Основные бои также и вчера развертывались в районе Готенхафен — Данциг и в западной части восточно-прусского плацдарма. На участке Данциг — Готенхафен противник, понесший очень большие потери, лишь незначительно продвинулся к Готенхафену, зато ему удалось — тоже в результате очень упорных атак — значительно сузить восточнопрусский плацдарм. Браунсберг оказался в руках противника. Линия фронта проходит теперь примерно между Браунсбергом и Хайлигенбайлем на восток и южнее Хайлигенбайля поворачивает на северо-восток. К северу от Хайлигенбайля противнику удалось осуществить глубокое вклинение, которое открыло ему дорогу почти до самого залива Фришес-Хафф; концентрированным контрударом удалось вернуть потерянную территорию. В Курляндии противник почти на всем фронте вел наступление силами батальонов и полков; основные бои развертывались опять-таки в районе северо-восточнее Фрауэнбурга. В ходе концентрического контрнаступления часть передовых вражеских сил, прорвавшихся через железную дорогу Либау — Митау, была отрезана и уничтожена.
На Западном фронте бои в районе ремагенского плацдарма вчера также носили весьма ожесточенный характер. Противник непрерывно атакует крупными силами, однако наталкивается на серьезное сопротивление с германской стороны. Все же американцам удалось вновь продвинуться — главным образом на север и юг от плацдарма. Противник смог удержать в своих руках Оберкассель. Восточнее плацдарма он продвинулся до Оберплайса. Тем временем автострада захвачена на протяжении восьми километров, и противник продвинулся за нее на четыре — пять километров. На юге противник продвинулся вдоль Рейнской автострады до Рейнброля, где находится в окружении наша группировка. В Кобленце продолжаются тяжелые уличные бои; у нас здесь есть еще одно предмостное укрепление на левом берегу Рейна, которое теперь подвергается атакам со стороны противника. Сильному артиллерийскому обстрелу подвергся Нидерланштайн. Противник на широком фронте вышел к шоссе, ведущему из Майнца в Альцей, и в обход Альцея продвигался дальше на восток. Из района Кройцнаха противник повернул теперь на север и вышел к окрестностям Бингена. Три вражеских танка, ворвавшихся в Бинген, были подбиты. Двигаясь от Зобернгейма и Вайзенгейма, противник достиг Кайзерслаутерна. В Кайзерслаутерне идут бои.
|
|
Мне представили обширный доклад о нынешних политических настроениях в Америке. Этот доклад, который, как мне кажется, содержит очень много достоверных сведений, показывает, что американцы, в общем-то, совершенно не интересуются судьбами Европейского континента; они лишь не хотят, чтобы он объединился под руководством одной державы, потому что боятся возникновения в таком случае чрезвычайно сильной экономической конкуренции. Политических соображений относительно Европы у американцев нет. Они не хотят, с одной стороны, сильной Германии, но, с другой стороны, не хотят и слишком сильного Советского Союза, а потому в тот момент, когда Советский Союз попытается полностью подчинить себе Европу, Америка энергично выступит против этого. Трения между американцами и Англией, пишут авторы доклада, играют второстепенную роль. Они находят в прессе значительно более шумный отклик, нежели того заслуживают. Американцы вбили себе в голову идею установления мира во всем мире на базе американского экономического империализма. Они одержимы мессианскими идеями, особенно сам Рузвельт которого его евреи толкают в этом направлении по вполне прозрачным соображениям. Рузвельт проводил свою политику с помощью чрезвычайно умелой тактики и сумел превратиться из «президента мира» в «президента войны», не навлекая на себя никаких нареканий со стороны американцев. В ходе войны американская национальная гордость невероятно возросла, прежде всего в связи с тем, что теперь американцы стали бросать в бой крупные военные контингенты во всех частях света и добились значительных оперативных успехов. Большевизм, по крайней мере пока, расценивается как не представляющий для американцев опасности; его считают явлением, чуждым американцам, и потому отвергают.
