Внезапно тишина оборвалась. Нагрянули, ворвались в сознание песнь малиновки и крик каравайки, к ним подключились журчание ручья и тихий шепот леса. Голова закружилась от дурманящих сладких запахов. Щека ощутила влажную листву.
Я лежал не шевелясь, не открывая глаз, наслаждался холодной росой и пряными запахами. Где‑то неподалеку раздавался зловещий шепот и хлюпанье болотных жителей, поджидавших свою добычу. К шепелявым голосам добавился шепот крандов – духов, живущих в низком кустарнике. Эти хитрые создания, абсолютно не похожие на дриад, пересмеивались и отпускали издевательские шуточки в адрес бесчувственного волка. Но делали они это довольно тихо, опасаясь, что волк может просто спать. Ничего удивительного, кранды отличались от дриад не только хитростью, но и трусостью. Но волки всегда любили крандов, этих маленьких травяных созданий. Я лежал, делая вид, что сплю, и про себя посмеивался, представляя, как встрепенутся кранды и в ужасе разбегутся прочь, когда я решу внезапно подняться.
Голоса мелких духов смолкли, и я почуял дриад. Их было несколько. Когда они приблизились, я услышал их голоса. Они обсуждали, что им со мной делать. Вслушиваясь в их предложения, я решил все же продемонстрировать им, что я жив, и открыл глаза.
Прямо перед моим лицом висела огромная ягода земляники, мне стоило лишь пошевелить губами, и земляника растаяла у меня во рту. Теперь я ощутил голод и, приподнявшись на локте, принялся поедать землянику – любимое лакомство волков. Мое лицо стало мокрым от росы, я тонул в ее прохладе, холодные капли затекали мне за шиворот.
В это время среди окружающих меня духов произошло сильное волнение. Я так и не удостоил их вниманием, лишь боковым зрением заметил стройные силуэты дриад да множество пар светящихся глаз. При моем пробуждении кранды с визгом бросились по своим кустикам, испытывая неимоверный страх перед наказанием за грубые шуточки в мой адрес. Дриады, наоборот, с любопытством придвинулись ко мне, хихикали, наблюдая, как я не шевелясь, перемещая лишь голову и вытягивая губы, поедаю землянику вокруг себя. Я уже понял, что нахожусь в человеческом обличье, – волчьи глаза воспринимают мир по‑иному. Но проницательных духов это, конечно, не могло ввести в заблуждение, они видят не внешнюю оболочку вещей, а их суть.
Я лег на спину, раскинув руки и, погруженный в земляничный дурман, лениво наблюдал за кружащимся в безоблачном небе ястребом. Вот бы мне навсегда остаться посреди этой поляны, погруженным в земляничный покой. Если бы сейчас выскочил откуда‑нибудь охотник или иной преследователь, если он, конечно, не плод моего больного воображения, и надумал метнуть в меня свое копье, я бы даже не пошевелился. Я бы с радостью умер среди земляники и дриад, провалился в небытие, позабыл обо всем на свете, кроме этого земляничного вкуса, который еще ощущался у меня во рту.
Мне было так хорошо лежать среди высокой травы, окруженному внимательными лесными духами. Почему я не родился безвинным растением, маленьким прекрасным цветком? Я бы рос на этой поляне среди других трав, наслаждаясь покоем, оплодотворял бы своей пыльцой другие цветки и слушал бы их нежные благодарности. Я представил себе, как прорастаю сквозь рыхлую почву маленьким ростком, все силы которого уходят на то, чтобы прорыть черный туннель в земле. Долгое и томительное движение во тьме сродни падению, но все же это нечто иное, там, за невидимым краем холодной тьмы меня ждут свет и тепло, и я стремлюсь к этому свету всем своим существом. Вот я вырываюсь на поверхность и тянусь к солнцу. Оно согревает меня теплыми лучами, и тогда я распускаюсь прекраснейшим в мире цветком, с лепестками алыми, словно кровь, кровь, заливающая все вокруг, поляну, лес, мир.
Я вскочил на ноги так резко, что дриады взвизгнули и кинулись врассыпную. Меня мутило, я с трудом удерживался на ногах, тряс головой, прогоняя дурное видение. Дриады, уже осмелев (они ведь не боятся диких животных), выглядывали из‑за деревьев. Самая отчаянная шагнула на поляну и подошла ко мне. Дриада обошла меня кругом, с любопытством разглядывая.
– Ты странный, – сказала она и дотронулась мокрой ладонью до моей щеки. – Напугал нас.
Я тоже дотронулся до нее, но она отскочила, сверкнув золотистыми глазками.
– Чем вы так напуганы? – спросил я златоглазую и еще одну дриаду, бросившуюся ей на поддержку.
