Абзац торопливо закурил, чтобы перебить внезапно возникший во рту привкус дорогого шампанского.
Шампанское он не любил – от этой шипучки у него сразу начинала трещать голова. В той, прошлой жизни Олег Шкабров всем остальным напиткам предпочитал старый добрый скотч, а всей остальной музыке – старых добрых «Битлз». Он был, в сущности, не таким уж плохим парнем, этот Олег Шкабров, подумал Абзац с намеком на улыбку. Очень неплохим, вот только слишком любил скотч, слишком много слушал «Битлз» и имел нехорошую привычку убивать людей за деньги. Эти три пристрастия чуть было его не погубили, а если учесть положение, в котором он оказался сейчас, то словечко «чуть» можно с чистой совестью отбросить…
Он посмотрел на часы. Время у него еще было, и он заглянул в кафе на углу, чтобы перекусить. Интерьер здесь был убогий, но кормили сносно, а обслуживали быстро и относительно вежливо. Правда, Абзаца не покидало смутное подозрение, что обслуживание не было бы таким быстрым, если бы подаваемые блюда не разогревали в микроволновке, а, как положено, готовили из свежих продуктов. Впрочем, решил он, то, чего не видишь, можно смело признать несуществующим, ведь так?
Он плотно пообедал, не в силах отделаться от мысли, что жует девятимиллиметровые патроны и детали пистолета системы Макарова. Дедушка «макаров» был не самым лучшим из его пистолетов, но раньше Абзац никогда не продавал свое оружие и, тем более, не делал этого ради куска хлеба. Это было чертовски унизительно. И что все‑таки понадобилось от него Пауку? Неужели он снова начнет приставать с этим заказом Моряка? Абзац не считал судей, особенно честных, своими естественными врагами – они просто, как умели, выполняли свою работу, в то время как он выполнял свою.
Он заказал черный кофе без коньяка и без спешки выкурил сигарету, сидя за накрытым более или менее чистой скатертью столиком и глядя через стеклянную стену на улицу. Газоны уже начали мало‑помалу менять цвет, покрываясь растущими белыми пятнами, белые мухи продолжали кружить в воздухе. Серое небо потемнело еще больше, снегопад усиливался – зима пошла на первый осторожный штурм. Торопиться ей было некуда, поскольку исход этого сражения был известен заранее. Уходящая осень давала последний бой перед тем, как окончательно уступить свои позиции, и зима с великодушием более сильного противника предоставляла ей возможность отойти с честью.
Принесенный молодым жуликоватым официантом кофе оказался водянистым и чересчур сладким. Абзац поморщился, но спорить не стал и потребовал счет. Расплатившись, он выпил кофе, как лекарство, и покинул кафе. Перед тем как уйти, он выбросил полученный по почте конверт в урну у входа, а от записки избавился на автобусной остановке.
Он едва успел заскочить к себе на квартиру и захватить старенький, но очень надежный «вальтер».
Пауку он более или менее доверял, но нельзя было исключать возможности того, что до веселого оружейника добрались люди Барабана. Записка могла быть приманкой, внутри которой скрывался крепкий стальной крюк. С точки зрения безопасности на эту встречу лучше было не ходить, но Абзац смертельно устал прятаться по углам от опасностей, половина которых на поверку оказывалась плодами его воображения. Хорошо лежать на дне, имея под рукой открытый банковский счет или набитый наличными саквояж! Но скрываться в одном из самых дорогих городов мира, не имея ничего за душой, – удовольствие ниже среднего.
Таким образом, примерно в половине шестого Олег Шкабров оказался буквально в двух шагах от Каланчевской площади, более известной в народе под названием площади Трех вокзалов. На нем был утепленный матерчатый плащ того фасона, который вышел из моды в конце восьмидесятых, и изрядно поношенная фетровая шляпа с узкими полями. Из‑под шляпы сдержанно поблескивали черные очки, в которые было вставлено обыкновенное стекло. Ниже очков можно было разглядеть аккуратно подстриженные усики и бородку клинышком. В одной руке Абзац держал небольшой чемодан, а в другой сжимал дымящуюся трубку с чубуком, выполненным в виде головы веселого черта. Время от времени он подносил эту безвкусную вещицу к губам и, скрывая отвращение, делал короткую затяжку. При этом он словно бы исподтишка, а на самом деле красноречиво глазел по сторонам, что окончательно завершало образ интеллигентного провинциала, впервые попавшего в Москву.
