам даны.

Я молча смотрел на него.

— Какие вопросы стоят перед вами? — спросил он.

— Ну… Я хочу узнать остальные откровения. Особенно хочу знать, найдет ли Билл Девятое. Хочу узнать о Марджори. Еще... хочу узнать о Себастьяне.

— И что вам отвечает интуиция?

— Не знаю. Я представлял себе встречу с Марджори. Представлял, как Билл убегает, а солдаты за ним гонятся. Что это значит?

— А где вам представился Билл?

— В сельве.

— Возможно, это указание, куда вам ехать. Икитос как раз окружен сельвой. А как вы видели Марджори?

— Мне просто представилась наша встреча.

— А Себастьян при чем?

— Мне пришло в голову, что он борется с Рукописью, потому что неверно ее истолковал, и что его можно переубедить, если понять, чего именно он в ней боится.

Священники обменялись удивленными взглядами.

— Что это всё значит? — спросил я.

Отец Санчес ответил вопросом па вопрос.

— А вы как думаете?

Впервые после памятного приключения на верху горы я чувствовал себя наполненным энергией, сильным и уверен­ным в себе. Я поднял глаза и твердо сказал:

— Думаю, это значит, что мне надо отправиться в сельву и постараться узнать, что именно в Рукописи пугает церковные власти.

Отец Карл улыбнулся.

— Замечательно! Можете взять мой грузовик.

Я кивнул. Мы обогнули дом и пошли к машинам. Все мои вещи вместе с запасом еды и питья уже лежали в грузовике отца Карла. Свои вещи священники погрузили в машину Санчеса.

— Вот что я хочу вам сказать на прощанье, — проговорил Санчес. — Не забывайте почаще останавливаться, чтобы возобновить запас энергии. Ощущайте полноту, ощущайте любовь. Помните, что если вы ощущаете любовь, ничто и никто не сможет отобрать у вас энергию.

Если вы и отдадите энергию кому-то, то сможете ее восстановить. В действительности, поток отдаваемой вами энергии тут же создаст встречное течение, направленное к вам, так что ваша энергия никогда не иссякнет. Всё, что требуется, — это полное осознание обоих потоков. Особенно это важно, когда вы общаетесь с людьми.

Он замолчал, и тут же, словно по данному знаку, подошел и заговорил отец Карл.

— Вы изучили все откровения, кроме двух, — Седьмого и Восьмого. Седьмое учит нас сознательной эволюции — нужно быть начеку и замечать каждое значимое совпадение, каждый ответ, который посылает нам Вселенная.

Он протянул мне небольшую папку.

— Это — Седьмое. Оно недлинное и носит общий характер. Оно учит нас помнить, что вещи, которые бросаются в глаза, и приходящие в голову мысли могут быть посланы нам, как ответы на наши вопросы.

Что касается Восьмого, то вы познакомитесь с ним, когда придет время. Оно учит нас по­могать людям дать нам нужные ответы. А дальше оно описы­вает новую этику человеческих отношений. Мы узнаем, как люди должны относиться друг к другу, чтобы каждый мог без помех эволюционировать,

— А почему вы сразу не дадите мне Восьмое откровение? — спросил я. Отец Карл, улыбнувшись, положил руку мне на плечо.

— Потому, что мы чувствуем, что этого делать не надо. Мы ведь тоже должны прислушиваться к своей интуиции. Не сомневайтесь, вы получите Восьмое, — когда зададите нужный вопрос.

Я сказал, что всё понял. Друзья обнялись со мной и поже­лали мне удачи. Отец Карл еще раз заверил меня, что мы скоро увидимся и что я обязательно узнаю всё, ради чего прилетел в эту страну.

Мы уже собрались сесть по машинам, когда Санчес нео­жиданно снова повернулся ко мне.

— Интуиция велит мне сказать вам еще одну вещь, которую вы поймете позже. Определяйте путь по красоте и радужному свечению. Места и люди, которые несут вам ответы, будут сиять и радовать глаз.