|
|
Другое дело Англия. В Англии теперь здорово зашевелилась коммуна. Правда, она не может слишком шумно выступать перед общественностью под своим настоящим именем, но она пытается проникать в ряды английских рабочих масс окольными путями, а именно прокрадываясь в профсоюзы. Целый ряд забастовок, проходивших в течение последних недель и месяцев, пишут авторы доклада, был явным следствием коммунистического влияния. Речь Черчилля на конференции консервативной партии успокоила консерваторов, поскольку Черчилль решительно высказался против любых планов социализации. Ведь Черчилль au fond [12]все-таки заядлый тори, особенно в своих экономических концепциях. И как раз ему-то и суждено посадить большевизм в европейское седло. В заявлении, сделанном в палате общин, Черчилль вынужден был оправдываться, говоря о нынешнем продовольственном положении в Англии. Он пытается ослабить упреки, которые высказываются в адрес американцев, однако вынужден признать, что начиная с апреля положение с продовольствием будет в Англии весьма критическим.
|
|
Из Японии мне сообщают, что производившиеся до сих пор американцами воздушные налеты все-таки были довольно успешными. Правда, как передают, японцы в некоторой степени обезопасили свой военный потенциал, поскольку достаточно широко рассредоточили военные заводы, поместив их в сельской местности, однако ущерб, нанесенный американскими воздушными налетами жилым кварталам японских городов, теперь весьма значителен. Таким образом, события в Японии развиваются, по-видимому, почти так же, как это было у нас года два назад. Надо надеяться, что японцы быстрее извлекут уроки из собственных бед и примут соответствующие контрмеры.
Советы преспокойно продолжают депортировать поляков внутрь России. С англо-американцами они при этом совершенно не считаются. Проходящие сейчас в Москве переговоры о реорганизации польского правительства пока не принесли никакого успеха. Следовательно, как мы уже давно предполагали, на Ялтинской конференции Сталин сделал только успокоительный жест в адрес Черчилля и Рузвельта. В действительности же он и не думал что-то изменять в составе Люблинского комитета.
А в Бухаресте по софийскому образцу проводятся кровавые судебные процессы против членов национального руководства. 250 румын, сотрудничавших с нами, преданы суду Чрезвычайного трибунала, в том числе маршал Антонеску. Надеюсь, и его однофамилец Михай Антонеску тоже там, потому что уж если кто и заслужил расстрела, так это он.
Советы требуют теперь, чтобы и в Финляндии судили более строго. До сих пор с финскими так называемыми военными преступниками обходились сравнительно мягко; однако Кремлю такой стиль, по-видимому, надоел.
Из Москвы получено новое сообщение. Кремль денонсировал свой договор о ненападении и дружбе с Турцией. Обоснование этого шага чрезвычайно любопытно и оригинально. Кремль заявляет, что хотя он и заинтересован в том, чтобы поддерживать с Турцией устойчивые дружественные отношения, однако война якобы изменила условия, а соответственно с этим и отношения между Советским Союзом и Турцией также должны быть перестроены. Другими словами, это означает, что Сталин счел настоящий момент подходящим для того, чтобы протянуть руку к Дарданеллам. Таким образом, Турция ничего не выиграла, когда по приказу англо-американцев объявила нам войну и тем самым стала воюющей державой. Кремль это отнюдь не смягчило.
Обстановка на Восточном фронте выглядит в настоящий момент несколько более консолидированной. Мне стало известно, что Гиммлер теперь уже хочет сложить с себя командование группой армий «Висла», так как полагает, что он должен сделать это. Я тоже считаю это самым лучшим вариантом. Ведь задача Гиммлера, собственно, заключалась только в том, чтобы как-то заткнуть дыру на фронте группы армий «Висла». Он, к сожалению, соблазнился возможностью увенчать себя военными лаврами, что ему ни в коей мере не удалось. В конечном счете на этом поприще он может только испортить себе политическую репутацию.
В ходе воздушной войны, включая данные за декабрь, мы потеряли 353 тысячи человек убитыми. Устрашающее число, которое производит еще более жуткое впечатление, если прибавить сюда 457 тысяч раненых. Это война внутри войны. Она принимает иногда еще более ужасные формы, нежели война на фронте. Оставшихся без крова вообще невозможно сосчитать. В результате воздушной войны рейх превращен в сплошную груду развалин. За последние сутки на нас была обрушена еще одна серия бешеных воздушных налетов, особенно на западные области рейха.
