Тзо_7_единство (часть 2 из 3)

Posted on 07.08.2013

[КРАТКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ «ТАМ ЗА ОБЛАКАМИ»]

(61)

Еще один очень важный – или архетипический – образ, устойчиво сохраняющийся в культуре человечества с древнейших времен и поныне, – это символ бабочки.

Довольно неожиданной и оригинальной иллюстрацией, демонстрирующей воистину универсальный (от тайн мироздания и до эволюции человека) характер этого архетипа, может служить следующий фрагмент из стихов Владимира Набокова:

Нет, бытие – не зыбкая загадка!
Подлунный дол и ясен и росист,
Мы – гусеницы ангелов; и сладко
Вгрызаться с краю в нежный лист…

Для творчества Набокова – единственного большого русского писателя, писавшего равно выдающиеся произведения что на родном, что на английском языках – образ бабочки, как многим известно, был далеко не случайным.

В биографиях знаменитого романиста, поэта, драматурга, эссеиста и переводчика всегда непременно упоминают и про это его особое хобби, увлекавшее писателя с раннего детства и вплоть до последних дней. А также про трудные годы эмиграции, когда писателю доводилось работать, среди прочего, и профессиональным энтомологом, специалистом по чешуекрылым или лепидоптерам, как принято именовать бабочек в зоологии.

Куда меньше, правда, известно, насколько мощный след оставила эта никогда не иссякавшая любовь к бабочкам в литературном творчестве Набокова. Специалистами-набоковедами в текстах писателя насчитано порядка 570 мест, посвященных этим созданиям.

Но при этом никем, практически, так и не замечено, что через образ бабочки проходит очень интересная связь между личностями Владимира Набокова и Вольфганга Паули. А внешняя канва жизни великого писателя, если присмотреться, во многих своих ключевых деталях оказывается чрезвычайно похожа на факты биографии великого физика.

И тот, и другой родились почти в один и тот же день, в 20-х числах апреля, но только с разницей в один год и в разных столицах (Набоков в 1899 в Санкт-Петербурге, Паули в 1900 в Вене). Их обучение в университетах прошло вдали от родного дома (Набоков окончил Кембридж, Паули получил образование в Мюнхене). После нескольких лет жизни в Германии, из-за прихода к власти нацистов и начала войны, они оба были вынуждены эмигрировать из Европы в США, причем сделали это синхронно в один и тот же 1940 год.

Получив в итоге американское гражданство (опять же, практически синхронно в 1946 году), и Паули, и Набоков после войны решают для постоянного проживания вернуться обратно в Европу. Причем оба – уже насовсем – обосновываются на гостеприимных берегах швейцарских озер.

Правда, переезд их в Швейцарию происходил с разницей почти в пятнадцать лет. Нобелевская премия по физике, полученная Паули в 1945, настолько существенно повысила статус ученого, что он – обретя возможность свободно выбирать себе место для жизни и работы – вернулся в Цюрих уже на следующий год.

Для Набокова дорога к славе и материальной независимости оказалась несколько длиннее, так что он нашел свое швейцарское пристанище на берегу другого озера – Женевского – лишь к 1961 году. Иначе говоря, хотя параллельные прежде жизненные пути двух героев уже почти сошлись в пространстве, во времени они, увы, разминулись.

В декабре 1958 Вольфганг Паули неожиданно для всех скончался – так и не познакомившись с Набоковым. А потому роль бабочки как архетипа, настойчиво, но ненавязчиво направлявшего двух этих выдающихся людей друг к другу, так и осталась непроявленной…

Однако ничто не мешает чуть-чуть подправить эту историю сейчас – дабы сделать ее цельной и завершенной.

Прежде всего, чтобы стало понятнее, сколь существенное отношение образ бабочки имел к жизни и творчеству Вольфганга Паули, будет достаточно упомянуть всего один лишь факт. Согласно авторитетному свидетельству философа Аристотеля (см. его труд «История животных», IV 7), широко известный ныне термин ПСИХЕ в языке древних греков имел два основных значения – «душа» и «бабочка».