Я кивнул и сел в грузовик отца Карла. Мы тронулись — друзья мои впереди, я за ними. Так мы ехали по каменистой дороге несколько миль, до развилки, а там Санчес помахал мне рукой из окна и свернул с отцом Карлом на восток. Я проводил их взглядом и направил ветхий грузовичок на се­вер, к бассейну Амазонки.

Я начинал терять терпение. Проделав с хорошей скорос­тью трехчасовой путь, я застрял на развилке, не зная, на что решиться.

Можно было свернуть налево. Судя по карте, эта дорога, шедшая вдоль горного хребта, вела к северу на сотню миль, а потом резко сворачивала к востоку — к Икитосу. Путь на­право уводил сразу на восток, в сельву, и шел к Икитосу пря­миком.

Я сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться и сосредото­читься. Бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида — до­рога была пустынна. Мне вообще уже больше часа не попа­дались ни машины, ни бредущие по обочине местные жители. Я постарался стряхнуть беспокойство, понимая, что надо подключиться к энергии, чтобы принять правильное решение.

Я сосредоточился на окружающем. Дорога, ведущая на­право, проходила мимо купы высоких деревьев и углубля­лась в лес. У подножия деревьев громоздились валуны, окру­женные пышными тропическими кустами. Другая дорога шла среди голых скал, меж которых еле пробивалась скуд­ная растительность. Одно дерево, впрочем, виднелось и в той стороне.

Я перевел взгляд направо и попытался пробудить в себе любовь к тому, что вижу. Кусты и деревья покрывала яркая, сочная зелень. Потом я посмотрел налево и тоже попробо­вал полюбить увиденное. И сразу мне бросилась в глаза тя­нущаяся вдоль дороги полоска травы с цветами.

Трава была чахлая, с пожухлыми листьями, но белые цветы создавали неповторимо красивый узор на этой убегающей вдаль по­лоске — я удивился, как мог сразу не заметить их. Они пря­мо-таки светились.

Я постарался охватить взглядом всё, что лежало в этом направлении, и поразился, как красочны и выразительны серые камни и коричневые пятна гравия, рас­цвеченные янтарными, фиолетовыми и багровыми оттенка­ми цвета.

Я снова повернулся направо, к кустам и деревьям. Как ни были они прекрасны, их красота побледнела по сравнению с тем, что я видел на другой дороге. Я не мог понять, почему это случилось, ведь сначала именно правая дорога казалась мне гораздо красивее. Моя интуиция явно влекла меня нале­во, прельщая красотой цвета и формы.

Моим колебаниям пришел конец: я знал теперь, куда ехать. Я завел грузовик, и он покатил налево, подскакивая на камнях и ухабах. Я же, сидя на трясущемся сиденье, чувствовал себя легким и сильным. Шея и спина безо всякого усилия распря­мились, руки твердо держали руль, не опираясь на него.

Проехав около двух часов без приключений, я перекусил из корзинки, заботлива положенной на сиденье отцом Кар­лом, и пустился дальше. Пустынная по-прежнему дорога пет­ляла, то поднимаясь, то опускаясь, от холма к холму.

И вдруг Я заметил на вершине одного из холмов два автомобиля, довольно ветхих. Они стояли под деревьями у самой обочи­ны. Людей не было видно, и я заключил, что эти машины просто брошены здесь.

Впереди дорога делала резкий пово­рот и, описав широкую дугу, спускалась в долину. С высоты, на которой я находился, местность просматривалась на не­сколько миль вокруг.

Я резко затормозил. Внизу, в долине, у обеих сторон до­роги стояли военные джипы. Несколько солдат прохажива­лось поблизости. Дрожь пробежала у меня по спине — доро­га была перекрыта.

Я подал назад, укрыв свой грузовик за двумя крупными скалами. Выйдя из машины, я вернулся к вершине холма, чтобы посмотреть, что делается внизу. Один из джипов медленно удалялся.

Внезапно я услышал шум за спиной. Мгновенно обернув­шись, я увидел Фила — эколога из Висьенте. Он был поражен неожиданной встречей не меньше меня.

— Что вы тут делаете? — воскликнул он, подбегая ко мне.