Передо мной потрясающий доклад гаулейтера Гофмана из Южной Вестфалии. Он сообщает, что на территории его гау жизнь практически прекратилась. Транспорт парализован, по дорогам нельзя передвигаться. Экономика рухнула. Уголь больше не добывается и не доставляется. Нигде не заметно ни малейшего признака сопротивления воздушному террору. Можно себе представить, как это действует на моральное состояние населения. Гофман совершенно прав, когда высказывает мысль, что население было бы довольно, если бы видело хотя бы намек на сопротивление. Но этого нет. Меморандум Гофмана — сплошное обвинение против рейхсмаршала. Теперь он будет передан также и фюреру.
С Мюллером-Осло у меня была продолжительная беседа относительно его нового задания, с которым он направится на запад. Я предоставляю ему для выполнения этого задания все полномочия, и особенно право непосредственно давать указания имперским органам пропаганды повсеместно во всех западных областях. Я разъясняю ему, что он не может рассчитывать на большую помощь со стороны Берлина. Он должен попытаться обойтись импровизациями; но я полагаю, что это скорее пойдет как раз на пользу, а не во вред той пропаганде, которой он должен заниматься. Ведь благодаря характеру своей деятельности он уже приобрел в этой области столько опыта, что сможет обойтись подручными средствами. Мюллер берется за выполнение своей новой задачи с большим подъемом. Я думаю, что он с ней справится.
В полдень я принял 20 членов гитлерюгенда, получивших Железный крест в боях на востоке. Они производят великолепное впечатление. Народ, который в такое время имеет подобную молодежь, не может погибнуть. Это историческая закономерность.
Последние статистические данные о посещаемости кино в самых различных гау, невзирая на все беды, пока еще можно считать положительными. Удивительно, что немецкий народ до сих пор проявляет желание ходить в кино. Однако в общем и целом это именно так.
События на фронте в течение дня развивались так, что к вечеру стало ясно, что мы практически потеряли Саарскую область. Наши войска там держаться больше не могут и должны быть отведены. Утрата Саарской области в экономическом отношении повлечет за собой, естественно, тяжелейшие для нас последствия. С ней мы теряем чуть ли не последний действующий угледобывающий район. Следует задуматься над тем, что это будет значить для нас. Совершенно критической стала и ситуация на плацдарме у Линца. Правда, американцам нигде не удалось вклиниться, но они оказывают давление по всему периметру плацдарма, и постоянно существует опасность, что они где-то прорвут нашу линию обороны.
На востоке наблюдаются беспрерывные передвижения сил обеих сторон, но положение существенно не изменилось.
Вечером я провел несколько часов в имперской канцелярии, чтобы еще раз подробно поговорить с фюрером. До этого у меня была беседа с Хевелем, который информировал меня относительно предпринимаемых сейчас министерством иностранных дел попыток завязать контакты с какой-нибудь из противных сторон. Попытка, предпринятая Хессе в Стокгольме, как известно, полностью провалилась. Хессе действовал при этом довольно неуклюже. Он не вел непосредственных переговоров с англичанами, а лишь беседовал со своими знакомыми шведами, которые, правда, передали его мнение англичанам. Английский посланник в Стокгольме намеревался побеседовать непосредственно с Хессе, но у Хессе не хватило для этого мужества. Интересно, что в Англии разговоры о Хессе уже через сутки совершенно затихли — вероятно, из-за того, что Черчилль сейчас, принимая во внимание усталость всего английского народа от войны, считает неуместными какие-либо разговоры о перемирии.
В настоящее время в Стокгольме находится один влиятельный человек из Советского Союза, который выразил желание поговорить с кем-либо из немцев. В принципе от такой возможности необязательно отказываться. Правда, момент выбран весьма неудачно, но я все-таки думаю, что было бы хорошо по крайней мере побеседовать с представителем Советского Союза. Фюрер же этого не хочет. Он считает, что пойти навстречу врагу в этом вопросе сейчас было бы признаком слабости. Я же полагаю, что противник все равно знает, что мы слабы, и наша готовность к переговорам сама по себе еще ничего ему не докажет. Но склонить на это фюрера не удается. Он считает, что беседа с ведущим советским представителем только подтолкнула бы англичан и американцев к еще большей уступчивости в отношениях со Сталиным, а сами переговоры кончились бы полной неудачей. Возможно, что фюрер прав. У него ведь в таких вещах всегда было хорошее чутье, и тут на него можно полностью положиться. Но все-таки жаль, что в этой критической ситуации мы должны по-прежнему выжидать, не зная, как развернутся военные события в ближайшие две-три недели.