Мимо него медленно проехал полосатый «лендровер» Паука и остановился метрах в десяти впереди. Абзац сдержал улыбку и не торопясь прошел мимо. Паук был в машине один. Он старательно вертел головой во все стороны, выискивая Абзаца, хотя тот был в двух шагах от него. Он быстро скользнул взглядом по нелепой фигуре с чемоданом, вернулся обратно и, наконец, остановил на ней свой взгляд. Абзац стоял на тротуаре, открыто усмехаясь во весь рот. Паук укоризненно покачал головой и покрутил пальцем у виска, давая понять, что по достоинству оценил маскарад. Абзац выбил трубку об угол своего чемодана, сунул ее в карман плаща, рывком распахнул дверцу «лендровера» и плюхнулся на сиденье.
Машина сразу же тронулась.
– Елки‑палки, – сказал Паук вместо приветствия, – ты не пробовал выступать в драмкружке?
Абзац поджал губы, придавая лицу утрированное «интеллигентное» выражение, и подчеркнутым жестом поправил на переносице очки.
– Вы, юноша, заметно отстали от жизни, – чопорно произнес он. – Сейчас нет драмкружков. Сейчас есть любительские театры, и даже не любительские, а народные. Народный театр – это вам не драмкружок. Это звучит солидно и основательно, а главное, вызывает у публики и у самих актеров приятные ассоциации со званием народного артиста.
– Что у тебя в чемодане, народный артист? – поинтересовался Паук, сворачивая с Каланчевской на Большую Спасскую. – Надеюсь, не бомба?
– Надейся, – сказал Абзац. – Надежда, как известно, – наш компас земной. Все мы на что‑то надеемся. Если бы все зависело только от надежлы на земле давно был бы настоящий рай: молочные реки, кисельные берега, пивные моря и водочные озера.
– Кошмар, – сказал Паук. – Сплошное несварение желудка.
– Я же говорю: рай, – повторил Абзац. – А какое несварение желудка может быть в раю?
Паук оторвал от руля правую руку и задумчиво почесал искривленную переносицу.
– Действительно, – сказал он, – откуда в раю взяться желудкам? В таком случае, пивные моря, водочные озера и даже молочные реки с кисельными берегами совершенно теряют смысл.
– Бред, – подытожил вступительную часть беседы Абзац.
– Полный бред, – согласился Паук.
Веером разбрызгивая коричневую слякоть, машина на бешеной скорости свернула направо и пошла по Садовому кольцу. Не успевший должным образом подготовиться к такому маневру Абзац больно треснулся ухом о стойку кузова и потерял шляпу. С шипением потирая ушибленное ухо, он заметил замерший у обочины милицейский «форд», мимо которого они проскочили, не снижая скорости. Инспектор в исполосованной световозвращающими нашивками теплой куртке приветственно помахал вслед «лендроверу» своим полосатым жезлом.
– Не понял, – сказал Абзац, шаря под ногами в поисках шляпы. – Сколько ты ему платишь, что он такой ласковый?
– Это Шурик, – сказал Паук таким тоном, словно это все объясняло. – Обожает ралли по пересеченной местности. Представляешь, собрал своими руками из разного хлама что‑то вроде багги. Только она у него все время ломается, потому что хлам – он и есть хлам, сколько над ним ни колдуй. Ну, я ему иногда помогаю, а иногда и порулить даю. – Он похлопал ладонью по ободу рулевого колеса. – А он меня за это от своих дружков отмазывает, когда они меня за штаны берут.
– А бизнесу такая дружба не вредит? – поинтересовался Абзац.
– Наоборот, помогает. А если ты о предрассудках…
Кто ж меня осудит, если никто ничего не знает?
– Я знаю, – сказал Абзац.
Паук замолчал.
– Это не самая лучшая из твоих шуток, – сказал он наконец.