– Мы все ужасно напуганы, – ответила вторая дриада. – Кто‑то чудовищный шел по нашему лесу. Кто‑то страшный, мы даже подумали сначала, что это ты и есть. Но потом решили, что, наверное, чудовище не может быть таким симпатичным, – она застенчиво опустила глаза. – Ты только не подумай, я это сказала просто так, – пробормотала она и хихикнула: – У тебя доброе лицо. Ты должен быть осторожен, за тобой следует кто‑то ужасный.
– Я знаю, – вздохнул я, – от него‑то я и бежал.
– Бежал от него?! – воскликнула златоглазая дриада. – Так это тебя он преследует? – Она прижала ладони к лицу и прошептала: – Как это страшно.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Я не навлеку на вас беду. Сейчас я уйду.
– Нет, нет! – златоглазая дриада схватила меня за руку. – Мы вовсе не собирались тебя отпускать. Смотри, у тебя на плече кровь. Разве можем мы прогнать раненого волка? Как тебя зовут?
Вопрос, с некоторых пор ставящий меня в тупик.
– Блейдд.
Дриады захихикали:
– Это и есть твое имя?
– Как смешно, волка зовут Волк.
– Ничего другого предложить не могу, – сказал я. – И оставаться с вами тоже не могу. Я не знаю, кто меня преследует, не хочу подвергать вас опасности.
– А меня зовут Золотая Пчелка, – сказала златоглазая дриада, словно не слышала моих последних слов.
– А меня Лие, – пропела ее подруга. Обе дриады подхватили меня под руки и повели в глубь леса. Третья дриада присоединилась к нам по пути. Золотая Пчелка радостно сообщила ей:
– Стрекоза, наш гость ранен!
– Куда вы ведете меня? – спросил я, уже подумывая о побеге.
– К Источнику, – ответила Стрекоза очень тоненьким голоском. – Придется тебя лечить.
Я резко остановился и выдернул руки из цепких пальчиков дриад, грозно прикрикнул на них:
– Нашли игрушку!
Дриады боязливо отступили от меня и заохали:
– У тебя же идет кровь!
– Рану надо перевязать!
– Ты можешь умереть от потери крови!
Вид у них был такой несчастный, словно мне действительно грозила смерть, а они были моими самыми близкими родственниками. Я смягчился и сказал:
– Да поймите же, я не могу подвергать вас опасности. Дриады воскликнули одновременно:
– Опасность повсюду!
– Мы уже подвергаемся опасности!
– Никто, никто не может нас защитить от ужасного чудища!
Я не понял, о ком они говорят, и переспросил:
– Чудище?
– Да, да, – закивала головой Стрекоза.
– Страшное, – подтвердила Золотая Пчелка.
– Ужасно прожорливое, – пропела Лие.
Я удивился:
– Неужели в лесу есть такой зверь, которого боятся сами дриады?
Дриады переглянулись.
– Но он вовсе не лесной зверь, – заметила Стрекоза.
– Он пришел к нам несколько месяцев назад, – добавила Золотая Пчелка.
– Мы его боимся, – снова пропела Лие.
Ее певучий голосок и смеющиеся зеленые глаза вывели меня из себя.
– Вы меня обманываете, наверное, чтобы заманить к своему Источнику!
Мне приходилось слышать истории об источниках дриад, вода из которых и даже сам воздух вокруг навевают сон и дурман, а, очнувшись, человек обнаруживает, что он уже стар и ничего не помнит, кроме своей юности.
Три дриады воскликнули одновременно:
–Нет!
– Как ты мог подумать!
– Неужели ты веришь в людские сказки?
– Мы просто просим твоей защиты, – повела плечом Стрекоза.
– Ты ведь не откажешь нам в помощи? – спросила Золотая Пчелка.
А Лие просто пропела:
– Ла‑ла‑ла.
Я даже не успел открыть рта, как Стрекоза перебила меня:
– Ты же не можешь пойти к чудищу с кровоточащей раной.
– Вода из Источника остановит кровь и даст силы, – ласково сказала Золотая Пчелка, беря меня за руку.
А Лие взяла меня за другую руку и бодро пошла вперед, ведя меня за собой и напевая при этом песенку с совершенно дурацкими словами:
Спасет нас от дракона
Новый наш герой.
Поднимет меч и снова
Отправится он в бой.
– Эй! – воскликнул я. – О драконе речи не было. Уж не хочешь ли ты сказать, Лие, что ваше чудище – это дракон?
– Это дракон, ужасный и зубастый, – пропела Лие, не оборачиваясь.
– Не слушай ее, – сказала Золотая Пчелка, прижимаясь ко мне на ходу, – это только детеныш дракона, для взрослого дракона он слишком маленький.
А Стрекоза, обежав нас, громко заявила:
– По‑моему, это единорог.
Это было уже слишком, я снова остановился, всерьез рассердившись.
– А по‑моему, вы морочите мне голову! – возмущенно воскликнул я, пытаясь высвободиться из объятий Золотой Пчелки. – Никогда не поверю, что дриады не могут отличить дракона от единорога.