Я не скрыл от Хевеля того факта, что мы оказались в подобном положении главным образом по вине Риббентропа. Он непременно должен был представить фюреру соответствующие предложения еще очень давно, а именно тогда, когда у нас еще было что бросить на чашу весов во время переговоров. Но Риббентроп, с его тупостью, уперся. Он не искал и не нашел верных союзников среди своих коллег, и потому его демарши не дошли до фюрера, а когда его попытки не удались, он сразу же спустил флаг.
Хевель весьма критически отзывается о командовании германских военно-воздушных сил. То, что он имеет сказать по этому поводу, уже известно, и ничего нового он не сообщает. Но он очень огорчен тем, что невозможно склонить фюрера к каким-либо изменениям в руководстве ВВС. Об этом действительно можно только пожалеть, потому что уже одни только изменения в составе руководства ВВС возымели бы огромное психологическое воздействие на нашу военную авиацию.
Затем я в течение двух часов беседую с фюрером, который после всех тягот и волнений последних дней производит впечатление очень усталого и измученного человека. Однако выдержка у него великолепная. Для всех своих сотрудников он блестящий образец внутренней стойкости. Создается такое впечатление, что в основном он держится только на своей железной воле. На тех, кто общался с ним годами, это производит прямо-таки потрясающее впечатление.
Фюрера приводит в отчаяние обстановка, складывающаяся на фронтах. В частности, он даже не предполагал, что на западе мы попадем в такую исключительно тяжелую ситуацию. Он говорит мне, что ход событий очень волнует его. И даже мои исторические примеры на этот раз не производят на него особого впечатления.
Что касается Западного фронта, то теперь фюрер откровенно признает, что Саарскую область практически удержать более невозможно и что мы должны ее оставить. Кессельринг, считает он, был назначен слишком поздно и не мог уже серьезно изменить ход событий. Фюрер полагает, что на западе, несмотря на 20 июля, все еще, по-видимому, действует клика предателей. Только этим, как он думает, можно объяснить тот факт, что такой исключительно мощный рубеж, как Трирский укрепленный район с его долговременными оборонительными сооружениями, почти без боя попал в руки врага. Я с этим не соглашаюсь. Я уверен, что фюрер слишком просто объясняет себе эти события. Я считаю, что их следует объяснять скорее тем, что наши войска, а также их командиры не хотят больше сражаться, что они утратили мужество из-за того, что каждый день и каждую ночь испытывают на себе превосходство противника в воздухе в таких подавляющих масштабах, что уже не видят шансов на победу. Фюрер, напротив, придерживается мнения, что некоторые военные руководители все еще носятся с планом, который предусматривает совместные с западными союзниками действия против Советов, и что ради осуществления этого плана, считает фюрер, все-таки возможно, что именно он утвердился в политически не обученных головах наших ведущих военных.
Командование на западе во главе с Рундштедтом было абсолютно не на высоте. Рундштедт слишком стар и слишком неповоротлив. Собственно, фюрер еще несколько месяцев назад хотел убрать его с поста и назначить на его место Кессельринга. Но Кессельринг, к несчастью, попал тогда в автомобильную катастрофу, которая на несколько недель оторвала его от практических дел. Заменять же Рундштедта Моделем фюрер не хотел, потому что продолжает считать его несколько излишне резковатым и неуравновешенным, а это так и есть.