— Пытаюсь добраться до Икитоса.

Он тревожно озирался по сторонам.

— Мы тоже. Власти просто беснуются из-за Рукописи. Мы вот думаем, стоит ли попытаться тут проскочить. Нас четверо.

Он кивнул налево. Я увидел за деревьями несколько че­ловек.

— А зачем вам в Икитос? — спросил он.

— Я ищу Билла. Нам пришлось разделиться в Куле, но я слышал, что он, возможно, направится в Икитос. Он ведь ищет конец Рукописи.

Фил испугался.

— Зачем он это делает! Военные власти изымают у всех копии! Вы разве не знаете, что произошло в Висьенте?

— Я слышал, но не знаю подробностей.

— Меня там не было в это время. Говорят, они вломились в усадьбу и арестовали всех, у кого были копии, а остальных задержали и допросили. Хейнса и еще несколько человек куда-то увезли, и никто не знает, что с ним.

— А вы знаете, почему власти так ополчились на Рукопись? — спросил я.

— Понятия не имею! Но когда я понял, какой опасности подвергаюсь, я решил вернуться в Икитос, забрать свои материалы и уехать из страны.

Я рассказал ему о том, что случилось со мной и Биллом после отъезда из Висьенте, и подробно описал убийство, виденное мною на горе.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Неужели вы и после этого не бросили эти игры?

Его слова слегка поколебали мою уверенность, но я воз­разил:

— Послушайте, если мы смиримся, то Рукопись просто будет уничтожена. Мир не узнает о ней. А я считаю, что ее откровения очень нужны людям.

— И стоят того, чтобы за них умереть?

Я не успел ответить — раздался шум двигателей. Машины ехали по долине в нашу сторону.

— О, черт! — воскликнул Фил. — Они идут на нас!

Не успел он договорить, как мы услышали, что и с другой стороны приближаются машины.

— Мы окружены! — Фил был в ужасе.

Я подбежал к своему грузовику, поспешно положил кор­зинку с едой в сумку и туда же запихнул листы с откровени­ем. Потом передумал и сунул бумаги под сиденье.

Машины приближались. Я побежал через дорогу напра­во, вслед за Филом. Я увидел его ниже на склоне — он и еще несколько человек притаились за нагромождением камней. Я присоединился к ним.

У меня еще оставалась надежда, что машины пройдут, не остановившись. Мой грузовик был с дороги не виден. Что касается тех, старых машин, то я наде­ялся, что они, как и я, решат, что их бросили здесь давно.

Джипы с солдатами, едущие с юга, появились первыми и, к моему ужасу, остановились поблизости от брошенных машин. Раздался голос:

— Не двигаться! Полиция!

Мы в ужасе застыли. На склоне появилось несколько во­оруженных до зубов солдат. Они двигались, внимательно оглядывая местность, и, конечно, заметили нас. Подойдя к нам, они нас обыскали, отобрав всё, что было у нас в карманах, и повели к дороге.

Там уже собралось несколько десят­ков солдат. Они обыскивали машины. Фила со спутниками погрузили в один из джипов, который тут же уехал. Я успел бросить последний взгляд на Фила — он был смертельно бледен.

Меня привели к вершине холма и велели сесть на землю. Вокруг толпились солдаты — у каждого был автомат на пле­че. Наконец появился офицер. Он бросил на землю к моим ногам папку с седьмой главой Рукописи. За ней на землю полетели ключи от грузовика отца Карла.

— Это ваши бумаги? — спросил офицер.

Я молча смотрел на него.

— Эти ключи отобрали у вас, — продолжал он. — Бумаги найдены в вашей машине. Я еще раз спрашиваю: они ваши?

— Я буду отвечать только в присутствии адвоката, — пробормотал я. На эту сакраментальную фразу офицер ответил саркастическим смешком. Солдаты подвели меня у джипу и усадили на переднее сиденье, рядом с местом водителя.

Двое из них уселись сзади, держа оружие наготове. Во второй джип село еще несколько человек. Помедлив несколько ми­нут, обе машины двинулись к северу, в долину.

