– Ничего, кроме хороших новостей. Мой человек в Сиракузах позвонил мне в пятницу ночью и сообщил, что вы сумели себя подать. Понравилась речь, понравились мысли. Значит, на следующей неделе в Буффало будет еще лучше. Такие вещи подобны цепной реакции. Из уст в уста и так далее,
– Это хорошо. Но думаю, вашему человеку вряд ли удалось прощупать их насчет билля об отделениях сберегательных банков.
– Совершенно верно, но, если они за вас, они против билля.
– Не всегда. В моей речи не было просьбы о поддержке. Помоему, мы вообще не должны этого делать. И особенно не должно этого делать лицо, им неизвестное.
Калхэйн кивнул:
– Через несколько дней мой человек соберет кое-какие сведения. Ну, скажем, через неделю. И мы узнаем о наших шансах в Сиракузах. Опять-таки – цепная реакция. Сиракузы могут воздержаться от принятия решения, пока не услышат мнения Бингамтона, Утики и Рочестера.
Палмер закурил сигарету.
– Я не подозревал, что у бизнесменов с периферии существует система тайного обмена информацией.
– Вряд ли это можно назвать системой. Но все же осуществляется довольно широкий обмен информацией. В распоряжении бизнесменов клубы «Киванис», «Ротари», «Лайонз», различные торговые палаты, церковные группы, телеграфные агентства, деловые общества. Осенью и зимой развивают активность политические деятели, которые снуют по округам и прощупывают настроения перед тем, как отправиться в Олбани. Летом эта деятельность прекращается. Люди разъезжаются на каникулы и прочее. Но зимой, в праздничный сезон, непосредственно перед возобновлением заседаний, беспроволочный телеграф работает вовсю.
– Ладно,– сказал Палмер,– теперь расскажите мне о вашем собственном округе.
|
|
Калхэйн уставился на свои ладони и пожал плечами. Этот жест заставил его стул протестующе заскрипеть. Он почесал коротко остриженную голову и криво усмехнулся.
– Вы же знаете, насчет периферии штата никогда не было сомнений. Они там твердо стоят за коммерческие банки. Центр – другое дело. Но и здесь мы делаем успехи. Мак рассказывал, что вы с ним немного занимались политикой в Олбани.
– Правда. И главным образом с представителями центра штата.
– Тогда вы можете рассказать мне больше, чем я вам. Палмер хотел было ответить, но передумал. Его обычно раздражали деятели типа Калхэйна, которые притворяются, что не в курсе дела относительно положения в районе, находящемся под их контролем. Они делают вид, что сомневаются, что считаются с общественным мнением, что не хотят оказывать давления на своих избирателей,– и это обычно означает одно из двух: или они простонапросто еще не начали действовать, или же, чаще, что они ждут больших уступок. В случае с Калхэйном, решил Палмер, дело осложнялось его вероятным участием, вместе с Бернсом, в заговоре Джет-Тех.
– Я настолько закрутился с другими делами,– ответил Палмер,– что, честно говоря, не уделял этому достаточно внимания.
Калхэйн казался удивленным.
– Я думал, ваша единственная задача – это сберегательные банки.
– У нас события внутри банка,– сказал Палмер,– что-то происходит с нашими акциями.
Калхэйн подался вперед.
– Что-нибудь хорошее?
– Для посторонних – да. Между прочим, вы могли бы взять это себе на заметку. По-моему, в скором времени наши акции сильно подскочат.
|
|
Калхэйн пододвинул к себе блокнот и взял карандаш.
– Что за скачок? Как скоро?
Палмер подождал с ответом, пытаясь определить реакцию собеседника. Было ли это игрой?
– Десять пунктов не удивят меня,– сказал он наконец.– Что касается времени, то я не имею понятия. В пределах месяца. Впрочем, не знаю.
– А когда узнаете? – спросил Калхэйн, делая заметки в своем блокноте.
– Не могу сказать. Хотя вы можете спросить Мака.