– Мы говорим чистую правду, – сказала Золотая Пчелка, виновато поглаживая меня по руке.
– Это настоящий дракон, – сказала Лие.
– Или единорог, – продолжила Стрекоза. – Правда, я никогда не видела единорогов, – уточнила она и добавила, стыдливо опустив глаза: – Я еще молодая дриада.
Ее подружки возмущенно фыркнули:
– Единороги не бывают такими вонючими!
Лесная тропа, по которой мы шли, вывела к оврагу. По дну его, подпрыгивая на камнях, бежал ручей, С оглушительным гомоном взлетели тучи птиц, на миг закрыв своими крыльями небо. Вдоль ручья мы шли недолго и вскоре достигли Источника, скрытого от глаз в тени плакучих ив, ревниво склонившихся к нему с обоих берегов. Мы вошли под сень деревьев, и моим глазам явилась прелестнейшая картина: лучи света, проникающие сквозь листву, заставляли воду и воздух искриться и переливаться золотыми пятнами солнечных зайчиков. У Источника сидели две очаровательные дриады, они поили оленят из больших листьев лопуха. Воздух был наполнен благоуханием, я вдохнул этот целительный настой и почувствовал, что прежние страхи отступили от меня. Дриады, поившие оленят, заметили нас, оживились, оставили животных и подбежали к нам.
– Он такой миленький, – сказала одна из них.
– Кто: дракон или единорог? – спросил я. Стрекоза залилась смехом. Лие прыснула, и лишь Золотая Пчелка осталась серьезной. Она заставила меня войти в искрящуюся, ледяную воду, разрезала рукав моей рубашки, омыв рану, с сомнением покачала головой.
– Твое плечо, может, и заживет когда‑нибудь, – сказала она. – Только я не знаю, каким растением его лечить. Я положу тебе на рану белолист, это остановит боль и затянет рану. Но полностью не излечит.
– Я знаю, милая. Снять боль – это все, что мне нужно. Ты очень заботлива. Вы все очень заботливы, – обратился я к Лие и Стрекозе. – Мне ужасно неловко, что я ничем не могу вас отблагодарить.
Стрекоза хихикнула и отвернулась, а Лие подобралась поближе и подала мне лист. В его углублении сверкала большая капля росы.
– Это целебная роса, – сказала Лие. – Она восстанавливает силы. Выпей.
Роса действительно придала мне силы, я тут же забыл о вскрывшейся ране.
– Так что за дракон? – весело спросил я. Не то чтобы меня тянуло на геройство, но мне было чрезвычайно любопытно посмотреть на это чудище. К тому же волки всегда дружили с дриадами. Эта дружба велась с давних времен, и никто уже не помнил, что нас связывало. Дриады помогали нам, мы – им, это было в порядке вещей.
– Дракон? Ну, это такое мерзкое создание, ужасно вонючее. Он поселился не так давно в Медвежьем Овраге, и теперь лесным жителям нет от него покоя. Охотиться он толком не умеет, но когда выходит на поиски корма, поднимает жуткий шум, по лесу ходит, словно бегемот. Но он очень силен, и у него огромные клыки. Он уже сожрал немало зверей. А ест всех без разбору. Мы его ужасно боимся.
Лие подтвердила:
– Да, весь лес живет в страхе. Когда он выходит на охоту, все живое разбегается по норам.
– Ну так ведите меня к нему! – воинственно воскликнул я, опьяненный небывалым приливом сил.
Дорога была испещрена оврагами, цветущими, светлыми, заросшими ежевикой, в одном из них протекал ручей, похожий на тот, где был Источник.
– Вы расскажете мне о том, как добраться до какого‑нибудь порта, откуда можно переплыть на Медовый Остров? – спросил я дриад.
Лие пожала плечами. Стрекоза сказала:
– Мы не знаем людских дорог и жилищ. Лишь о лесных путях мы можем поведать тебе, но на Остров нашим лесом не добраться.
– Об этом я и сам догадался.
– Неужели ты отправишься дальше, невзирая на то, что существо, преследовавшее тебя, так и не объявилось? Оно явно выжидает где‑нибудь, когда ты останешься один, чтобы снова напасть.
– А не почудилось ли вам это существо? – спросил я. – Лес полон чудовищ и всяких странных существ. Разве вы, дриады, боитесь их?
– Лес полон чудовищ, – согласилась Золотая Пчелка. – Мы не боимся лесных существ. Но то, что за тобой гналось, не из наших земель. Мы ничего не знаем о нем. Весь лес содрогнулся от ужаса.
– Но теперь лес не содрогается, значит, оно куда‑то делось.
– Да, сейчас, кажется, его нет в лесу.
– Значит, мне самое время уходить, – заявил я. Наконец дриады боязливо остановились и, указывая путь тонкими пальчиками, сказали хором:
– Туда иди!