Беспокойные мысли теснились у меня в голове. Куда меня везут? Как я оказался в таком положении? Священники так старались подготовить меня — и вот, меня и на один день не хватило.

Там, на развилке, я был совершенно уверен, что выб­рал правильный путь. Именно эта дорога «сияла и радовала взгляд», сомневаться не приходилось. В чём же я ошибся?

Я сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Что будет со мной? Я решил изображать безобидного туриста. Скажу, что ничего не знаю, ничего не видел, какие-то люди сбили меня с толку, заблудился в горах, хочу домой.

Я зажал руки коленями, стараясь унять дрожь. Один из сидящих сзади солдат протянул мне фляжку с водой; я взял ее, хоть и не хотел пить. Солдатик был совсем молоденький, и когда я протянул ему фляжку назад, он улыбнулся мне от­крыто и дружелюбно. Я вспомнил ужас на лице Фила. Что с ним сделают?

Тут мне пришло в голову, что встреча с Филом на верши­не холма была совпадением. В чем его значение? О чем мы говорили бы, если бы нам не помешали?

Я успел высказать свою убежденность в важности Рукописи, а он успел предуп­редить меня об опасности и посоветовал исчезнуть, пока меня не поймали. К сожалению, его совет запоздал.

Несколько часов мы ехали в полном молчании. Вокруг была ровная местность, разреженная атмосфера гор смени­лась теплым воздухом долины.

В какой-то момент молодой солдат протянул мне открытую консервную банку с солдат­ским пайком — говяжья тушенка, кажется, — но есть я не мог. С заходом солнца мгновенно наступила темнота.

Я ни о чем не думал и тупо смотрел вперед на освещен­ный фарами участок дороги. Потом меня одолела беспокой­ная дремота. Мне снилось, что я убегаю от кого-то. Я бежал изо всех сил, а вокруг горели костры, сотни костров.

Я знал, что где-то должен быть ключ, который откроет мне дверь к познанию, и я спасусь. И вот, в самом центре одного из пы­лающих костров я увидел этот ключ! Я бросился к нему...

Я вздрогнул и проснулся, обливаясь потом. Солдаты смот­рели на меня с недоумением. Я встряхнулся и прислонился головой к дверце машины.

Глядя в окно на неопределенно-черные формы бегущего навстречу ландшафта, я боролся с подступающим ужасом. Я был один рядом со своими стра­жами, меня везли куда-то в темноту, и никого не интересо­вали мои кошмары.

Около полуночи мы подъехали к большому, слабо осве­щенному строению из тесаного камня. В нем было два эта­жа. Меня провели мимо главного входа в боковую дверь. От нее вели ступеньки в узкий коридор.

Внутренние стены тоже были сложены из камня, а потолок был деревянный — тол­стые балки и грубо оструганные доски. Путь нам освещали свисающие с потолка электрические лампочки без абажуров.

Мы вошли еще в одну дверь. Там оказалось помещение, раз­деленное на несколько камер. Один солдат, который по дороге отстал, теперь догнал нас, распахнул дверь одной из камер и знаком приказал мне войти.

Внутри стояли три койки и деревянный стол с цветочной вазой. К моему удивлению, в камере было очень чисто. Вой­дя, я увидел там молодого перуанца, лет восемнадцати-девят­надцати. Вид у него был кроткий.

Солдат запер дверь и уда­лился. Я сел на одну из коек. Юноша повернул фитиль масляной лампы, чтобы она горела ярче. Когда свет упал на его лицо, я разглядел, что он индеец.

— Вы говорите по-английски? — спросил я.

— Да, немного.

— Где мы находимся?

— Поблизости от Пулкупы.

— Это что, тюрьма?

— Нет. Здесь держат тех, кого допрашивают о Рукописи.

— Вы давно тут?

— Он обратил на меня мягкий взгляд карих глаз.

— Два месяца.

— Как с вами обращаются?

— Убеждают не верить Рукописи и сказать, у кого есть копии.

— Как убеждают?

— Просто уговаривают. Словами.

— А не угрожают?

— Нет.