– Мака? Откуда, черт возьми, он может знать о ваших акциях?
– Он знает больше, чем я.
Калхэйн положил карандаш медленным, задумчивым движением. Потом наклонился вперед над столом и подпер руками голову.
– Не понимаю.
– Я тоже,– заверил его Палмер,– но я почему-то абсолютно уверен, что он замешан в этом деле в союзе с какой-то внешней группой.
– Это же чепуха. У кого хватит пороху играть банковскими акциями? Кишка тонка.
– Согласен. Но так будет.
Калхэйн задумчиво покачал головой.
– Я уже очень давно перестал доверять биржевым советам Мака. Не хочу сказать, что он всегда ошибается. Просто необходимо допросить его с пристрастием, с глазу на глаз, прежде чем сделать свои собственные выводы. Я никогда не забуду совет, который он дал мне по поводу одного своего клиента. Предприятие, производящее оборудование, собиралось объявить о сдаче своей продукции в аренду вместо продажи ее. Большой сдвиг в их политике, хотя остальная промышленность давно уже перешла на это. Мак рассчитывал, что акции этого предприятия сдвинутся на пять пунктов. Он был прав. Они упали на пять пунктов. Объявление о сдаче оборудования внаем было признанием, что предыдущая политика этого предприятия ни к черту не годилась. Таким образом, вместо того чтобы способствовать повышению акций, этот шаг привел к их понижению.– Калхэйн негромко рассмеялся.– Бедный Мак попался на собственную удочку.
|
|
– Меня удивляет, что он не рассказал вам о ЮБТК.
– А меня не удивляет. В прошлом году я попросил его распродавать свои советы где-нибудь в другом месте. Я человек не богатый. Но я был бы намного беднее, следуя всем его предсказаниям. Если он дал вам совет насчет ваших собственных акций, на вашем месте я бы пропустил его мимо ушей.
– Совет пришел из другого источника.– Палмер потушил сигарету.– Мак рассказывал вам в последнее время еще о какихнибудь биржевых новостях?
– Я не поощряю его в этом. Биржа не моя стихия. Прежде всего надо отчитываться, сколько ты выиграл или проиграл. Чиновникам, собирающим подоходный налог, это очень удобно. Если вы хотите, чтобы налог уменьшался в соответствии с убытками, вы должны отчитываться в своих доходах. Я же ненавижу отчеты.
– Калхэйн откинулся назад и подмигнул.
Палмер усмехнулся:
– Вы ведете операции исключительно с наличными?
– Не всегда. Я возьму и акции, если придется. Но, ей-богу, я уже истощил свой запас фиктивных имен для расписок.
Оба рассмеялись. Палмер был удивлен, почему открытое признание этого человека в своей продажности его нисколько не раздражало в отличие от завуалированного, смутного разврата, окружавшего политиканов, с которыми он встречался в Олбани. Может быть, просто потому, что Вик не был выборным слугой народа. Правда, его пост лидера района был выборный. Но результаты голосования всегда были ясны заранее. Даже если какаянибудь радикальная группа выступала против Калхэйна, ему всегда удавалось быть переизбранным огромным большинством голосов. Он заправлял в районе бедняков. И даже небольшая помощь приносила огромные плоды. Работа тому или другому безработному, ежегодные пикники, корзинки с подарками на рождество и в День благодарения [Праздник в память первых колонистов Массачусетса], стипендии для одаренных детей…– плата была низкая, а отдача – полная.