Я пошел в указанном направлении. Преодолев еще один овраг и поднявшись по его крутому склону наверх, я уловил еще не отчетливо новый запах. Добравшись до Медвежьего Оврага, я достал Меч и начал аккуратно пробираться по склону. Спуск был пологим, земля изрыта, деревья ободраны, кусты обломаны. К стоящему здесь смраду прибавился запах гнили. Среди пожухлой травы, покрывавшей дно оврага, виднелись обглоданные останки животных. При моем появлении в воздух взлетели несколько птиц.
Первая же куча экскрементов, попавшаяся мне на пути, подтвердила мои предположения о сущности местного чудища. Дальше в зарослях бурелома, среди спутанных веток был проложен широкий ход, в конце которого чернел вход в медвежью берлогу. Останки медведя попались мне раньше, на спуске в овраг. Я прошел к берлоге, не обращая внимания на цеплявшийся к одежде гнилой репейник, и принюхался. Исходившая из лаза вонь убедила меня в моих догадках. Я убрал Меч за ненадобностью в ножны.
– Мохх! – заорал я. – Так это ты пугаешь здесь местных девушек и выдаешь себя за дракона?
В берлоге произошло шевеление, будто кто‑то собирался ее разворотить, и из нее высунулась заспанная морда моего угаса. Он шумно вздохнул, изумленно моргая желтыми глазами.
– Иди сюда, Мохх, – позвал я, – дракокозел ты этакий.
Угас с радостным воплем, похожим на предсмертный вой раздавленного бегемота, помчался ко мне. Он сбил меня с ног и придавил своим грузным телом к земле. Обдав меня смрадным дыханием, он начал лизать мое лицо широким горячим языком. Нет нужды говорить, что я был весь вымазан вонючей слюной любвеобильного Мохха.
– Мохх, Мохх, мой верный друг, – я отпихивался кулаками от его попыток раздавить меня. – Ну же, перестань, я тоже очень рад встрече.
Выбравшись из‑под угаса, я начал осматривать его. Он был ужасно грязным, но при этом вовсе не походил на оголодавшее животное. А еще говорят, что угасы не выживают без хозяина.
– Ну и разжирел же ты, дружище! – Я похлопал угаса по чешуйчатой морде. – Сразу видно, что жил вольной жизнью, жрал все подряд, да? Ну, ничего, я‑то твои телеса растрясу. Мы с тобой очень торопимся. У нас совсем мало времени, и уж точно нет его для охоты.
Угас подозрительно засопел, уткнувшись мордой мне в плечо. Из его желтых драконьих глаз покатились крупные слезы. Мне не хватало только утешать плачущего дракона.
– Да ладно, Мохх. Ты молодец. И как ты только добрался сюда, малыш?
Я влез на угаса и направил его вниз по оврагу к реке. Мохх оказался слишком грязен даже для меня. Угас неодобрительно фыркал, лезть в воду он не хотел. Но я заставил искупаться это грязное животное, несмотря на его нелюбовь к воде.
Я был безмерно рад встрече с угасом. Угрызения совести за брошенного друга мучили меня не так часто, но все же я опасался, что Мохх пропадет без меня. Поскольку питаются эти твари только свежим мясом, а охоте они не обучены, то их пропитание полностью зависит от хозяина. Не секрет, что в основном их рацион составляли пленные и убитые враги. Можно себе представить, какова была бы реакция римлян, вздумай мой угас искать себе пищу в их селениях. Длинный шип на лбу угаса, напоминающий рог, видимо, и вызвавший у Стрекозы ассоциации с единорогом, позволял ему защищаться. Острые клыки и когтистые лапы тоже могли служить их обладателю в бою, а чешуя делала угаса неуязвимыми для стрел. Но крепкое копье или хороший удар меча способны пробить их броню. Конечно, можно рассчитывать на то, что с непривычки люди больше пугаются этих дракоконей, чем рвутся в бой с ними. Но, все же, учитывая недалекий ум угаса, если им не правит хороший наездник, он легко может стать добычей сильного воина.!
Каким образом моему угасу удалось выбраться из римских земель и преодолеть непроходимые горы, трудно себе представить. Разве что правду говорят, и угасы действительно могут путешествовать по Великому Пути между Мглистыми Камнями, и им не требуются жрецы, способные открывать проходы. Тогда можно предположить, что Мохх добрался до Мглистых Камней в долине реки Пад, через которые ушли наши войска, а вышел в этом лесу. Открывать Великий Путь угасы, может быть, и способны, но настраивать одну точку пространства на другую вряд ли. Так что можно считать везением, что Мохх не вывалился где‑нибудь в Антилле, откуда ему уже никогда не добраться бы до Медового Острова.
