Она стала разговаривать со мной, как с капризным малышом. Даже сама смыла с меня косметику и стала играть в глупые игры с полотенцем, притворяясь, что это птичка, которая клюет меня в нос. Я громко смеялась и подыгрывала ей, делая вид, что мне это очень нравится. Надеялась, что, если буду по‑настоящему милой и забавной, мама передумает и никуда не пойдет.
Но она ушла. Оставила меня одну.
Поцеловала, поправила одеяло, помахала мне рукой на прощание и ушла в своих черных замшевых туфлях на высоких каблуках.
Я позвала ее и сказала, что она не обязана играть со мной. Я буду лежать тихо, как мышка. Я сделаю все, что она захочет, если только она останется со мной. Не знаю, слышала ли она меня. Она все равно ушла, а я осталась. Совсем одна.
Сначала я рассердилась. Она не должна была от меня уходить. Если я позвоню Илень и наябедничаю, у нее будут серьезные неприятности. Я знала, кому мне хочется позвонить, но не могла. Я не могла признаться Кэм, что все пошло не так, как я ожидала, да еще с самого начала.
Потом я рассердилась на саму себя. Неужели все действительно пошло не так? Не понимаю, что это я себя так накручиваю? Подумаешь! Мама побежала, чтобы пропустить пару стаканчиков. В конце концов, многие матери ходят в паб. А моя мама прекрасно ко мне отнеслась, купила мне новые брюки, поиграла со мной… Она была самой лучшей мамой на свете! Почему бы мне не лечь на ее замечательно удобный диван, посмотреть телевизор и чудесно провести время, пока она не вернется?
Я знала ответ. Мне было страшно. Мамин поступок напомнил о тех временах, когда я была совсем маленькой и она вот так же оставляла меня одну. Я почти все забыла, но помню, как плакала в темноте, но никто не приходил. Казалось, темнота тянется куда‑то далеко‑далеко, а я совсем одна в этом мире, и мама никогда не вернется.
Сейчас я чувствовала то же самое, хотя понимала, как это глупо. Я свернулась калачиком и стала думать о ней. Как мне хотелось вернуться! Я совсем запуталась. Мне было так одиноко, что я даже заснула, но, когда проснулась, мамы по‑прежнему не было дома, хотя все пабы к тому времени уже закрылись. Я включила телевизор, но звук показался слишком громким в пустой квартире, и я сразу его выключила. Я все прислушивалась и прислушивалась, думая, что же я буду делать, если мама не вернется. И вот, когда я уже почти смирилась с этой мыслью, послышались шаги, смех и скрежет ключа в замке.
В гостиной зажегся свет. Я продолжала лежать, свернувшись калачиком и крепко зажмурившись.
– Ой, совсем забыла, что постелила ей в гостиной, – прошептала мама. – Смешная, правда? Совсем на меня не похожа. Давай, пошли отсюда. Иди‑ка лучше домой, дорогой! Да, понимаю, но ничего не поделаешь.
Послышался противный мужской голос, и чмоканье, и мамин смех:
– ax ты проказник! Нет! Ш‑ш‑ш, ребенка разбудим!
Я постаралась дышать медленно и ровно, как будто действительно спала. Мужчина снова что‑то забормотал.
– Ух! – сказала мама. – Да, мне бы очень хотелось попасть на скачки в воскресенье. Отличная идея! Хотя маленькая Трейси все еще будет здесь. Может, взять ее с собой? Слушай, она не будет мешать!
Снова послышались возня и бормотание:
– Понимаю, что тогда все будет не так. Что? Понимаю. Мы провели бы там выходные? Звучит заманчиво! Ты мне руку чуть не вывихнул! Ладно, я все устрою.
Я лежала с закрытыми глазами, но не смогла остановить слез. Ничего! Они ничего не заметили. Они на меня и не смотрели.
Утром я проснулась гораздо раньше мамы. Я давно все уложила в сумку. Интересно, как она мне об этом сообщит? Все расскажет как есть или придумает какую‑нибудь историю?
