Другой офицер отмечает: «Голос у государя был необыкновенный. Когда он командовал, никакого усилия с его стороны не замечалось, крика не было слышно и ухо получало мягкое, приятное впечатление, но команда эта слышна была, как выражаются, за версту».[45]
Император обладал великолепным даром слова, его могучая живая русская речь могла остановить бунт, прекратить уныние, одушевить огромную человеческую массу.
Офицер Л.‑гв. Егерского полка Г.В. Карцев с восторгом вспоминал: «Бывало, взглянет милостиво – за счастье почел бы отдать за него жизнь. В походе люди устали, еле плетутся: проедет государь, скажет слово, запляшут плясуны, зальются песни, забренчат бубны, и усталость забыта».[46]
Русских и иностранцев поражало его свободное владение языками – немецким, французским и английским, глубокие знания и грамотные суждения о самых разных предметах. При этом он правильно говорил по‑русски, выгодно отличаясь от высшей аристократии, которая общалась на смеси французского и русского. Пушкин в 1834 году записал в дневнике: «В воскресенье на бале, в концертной, государь долго со мною разговаривал; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения».[47]
Император Николай I. Гравюра по оригиналу Ф. Крюгера. 1830‑е гг.
Человек прямой, честный и открытый, Николай Павлович запомнился современникам своим выражением лица. Даже в веселые минуты в его глазах видели затаенную грусть, происходящую от тяжелого бремени огромной власти и ответственности за всю Россию. Позднейший историк А.М. Зайончковский, синтезируя многочисленные воспоминания, пишет: «Безграничная доброта и любовь к своему народу, нежность любящего отца наравне с непоколебимой твердостью карающего судьи, врожденная доверчивость и привитая печальным опытом подозрительность, присущая ему простота сердечного человека и величие монарха, словом, все обуревавшие его душу хорошие и дурные чувства с одинаковой силой отражались на его прекрасном лице».[48]
Николай I считался одним из самых красивых и обаятельных мужчин своего времени. Античная правильность лица, голубые глаза, величественная наружность и движения, большая внутренняя сила, непреклонная воля в достижении целей, властный и неотразимый взгляд, благородные манеры, умение хорошо танцевать и вести беседу всю жизнь делали Николая Павловича весьма привлекательным для женщин. Даже провинциальные дамы и девицы, которые никогда не имели счастья лично пообщаться с обожаемым императором, были влюблены в него по портретам. Петербургские красавицы тем более не могли оставаться равнодушными к его мужскому обаянию и сильной личности.
Слухи и сплетни высшего света приписывали Николаю I всевозможные любовные истории, называли имена фрейлин и придворных дам, бывших якобы фаворитками его величества. Но никаких доказательств супружеской неверности государя никто и никогда не представил – все оставалось на уровне домыслов. В атмосфере повсеместных интриг и измен верность Николая Павловича своей супруге казалась странной тем дамам, которые пытались флиртовать с ним, и тем, которые это наблюдали, обсуждали, и придумывали продолжения.
Императрица Александра Федоровна. Худ. К. Рейхель
Французские пасквили времен Крымской войны, подхваченные демократической общественностью как проявления свободной западной мысли, изображали русского императора тираном во всех отношениях, безграничным хозяином и собственником всего, что ему подвластно, в том числе и всех приглянувшихся ему женщин. Эти фантазии, не подкрепленные ничем, кроме ненависти воюющей страны к России и ее монарху, взяли на вооружение целые поколения российских либералов и революционеров, а вслед за ними – советских историков.
Даже дореволюционные русские историки, писавшие о Николае I с уважением, попали в эту ловушку. В их трудах встречаются фразы, что государь имел фавориток, но имел их как частное лицо, и ни одна из них не могла влиять на его политику.