Угасы способны развивать огромную скорость. Благодаря когтистым сильным лапам, они могут передвигаться по лесам и горам. И теперь Мохх не только облегчит и ускорит мой путь, неся меня на себе, но и поможет мне защищаться в случае необходимости. Под моей командой его клыки и шип послужат более полезному делу, чем наводить ужас на очаровательных дриад. Поистине, всадник на угасе становится всесильным и неуязвимым.
Дриады переполошились, завидев издалека угаса, важно шествующего к ним. Меня они, должно быть, поначалу даже не приметили, решив, что жуткое чудовище выиграло бой и теперь явилось к ним за расплатой. Но угас, отмытый от грязи, сверкал черной чешуей на солнце, а дриады, особенно чувствительные к красоте животных, быстро разглядели, что перед ними не просто чудище, а редкий и по‑своему изящный зверь. После чего был замечен и я, и лесные духи потянулись в нашу сторону.
– Я думала, ты явишься к нам с головой дракона, – разочарованно протянула Стрекоза.
– Приручить зверя труднее, чем убить, – парировал я, красуясь верхом перед восхищенными дриадами.
Лие подозрительно принюхалась и покачала головой:
– Тот зверь в овраге вонял за сто шагов.
– Пахнет не сам угас, а лишь его слюна, – объяснил я ей. – И эта тупоголовая скотина не любит мыться. Он облевал овраг и самого себя, вот и пропах на весь лес. Но я помыл его в речке за оврагом.
Дух той самой речки, почти невидимое даже мне создание, обиженно фыркнуло.
– А кто будет убирать за этим чудищем в овраге? – спросила Лие. – Там же еще несколько лет нельзя будет находиться,
– Ну, знаете ли, милые девушки, это больше ваша проблема, чем моя. Вы просили убрать чудище из вашего леса‑я забираю его с собой. А мыть ваши гнездышки – это не забота воинов или волков. Может, добрая речка согласится изменить на время свое русло и пройти через овраг.
Дух реки надменно удалился, не желая выслушивать подобные гадости в свой адрес. Стрекоза, а вслед за ней и Лие аккуратно похлопали угаса по морде. Он в ответ лизнул их своим широким языком, перепачкав обеих в зеленой вонючей слюне. Обе дриады захныкали и побежали догонять дух речки, в надежде омыть в ее водах свои соблазнительные тела.
Я недолго пробыл среди дриад. Мое близкое знакомство с «драконом» вызывало у них подозрение, несмотря на то что все они вынуждены были признать его очаровательным. К тому же чувство страха, вызванное неизвестным преследователем, хотя и уменьшилось, но не забылось. Я постоянно помнил о нем. Лесной ли это демон Нитов, разбуженный мною, или кто иной, этот преследователь пугал меня. То, что он сделал с Иворой, говорит о его невероятной силе. Но девушка могла умереть и по другим причинам. Она ведь сама ждала смерти от ужасного мстителя, посланного богиней. Но почему тогда он не тронул меня, ведь я был подле отступницы?
Впрочем, я мог предположить и худший вариант, я владел бесправно, как мне казалось, древнейшей реликвией Альбиона, Мечом Орну. Не слишком ли долго я возвращаю его на Медовый Остров? Тот, кто владел им прежде, кто жил когда‑то в Бренне, мог захотеть вернуть его. Я думал о Древнем Враге, Звере Фоморов, которому некогда принадлежал Меч Орну. Кто знает, не решило ли чудовище отомстить мне за похищенную святыню. Если меня преследует Зверь, то единственным спасением будет возвращение на Остров к Гвидиону. Впрочем, и от демона Нитов спасти меня могло бы море, разделяющее континентальную Кельтику и Альбион.
Глава 14
Ловцы оборотней
Пробыв у дриад еще два дня (раньше я просто не нашел в себе сил покинуть этих очаровательных созданий), мы с угасом отправились в путь. Древний лес уже не был таким дремучим, как прежде. Непроглядные чащобы сменились березовыми рощами, светлыми и торжественными, будто пиршественные залы в чертогах древних кельтских королей. Лето выдалось сухое, солнышко пригревало. Теперь, верхом на угасе, я двигался очень быстро, преодолевая за день свой обычный двухдневный маршрут. Правда, мне приходилось терять время на охоту, потому что угаса нельзя было насытить мышами‑полевками. Зато он, как и я, легко переносил долгий голод и мог есть три‑четыре раза в неделю.
Бескрайний лес кончился, его сменили местные не столь обширные леса, холмы, поля и горы. Все это неслось нам навстречу. Мы благополучно миновали владения сенонов, вместе с племенами которых поэннинцы воевали в римских землях, и желание навестить бывших союзников даже не затеплилось во мне. Выжил ли их юный вождь, благополучно ли они выбрались из римских земель, пригодны ли для жизни их новые угодья или они отправились на дальнейшие поиски, я так и не узнал.