Мама придумала историю, в которой было много вранья. Она рассказала ее за завтраком. Поразительно! Подобное я в последний раз придумывала, когда мне было лет шесть. Невероятную сказку о том, как она столкнулась с продюсером фильма. Он был ею очарован и заговорил о роли, о которой она давно мечтала. Для этого ей необходимо поехать в гости к его закадычным друзьям. Она знает, что эти выходные особенные – ведь мы собирались провести их вместе. У нас их столько еще будет! А пока она не может упустить свой шанс. Ты же все понимаешь, да, дорогая?
Я поняла. Я взглянула на маму – пристально так на нее посмотрела… И все поняла, и ничего не стала выяснять. Заставила себя улыбнуться и пожелала ей удачи. Мамины глаза затуманились, и вчерашняя тушь потекла. Она потянулась ко мне через стол, и ее нейлоновая ночная рубашка угодила в мою чашку с хлопьями. Мама крепко меня обняла. Я в последний раз вдохнула запах ее пудры. Она погладила меня, потом провела рукой по своим взлохмаченным волосам, потрогала мокрую от молока с хлопьями ночную рубашку и сказала, что, пожалуй, ей сейчас лучше пойти в душ и привести себя в порядок.
– Чем ты собираешься сегодня заниматься? А, милая?
Я знала, что буду делать. Как только мама скрылась в ванной, я подошла к ее сумке, взяла из нее немного денег, потом, схватила свою сумку и смылась, оставив ей записку:
"Все в порядке, мама. Знаю, я тебе не нужна. Все будет хорошо. Взяла у тебя десять фунтов на проезд, но обязательно накоплю денег и вышлю долг, честное слово. Большое спасибо за все.
С любовью, Трейси".
Записка получилась немножко помятой и грязной, но переписывать было некогда. Мне нужно было маму предупредить. Пусть знает – я не воровка. Потом я вышла и медленно‑медленно закрыла входную дверь, чтобы она ничего не услышала. И побежала. Я все бежала, бежала и бежала. А куда, не знаю. Идти‑то мне было некуда!
Я могла вернуться к Кэм, но она, наверное, теперь меня не захочет. После всего, что было. Какая же гадость тогда из меня полезла! Даже не хочется писать об этом в книге. И все ради того, чтобы ее обидеть. Было невыносимо трудно выбирать между Кэм и мамой, и я решила обидеть Кэм. Это оказалось совсем легко. Теперь она ни за что не захочет взять меня обратно!
Вот как я просчиталась, и теперь мне некуда идти.
Нет, есть куда!
Знаю, куда я сейчас пойду!
В разрушенном доме
Я легко нашла дорогу. Это оказалось проще простого. Села на поезд, потом на автобус, позавтракала в «Макдоналдсе». Было здорово!
НИКТО мне не нужен! Ни мама, ни Кэм. Сама о себе позабочусь! Это совсем нетрудно. Нельзя сказать – у меня над головой нет крыши. Есть! Целый дом в моем распоряжении. Только в моем.
Ну, иногда приходится его делить. Видно, кто‑то занимался хозяйством. В «холодильнике» на кухне были банки с кока‑колой и шоколад «Кит‑Кат». Стоял картонный совок с веником – можно хорошенько подмести пол. Гостиная была любо‑дорого посмотреть! В ней красовался совсем новый «телевизор с видеомагнитофоном». На столе – скатерть с вышивкой и три прибора. Три стула разной величины, как в сказке про «Трех медведей»: большой для Футболиста, средний для меня, а самый маленький для Александра. Сам Александр, сидя на специальном коврике, мастерил что‑то необыкновенное из серии «Идеальный дом».
– Трейси! – сказал он, и глаза его засветились.
Было очень приятно, что хоть кто‑то мне обрадовался, и я, сжав его костлявое плечо, сказала:
– Привет, Чиппендейл!
Александр уставился на меня:
– Чип?.. – спросил он. – Это ты про огромных потных мужиков, которые раздеваются догола? Опять ты меня дразнишь, Трейси?