В действительности Николай I был порядочным человеком и образцовым семьянином. Однажды полюбив Александру Федоровну, сочетавшись с ней браком, он любил ее всю жизнь, сохраняя верность и рыцарскую преданность. Он был по‑настоящему счастлив в семье, рядом с любящей женой, окруженный многочисленным потомством. Вслед за старшим сыном, наследником, которого нарекли Александром, родились три дочери – Мария, Ольга и Александра, которые по праву считались одними из самых образованных принцесс Европы, за ними еще три сына – Константин, Николай и Михаил. Все они были с детства окружены родительской любовью, получили великолепное образование и воспитание. Николай Павлович старался уберечь их от принуждения, которому сам подвергался в детстве, привить чувство ответственности и высокие моральные принципы.
Лица, близко знавшие государя, наблюдавшие его изо дня в день в течение многих лет, подчеркивали, что Николай I как человек публичный, очень занятой, почти все свое время проводивший на людях, даже теоретически не мог иметь времени ни на какие романы. Уединялся он только с императрицей. Злые языки даже его привязанность к Александре Федоровне пытались истолковать превратно, как проявление деспотизма сильной личности по отношению к слабому существу. Им не могло прийти в голову, что это просто настоящая любовь, верность и благородство. Императрица была слаба здоровьем, и император всеми силами ее оберегал, во время ее недомоганий бросал дела и мчался к ней, чтобы самому ухаживать, постоянно проявлял самую нежную заботу. В вопросах морали и супружеской верности Николай Павлович и Александра Федоровна всегда были солидарны и преданы друг другу.
Императрица Александра Федоровна с дочерьми Марией, Ольгой и Александрой. 1830‑е гг.
После восстания декабристов и трех войн Николай I, уже окончательно утвердившийся в народном сознании как государь законный, сильный, честный, любимый своими поданными, имел случай проявить свое мужество и почувствовать народную признательность в испытании, когда против него был не заговор и не вражеская армия, а разбушевавшаяся стихия.
17 декабря 1837 года вечером в Зимнем дворце начался пожар. Причиной послужил огонь, вырвавшийся из отдушины дымовой трубы. Труба эта проходила внутри здания вблизи деревянной перегородки. По ней огонь добрался до стропил, связанных с потолочной системой, захватил большое пространство и начал стремительно распространяться по дворцу. Императору доложили о пожаре, когда он находился в театре. Николай Павлович немедленно прибыл в Зимний и первым делом распорядился вывезти детей в Аничков дворец. Вместе с министром Двора князем П.М. Волконским, поражая спутника своей смелостью, государь прошел по горящим и задымленным залам, над которыми уже горели карнизы и чердаки, грозя обвалом потолочных балок. Дойдя до залов, не тронутых огнем, он приказал полкам Л.‑гв. Преображенскому и Павловскому и командам Гоф‑интендантского ведомства выносить мебель и прочие вещи, и складывать на Дворцовой площади. Солдаты с большим энтузиазмом бросались в огонь и спасали царское добро. На помощь преображенцам и павловцам, которые были расквартированы ближе всего к дворцу и потому успели на пожар первыми, подходили другие гвардейские полки и присоединялись к работам. На площади им помогал сбежавшийся народ.
Все богатства, огромное количество утвари, бесценные картины и скульптуры, запасы серебра из дворцовых кладовых складывались у Александровской колонны. Император в первую очередь убедился, что спасены вещи императрицы, и сам отыскал ее любимую картину. Массы всевозможных предметов из дворца лежали как попало на снегу, в суете перетаскивались с места на место, их носили и складывали случайные люди. Затем все спасенное из горящего дворца имущество было помещено в Адмиралтейство, Главный штаб и Экзерциргауз, а архивы исторических документов из 69 шкафов унесены с площади в специально нанятый для их хранения частный дом.
Пожар в Зимнем дворце. Худ. В.С. Вольф. Кон. 1830‑х гг.