В конце концов, решил Палмер, чего еще ждут избиратели от своего политического босса? Он следил за тем, чтобы пособия в его районе были достаточно высокими. Он принимал три вечера в неделю. Говорил на испанском, итальянском и довольно сносно на гэльском, чтобы польстить ирландским жителям своего района. Палмер узнал, что он с непревзойденным мастерством управлял своим крупным негритянским кварталом. Его правой рукой вот уже многие годы был негр. Калхэйн предоставил ему абсолютную власть в ведении дел и распределении работы. Многие утверждали, что помощник-негр даже более ценен, так сказать, в валютном выражении, чем сам Калхэйн. И не без оснований. Во всяком случае, этому верили. По рассказам Бернса, несколько лет назад одна компания пострадала от бойкота негритянских покупателей в результате того, что нанимала на работу только белых продавцов. Через Бернса компания установила контакт с помощником Калхэйна. И уже через несколько недель весь город севернее Сто десятой улицы, включая и белые кварталы, имел дело только с негритянскими продавцами. Торговля вновь пошла нормально и даже лучше. Это был своеобразный пример, размышлял Палмер, каких быстрых результатов может достичь гражданская коррупция, в то время как НАСПЦН [Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения] тащится далеко позади. Существует множество путей к социальному прогрессу, но в районе Калхэйна обходные пути оказывались короче.
Вошла секретарша Калхэйна с сумкой из оберточной бумаги и положила ее на стол.
– Они давно уже потеряли терпение,– сообщила она.– Теперь они еще и проголодались. Некоторые пришли еще до завтрака.
– Я недолго,– ответил Калхэйн, открывая бумажную сумку и доставая два сандвича, завернутых в фольгу.– Хотите? – спросил он Палмера.
– Спасибо. Я уже ел.– Он посмотрел на часы. – Два часа? У меня совещание в два тридцать. Как видно, нам придется обойтись без Мака.
Калхэйн принялся энергично жевать.
– Я не знаю, почему эти люди там, в коридоре, приходят так рано. Они знают, что я даже не просыпаюсь до девяти утра и, значит, уж никак не могу быть здесь раньше десяти. Сумасшедшие какие-то.
– И голодные.– Секретарша оставила их одних.
– Что касается Мака,– говорил Калхэйн, не переставая жевать сандвич с беконом, салатом и помидорами,– он не был нам с вами нужен вот уже много недель. Его задача выполнена, правда?
– Он свел нас вместе, вы это имеете в виду?
Калхэйн в два приема закончил сандвич и принялся за второй.– Это был его контракт с вами,– объяснил он, когда его рот освободился.– Мы с вами имеем другой контракт. Я никогда не давал вам оснований считать, не так ли, что могу гарантировать результаты?
– Прямо так вы не говорили.
– Тогда считайте, что эти слова сказаны. Кое-что я могу гарантировать. Но не это. У нас тут есть кучка примадонн в центре штата. Я могу обеспечить вам работяг, но мы имеем группу жаждущих реформ и целую группу выжидающих. За миллион лет я не смогу убедить их в том, что выгодное для зажиревших коммерческих банков выгодно и для их избирателей,– если, конечно, я не сделаю так, чтобы это было выгодно и для них лично. Улавливаете мысль?
– В ней нет ничего нового. Нам всегда нужны стряпчие, страховые агенты, агенты по продаже недвижимости.
– Все это мелкие подачки,– сказал Калхэйн, доедая второй сандвич,– и вы это знаете.
– Конечно, каждый такой агент в отдельности – величина небольшая, но в нашем распоряжении множество таких агентов. Больше, чем могут предложить сберегательные банки.
– Вы думаете, сенаторы из центра заинтересованы в таком дерьме?
– Может быть, для вас это дерьмо,– ответил Палмер, перефразируя старую шутку,– но для них это хлеб и масло.
Лицо Калхэйна покраснело от смеха, но тут же снова стало серьезным.
– Я не шучу. Пока вы не протянете достаточно аппетитную морковку, осел не шевельнется.
Палмер озадаченно взглянул на собеседника.
– Я не знаю, что и сказать,– произнес он.– Если уж на то пошло, в чем тут ваш интерес?
– Это другой контракт, между Маком и мной.
– Который вы не намерены открыть?
– Я бы сказал вам тут же, если бы знал.– Калхэйн полез на дно сумки и вытащил термос с кофе и булочку.– Но честное слово, я пока не знаю.