– Эх, Александр! А еще все говорят, что ты умный! Нет, я имею в виду Чиппендейла, который прославился своей мебелью. Был в истории человек – модные стулья делал, помнишь?
– А, понял, – сказал Александр, деловито мастеря два желобка из одного куска картона.
– Опять стул, маэстро?
– Нет, сейчас я делаю книжный шкаф. Он нам пригодится. Будем хранить в нем книги. Я бы держал в нем своего «Александра Великого». А ты – дневник.
– Какой дневник?
– Ну, тот, который ты ведешь, в толстом фиолетовом блокноте.
– Если ты совал нос в мой фиолетовый блокнот, я тебе глаза выколю!
– Я бы не осмелился, Трейси. Ой! – Александр закатил глаза. – Надеюсь, больше не будешь меня испытывать?
– Пока нет. Итак, что ты здесь делаешь, Александр? Я думала, ты больше не придешь.
– Знаю. Папа меня убьет, если до него дойдет, что я опять прогуливаю. Я пришел в школу и начал изо всех сил хромать, а мистер Кохран, учитель физкультуры, сказал, что я жалкий замухрышка, но все равно должен играть. Я попробовал побегать. Меня толкали. Это было очень больно, и я чуть не заплакал. Мальчишки стали обзывать меня плаксой и еще сказали, что это лишний раз подтверждает, какой я слабак. Тут кто‑то придумал: «Огурчик‑придурчик», и все хором стали меня дразнить.
– В общем, картина мне ясна, – сказала я. – Все же это не конец света.
– А мне кажется, он близок.
– Какие‑то бестолочи тебя обзывают, и один учитель к тебе придирается. Подумаешь – горе какое! Хочешь знать, как меня обзывают? Миссис Вырвет Бэгли ко мне прямо неравнодушна. Постоянно цепляется, когда я в школе. Спорим, некоторые учителя в тебе души не чают, потому что ты зубрила да еще такой умный!
– Ну… – задумался Александр. – Да, я нравлюсь мистеру Берстайну и мистеру Роджеру, а миссис Беттерстолл говорит, что я…
– Да, да, да! Теперь понимаешь? И я уверена, что твой ужасный отец тебя очень любит, иначе бы он так себя не вел. А у меня вообще отца нет, понял?
– Зато у тебя есть мама, – сказал Александр, прилаживая полку к книжному шкафу.
Он стал показывать мне книжный шкаф, чтобы я могла им полюбоваться. Вдруг заметил выражение моего лица и вспомнил:
– Да, а как твоя мама?
– А что моя мама? – свирепо спросила я.
– Ты же собиралась у нее остаться!
– Ага. Только, если хочешь знать, что‑то мне там надоело.
– Разве она тебе не все купила, что ты хотела?
– Ну купила. Целую кучу всего! Смотри! – И я сделала пируэт в своих военных штанах.
– Ах да, – быстро сказал Александр. – Брюки. Да, классные! Ты замечательно выглядишь, Трейси.
– Вот и нет! – сказала я, садясь рядом с ним. – Мама говорит, что я выгляжу смешно.
– Ну, ты же смешная, Трейси, – сказал Александр. – По‑моему, это комплимент. Трейси… что произошло у тебя с мамой? – Он робко погладил меня по коленке. – Разве ты ей не понравилась?
Я резко от него отодвинулась.
– Ничего плохого. Говорю тебе, мама от меня без ума. Все время вокруг меня суетилась. Вдруг я подумала: «А кому это надо?» Мне она не нужна.
– А, тебе нужна Кэм, да? – спросил чрезвычайно довольный Александр. – Получается, я был прав?
– Неправ, неправ и еще раз неправ, – ответила я, скрестив руки на груди. – Мне она не нужна.
Александр не сдавался:
– Ну, тебе нужны Футболист и я. Мы же друзья!
– Вы мне тоже не нужны. Никто мне не нужен!
– Ну это уже получается двойное отрицание, а два минуса всегда дают плюс. Кто‑то тебе все равно нужен.
– Ты самый противный на свете! Неудивительно, что все к тебе придираются. Только действуешь мне на нервы. – Я его толкнула, а потом стукнула ногой и по его книжному шкафу.