При этом поражает, что ни одна, даже самая ничтожная вещица не была потеряна или сломана. Никому из народа не пришла в голову кощунственная мысль украсть что‑либо. Пропал только один серебряный кофейник, но никто не захотел его купить, и вскоре вор был схвачен. Еще два предмета пролежали на площади до весны, а когда растаял снег, были найдены, и возвращены царской семье.
В огне погибли только часть мебели и предметы, вделанные в стены. В одном из залов император увидел целую толпу гвардейских егерей, которые пытались оторвать от стены огромное зеркало, хотя вокруг них уже все пылало. Несколько раз государь приказывал солдатам отступить, но им хотелось непременно спасти царскую вещь. Тогда Николай Павлович бросил в зеркало свой бинокль, от которого оно разбилось вдребезги. При этом он сказал гвардейцам: «Вы видите, ребята, что ваша жизнь для меня дороже зеркала, и прошу тотчас же расходиться». C солдатами других полков, которые, не щадя жизни, всеми силами стремились на деле доказать свою любовь и преданность государю, случались на пожаре такие же трогательные сцены.
Надеясь спасти часть дворца, где находились покои императрицы, Николай I приказал графу В.Ф. Адлербергу с батальоном Л.‑гв. Семеновского полка подняться на чердак и на крышу, чтобы разрубить стропила и возвести кирпичную стену для препятствия огню. Но поскольку крышу солдаты обнаружили охваченной огнем, государь отменил свое приказание, чтобы уберечь людей. Тогда все усилия были направлены на спасение эрмитажных зданий. Всю ночь в этом принимал деятельное участие и великий князь Михаил Павлович.
Одновременно с пожаром в Зимнем дворце загорелись бедные лачуги в Галерной гавани на Васильевском острове. Зарево было замечено из дворца. Опасаясь за жителей, которые могут потерять последнее имущество, когда все силы брошены на дворец, император немедленно отправил наследника на этот новый пожар, а генерала Бенкендорфа встретить по дороге Л.‑гв. Финляндский полк и передать приказание двигаться в гавань. Не имея ни единой пожарной трубы, никаких инструментов, финляндцы моментально ликвидировали пожар в гавани, растащив по бревнам все горевшее; затем, прибыв к Зимнему дворцу, работали наравне со всеми полками.
Император Николай I. Худ. В.А. Голике. 1843 г.
Непрерывным поливанием воды на стены огонь был остановлен, и эрмитажные здания были спасены. Зимний дворец догорал еще три дня. Сразу после этого множество людей всех сословий захотели принести свои деньги на восстановление императорской резиденции. Например, граф Браницкий просил позволения пожертвовать миллион рублей, а какой‑то мещанин хотел отдать все свои накопления в количестве 1500 рублей. Депутаты от купцов Петербурга и Москвы лично просили государя позволить им отстроить дворец за счет купечества. Просьбы внести пожертвования доходили до Николая I отовсюду, и он вынужден был отдать указ, в котором сердечно благодарил подданных за горячее участие и отказывался от помощи: «Сии приношения не будут нужны; мы не принимаем их; но чувства, к ним побуждающие, чувства верноподданнической привязанности к нам и престолу, всегда при всяком более или менее важном событии обнаруживающиеся с новою силою, глубоко трогают наше сердце».[49]
К Пасхе 1839 года Зимний дворец был полностью восстановлен. Пока шли работы, император с семьей и двором проживал в Аничковом дворце.
Император Николай I на простом извозчике. Рис. 1840‑х гг.