— Я замолчал. Он вопросительно глядел на меня.

— У вас обнаружили копию Рукописи? — спросил он наконец.

— Да. А у вас?

— Тоже. Я живу тут поблизости, в сиротском приюте. Наш директор объяснял нам Рукопись. Он разрешал мне рассказывать о ней детям. Ему удалось скрыться, а меня поймали.

— Сколько вы знаете откровений?

— Все, что найдены. А вы?

— Я... Я видел все, кроме Седьмого и Восьмого. Седьмое было у меня с собой, но я не успел его прочесть — солдаты помешали.

Юноша зевнул.

— Ну что, будем спать?

— Да, — рассеянно ответил я, — конечно.

Я улегся на койку и закрыл глаза. Мысли путались. Что делать? Как я позволил себя схватить? Можно ли будет убе­жать? Несколько вариантов развития событий успели про­мелькнуть у меня в голове. Наконец, я заснул.

Мне снился сон, живой и яркий. В поисках того же самого ключа я блуждал теперь в дремучем лесу. Я метался то туда, то сюда, надеясь на какой-нибудь знак, который укажет верную дорогу. Потом разразилась гроза с обильным ливнем.

Стреми­тельно мчащийся поток захватил меня и вынес в бурную реку. Накатывающиеся волны едва не погребли меня под водой. Я изо всех сил боролся с течением. Мне казалось, что это про­должается долго, несколько суток.

Наконец, мне удалось при­биться к скалистому берегу. Я кое-как выбрался на камни и стал карабкаться вверх, цепляясь за уступы скал. Подъем ста­новился всё круче и опаснее. Я собрал всю свою волю и осто­рожно продвигался вверх, но, наконец, беспомощно прижал­ся к каменному откосу, боясь пошевелиться.

Я взглянул вниз и с отчаянием увидел, что река, из которой я выбрался с таким трудом, подвергаясь такой опасности, течет дальше спо­койно и плавно среди отлогих зеленеющих берегов. И там, на лугу, среди цветов лежал в траве мой ключ. Тут мои руки со­рвались, я с криком упал в воду и пошел ко дну...

Я рывком сел, глотая воздух. Молодой индеец, который, видимо, уже не спал, подошел ко мне.

— Что с вами? — спросил он.

Слегка отдышавшись, я огляделся вокруг и вспомнил, где нахожусь. Только сейчас я заметил, что в камере есть окно — правда, с решеткой. На улице было уже совсем светло.

— Дурной сон приснился, — объяснил я.

Он улыбнулся, словно ему это понравилось.

— Плохие сны зачастую несут важные сообщения, — за­метил он.

— Какие сообщения? — спросил я, вставая и надевая рубашку.

Он помолчал, подыскивая нужные слова.

— Про сны объясняется в Седьмом откровении, — сказал он, наконец.

— Что же там говорится?

— Откровение учит... м-м... как бы это сказать...

— Толковать сны?

— Да, вот именно! Толковать.

— А как это делать?

— Там говорится, что надо сопоставить то, что происходило во сне, с тем, что случилось с вами наяву.

— Я задумался, не уверенный, что правильно его понял.

— Что значит «сопоставить»?

— Юноша словно бы не смел заглянуть мне в глаза.

— Хотите, истолкуем ваш сон?

— Я кивнул и рассказал ему всё, что видел. Он слушал очень внимательно.

— А теперь сопоставим это с жизнью.

Я смотрел недоуменно.

— Как? С чего начинать?

— С самого начала. Что вы делали в начале сна?

— Ходил по лесу и искал ключ.

— Как вы себя ощущали?

— Потерянным. Я заблудился и не знал, в какую сторону идти.

— Сопоставим это с тем, что происходит с вами наяву.

— Ну, может, и правда есть какая-то связь. Я ищу ответа на некоторые вопросы, связанные с Рукописью, и, в каком-то смысле, действительно заблудился.

— Еще что с вами происходит?

— Вот, поймали меня. Как я ни старался уйти от них, но попался и теперь сижу под замком. Вся надежда на то, что уговорю их меня отпустить.