Я доказываю фюреру, что развитие военных событий на западе в том виде, как оно происходит сейчас, ни при каких обстоятельствах не может продолжаться. Если, например, американцам удастся вырваться со своего плацдарма у Линца, мы окажемся в трагическом положении. Фюрер бросил на отражение этих постоянно повторяющихся попыток противника все, что еще есть в его распоряжении. Он считает также, что Моделю удастся справиться с этой задачей. Во всяком случае, сделать больше, чем было сделано, по-видимому, уже невозможно. Однако фюрер и сам начинает сомневаться, возможно ли удержать американцев на этом плацдарме в течение долгого времени. Они, конечно, понесли исключительно тяжелые потери, но пока еще это их не волнует. Содрогаешься при мысли, что такая опасность возникла по вине нескольких офицеров, забывших свой долг, и это тем более оправдывает вынесенный им военным трибуналом смертный приговор и их расстрел. Я настоятельно обращаю внимание фюрера на то, что наши войска на западе уже не воюют как надо. Их моральный дух сильно упал, поэтому у них нет больше энергии, совершенно необходимой для оказания сопротивления в этой критической ситуации. Моральный дух населения тоже, конечно, в огромной степени снизился, если не достиг нуля. Само собой разумеется, что он поднялся бы мгновенно, если бы мы добились на западе какого-нибудь военного успеха. Народ хотел бы сейчас увидеть на мрачном горизонте нынешнего хода войны хотя бы кусочек синего неба. Но сейчас его нигде не отыщешь.
Именно теперь, когда выявляются эти суровые и устрашающие факты, в районах, оккупированных противником, заметна известная перемена настроений. Там уже свирепствует голод. Американцы совершенно неспособны воспринять нашу систему распределения продовольствия, потому что за ней всегда должна стоять система управления и наказаний, поддерживать которую американцы совсем не умеют. В результате уже сейчас наблюдается спекуляция, что резко противоречит порядку, существовавшему до сих пор у нас на рынке продовольственных товаров.
Самой лучшей вестью последнего времени фюрер считает сообщение о том, что на Ялтинской конференции Рузвельт сделал уступку Сталину, согласившись на отправку немецких военнопленных в качестве рабов с Запада в Советский Союз. Это и подобные ему известия, считает он, наверняка будут способствовать подъему боевого духа наших войск; ведь должны же мы где-то остановиться на западе. Совершенно нетерпимо, что на западе по-прежнему все в движении. Если потеря Саарской области неизбежна, то нам ничего не остается, как бросить все силы на удержание фронта по Рейну, но и тут все дело портит этот злосчастный плацдарм у Линца.
Мы вновь и вновь возвращаемся к исходной точке нашего разговора. Все наши военные неудачи объясняются превосходством противника в воздухе. Практически никакое упорядоченное руководство на территории рейха уже более неосуществимо. У нас уже нет прежних путей сообщения и средств связи. Не только наши города, но и наша промышленность в преобладающей части разрушены. Результатом этого является серьезный подрыв боевого духа немцев. Люди в западных провинциях вообще потеряли сон и потому становятся нервными, раздражительными и истеричными. Легко понять, какие это влечет за собой последствия. Короче говоря, положение стало почти невыносимым, и мы должны сделать все, чтобы по крайней мере в одной сфере нашего военного руководства добиться какого-то, хотя бы скромного успеха и поднять дух народа.
Тут я опять начинаю подробно излагать фюреру проблему воздушной войны. Фюрер только что имел беседу с полковником Баумбахом и выслушал его доклад о наших новых реактивных самолетах. Сейчас фюрер возлагает огромные надежды на реактивные истребители. Он даже называет их «машинами германской судьбы». Он верит, что благодаря реактивным самолетам удастся — по крайней мере оборонительными действиями — подорвать превосходство противника в воздухе. Но он добавляет, что они, надо надеяться, будут получены не слишком поздно. Стрелка часов приближается к двенадцати, если уже не перевалила за двенадцать.