Другой случай показывает, что за любимого государя русские солдаты готовы были пойти не только в огонь, но и в воду. В июле 1840 года на смотре гвардейской бригады на Марсовом поле Николай I внезапно остановил карабинерную роту Л.‑гв. Финляндского полка. Участник смотра, офицер‑финляндец Николай Степанович Ганецкий, вспоминал: «Государь сам скомандовал роте поворот к Лебяжьей канавке, вдоль которой проходила колонна церемониальным маршем, и, когда рота повернулась к ней и к Летнему саду лицом, раздалась команда государя „ура“. И вот рота, затянутая в новенькие мундиры, белые летние панталоны, только что вычищенные, одетая во все самое новое, с блестящей амуницией, по команду верховного вождя своего, с криком „ура“ – бросилась в Лебяжью канавку, наполненную тогда водою выше пояса, преодолела ее, и очутилась в Летнем саду, где и была остановлена. При тогдашней красоте формы, при исполнительности в точности команды, при криках „ура“ бегущей через высокую воду роты, вид ее производил, вероятно, очень сильное впечатление, особенно на иностранцев. Зная это, император, сзади которого была большая свита, иностранные послы и сопровождавшие их лица, показал перед иностранцами дисциплину своей гвардии».[50]
Народная любовь к Николаю Павловичу доходила до того, что тот или иной простолюдин из глубинки проделывал сотни верст на попутных телегах или пешком, чтобы добраться до Петербурга и посмотреть на императора. Не подать какое‑либо прошение, не пожаловаться на кого‑то, а просто посмотреть на «царя‑батюшку», «отца», и если повезет, услышать его голос – это составляло наивысшее счастье. Некоторые случаи и их герои подробно описаны очевидцами этих встреч, а сколько подобных русских людей из разных губерний не вошли в историю!
Офицер‑преображенец Г.П. Самсонов, стоявший в карауле у Зимнего дворца, приводит характерный случай проявления любви простого народа к Николаю I: «Государь император часто приезжал из театра на простом извозчике, и раз я был свидетелем случая, когда недоумевающему вознице вынесли 25‑рублевую ассигнацию, сказав, что он привез государя. Услышав это, изумленный извозчик начал целовать свою лошаденку, спрашивая ее, знает ли она, кого привезла».[51]
Николаевское царствование стало золотым веком русской культуры. Литература, живопись, скульптура, архитектура, музыка, точные и общественные науки процветали при этом государе. Николай I как император, как личность, заслужил высокую оценку самого гениального человека России – Александра Сергеевича Пушкина.
Всем известны стихи Пушкина, в которых поэт не жалеет жестоких слов для Александра I, – например, такие строки:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.[52]
Или:
Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном,
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал.
Зато фрунтовый был профессор,
Но фрунт герою надоел.
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел.[53]
Такие обличения, в сочетании с поверхностно изученной биографией поэта, подогнанной под советские идеологические рамки, долгое время создавали образ «тираноборца» Пушкина, певца свободы, друга декабристов, почти революционера, который всю жизнь страдал от царского гнета, пока Николай I не уничтожил его руками Дантеса. В действительности же все эти стихи касались не монархии в целом, а лично Александра I. Старинный дворянский род Пушкиных всегда славился верностью и преданностью царям. Александр I, получивший трон ценой предательства своего царя и отца, Павла Петровича, давший согласие на его убийство, не вызывал у Пушкина теплых чувств.
А.С. Пушкин. Рис. П.А.Челищева. 1830‑е гг.
Но к Николаю I Пушкин всегда относился с большим уважением и никогда не писал о нем ничего плохого. Напротив, в своих стихах и заметках Пушкин радуется приходу законного государя, который с полным правом занял прародительский престол. В стихотворении 1828 года «Друзьям» он передает здоровый дух нового царствования, намекает на действия, облегчающие участь декабристов, благодарит за свое возвращение из ссылки:
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю.
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил,
Он бодро, честно правит нами.
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.
Текла в изгнанье жизнь моя,
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простер – и снова с вами я.[54]
В стихотворении 1830 года «Герой» Пушкин не может скрыть восхищения Николаем I, который в разгар холерной эпидемии прибыл в Москву, чтобы поддержать жителей своим присутствием. Поэт не хотел, чтобы его душевный порыв приняли за лесть, и потому попросил издать эти стихи без подписи. И в дальнейших своих произведениях Пушкин всегда с Россией, с государем, которому желает успеха в труднейшем деле управления великой державой, за которого переживает, как русский человек и дворянин, неравнодушный к судьбам Отечества.