— А вы старались избежать ареста?

— Естественно!

— Что дальше было во сне?

— Я боролся с течением.

— Почему?

— До меня постепенно стало доходить, к чему он клонит.

— Потому что боялся утонуть.

— А если бы не боролись?

— Меня вынесло бы в тихое место, и я нашел бы ключ. То есть, вы хотите сказать, что если бы я безропотно подчинил ся событиям, у меня уже были бы все ответы?

Он опять застенчиво отвел глаза.

— Это ведь не я говорю, а ваш сон.

Я задумался. Неужели мы правильно истолковали сон? Юноша поглядел на меня и спросил:

— Если бы ваш сон повторился, как бы вы вели себя теперь?

— Я бы не сопротивлялся течению, не боялся утонуть. Я понимал бы, что оно вынесет меня, куда надо.

— А сейчас вы чего боитесь?

— Боюсь солдат. Боюсь, что меня не отпустят.

Так. И что советует вам этот сон?

— Вы думаете, сон намекает на то, что мой арест окажется к лучшему?

Юноша молча улыбнулся.

Я сидел на койке, прислонясь спиной к стене. Истолкова­ние сна придало мне бодрости. Если оно было верным, то, значит, я не совершил ошибки тогда, на развилке. Значит, всё шло так, как надо.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Пабло.

Я улыбнулся юноше и назвал себя. Потом я кратко расска­зал ему историю своего появления в Перу и всё, что случи­лось потом. Пабло сидел, упершись локтями в колени. Он был невысокий, черноволосый и щупленький.

— А в эти места зачем вы поехали? — спросил он.

— Из-за Рукописи.

— А точнее?

— Чтобы узнать Седьмое откровение. Кроме того, мне надо разузнать о моих друзьях, Билле и Марджори. И потом еще... я хочу понять, почему церковь настроена против Рукописи.

— Здесь много священников, можно поговорить с ними, — заметил он.

Я помолчал, подумал. Потом спросил:

— Что еще говорится в Седьмом откровении насчет снов?

Пабло стал рассказывать, что сны являются, чтобы обратить наше внимание на возможности, которые мы упускаем. Он говорил что-то еще, но я уже не слушал: я задумался о Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо. Где она? Потом мне представилось, что она, улыбаясь, подбегает ко мне.

Внезапно я заметил, что Пабло молчит.

— Извините, я отвлекся, — сказал я.

— Ничего, — ответил он. — О чем вы задумались?

— Да так, об одной приятельнице. Ничего особенного.

Он, кажется, хотел расспрашивать дальше, но тут в кори­доре послышались приближающиеся к нашей двери шаги. Через решетку в дверном отверстии мы увидели солдата, отодвигающего засов.

— Пора завтракать, — заметил Пабло.

Солдат открыл дверь и кивком головы велел нам выхо­дить из камеры. Я пошел вслед за Пабло по мощеному кам­нем коридору. Дойдя до лестницы, мы поднялись на один пролет и оказались в небольшой столовой.

По углам стояли солдаты. Двое мужчин и одна женщина выстроились в оче­редь за своими порциями. Я замер на месте, не веря своим глазам: передо мной была Марджори! В ту же минуту и она меня заметила.

Ее глаза широко раскрылись от удивления, и она прикрыла рот ру­кой, чтобы удержать готовое вырваться восклицание.

Я оглянулся на солдата, который нас привел. Он направ­лялся, к своим товарищам в углу, беспечно улыбаясь и что-то говоря по-испански. Мы с Пабло заняли место в очереди.

Двое мужчин, взяв свои подносы, сели за один столик, продолжая беседовать. Марджори несколько раз перегляды­валась со мной, борясь с желанием что-то сказать. Пабло сразу догадался, что мы с ней знакомы, и бросил на меня вопросительный взгляд.

Марджори села за свободный столик. Мы с Пабло, полу­чив свои порции, подошли и сели с ней. Солдаты не обра­щали на нас внимания, занятые своим разговором.

— Господи, до чего же я рада тебя видеть! — воскликнула она. — Как ты здесь оказался?