– Ты себя послушай, – усмехнулся Абзац. – Едет с профессиональным киллером и расписывает ему свою нежную дружбу с ментом. По идее, мне положено тебя пристрелить – не сходя с места, прямо на ходу.
– О, прошу вас, дон Абзаццо, пощадите! – завопил Паук, закрываясь от Абзаца обеими руками. Его правая нога при этом продолжала изо всех сил давить на газ. – Я искуплю свою вину перед семьей!
– Клоун из тебя, как из бутылки молоток, – вздохнул Абзац. – Ладно, говори, зачем звал.
– Есть дело, – мгновенно переставая валять дурака, сказал Паук. – Я имею в виду возможность поправить твое финансовое положение.
– Ты бестактный сопляк, – грустно заметил Абзац. – Мое финансовое положение касается только меня.
– Тогда не надо было прибегать ко мне с тем пугачом, – резонно возразил Паук. – Так ты будешь слушать или подбросить тебя к представительству Международного Красного Креста на предмет получения гуманитарной помощи?
– Иногда я не могу понять, почему никто до сих пор не повесил тебя на твоем длинном языке, – задумчиво проговорил Абзац. – Ладно, выкладывай. Только если ты опять начнешь подъезжать ко мне насчет того дела с Моряком, лучше не трать слова.
– Гм, – озадаченно сказал Паук. – Насчет Моряка ты угадал…
– Останови‑ка машину, – скомандовал Абзац. – И больше так не делай. Я тебе не тургеневская барышня. Если я говорю «нет», это значит именно «нет», без всяких «но» и «если». Честно говоря, я не ожидал, что придется объяснять тебе такие простые вещи.
Паук немного помолчал, даже не думая останавливаться.
– Ну, – спросил он наконец, – ты прокричался?
Может быть, теперь послушаешь? Дело действительно касается Моряка, но в данном случае он выступает не как заказчик, а как клиент.
– А, – после небольшой паузы с отвращением произнес Абзац. – Старая песня о главном… Волки от испуга скушали друг друга. Ну и кто же хочет его заказать?
Не снижая скорости, Паук выудил из кармана кожанки свой знаменитый портсигар и ловко прикурил одной рукой.
– Смешная история, – сказал он, выдыхая дым вместе со словами, что делало его похожим на огнедышащего дракона. – Ты просто не поверишь. Думаешь, это кто‑то из его конкурентов? Вот тебе!
Абзац увидел в нескольких сантиметрах от своего лица туго обтянутый тонкой кожаной перчаткой кукиш. Он поморщился и аккуратно отвел кукиш в сторону указательным пальцем.
– Спокойнее, – попросил он. – Не увлекайся пантомимой и постарайся, наконец, перейти непосредственно к делу.
– Ах, какие мы воспитанные, – язвительно сказал Паук. – Какие утонченные!
– Принц на картечине, – подсказал Абзац.
– Вот именно. Потому‑то я и вспомнил про тебя.
Это как раз по твоей части. Ты же у нас Робин Гуд, защитник слабых и обездоленных. Тебе, как говорится, и карты в руки. Дело, видишь ли, совсем простое.
Обыкновенная бытовуха на уровне районного суда.
Вышла тетка в магазин, а тут случился Моряк на своем «бокстере». И, как всегда, бухой в хламину.
Ну, тетку, само собой, пришлось отскребать от окружающей среды, а Моряк сунул кому следует сколько положено и.., ну сам понимаешь. Впервой ему, что ли? Даже дело возбуждать не стали.
Абзац снова поморщился. Он много лет пытался воспитать в себе невосприимчивость к подобным историям и почти преуспел в этом своем стремлении, но простота и легкость, с которыми Паук описывал эту обыденную, в общем‑то, ситуацию, почему‑то действовали сильнее, чем слезы и крики.
– У тетки, как водится, оказался муж. Хорошо сказано, правда, – «оказался муж»? Так вот, этот самый муж почему‑то решил, что с ним поступили несправедливо. Моряк совал ему деньги, чтобы он заткнулся, а он взял кирпич и вывалил заднее стекло в Моряковом «бокстере».