Враги и завистники не могли смириться с тем, что гордый свободолюбивый стихотворец без чинов и связей, без лести и низкопоклонства, со сложным неуживчивым характером сумел завоевать расположение и покровительство государя. Злые языки утверждали, что царские милости к Пушкину вызваны особым вниманием царя к жене поэта, Наталье Николаевне. Эти пустые разговоры и присланный Пушкину издевательский «диплом ордена рогоносцев по царственной линии» – всего лишь грязные сплетни и домыслы, не имевшие ничего общего с действительностью, попытки отомстить за дерзкие стихи и эпиграммы, за истинно русский патриотизм, мешавший прозападной российской элите.
Николай Павлович высоко ценил поэтический гений Пушкина, его честность и верность слову. Отношения царя и поэта не были простыми, но они всегда были взаимно уважительными. Государь, как мог, старался облегчить жизнь поэта, которого после первой встречи назвал умнейшим человеком России, сам стал его цензором, что означало величайшую честь, поднимало Пушкина на недосягаемую высоту. Он прощал Пушкину многое из того, чего не простил бы другим, защищал его от нападок и злословия. Пожалованное ему первое придворное звание камер‑юнкера, которое вызвало ряд насмешек «светский черни», на самом деле повысило социальный статус и материальное положение поэта, открыло ему двери во дворец, и это притом, что Пушкин не имел никаких служебных обязанностей. Император не мог сразу дать Пушкину более высокий чин – это было бы неуважением к тем, кто давно несет службу. По некоторым данным, в начале 1837 года Николай I уже собирался поставить Пушкина на следующую ступень придворной иерархии, дать ему звание камергера, но не успел.
Узнав о дуэли Пушкина с Дантесом, Николай Павлович разгневался на генерала Бенкендорфа, который как шеф жандармов не сумел ее предотвратить. Император скорбел о кончине Пушкина, утешаясь, что тот умер христианином. Вслед за Дантесом, лишенным чинов, был с позором выдворен из России и его покровитель Л.‑Б. Геккерен, несмотря на его дипломатический статус. Секундант Пушкина К. Данзас, которому по закону грозил расстрел, был по воле государя помилован и освобожден. Николай I заплатил все долги поэта, которые достигали немалой по тем временам суммы, многие годы заботился о его семье, а сыновей Пушкина устроил в самое престижное военно‑учебное заведение – Пажеский корпус.
В.Ф. Адлерберг. Худ. Ф. Крюгер 1850‑е гг.
Почти все лица, приближенные к Николаю I, которые входили к нему с докладами, получали приглашения к его столу, сопровождали в поездках, исполняли важнейшие поручения, управляли делами империи, были военными. Нередко их связывала с императором и личная дружба, зародившаяся до его восшествия на престол.
Первым другом будущего государя стал его младший брат Михаил Павлович. В детстве он разделял его игры, в период становления вырос таким же сугубо военным человеком, как и Николай, а в годы царствования Николая I и до своей кончины всегда находился рядом, во главе Гвардейского корпуса. Всей гвардии великий князь привил такую же преданность государю, какую испытывал сам. Имея великолепную гвардию во главе с таким надежным командиром, император мог быть совершенно доволен и уверен в своей власти. В государственных делах великий князь, по замечаниям современников, имел мало влияния.
Еще одним товарищем его детских игр был граф Владимир Федорович Адлерберг. Став впоследствии адъютантом Николая Павловича, находился при нем всю его жизнь, и на войне, и в мирной службе, дослужившись до генеральских чинов, управляя Почтовым департаментом, а после смерти князя Волконского унаследовав должность министра Императорского двора.
Другие сподвижники государя были в основном старше его по возрасту – большинство из них молодыми генералами участвовали в Отечественной войне 1812 года.
И.Ф. Паскевич. Худ. Ф. Крюгер. 1834 г.