В землях, лежащих за владениями сенонов, появилась наконец дорога, вытоптанная скотом и телегами. Она тянулась откуда‑то из южных земель и сворачивала на северо‑запад. Мне нужно было разузнать дальнейший путь, и мы с угасом вышли на дорогу в надежде повстречать какого‑нибудь путника. Почти день мы проехали, так никого и не встретив, лишь к вечеру заметили на дороге человека, бредущего нам навстречу. Я поторопил угаса, но путник приметил нас, остановился, рассматривая, а потом вдруг пустился бежать прочь. Мой угас легко нагнал его. Я спрыгнул и схватил человека за плащ, желая остановить его безрассудное бегство, тем более что я ничем не угрожал ему. Но человек, оглянувшись на нас округлившимися от ужаса глазами, лишился чувств и рухнул мне под ноги.
Когда я наклонился к нему, чтобы оказать помощь, то обнаружил, что несчастный мертв. Похоже, что мой драконовидный конь напугал его до смерти. Не знаю, может, в этих местах люди никогда не видели драконов, а может, здесь живет просто не слишком смелый народ. Я поднялся и похлопал угаса по морде.
– Видишь, красавчик, как твоя рожа пугает людей. Угас дружелюбно отпихнул меня и принялся обнюхивать труп путешественника, издавая утробный рык.
– Ладно, – сказал я, – он все равно помер. Хуже ему уже нет будет. Только, знаешь что, будет разумнее, если мы оттащим его с дороги, и ты пообедаешь где‑нибудь в стороне, чтобы другой случайный путешественник не увидел это гадкое зрелище.
Угас понимающе кивнул. Я давно заметил, что угасы становятся на удивление понятливыми, когда речь заходит об их пропитании. Мохх ухватил зубами за край плаща и потащил труп вслед за мной. Мы добрались до ближайшего леса и, углубившись шагов на двести, остановились. Я осмотрел труп, прежде чем позволить Мохху его сожрать, надо было избавить блюдо от острых металлических предметов, чтобы угас не поранился. В заплечном мешке странника я обнаружил кусок лепешки и несколько малюсеньких кусочков металла, которыми нередко расплачиваются кельты. Они‑то и навели меня на мысль, что и мне придется чем‑нибудь расплачиваться за корабль, который я собирался нанять. А это будет не какая‑нибудь лодочка, ведь на корабль придется взять угаса. А значит, еще и доплачивать морякам за то, что они будут терпеть чудовище все путешествие и не сбросят нас за борт, если угас вздумает рычать или заблюет корабль своей вонючей слюной. К тому же я в это время тоже окажусь абсолютно беззащитным, так как буду, скорее всего, валяться без сознания или висеть, перегнувшись через борт. Меня, как и большинство волколаков, в подобных случаях одолевала сильнейшая морская болезнь.
Итак, мне понадобится золото или что‑то другое, чем бы я смог расплатиться с моряками. Вот когда я пожалел, что не взял ничего из добычи даков, а ведь там было немало украшений из золота и серебра, а также хорошего оружия. Я понятия не имел, сколько именно золота мне нужно, но определенно решил, что значительно больше, чем может находиться в заплечном мешке у бедного странника. А был он действительно очень беден, босой, в старом драном плаще, какой постыдился бы одеть на себя последний раб на Медовом Острове, и в штанах, сотканных и сшитых, видимо, еще для его прадеда. Угас сожрал его вместе с одеждой и заплечным мешком, который я не успел вовремя убрать у него из‑под носа. Мешок бы мне пригодился.
Я пришел к выводу, что мне придется где‑нибудь раздобыть немного золота. Поскольку я очень торопился и наниматься на работу мне было некогда, выход был очевиден: придется грабить. Это было бы совершенно простым делом здесь, на тракте, но я подозревал, что никого богаче этого одинокого человека мне встретить не удастся. Нужно было отыскать какое‑нибудь селение, и мы отправились с угасом дальше по тракту. За несколько дней пути нам повстречались еще несколько путешественников, все они в ужасе бежали от нас, лишь завидев драконью угасову голову. Я не стал никого из них преследовать, помня случай с умершим от страха странником, тем более что бежали они в леса. Лишь один из них замешкался на дороге, не желая расставаться с телегой, да так и остался сидеть на земле, когда я подъехал. Первым делом я осмотрел содержимое телеги, но здесь меня постигло разочарование – сено ни мне, ни угасу не пригодилось бы, торговать же им я не собирался. Мне удалось разобрать в бессвязанном бормотании дрожащего человека, что вскоре я достигну городища, а от него пойдет другая дорога, которая и выведет меня на побережье. Оставив несчастного человека, не пожелавшего расстаться со своим добром, рыдать под телегой, я отправился дальше.