Все, что фюрер рассказывает о ВВС, звучит как сплошное обвинение против Геринга. И тем не менее он не может отважиться на решение вопроса о самом рейхсмаршале. Поэтому его обвинения совершенно беспредметны, поскольку они не влекут за собой никаких выводов. И я говорю ему об этом совершенно открыто. Ведь народу ничего не известно о том, что думает фюрер о ВВС. Так что и его жалобы на них не имеют никакой психологической ценности. Но фюрер твердо остается на своей точке зрения. Мне не удается поколебать его даже в самой незначительной степени. Он все еще держится за Геринга, хотя в чисто человеческом плане, а также в том, что касается его практической деятельности, он его осуждает самым резким образом. Таких отрицательных суждений я не слышал ни об одном коллеге из его окружения. Его критика принимает самый острый характер, однако, как я уже говорил, выводов из этого пока не делается. Я напоминаю фюреру, как действовал в таких случаях Фридрих Великий, как он обошелся со своим братом и наследником прусского престола Августом-Вильгельмом, когда тот вывел из сражения свою потрепанную циттаускую армию. Но этот пример не произвел на фюрера никакого впечатления. Он говорит, что условия во время Семилетней войны были иными, нежели сейчас, и что он не может себе позволить на нынешней стадии войны столь радикальные перемены в личном составе. Кроме того, у него якобы нет в распоряжении человека, который мог бы заменить Геринга. Но и это не так. У нас есть по крайней мере дюжина людей, которые в любом случае действовали бы лучше, чем действует в настоящее время Геринг.
В разговоре со мной фюрер касается и щекотливого дела с Геринговыми зубрами, которые были застрелены для эвакуированных. Эта история наделала много шуму и доставила Герингу большие неприятности. Но и она не помогла сдвинуть дело с места. Незачем лишний раз подчеркивать, что думает фюрер о Геринге как о человеке. А тот сейчас на двух специальных поездах отправился в Оберзальцберг, чтобы навестить свою жену. Страшно даже подумать, что человек, ответственный за германские ВВС, находит время заниматься своими личными делами. Самое резкое суждение высказывает фюрер и по адресу Гритцбаха, личного референта Геринга, которого он считает человеком, лишенным всякой психологической тонкости, а также об Ондарце, личном враче Геринга, — типичном красавчике с парикмахерской вывески, присутствия которого я не вынес бы и в течение пяти минут.
Все, что говорит фюрер, правильно. Но вновь и вновь приходится подчеркивать, что это бесцельно, поскольку не делается никаких выводов.
Беседа с полковником Баумбахом очень ободрила фюрера. Теперь он возлагает величайшие надежды на новые реактивные самолеты. В этом месяце их уже будет произведено 500 штук, а в следующем — 1000. Аэродромы для них удается строить с превеликими трудностями. И все распоряжения об этом приходится отдавать лично фюреру, поскольку Геринга это уже почти не заботит. В мыслях фюрер постоянно возвращается к вопросу о том, не появятся ли данные самолеты — если им вообще это суждено — слишком поздно. Противник в своей воздушной войне действует совершенно беспощадно. Он идет на все, не щадит технику, но бережет при этом личный состав. Моральные последствия воздушной войны очевидны — и не только среди гражданского населения, но и среди личного состава ВВС. Упущения, которые произошли по вине Геринга, наносят удар прежде всего по его собственному виду вооруженных сил.
Все, что говорит по этому поводу фюрер, я знаю. Это уже давно известные жалобы, которые в конечном счете каждый раз сводятся к констатации того факта, что Геринг абсолютно некомпетентен и бездарен, но что ему невозможно найти преемника, а если бы его даже и нашли, то кто станет его назначать. Я вношу предложение заменить его Деницем, но фюрер полагает, что у Деница так много хлопот с подводным флотом, что он не сможет взять на себя дополнительную заботу о военной авиации.
Я привожу фюреру несколько примеров, иллюстрирующих чрезмерное роскошество в военно-воздушных силах. Наши летчики-истребители совершенно избалованы этой роскошной жизнью. Они больше сидели в офицерских клубах, чем на учебных занятиях, и от этой хорошей жизни стали трусливыми и ни на что не годными. Фюрер высказывает предположение, что летчики нашей бомбардировочной авиации лучше подойдут для вождения новых реактивных самолетов, поскольку они больше соприкасались с врагом, нежели наши летчики-истребители. Однако тот факт, что такие люди, как Баумбах, все время резко критиковавшие командование ВВС, возлагают большие надежды на реактивные самолеты, очень укрепил фюрера в его мнении. К тому же счастливым обстоятельством при использовании реактивных самолетов является то, что им не нужен высококачественный бензин, что они могут летать чуть ли не на помоях. Так что с проблемой горючего мы справимся. Внутренняя же логика технического развития ВВС заключается в том, что увеличить скорость самолетов, работающих на бензине, уже нельзя, а новый тип реактивных самолетов сразу дает увеличение скорости на 200 километров в час.