Старшим товарищем и добровольным наставником в изучении военного дела в молодые годы Николая Павловича был его тогдашний дивизионный начальник генерал Иван Федорович Паскевич. Государь навсегда сохранил сердечное дружеское отношение к своему «отцу‑командиру», как называл Паскевича всю жизнь. Титул графа Эриванского стал ему наградой за Персидскую войну, чин фельдмаршала – за Турецкую, титул князя Варшавского – за победу в Польской кампании, а высокая и ответственная должность наместника Польши – знаком огромного доверия императора. Паскевич был именно тем человеком, кому можно было поручить управление самой сложной и неспокойной частью империи. C тех пор император и Паскевич виделись редко, но постоянно вели деловую и дружескую переписку. Энергичный администратор, Паскевич обладал огромной работоспособностью, вникал во все дела края. Его полководческие взгляды были здравы, но не блестящи, в лучшие годы и при хороших помощниках приводили к победам, но с возрастом его осторожность перешла в нерешительность.
А.Х. Бенкендорф. Худ. П.Н. Орлов. 1830‑е г.
Граф Александр Христофорович Бенкендорф, храбрый боевой генерал, избравший для себя жандармско‑полицейское поприще, был в числе тех, кто находился рядом с государем при его вступлении на престол, принимал самое деятельное участие в допросах декабристов и работе следственной комиссии. Не получив поощрения своим начинаниям при Александре I, он нашел живой отклик и дружеское расположение у Николая I в деле организации Министерства полиции, и создания III отделения Собственной его величества канцелярии. Стоя во главе III отделения, являясь шефом жандармов и близким другом государя, Бенкендорф отличался безграничной личной преданностью монарху и сопровождал его во всех поездках. Современники запомнили его как человека спокойного, добродушного, несколько рассеянного, который предоставлял всю инициативу жандармам своего отлаженного аппарата. Оберегая империю от внутреннего врага, борясь с крамолой и западными влияниями, Бенкендорф боролся и со всей русской литературой; цензоры, согласно уставу, любое сомнительно слово должны были толковать в дурную сторону. Это был один из тех немцев, которые служили не России, а престолу.
А.Ф. Орлов. С портрета 1830‑х гг.
Граф, впоследствии князь Алексей Федорович Орлов, военачальник с дипломатическим талантом, которого государь называл «надежным, умным и истинно русским человеком», тоже вошел в число друзей Николая Павловича еще до вступления его на престол, а в день восстания декабристов доказал свою преданность решительными действиями, получив в награду графский титул. Для государя он стал одним из самых надежных доверенных лиц. Николай Павлович, не желая поручать миссию дипломатам, призывал Орлова, который справлялся со всеми поручениями, и готов был по мановению монаршей руки мчаться в любую сторону света улаживать любой вопрос, находя разумный компромисс между волей государя и волей обстоятельств. Обладая несомненным умом и талантами, исправляя ошибки дипломатов и поднимая престиж России, генерал не проявлял своей инициативы, а был послушным исполнителем царских приказов. Несколько лет, не занимая постоянных должностей, Орлов исполнял важнейшие поручения в самых разных сферах жизни империи. Например, в 1839 году он был назначен попечителем наследника, сопровождал его в путешествиях. В 1844 году, после кончины Бенкендорфа, Орлов стал начальником III отделения, шефом жандармов, командующим Императорской Главной квартирой, постоянным спутником государя в его поездках.
И.В. Васильчиков. Худ. Е.И. Ботман с оригинала Ф. Крюгера. 1840‑е гг.
Граф, впоследствии князь Илларион Васильевич Васильчиков, не только сподвижник, но и друг, как и большинство соратников государя старше его по возрасту – боевой генерал, участник наполеоновских войн, в день восстания декабристов находился рядом с Николаем Павловичем и убедил его в необходимости решительных мер против бунтовщиков; во время Польского восстания оставался командующим войсками в Петербурге и окрестностях. С 1838 года – Председатель Государственного совета и Комитета министров. Прямодушный и надежный, Васильчиков пользовался неограниченным доверием императора и, по отзывам современников, считался самой привлекательной личностью из его окружения.