Вскоре на тракте стало больше людей, и мне пришлось покинуть дорогу и вновь двигаться лесом. Недалеко от городища я оставил угаса в лесу, приторочил ему на спину свой Меч и, дождавшись ночи, отправился к селению. Я не взял с собой оружие, полагая, что иду воровать, а не сражаться, а в этом деле самое главное иметь возможность быстро скрыться. Обратиться в волка с Мечом в руках довольно сложно, и не слишком удобно бегать в таком виде. Я соорудил из куска своего плаща некое подобие мешочка и повесил его на шею. Петля, на которой держался мешок, была достаточно широкая, чтобы не задушить меня, если я обращусь в волка. В этот мешок я рассчитывал сложить какие‑нибудь ценности, если мне удастся их раздобыть.
Впереди темнел невысокий вал, окруживший город. Я пошел в обход, посмотреть, нет ли где‑нибудь удобного прохода. Если я не найду способа перебраться через вал в человеческом обличье, то, обратившись в волка, просто перепрыгну. Обходя вал, я почуял преследователей. Несколько человек крались за мной в темноте в надежде остаться незамеченными. Мне вновь показалось, что я чувствую охотника за своей спиной. Это были не случайные путники, они таились от меня и явно готовились напасть. Я еще не решил, будет ли лучше превратиться в волка и бежать в сторону леса или не обращать на них внимания и продолжить свой путь, как вдруг они разом выскочили из засады и окружили меня. Теперь я мог их разглядеть. Восемь дурно пахнущих мужчин и женщин в драной одежде, вооруженных дубинками и рогатиной.
– Далеко направляешься? – поинтересовался один из них.
Похоже, что они были просто местными разбойниками. Я надеялся легко справиться с ними, тем более что их было не так уж много.
– Не твое дело.
Мужик ухмыльнулся, перекинул дубинку из одной руки в другую и сказал:
– А вот как и мое?
– Уйдите лучше добром, – попросил я людей. – У каждого свой путь.
– Так ты вздумал промышлять на нашем пути! – выкрикнула женщина.
– Тише, дура, – шикнул на нее другой мужик, – услышит стража, перевешают всех.
Я уже понял, что просто так одними словами мне от них не отделаться. Жалеть, что не прихватил с собой Меч, было уже поздно. Если у них нет серьезного оружия, можно было уйти от дубин, обратившись в волка.
– Плевать я хотел на ваши пути, – произнес я довольно миролюбиво. – Хотите со мной сразиться?
Разбойники расхохотались. Позади меня кто‑то размашисто шагнул, я отскочил в сторону, возле моей головы пронеслась тяжелая дубина. Еще один удар пришелся с другой стороны. Я успел пригнуться, а в следующий миг резко выпрыгнул вперед, вложив силу прыжка в удар кулака. Человек отлетел назад и упал на спину. Люди довольно медлительны, чтобы успеть закрыть просвет, образовавшийся передо мной. Я ринулся вперед, уже уверенный, что отделался от неприятной компании. Но, сделав пару шагов, я внезапно ощутил, как что‑то скользнуло по моему лицу, легко ударило в грудь и отбросило меня назад, и в тот же момент я упал, запутавшись в брошенной сети. Быстро вскочил, но сразу опять рухнул, сеть потянули и запутали меня еще больше. И тут же со всех сторон на меня обрушились удары. Лишь на мгновение промелькнула мысль, что вот так Звероловы ловили оборотней, и от сильного удара по голове я потерял сознание.
Очнулся я связанным, лежащим на голой земле. Кругом был лес. Рядом горел костер, возле которого разместились трое, женщина и двое мужчин, в которых я сразу узнал моих захватчиков. Неподалеку в темноте чернел провал землянки, возможно, остальные пятеро уже спали.
Все тело мое болело, я незаметно пошевелился, по‑волчьи пропустив сквозь себя волну, словно судорогу, проверяя, целы ли кости. Переломы, если бы они были, ответили бы пронзительной болью. Но, похоже, мне удалось отделаться лишь синяками. Если, конечно, не считать моего многострадального плеча. Рана опять разошлась. Я попробовал, крепки ли веревки, но руки были стянуты очень сильно, и я лишь разодрал себе кожу на запястьях. На шее я ощутил тяжелый ошейник. Едва пошевелив головой, я понял, что у ошейника есть шипы, направленные вовнутрь. Я слышал о таких ошейниках, предназначенных для оборотней. Шея волка шире человеческой. Если оборотню и удастся принять звериное обличье с ошейником на шее, то этот же ошейник и задушит волка. Итак, они знают, что я волк. Интересно, откуда? В драке я не успел прибегнуть к клыкам и, по‑моему, ничем не выдал своей сущности.
Я прислушался к разговору разбойников. Задача оказалась не из легких, так как они были сильно пьяны, а потому речь их звучала невнятно, к тому же язык оказался искаженным и несколько отличавшимся от того, на каком разговаривали островные кельты. Разбойники говорили отрывисто и зло, и у меня сложилось впечатление, что они просто переругивались, да время от времени острили.