По этой причине, Психе – как душа человека – часто изображалась в виде бабочки, покидающей тело умершего. Так, на памятниках искусства античной эпохи бабочка либо вылетает из погребального костра, либо отправляется в аид, мир мертвых. В литературных произведениях того времени, как например в «Метаморфозах» Овидия, бабочка могла и непосредственно отождествляться с умершим.

Формулируя данные факты чуть иначе, можно сказать, что для Паули тайны ПСИХЕ, как души и сознания человека, были предметом точно такого же огромного интереса (помимо основной профессии), какой Набоков испытывал к ПСИХЕ как бабочкам…

Более того, приведенное выше набоковское стихотворение отчетливо демонстрирует подлинную глубину этого интереса. Особым зрением поэта он видел в процессе метаморфоз бабочки куда более важную картину – процесс эволюционного превращения человеческого сознания из малопривлекательного «червяка» в прекрасного «ангела»…

Вполне очевидно, наверное, что на каком-то из этапов постижения этого непростого и небыстрого процесса в данной аллегории непременно должна проявляться и роль нашего «кокона» – то есть порождаемые телом «гусеницы» фибры памяти и опыта, которые постепенно наматываются в сознании и формируют душу к ее наивысшей стадии существования.

Насколько близкой эта концепция могла бы оказаться и для писателя, и для ученого-физика, могут свидетельствовать такие слова в одном из поздних интервью Набокова, где он говорил о неразрывных связях между искусством и наукой: «Нет науки без воображения и нет искусства без фактов».

В качестве наглядной иллюстрации этой идеи применительно к области физики будет вполне к месту, наверное, дать следующую картинку-сопоставление, предполагающую для смотрящих не только способность к анализу фактов, но и хотя бы минимум воображения.

На этих картинках можно видеть три нехитрых, в сущности, образа, отражающих принципиально важные для современной физики идеи. (a) Устройство гравитона как пары фотонов, что обеспечивает единство мира, раздвоенного на две одинаковые части. (b) Странный аттрактор, как график «раздвоенного» поведения нелинейной динамической системы на грани порядка и хаоса. (c) Сечение тора в виде кругов Вилларсо, как простейшее представление голографической идеи об AdS/CFT-соответствии и неразрывном единстве двух существенно разных миров, формирующих целое.

Когда все эти картинки уже отобраны и выложены вот так, в один ряд, то любой мало-мальски внимательный человек способен, наверное, разглядеть за каждой из них один и тот же образ-архетип. Вторая – наиболее известная – из картинок, кстати, именно под таким названием повсеместно и упоминается – как «бабочка Лоренца».

И хотя тема под общим названием «бабочки в физике» представляется чрезвычайно обширной и богатой для исследований, сейчас, однако, речь пойдет совсем о других аспектах этих крылатых созданий. Аспектах, куда более близких изначальному образу ПСИХЕ и непосредственно связанных с переходом человека в мир иной.

Случилось так, что в 2012 году, как раз накануне появления данного «путеводителя ТЗО», в США из печати вышла существенно другая книга – но про еще одно «путешествие за облака» – от ученого-нейрохирурга по имени Ибен Александер.^]EA[

В этой работе вполне адекватный и рационально мыслящий американский доктор рассказывает о своем экстраординарном жизненном опыте – по сути дела, об околосмертном путешествии «в рай» (как он это называет, хотя с научной точки зрения более корректным представляется термин «голографический мир AdS»).

Вообще говоря, подобного рода случаи околосмертного опыта в медицине хорошо известны и многократно зафиксированы. Однако данный отчет занимает особое место по той причине, что сознание Александера совершало свое далекое путешествие на протяжении семи дней, в течение которых тело его лежало в реанимации в состоянии глубокой комы. А постоянно следившие за состоянием тела медицинские приборы свидетельствовали о бездействующем и полностью отключившемся мозге…

Вдвойне примечательно, что важную роль в этом «безмозглом путешествии» нейрохирурга играл образ бабочки – вынесенный впоследствии даже на обложку книги Александера. Однако прежде, чем переходить к разбору существенных подробностей, относящихся к природе потустороннего в данном отчете, понадобится сделать подводящую к теме преамбулу.