– Поосторожнее с книжным шкафом, – предостерег меня Александр.
– Дрянной шкаф! – Я сильно ударила по нему кулаком.
– Мой шкаф… – заныл Александр.
– Это мой дом! И мне не нужен твой дурацкий книжный шкаф!
– Я сделаю еще один, специально для тебя, – пообещал Александр, пытаясь задвинуть в шкаф полки.
– Не хочу, чтобы ты что‑то для меня делал. Ничего мне не надо! Это мой дом, и я не хочу в нем ни одной дурацкой вещи! Надоели мне дома! Надоели вещи! Хочу, чтобы он был пустой! – Я смяла его книжный шкаф, а затем стала носиться по гостиной и громить все подряд.
– Не надо, Трейси, не надо! – кричал Александр.
Я продолжала все крушить, а Александр – кричать.
Вдруг в дом влетел Футболист.
– В чем дело? Что здесь происходит? Совсем свихнулись? – спросил Футболист, оглядываясь по сторонам. – Кто все это перевернул?
– Ох, Футболист, как хорошо, что ты пришел! – воскликнул Александр, прижимаясь к нему. – Пожалуйста, останови Трейси! Она все ломает! Даже мой новый книжный шкаф!
– Вот это мне нравится! – сказал Футболист, стряхивая с себя Александра. – Давай‑ка повеселимся, а, Трейси? А что это ты здесь делаешь? Значит, маме ты оказалась не нужна?
– Заткнись, Футболист! – крикнула я, свирепо на него посмотрев. – Это ты не нужен своей матери и своему драгоценному отцу!
Мне хотелось их всех обидеть, чтобы показать, как они мне надоели. Чтобы они не смогли меня обидеть.
– Как твой отец, Футболист? А твой, Александр? – злобно поинтересовалась я.
– Брось, Трейси! – сказал Футболист.
– Зачем нам ссориться? – взмолился Александр. – Давайте помиримся и… починим мебель.
– Заткнись, Огурчик! – сказал Футболист. – Кому нужна твоя дурацкая мебель?
Он помахал зажженной отцовской зажигалкой перед смятым книжным шкафом.
Картонка загорелась.
– Ты с ума сошел! – в ужасе воскликнул Александр.
– Заткнись, – сказал Футболист, вовремя успев погасить ногой горящий шкаф.
– Ты сгоришь! Весь дом сгорит! – закричал Александр. – Никогда‑никогда нельзя играть с огнем!
– Ах, какой я хулиган, – запищал Футболист тонким голоском Александра.
Я захихикала, а Футболист подмигнул мне.
– Оживим эту дыру, а, Трейси? – спросил он и кинул мне зажигалку. – Твоя очередь.
– Не надо, Трейси! Не сходи с ума! – просил Александр.
– Я тебе велю, Трейси, – сказал Футболист.
Я сглотнула. Зажигалка жгла мне руку.
– Нельзя этого делать, Трейси! Не начинай снова эту ужасную рискованную игру! Пожалуйста, не надо никаких испытаний! Ты же знаешь, что это безумие!
Конечно, я знала. Но мною управляло бешенство.
Я щелкнула зажигалкой и поднесла ее к своему маленькому картонному стулу. Пламя взвилось вверх. Я хотела его затоптать, но сил у меня не хватило.
– Не надо! Сгоришь! – кричал Александр. Футболист попытался оттолкнуть меня локтями, но я уперлась, потому что ужасно хотелось выиграть. Я схватила изуродованный книжный шкаф и стала бить им изо всех сил по стулу, и пламя погасло.
– Вот! Получилось! Я выиграла! – заорала я, радостно подпрыгивая и потрясая кулаками.
– Здорово, малявка! Ты и я – мы оба великие! – завопил Футболист.
– Вы самые великие идиоты, – сказал Александр со слезами.
– Вечно ты все стараешься испортить, Александр, – сказала я. – Давай, теперь твоя очередь. Слабо?
– Не буду
– Ну же! Ты должен пройти это испытание, – сказала я и протянула ему зажигалку, но он спрятал руки за спиной.