– Разве это возможно? Я думал…
– Что обе стороны контракта должны быть точно определены,– закончил за него Калхэйн.– Нет. Мы вместе с Маком прошли через многое. Если он говорит, что дело стоящее, я берусь за него. Другому я, может быть, не поверил бы. Но Маку я верю целиком и полностью.
– Только не его биржевым советам.
– Кроме биржевых советов.– Калхэйн откусил булочку и запил ее кофе.– Мы прошли большой путь, мы оба. Почти все, что могло случиться с двумя парнями в политике, с нами случалось. Неожиданностей осталось не так уж много: Мак – единственный друг, которого я имею в своей политической деятельности. Это о чем-то говорит.
Наступило длительное молчание. Палмер с интересом подумал, будет ли Калхэйн так откровенен, если речь зайдет о верности Мака Бернса вообще. Вероятно, нет. Однако попробуем.
– Я буду откровенен с вами,– начал Палмер,– я держался настороженно с Маком, когда впервые встретил его.
– Он не похож на вас. Вы с ним совершенно разные люди.
– Насколько разные? Ведь люди, в сущности, ненамного отличаются друг от друга, достигнув определенного положения в жизни. Разве вы и я сильно отличаемся друг от друга?
– Отличаемся ли? – Калхэйн закончил свою булочку.– Еще как отличаемся.
– А по-моему, нет,– настаивал Палмер.
– Видите ли,– Калхэйн снова залез в сумку и вытащил мороженое,– все дело в происхождении. В деньгах. Мой старик жил неплохо, преуспевал. У него было несколько детей, и все они окончили колледжи. Может быть, поэтому вы и не видите разницы между вами и мной. А вот отец Мака, насколько я могу судить, был торговцем курами в Бейруте. Вы не представляете, что это такое. Всю жизнь вы потрошите кур и торгуетесь с покупателями, такими же бедняками, как и вы. А рядом с вами ваш сын, засунув руки в еще теплые потроха, очищает и моет их. Пока ему не исполнится пять лет, он здесь вместе с вами убивает, режет и потрошит, и все вокруг пропитано запахом крови и нищеты. Наконец вся семья перебирается в Штаты. Мак никогда не кончал колледжа. Вы можете услышать его разговоры о Гарварде. Под этим кроется два года вечерних занятий в Калифорнийском университете. Он вынужден был бросить учебу, чтобы, кроме дневной работы, наняться ночным сторожем в одну из студий. Потом, когда он уже выкрасил волосы и стал знатоком своего дела, Мак, представляя свою компанию, посещал трехдневный летний семинар в Гарварде. Ну, а теперь сложите все вместе. Вот почему я говорю, что Мак и вы относитесь к совершенно разным категориям людей. И вот почему вы не доверяете ему.
– Я этого не говорил.
– Правильно, вы не говорили, это я говорю.– Калхэйн ел мороженое плоской деревянной ложечкой.– И между прочим, может быть, вы и правы, что не доверяете.
– Теперь я окончательно сбит с толку.
– Я гораздо ближе к Маку, хотя рос не так, как он. Я родился здесь, но множество ребят, которых я знаю, пришли сюда со старого континента. Я представляю, что происходит у него внутри. Я знаю, как может ненавидеть такой человек, как он.
– Ненавидеть меня?
Калхэйн помолчал, хотел что-то сказать, потом беспомощно посмотрел на Палмера.
– Вы умный человек; когда-нибудь вы задумывались над тем, почему вас наняли?
Палмер кивнул:
– Было несколько причин. Раз уж речь идет о Маке, то одна из причин та, что Бэркхардт его не выносит.
– Умница! Теперь поставьте себя на место Мака, Как, повашему, он относится к Бэркхардту или к любому другому бэркхардту в этой великой, огромной стране, куда изо всех сил стремился его старик?
– Понимаю.
– Вы понимаете потому, что я обрисовал картину.– Калхэйн наклонился вперед.– Но вы не чувствуете. И не можете чувствовать, так как вы ближе к бэркхардтам мира сего, чем я или Мак.