– Это он сам тебе рассказал? – поинтересовался Абзац, чтобы немного рассеять тяжелое впечатление, которое произвела на него эта повесть.
– В том‑то и дело, что нет, – ответил Паук. – Собственно, ко мне он пришел, чтобы купить ствол.
Решил, понимаешь, сам установить справедливость.
Ну и как‑то между делом обмолвился, что его жену сбил ублюдок на спортивной тачке. Я про эту историю краем уха слышал, так что понять, о ком речь, было несложно.
– Ну так продал бы ему что‑нибудь, – пожал плечами Абзац.
– Да он в очках видит хуже, чем я с завязанными глазами! – воскликнул Паук. – Знаешь, бывают такие люди, которые неспособны с двух шагов попасть из снайперской винтовки в пятиэтажный дом.
Так вот, он из этой породы. Чем продавать такому оружие, лучше сразу застрелиться.
– Это верно, – сказал Абзац. – Но вообще‑то такие мстители, как правило, предпочитают действовать сами. Не потому, что денег жаль, а чтобы получить максимальное удовлетворение и удостовериться своими глазами.
– Он сказал, что ему безразлично, как подохнет эта сволочь. Главное, чтобы подохла.
– Значит, достали его крепко, – сказал Абзац. – Слушай, а он точно не из ментовки?
– Ну, знаешь, – бросив руль, развел руками Паук, – стопроцентную гарантию дает только страховой полис.
– Смотри на дорогу, – попросил Абзац. – А то как бы чья‑нибудь вдова не заказала мне тебя.
– Тебе нужно лучше питаться, – заметил Паук. – Твое чувство юмора страдает от недоедания.
– Кстати, о питании, – сказал Абзац. – Ты ознакомил его с прейскурантом?
– Тут, знаешь, такая история… – замялся Паук. – В общем, у него только пять тысяч. Понятия не имею, где он их стырил. Судя по его виду, продать ему нечего, кроме своих цепей.
– То‑то же я смотрю, – после долгой паузы сказал Абзац, – что красноречие из тебя сегодня бьет фонтаном. Хреновый из тебя посредник, Паучилло.
Это я тебе говорю как специалист. Надеюсь, тебе не пришла на ум фантазия водить меня за нос? Учти, это очень нездоровое занятие.
– Если тебе нужны настоящие деньги, – сказал Паук, – возьмись за ту работу, которую предлагает Моряк. Тысяч двадцать он отстегнет не глядя.
Двадцать от Моряка плюс пять за Моряка – чем не бизнес?
– Посмотрите на него, – сказал Абзац. – И у него еще хватает наглости критиковать мое чувство юмора!
Паук промолчал, ограничившись кривой ухмылкой. Абзац покосился на него, вынул сигареты и тоже закурил, окутавшись густым облаком дыма. Трубку с чубуком в виде головы черта он оставил в кармане: она нужна была лишь для создания образа. Курить ее Абзац не мог: после третьей затяжки у него начинало щипать язык, а рот наполнялся слюной.
"Вот стервец, – подумал он о Пауке. – Знает ведь, что отказаться я не могу. И не потому, что я такой жалостливый, а по той простой причине, что остро нуждаюсь хоть в каких‑нибудь деньгах. В моем положении и пять тысяч – целое состояние. Кстати, это может оказаться ловушкой. Вся эта слезоточивая история, вполне вероятно, была сочинена лишь для того, чтобы подписать меня на дело по дешевке, за четверть обычной цены. Разницу Паук спокойно положит себе в карман, а я грохну Моряка, думая, что совершаю акт возмездия. И все будут довольны: я спасусь от голодной смерти, Паук наварит тысяч десять‑пятнадцать, а кто‑то из конкурентов Моряка приберет к рукам его бойцов и его бизнес…
Есть и еще один вариант, – подумал он. – Очень может быть, что всю эту душещипательную историю сочинили Моряк и Барабан после третьей бутылки коньяка. Они могли заплатить Пауку, чтобы он помог им вытащить меня из укрытия, а могли и просто надавить на него. Парень он отчаянный, но какой ему смысл рисковать своей шкурой ради меня?