– Не собираюсь, – сказал Александр. – Это безумие, к тому же опасное.
– Кишка тонка! – фыркнул Футболист.
– Давай, Александр! Ты же начал себя уважать, после того как в прошлый раз прыгнул из окна.
Александр заносчиво покачал головой.
– Тогда я сошел с ума. Что, если бы там не было матраса? Я бы разбился! Больше я так рисковать не собираюсь.
– Трус! Жалкий цыпленок!
– Кудах‑тах‑тах!
– Можете кудахтать и обзываться сколько хотите. Я все равно этого не сделаю.
– Потому что ты очень испугался!
– Это ты творишь глупости из страха, что Футболист решит, что ты не такая смелая, как он. Только он сам тоже боится.
– Это я‑то боюсь? – гневно вскричал Футболист. – Кого это я боюсь, Огурчик? – Он выхватил у меня зажигалку и стал щелкать ею перед носом Александра. – Может, я еще этой худосочной Трейси боюсь? Никого я не боюсь, ты, придурок!
Александр не уступал:
– Ты боишься, что твой папа тебя больше не любит. Вот чего ты боишься!
Я не смогла удержаться и кивнула в знак согласия.
– Вот он тебя и урыл, Футболист.
– Вот и нет! Не боюсь! Мне теперь все равно, – сказал он.
– Нет, боишься, – не сдавался Александр. – Именно поэтому ты так странно себя ведешь, потому что тебя это задевает.
– Думаешь, ты такой умный? А на самом деле ты ничего не знаешь! – закричал Футболист. – Закрой свой грязный рот, или я тебя спалю!
– Не посмеешь! – пискнул Александр.
– Заткнись, Александр, – сказала я.
– Я на что угодно решусь, – заявил Футболист, дико размахивая своей зажигалкой.
Александр схватил картонную полку и спрятался за ней как за щитом. Футболист метнулся вперед, ожидая, что Александр отступит, но тот даже не шелохнулся. И вдруг вспыхнуло пламя. Александр уставился на него с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Я схватила полыхающую картонку, бросила ее на пол и стала топтать.
– Кончай, Футболист! – закричала я. – Это уже слишком опасно!
– Вы меня не остановите! Никто меня теперь не остановит! Я тебе покажу, Трейси Бикер! Ты у меня дождешься, Огурчик!
– Зачем ты пытаешься нас запугать? Мы же твои друзья! – в отчаянии воскликнул Александр.
– Не нужны мне никакие друзья! – сказал Футболист.
– Нет, Футболист, нельзя сказать друзьям «нет» – получается двойное отрицание… ааааааа!
Александр так и не успел договорить правило, потому что Футболист схватил его одной рукой за воротник. В другой он продолжал сжимать зажигалку. Александр неожиданно потянулся за зажигалкой, схватил ее и кинул что было сил. Она пронеслась через всю комнату и вылетела в окно.
– Моя зажигалка! Папина зажигалка! – завопил Футболист и от неожиданности отпустил Александра.
– Помогите! Я не хотел, чтобы она вылетела в окно. Я даже не думал, что смогу так далеко ее закинуть, – оправдывался Александр.
– Я тебя убью, Огурчик! – закричал Футболист с выпученными глазами. Лицо его стало бордового цвета.
– Беги! – закричала я Александру. – Удирай из дома, скорее!
Александр попробовал, но быстро бежать не смог. Футболист схватил его, когда он еще не успел добежать до двери, и уже занес свой кулак, чтобы как следует его стукнуть, но я его опередила и изо всех сил оттолкнула Александра, прыгнув на Футболиста сзади.
– Только попробуй, задира несчастный! – вопила я.
Александр упал и захныкал. Ни я, ни Футболист, увлекшись дракой, не обратили на него никакого внимания.
– Отстань, Трейси! Ой! Не смей меня бить!
– А вот и посмею! Так же, как и ты! Думаешь, только ты один крутой и здоровый? Ты у меня дождешься! – Я снова его стукнула, жалея, что на мне старые кроссовки, а не «мартенсы».