– Значит, все к тому же! – задумчиво произнес Палмер.
– Я его лучший друг,– ответил Калхэйн,– но я не могу отвечать за все темные, маленькие уголки его души. Черт побери, у меня есть свои собственные маленькие уголки. Мне на голову тоже нагадило множество бэркхардтов. Знаете, сочетание двух рас всегда сложное дело. Но когда сочетаются эти две – ирландская и итальянская – осторожней, дружище! Такой человек почти равен одному ливанцу.
– Гм,– Палмер кивнул и взглянул на часы,– наш выпускник Гарварда не собирается показываться.
Калхэйн громко рассмеялся:
– Смотрите не выдайте, что я рассказал вам эту историю с Гарвардом.– Он встал.
– Будьте спокойны,– Палмер тоже поднялся.– Смотрите не выдайте, что я рассказал вам об акциях ЮБТК. Но купите несколько.
– Заметано.– Они обменялись рукопожатием.
Когда Палмер пошел к двери, Калхэйн уселся за стол, засунул руку в бумажную сумку и вытащил оттуда конфету.
Глава сорок первая
Палмер приехал в банк всего за минуту до заседания. Поскольку он приглашен не был, то решил войти после начала. Поэтому он постоял в фойе, рассматривая рекламные брошюры на маленьких подставках, разглядывая клиентов и наблюдая за кассирами, пока те его не видят. От каждого служащего ЮБТК требовался определенный стандарт поведения. Но к тем, кто был избран для этой своего рода банковской витрины, подходили с более высокими требованиями. Прежде всего они должны были обладать внешней привлекательностью. Во-вторых, их голоса должны были иметь приятный тембр и быть настолько интеллигентными, насколько это возможно для женщин за восемьдесят долларов в неделю и для мужчин за сто десять долларов. Наконец, они должны были представлять новый банк, общество свободного предпринимательства, послевоенную революцию в отношениях с клиентами, свергнувшую бронзовые задвижные окна-барьеры и придвинувшую банк на шаг ближе к дружеской атмосфере магазина самообслуживания.
В 2.40 Палмер поднялся на лифте и направился в кабинет Гарри Элдера. Сегодняшнее заседание, он знал, имело в повестке дня дополнительный пункт – обсуждение тактики в отношении к просьбе Джет-Тех, о которой Гарри в частной беседе упомянул, как об «этом Великом Космическом Займе».
Поскольку предполагалось, что Палмер готовится к своей речи в Буффало или же обговаривает дела с Маком Бернсом, или же еще чем-то занят, Бэркхардт предложил: «Пропусти это заседание, Вуди. Не трать время».
Именно по этой причине, отметил Палмер, как только он вошел в комнату, кивнул сидящим за столом и сел, Бэркхардт замолчал на полуслове и несколько секунд не мог поймать нить своей мысли. Когда же ему это удалось, Палмер понял, что просьба Джет-Тех стояла первой на повестке дня, и это, по всей вероятности, означало, что другие пункты могут быть отложены.
– Как я уже сказал…– продолжал Бэркхардт.– Привет, Вуди! Отряд особого назначения Джет-Тех завтра обрушит удар на город. Мы даем им обед в нашем большом зале – Ирма, записывать пока ничего не надо,– и он, очевидно, будет весьма неприятным от супа до десерта.