Граф Павел Дмитриевич Киселев, военачальник, деятельный администратор и реформатор, с 1835 года – министр государственных имуществ, умный и обаятельный человек, о котором Пушкин писал: «Он, может, самый замечательный из наших государственных людей».[55]Даже либералы более поздних времен называли его «светлой личностью николаевской эпохи». Всегда переживал за судьбу крестьянства, еще в 1816 году составил план освобождения крестьян от крепостной зависимости, который при Александре I не получил развития. Для Николая I это был верный и понимающий соратник, полностью разделявший его взгляды на крестьянский вопрос. Работая в Секретном комитете по крестьянскому делу, а затем во главе V отделения Собственной его императорского величества канцелярии (по крестьянским делам), Киселев постоянно проводил идею постепенной ликвидации крепостного права, чтобы «рабство уничтожилось само собою и без потрясения государства».
Е.Ф. Канкрин. Гравюра 1830‑х гг.
Единственным докладчиком императору по военным делам был военный министр, граф, впоследствии светлейший князь Александр Иванович Чернышев. При его назначении в 1832 году власть военного министра была значительно расширена, распространившись над всеми отраслями военного управления. Возвысившись еще при Александре I, Чернышев принял активное участие в борьбе с декабристами, заслужив благоволение Николая I, графский титул, чины и должности, был неизменно в фаворе у государя, получал самые ответственные посты, несмотря на то что с конца 1840‑х годов здоровье его было расстроено.
Граф Петр Андреевич Клейнмихель выдвинулся с первых лет царствования Николая I, ревностно выполнял все поручения, проявляя себя как хороший организатор, и в честь его энергичной и преданной службы даже была выбита медаль на надписью: «Усердие все превозмогает». С 1842 года был Главноуправляющим путей сообщения и публичных зданий. Именно Клейнмихелю принадлежат такие заслуги, как восстановление Зимнего дворца после пожара, организация работы по созданию «Исторического описания одежды и вооружения российских войск», строительство первого постоянного моста через Неву, создание железной дороги от Петербурга до Москвы. Его имя упоминается Н.А. Некрасовым в стихотворении «Железная дорога» как символ зловещей личности, беспощадного губителя рабочих‑строителей, но в действительности их положение было гораздо лучше, чем изобразил поэт на волне всеобщих разоблачений людей и событий николаевского царствования.
Граф Егор Францевич Канкрин занимал должность министра финансов. Еще в годы наполеоновских войн он был генерал‑интендантом, проявляя в вопросах снабжения армии провиантом большую аккуратность, бережливость и необычную для своего «хлебного места» порядочность. Во главе министерства оздоровил и упорядочил расстроенную его предшественником финансовую систему Российской империи, сделал основой денежного обращения серебряный рубль; как разносторонний экономист, способствовал развитию торгового, лесного и горного дела, учредил новые учебные заведения. Канкрину обязаны своим появлением многие красивейшие здания в Петербурге: Таможня и Биржевые пакгаузы на Стрелке Васильевского острова, Технологический институт, Лесной институт, Морской корпус, Александровский чугунолитейный завод, а также Певческий, Банковский, Никольский мосты и многое другое. Был не чужд искусству и литературе, именно он после смерти Пушкина распорядился о прощении его долга, об уплате его частных долгов и выдачи пособия семье. Генерал не вполне военный, переименованный из гражданского чиновника в интенданта, Канкрин не имел такого бравого и молодцеватого вида, как другие соратники государя. Как человек слабого здоровья, нарушал форму одежды неуставным шарфом на шее, мягкими сапогами и козырьком для защиты глаз. Император, никому не прощавший малейшего нарушения, вынужден был делать для министра финансов исключение из уважения к его блестящей деятельности на благо России.