Фюрера очень рассердило то обстоятельство, что наши летчики-истребители выдвигают теперь в качестве причины для отказа от полетов даже и хорошую погоду. Они придумывают все новые отговорки, лишь бы не атаковать врага. Но это как раз и есть доказательство того, что коррупцией разъеден весь данный вид вооруженных сил, а он разъеден коррупцией потому, что в ней погряз сам его шеф.
Меня бесит, когда я думаю о том, что, несмотря на все веские доказательства и аргументы, нет возможности склонить фюрера к тому, чтобы предпринять здесь соответствующие изменения. Но что мне делать? Я могу только неустанно убеждать фюрера и высказывать ему свои критические замечания. Внутренне я переживаю тяжелый конфликт [с собственной совестью]. Я знаю наверняка, что [под командованием] Геринга ВВС не смогут возродиться. Я знаю также совершенно точно, что именно военная авиация, если ею будут управлять так, как управляют теперь, станет причиной проигрыша войны и гибели немецкого народа; я точно так же знаю, что невозможно удерживать наши фронты, если не будет устранена опасность с воздуха. [11 следующих строк неразборчивы] и Зепп Дитрих тоже не относится к первому классу. Он хороший войсковой командир, но отнюдь не стратег.
Фюрер чрезвычайно доволен нашей антибольшевистской пропагандой. Ведь она оказала свое влияние, заставив наши войска на востоке вновь обрести сравнительно хорошую форму.
Мое предложение о том, чтобы послать наши резервные части в тыловые районы, где они будут создавать дополнительную глубину фронта, хорошо принято фюрером. Он уже отдал распоряжение направить эти части во все тыловые районы, и они уже подходят туда. Тем самым одна из моих идей, связанных с тотальным методом ведения войны, осуществлена на сто процентов.
Я возвращаюсь к поездке фюрера в 9-ю армию и рассказываю ему об отчете, который представил мне по этому поводу капитан Крюгер. Фюреру очень нравится этот отчет. Я информирую его также о визите членов гитлерюгенда, награжденных Железным крестом, которые утром представлялись мне. На фюрера эти парни тоже произвели очень глубокое и отрадное впечатление.
Что касается политического положения, то фюрер по-прежнему придерживается той точки зрения, что в этом году произойдет перелом в войне — при всех обстоятельствах. Вражеская коалиция развалится в любом случае; все дело только в том, распадется она до того или уже после того, как мы будем лежать на земле. Следовательно, мы во что бы то ни стало должны добиться того, чтобы военное крушение не произошло раньше краха вражеской коалиции.
Действия Советов в отношении Турции вновь пробудили у фюрера кое-какие надежды, ибо эти действия наверняка предприняты против воли англичан, а может быть, и американцев.
В Англии сейчас принимаются меры по преодолению исключительно острого продовольственного кризиса, а это означает, что внутреннее положение там значительно хуже, чем мы привыкли считать. Англичане получают пощечины не только от Советов, но и от американцев. Так, фюреру стало известно, что Франко намеревается объявить войну Японии, чтобы тем самым лучше выглядеть в глазах Америки. В глубине души Франко уже понимает, что его английская карта бита, и теперь он предпочитает делать ставку на США.
Что касается ожидаемого развала вражеской коалиции, то фюрер считает, что инициатором этого будет скорее Сталин, чем Черчилль или Рузвельт. Сталин, как он полагает, — реалист до мозга костей, а потому и мы могли бы с ним скорее чего-нибудь добиться. Фюрер даже склонен думать, что конференции в Сан-Франциско вообще не будет. Конфликт в лагере противников к тому времени обострится настолько, что они не осмелятся обнажить перед общественностью свои противоречия. Я, правда, нахожу это мнение иллюзией и думаю, что конференция в Сан-Франциско все-таки состоится; тем не менее вполне возможно, что она завершится грандиозным провалом.