Секретарша положила карандаш и сидела с безразличным видом – не глядя ни на что в частности, уставившись пустым взглядом в стол где-то между пепельницей Палмера и портфелем Мергендала, хотя, конечно, там не могло быть ничего интересного. Клифтон Мергендал, вице-президент и секретарь банка, имел ряд обязанностей, из которых самой важной было искусное толкование биржевых тенденций. С помощью своего исследовательского отдела он должен был следить за тем, чтобы ни один из находящихся под управлением ЮБТК фондов не делал непоправимо ошибочных вложений. Клифф Мергендал был ненамного моложе Палмера, и в ЮБТК пришел вскоре после войны с места партнера одной из маклерских контор Уолл-стрита. Бэркхардт, он и Элдер были директорами банка, и Мергендал, очевидно, имел больше акций ЮБТК, чем любой другой из администрации, за исключением Бэркхардта. И теперь, наблюдая за ним, Палмер сразу же увидел, в чем главная сила Клиффа и причина его успеха. Его маленькое, довольно узкое лицо, обрамленное мягкими светлыми бакенбардами, создавало самую внушающую доверие физиономию по эту сторону от Гибралтара. Глаза Клиффа, широко расставленные, темно-серые, были круглыми, немигающими и спокойными. Если кто-нибудь в мире когда-то и имел честное лицо, так это Клифф. Ему вы доверите, решил Палмер, и ваши деньги и вашу жизнь. Короче, он был слишком хорош, чтобы в это можно было поверить.
– Ему вовсе и не обязательно быть таким неприятным,– говорил Клифф своим спокойным мягким голосом.– Все происходит в атмосфере взаимного доверия. Мы можем сказать, что рассмотрели просьбу довольно тщательно и, к сожалению, из-за коекаких неопределенностей экономического положения и в особенности в воздушно-космическом секторе и т. д. и т. п…
– Барни Кинч и Джо Лумис вежливо кивнут,– фыркнул Бэркхардт,– поклонятся вам в пояс и молча испарятся.
– Только не Барни,– сказал Гарри Элдер.– Этот человек затеет с вами принципиальный спор. А для этого он явится полностью оснащенным. Клифф, ты видел, как он это делает. Джо Лумис будет сидеть спокойно. А Барни принесет карты, графики, моментальные фото и показания своих экспертов. Он притащит своего консультанта, этого немецкого ученого, и полдюжины хитродействующих электронных моделей, которые совершат переворот в цивилизации. И эти маленькие штучки будут гудеть, жужжать, выключать свет и делать все, разве что не танцевать рокн-ролл. Стоит лишь посмотреть на это одну-две минуты, и вы загипнотизированы и голова пошла кругом. «Да, Барни. Кто мы такие, чтобы не пускать Америку на Луну? Мы же не хотим отдавать космическое пространство русским. Полмиллиарда, Барни? Распишитесь вот здесь».
– Я помню,– засмеялся Бэркхардт,– однажды, когда Барни и, как его там зовут, технический директор, немец, во всяком случае, они принесли этот, как бишь его, посылавший луч зеленого света из одного конца комнаты в другой. Барни разговаривал в одном конце комнаты, а я мог слышать его в какие-то наушники в другом конце. Его голос передавался с пучком света. Эта чертовщина чуть не ослепила меня.
– Лазер,– сказал Палмер.
Бэркхардт покосился на него.
– Да, кажется, так,– ответил он, помедлив.– Во всяком случае, дальнейшая работа над этим маленьким зеленым лучиком стоила семь миллионов. Там была еще эта игрушка, которая двигалась по столу. Помнишь, Гарри? Похожая на стального краба. Она наткнулась на пепельницу и, прежде чем мы сообразили, съела два окурка и выдала их детальный химический состав. Пять миллионов долларов, как я помню, чтобы выяснить, из чего сделаны сигареты.
– Эта штука предназначалась для работы на поверхности Луны,– сказал Палмер.– Очевидно, так оно и есть или будет.– Он глубоко вздохнул.– Вы знаете, о чем я думаю? – продолжал он.– Почему, собственно, мы должны отказывать им в их просьбе? Они платежеспособны, и, видит бог, они делают важную работу. Некоторое время все молчали. Потом Бэркхардт сказал:
– Вуди, вы предлагаете положить полмиллиарда яиц в одну корзину? На двадцать лет? По пять с половиной процентов. Знаете, это же просто сумасшествие.
Палмер пожал плечами:
– Заставьте их разложить эти полмиллиарда яиц в несколько корзинок. Ответьте в принципе положительно, но потребуйте, чтобы они делали это постепенно, распределив работу по группам и компаниям и таким образом финансируя каждую группу в отдельности, мы тем самым уменьшим свой риск, а они получат нужные им деньги.