Если бы мне удалось избавиться от пут на руках, я наверняка смог бы снять и ошейник. Но поскольку руки были связаны чрезвычайно крепко, я решил вступить в переговоры с разбойниками в надежде разузнать, какую судьбу они мне уготовили. Я подал голос:
– Что вам от меня нужно?
Разбойники умолкли на мгновение, а потом оживленно заговорили:
– Смотри‑ка, оклемался. Опять, значит, не того взяли! Волк бы в ошейнике не очнулся.
– Говорил я тебе, Габ, надо было сначала проверить, а потом нападать.
Тот, кого назвали Габом, смуглый молодой человек, хрипло хохотнул:
– Вот бы и проверил. На оплату потом меньше ртов было бы.
Я поймал взгляд веселых карих глаз Габа. Его черные курчавые волосы были зачесаны назад, на плутоватом лице играла чуть насмешливая улыбка. Его можно было принять за мелкого воришку, но на убийцу он не походил. Видя мой интерес к нему, он не сдержался и расплылся в широкой улыбке.
– Судя по ошейнику, вы ловите оборотня? – спросил я.
– Скажу тебе честно, парень. Мне‑то ведь дела нет до того, волк ты или нет. Заплатили нам за твою шкуру. Вот придет завтра заказчик, ты с ним и договаривайся.
– Кто же ваш заказчик? – удивился я. В этих местах меня никто знать не мог.
– А мне почем знать? Он никак не назвался.
– Слушай, приятель. Ты, вероятно, ошибся да не того взял. Я ведь в этих местах впервые, иду издалека. Ну кто может знать меня здесь?
– А может, и ошибся, – легко согласился Габ. – Ты, поди, уж четвертый или пятый, кого мы споймали, а этот хрыч все твердит: «Не тот, не тот».
– Так и отпусти меня, я уж точно не тот, – попросил я.
– Да уж наверняка. Ошейник‑то серебряный, говорят, оборотни от такого прям сразу без сознания и валятся, да потом изводятся воем. А ты, как и те, кого мы прежде ловили, хоть бы поморщился. Видно, опять мы в обмане.
Женщина, кутавшаяся в рваный плед, внимательно слушала наш разговор. Она наклонилась вперед и произнесла низким, бабьим голосом:
– Может, заказчик твой за нос нас водит, может, и не нужен ему никто?
– Нет, ошейник больших денег стоит, разве дал бы он нам его просто так, если бы оборотня споймать не хотел? А коли споймаем надобного ему зверя, так он нам в три цены от стоимости ошейника отдаст.
– А по мне и ошейник неплох, – сказала женщина, пытаясь плотнее завернуться в плед. – Мы за него на базаре знаешь сколько монет получим? А чем ловить‑то неизвестно кого, ну его, дядьку‑то этого, я всегда так говорила.
– Ты, женщина, помалкивай! – свирепо рыкнул Габ. – Сказал же, в три цены заплатит. Ну не подойдет ему этот, другого словим.
– Коли не подойду я твоему заказчику, отпустишь меня? – спросил я.
– Ну, будь ты хоть девкой… – Габ хохотнул, – а так, что мне еще с тобой поделывать? У тебя даже сума пустая. Тряпье твое заберу, а тебя, ну не знаю… отпущу, может.
– Отпустишь ты его, как же! – рявкнула женщина. – Будет тебе всех отпускать. Продадим его в городе. У него вон мышцы на руках какие крепкие, его быстро купят.
– Ты, что ль, продавать его пойдешь?
– А хоть и я. Твой прохвост нам за него денег все одно не выдаст, так что же мы зря работали, получается?
– Смотри, чтобы тебя саму в городе не схватили. А ну, как он кричать примется про разбойников?
– А ты ему язык отрежь, и делов‑то.
«Вот добрые люди», – подумал я. Ну и повезло же мне вляпаться. Кто, интересно, в этих местах так осерчал на оборотня? Ну, действительно, не меня же здесь ловят. Я и не говорил никому, что собираюсь в эти места, да и не знал о них прежде. А выследить меня было довольно затруднительно. Угас нес меня с огромной скоростью, пешему за нами не угнаться, всадника же я непременно заметил бы.
Меж деревьев промелькнула тень. Я обернулся на разбойников, но никто ничего не заметил. Между тем среди деревьев двигалась огромная туша угаса. Тихо, без единого звука, подбирался он к костру. А я‑то всегда полагал, что эти глупые животные могут передвигаться по лесу только напролом, поломав половину деревьев. Видно, зря жаловались на него дриады, воняет он, конечно, изрядно, но шуму производит не так уж и много. Впрочем, когда угас держит рот закрытым, то и вонь почти не чувствуется.
Внезапно из темноты прямо над костром возникла драконья голова. Желтые глаза зловеще сверкнули. Уга<