– Ах ты, не знаю даже, как тебя назвать! – возмутился Футболист, чуть не сбив меня с ног.
Я снова сильно его стукнула, на этот раз туда, куда бить нельзя.
– Ууууууу! – завопил Футболист, согнувшись пополам. – Понятно, почему ты не нужна своей маме. Ты никому не нужна, Трейси Бикер!
– Ты тоже никому не нужен, особенно своему драгоценному папочке! Плевать ему на тебя! Все об этом знают!
– Заткнись! – И он повалил меня на пол.
– Сам заткнись, наглый верзила! – сказала я, тяжело дыша и пытаясь наносить удары из положения лежа. – Только драться и умеешь! Думаешь, ты великий? Да ты убогий. Даже в футбол играть как следует не умеешь!
– Заткнись, или я тебе голову об пол разобью!
– Только попробуй!
Футболист попробовал. Стало очень больно. Изловчившись, я плюнула ему прямо в лицо.
Футболист уставился на меня. Лицо его было мокрым от моей слюны.
– Только попробуй сделать это еще раз!
Я попробовала.
– Ах ты грязная мартышка! – сказал он и снова стукнул меня головой об пол.
– Сейчас плюну тебе прямо в глаз, – предупредила я.
– А я в тебя плюну! Предупреждаю!
– Давай! Ну что, слабо?
Он плюнул. Это было омерзительно! Я хотела снова плюнуть, но во рту у меня пересохло.
– У меня слюни кончились. Это нечестно! Подожди! – Но у меня получилась только слабая струйка.
– Что, не можешь плюнуть? – спросил Футболист.
– Подожди. Ой! Я что‑то только пузыри пускаю.
– Даже плюнуть как следует не можешь, – фыркнул Футболист.
– Дай мне еще несколько секунд.
– Что ж, подождем, – сказал Футболист, отклонившись назад.
– А ну поди сюда, – сказала я, зачмокав губами и втянув щеки, чтобы набрать побольше слюны.
– Похоже, ты меня поцеловать приготовилась и губки для этого сложила! – хмыкнул Футболист.
– Фу! – От одной только мысли об этом я захихикала.
– Смотри, а то я тебя сам поцелую, – сказал Футболист.
– Только попробуй! – сказала я и попыталась освободиться. – Эй, а ну пусти! Туша несчастная!
На этот раз Футболист выполнил мою просьбу. Драка окончилась.
– Я тебе сделал больно, да? – спросил Футболист, помогая мне встать на ноги и отряхивая.
– Знаешь, когда тебя бьют по ногам и колотят башкой об пол, это совсем не больно, – съехидничала я.
– Курица довольна! Слушай, мы с тобой стишок сочинили. – Он взглянул на Александра. – Эй ты, олух! Мы и про тебя сейчас что‑нибудь сочиним. Эй, Огурчик! Мы уже не деремся. Можешь вставать.
– Александр! Больше нечего бояться. Александр? С тобой все в порядке?
– Н‑е‑е‑е‑е‑т! – ответил Александр, продолжая лежать на полу. Его нога как‑то странно согнулась.
– Я ведь тебя не бил, да? – удивленно спросил Футболист.
– Это произошло, когда меня Трейси толкнула. Моя нога!
– Помогите! – воскликнула я. – Вставай, Александр! Давай посмотрю.
– Не могу, правда не могу.
Я наклонилась над ним и увидела его ногу.
– Я действительно повредила тебе ногу. Она как то странно изогнулась. Как ужасно! Что же мне теперь делать?
– Думаю, лучше отнести меня в больницу, – пробормотал Александр.
Я попробовала помочь ему встать, но он застонал от боли.
– Так. Я тебя понесу. Иди сюда, малыш. Не волнуйся, я не сделаю тебе больно, – сказал Футболист и одним махом, как пожарник шланг, перекинул Александра через плечо.
– Ах, Александр! – сказала я. – Пожалуйста, поправляйся! Никак не могу поверить, что это все из‑за меня. Ты мой самый лучший друг. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поправляйся!