Гарри Элдер покачал головой:
– Год назад мы предлагали это Барни Кинчу. Он не согласился. Джет-Тех – компания, в которую вложены государственные средства. Детали займов необходимо оглашать. Но тогда конкуренты Джет-Тех смогут тут же определить, как много было занято для какой группы и каковы планы по расширению торгового оборота. Они узнают, какие линии развития будут сокращаться, на что делается главный упор, в общем все.
– И даже хуже,– добавил Мергендал.– Те же самые вещи смогут узнать и русские, если будет целая куча займов. Нет. ДжетТех нужна крупная денежная сумма без целевого назначения.
– Вот видишь,– обратился Бэркхардт к Палмеру.
– Боюсь, что да.
– Ладно,– продолжал Бэркхардт,– давайте поговорим о тактике.– Он повернулся к Мергендалу: – Клифтон, обрисуйте нынешнее настроение Арчи Никоса.
Пока Мергендал готовился отвечать, Палмер повторил про себя слова шефа. Никто в банке не называл Мергендала Клифтоном.
Бэркхардт тоже не употреблял его полное имя. Не было ли здесь слабого оттенка иронии? И только ли оттенка? И если это ирония, не является ли она сигналом Палмеру, знаком того, что Бэркхардт больше не доверяет Мергендалу? Может быть, таким способом Бэркхардт показывает Палмеру свое согласие с его выводом о назревающей борьбе за власть? Если так, считал ли стреляный воробей Палмера своим союзником? Если да, почему он не пригласил Палмера на это заседание?
– …насколько я могу судить,– говорил Мергендал,– он остается вполне нейтральным, очень дружественным с обеими сторонами, полным надежд на положительное решение о займе, готовым понять, если заём не будет предоставлен.
– Что значит «если»? – спросил Бэркхардт.– Арчи точно знает, что ответ отрицательный. Ему уже говорили об этом.
Мергендал кивнул:
– Он не был бы Арчи Никосом, если бы не пытался держать дверь приоткрытой.
Голос Гарри Элдера, трескучий, высокий, прозвучал еще громче, чем всегда.
– Арчи больше жизни нужно положительное решение о займе. Он может быть каким угодно, но только не нейтральным. И не говорите мне, что он не заявлял, что, видя наше упорное нежелание, как он обычно выражается, он будет искать другие источники финансирования.
– Ну, он бормотал что-то в этом роде,– согласился Мергендал.
– А какие другие источники? – спросил Палмер.– Кто еще имеет такие деньги?
Смех Бэркхардта громыхал довольно долго.
– Я точно знаю, что европейские источники Арчи всегда готовы прислушаться к деловым предложениям.
– Где в Европе вы найдете так много свободного капитала? – поинтересовался Палмер.
– Можно найти,– заверил его Бэркхардт.– Арчи может сколотить синдикат стран Общего рынка. У них просто руки чешутся любым способом урвать кусочек нашего бизнеса. Представьте себе Джет-Тех, контролируемый Европой.– Он опять засмеялся.– Представьте себе Джо Лумиса и Барни Кинча, вынужденных это проглотить.
– Точно,– сказал Палмер.– Они хотят денег Соединенных Штатов. Наших денег.
– Ну, у нас для них денег нет,-возразил Бэркхардт.– Вот и все. Вы только подумайте, насколько больше мы получим с полмиллиарда, разделив его на сотни тысяч маленьких потребительских займов. Вся идея просто нелепа.
– Не для Кинча,– сказал Мергендал.– Ему нужны эти деньги. Очень нужны.
– До зарезу нужны? – спросил Гарри Элдер.– Что у него за беда?
– По моим данным, никакой,– быстро ответил Мергендал.
– Так нужны,– спросил Палмер,– что он согласен на повышение процентной ставки?