Глупо, – отверг он эту мысль. – Со стороны Паука такой шаг был бы непростительной глупостью.
Он меня знает. Знает, что убить меня не так уж просто, и знает, что если я выживу после такой попытки, то ему не жить при любом раскладе. Из‑под земли достану".
Он снова повернул голову и внимательно посмотрел на Паука. С таким же успехом можно было пытаться разгадать мысли сфинкса: проклятые темные очки делали физиономию торговца оружием непроницаемой, как свинцовая оболочка ядерного реактора.
– Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь? – вдруг сказал Паук, не поворачивая головы.
– На что будем спорить? – устало спросил Абзац. – Денег у меня действительно нет.
– На щелбаны, – с ухмылкой предложил Паук. – На сто щелбанов.
– Не годится, – возразил Абзац. – Шишка на лбу – особая примета. Не годится.
– Ну на три щелбана… Ладно, черт с тобой, скажу даром. Ты сейчас сидишь и думаешь: а не сдал ли меня этот тип? А вдруг это предложение – просто глубокая яма с заостренным колом на дне?
– Допустим, – помедлив, согласился Абзац. – И что ты можешь возразить, чтобы развеять эти подозрения?
– Ничего, – сказал Паук. – Любые возражения – это просто слова. Словам можно верить, а можно не верить. Лично я давно уже не верю, да и ты, думается, тоже. Тем более, таким словам, которые я мог бы произнести сейчас. Но что, скажи на милость, мешает тебе шлепнуть Моряка? Я слышал, ты объявил Барабану что‑то вроде ультиматума. Думаешь, он тебя послушался? Тебя ищут по всему городу. Если бы я собирался тебя сдать, ты уже был бы трупом, поверь. А Моряк – как раз один из тех, кто тебя ищет. Тебе все равно пришлось бы его убирать – бесплатно, в рабочем порядке, просто для того, чтобы выжить.
– Тебе‑то какое дело? – немного резче, чем обычно, спросил Абзац.
– Никакого, – просто ответил Паук. – На мой бизнес твоя смерть никак не повлияет. Просто бывают люди, с которыми приятно иметь дело, а бывают и такие, с которыми не очень. Тех, кто относится к первой категории, считанные единицы, а тех, которые ко второй.., можно сосчитать только путем проведения всеобщей переписи населения. Поэтому лиц первой категории следует всячески беречь из чисто эстетических соображений и в целях сохранения генофонда нации.
– Родина моя, – со вздохом процитировал Абзац слова известной в свое время песни, – хочу, чтоб услыхала ты еще одно признание в любви.
– Что‑то в этом духе, – кивнул Паук.
На какое‑то время в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гулом работающего двигателя да доносившимся снаружи уличным шумом. Абзац смотрел, как навстречу машине стремительно несутся белые мухи, ударяются о ветровое стекло и бесшумно соскальзывают в стороны. Снегопад усиливался, и вскоре они проехали мимо дорожно‑транспортного происшествия: у обочины стоял троллейбус, а рядом замерла новехонькая «ауди» с развороченной передней частью. На асфальте чернела большая лужа масла, но крови, кажется, не было. Паук обогнул место аварии, почти не сбавляя самоубийственной скорости. Его крупный рот сложился в гримасу, выражавшую сочувствие пополам с легким презрением к владельцу иномарки, который любил скорость, но не умел с ней справляться.
– Поганое словечко – автолюбитель, – сказал он. – И вообще, любитель – это хорошо, когда речь идет, скажем, о пиве или мороженом. Во всем остальном я предпочитаю иметь дело с профессионалами.
– Угу, – проворчал Абзац. – Вероятно, именно поэтому ты решил выступить в роли посредника‑любителя.
– Кстати, – оживился Паук, – я так и не понял, договорились мы или нет.
– Милый ты мой, – сказал Абзац, – после твоей оды генофонду нации… Когда я должен это сделать?
– За девять месяцев до того, как Моряк появился на свет, – ответил Паук.
– Генофонд нации, да?
– Охрана окружающей среды, – важно ответил Паук и еще немного прибавил газу.
Глава 11