– На сколько? – взорвался Бэркхардт.– До шести процентов? До семи? Чтобы оправдать наш риск, мы должны были бы поднять ее до двенадцати. Вы можете представить, чтобы Лумис или Кинч платили двенадцать процентов? Ростовщичество!
Мергендал взял карандаш и постучал по ногтю большого пальца.– Если вас интересует тактика,– сказал он,– то самое главное – это дать Кинчу выход, убежище, место, куда он мог бы отступить и все же продолжать переговоры.
– Барни не ведет переговоров, вы…– Бэркхардт замолчал, чтобы не выругаться в присутствии секретарши.– Переговоры ведет Лумис. Барни служит приманкой с картами и диаграммами и всякими механическими штучками. И почему, черт возьми, я должен беспокоиться о предоставлении Лумису дыры для отступления?
– Кажется,– заметил Гарри Элдер,– мы так и не двинулись с места. Ваша тактика – выкрикнуть «нет!» и уйти? Так?
– Может быть,– задумчиво произнес Бэркхардт,– может быть. И, если я так поступлю, значит, у меня есть причины.
– Это не совсем правильно,– сказал Мергендал своим низким, приятным голосом.– Я вас знаю. Вы хотите включиться и, так сказать, играть вслепую. Очень скоро вы рассердитесь на Джо Лумиса, и вообще вся история смахивает на футбольный матч.
– Футбольный матч,– сказал Бэркхардт, его зубы сжимались после каждого медленно произносимого слова,– окончен. Дополнительных таймов нет. Зарубите себе на носу, Клифтон!
– Послушайте,– взмолился Мергендал,– это же неразумно, это противоречит всякой форме, всякому нормальному ведению дела. У нас есть возможность получить с помощью Джет-Тех кругленькую сумму. Зачем захлопывать дверь у них перед носом?
– Если я это сделаю,– сказал Бэркхардт так же медленно и твердо,– можете быть уверены, они будут стоять под дверью и ждать. Мы держим тонны их деловых бумаг, Клифтон. Они охотятся за огромной суммой. Так что, закрою ли я дверь мягко или же захлопну ее, они будут стоять как миленькие и ждать, пока я не открою ее снова. Что я и сделаю. Когда буду к этому готов и когда захочу, черт подери!
Мергендал уронил карандаш на стол.
– Безнадежно,– сказал он тихо.
– Совершенно правильное замечание,– согласился Бэркхардт.
Мергендал взял карандаш и бросил его в разинутый рот портфеля. Он хотел что-то сказать, но передумал и вытащил сигарету. Пока он закуривал, Палмер увидел, что этот человек колеблется на грани какого-то решения. Он слишком долго раскуривает, рот слишком напряжен, глаза слишком спокойны, движения слишком сдержанны. Мягкие светлые волосы над его лбом растрепались. Одна прядь свесилась.
– Ну, послушайте же,– рассудительно произнес наконец Мергендал, выдохнув дым,– поставьте себя на место Кинча. Или, если хотите, Лумиса. Как вы поступили бы, получив такой отказ? Неловкая тишина повисла в воздухе. Ирма, секретарша, слегка шевельнулась в своем кресле и подтолкнула к Мергендалу пепельницу. Ее стенографический блокнот все еще оставался чистым. Бэркхардт коротко фыркнул:
– Боролся бы.
– Как? – спокойно спросил Мергендал.
– Грязно.
– А именно?
Бэркхардт махнул своей крупной рукой, как бы отметая вопрос.
– Мое дело,– ответил он.– Давайте перейдем – Ирма, начинайте записывать – к следующим вопросам повестки дня. Мергендал хотел было сказать что-то еще и опять передумал. Он пожал плечами, открыл свой портфель и вытащил пачку бумаг.
– Я начну с обзора поступлений за неделю,– начал он.
– Секундочку, Клифф,– прервал его Палмер. Он увидел, как все они повернулись к нему, даже Ирма.– Прежде чем мы оставим этот пункт, дайте мне еще одну минуту.