На рубеже XIX и XX веков, то есть в те самые годы, когда одновременно с рождением квантовой физики Планка и психоанализа Фрейда в этот мир пришли Владимир Набоков и Вольфганг Паули, отсюда в мир иной переместился человек по имени Фредерик В.Г. Майерс (1843-1901).

Хотя ныне он мало кому известен, в первой половине XX века Фредерик Майерс сделал для сближения двух сторон реальности столько, сколько не сделал, наверное, никто другой. Иначе говоря – как бы странно ни прозвучали эти слова – наиболее важную для человечества работу Майерс совершил уже после своей смерти.

Имея отчетливые представления о сути и принципах научных исследований, еще при жизни в плотном физическом теле Майерс провел солидную подготовительную работу для экспериментов, имевших довольно необычную (антинаучную, как выражаются ныне) направленность и цель.

Как один из основателей и активных членов БОПИ, британского Общества психических исследований, в последние десятилетия XIX века Фредерик Майерс интенсивно занимался изучением необычных феноменов сознания. Таких феноменов, к примеру, как ясновидение или телепатия, а также близко связанные с ними медиумизм, спиритизм и прочие подобные виды общения с потусторонним миром.

Среди членов БОПИ было немало весьма авторитетных ученых того времени, которые подходили к исследованиям тайн сознания с той же научной строгостью и обстоятельностью, что была принята в экспериментах физики или химии. Понятно, наверное, что при таком тщательном и критическом подходе к предмету исследователям доводилось не только отвергать – как недостоверные – те или иные психические феномены, но и порой выявлять откровенных мошенников-имитаторов.

По этой причине в кругах преданных адептов спиритизма БОПИ нередко именовали «Обществом по уничтожению доказательств»… Но как бы там ни было, в процессе многолетних исследований членами данного общества был накоплен столь внушительный объем данных, что даже наиболее закоренелые среди них них скептики в итоге стали абсолютно убежденными сторонниками идеи о продолжении жизни человека после смерти физического тела.

Своеобразным теоретически обобщающим итогом 20-летней деятельности БОПИ стал фундаментальный труд Фредерика Майерса «Человеческая личность и ее жизнь по прекращении телесного существования» ^]FM[, изданный в 1903 году, то есть спустя два года после ухода автора из этой жизни.

Самое же интересное, что на этой работе исследования сознания, проводившиеся Майерсом, отнюдь не закончились. Еще долгое время, вплоть до 1930-х годов, коллеги по БОПИ продолжали получать от него – теперь уже с того света – не только содержательные послания-наблюдения, но и целые книги о жизни и мыслях человека, находящегося по ту сторону реальности.

Каких-либо сомнений относительно того, что тексты идут от Майерса, у коллег не было абсолютно. Во-первых, потому что этот человек обладал весьма характерным и сразу узнаваемым стилем письма, опирающимся на его широчайшую эрудицию в области античной культуры. А во-вторых, в БОПИ были разработаны чисто технические процедуры аутентификации, позволявшие «усопшим» доказать, что «они – это именно они».

В конкретном случае с Майерсом, в частности, для подтверждения его личности были задействованы несколько незнакомых друг с другом медиумов, сотрудничавших с БОПИ и проживавших в разных странах. Каждый из них получил с того света по небольшому фрагменту текста, который сам по себе выглядел бессмысленным набором слов. И лишь после того, как эти фрагменты складывали вместе, смысл послания в совокупном тексте становился вполне ясен.

Благодаря книгам Майерса, продиктованным уже с того света, были получены не только развернутые рассказы о совершенно полноценной жизни людей после смерти физического тела, но и обстоятельные описания мира в условиях существенно иной природы многоярусной реальности.

Попутно нельзя не отметить, что весьма нетривиальные, вообще говоря, данные, которые собрал о «загробном» существовании Фредерик Майерс, абсолютно естественно и органично вписываются в ту картину мира и реальности, что была реконструирована во всех предыдущих разделах настоящего обзора.

Объективности ради также следует подчеркнуть и то, что многоэтажный мир вселенского сознания, методично изучавшийся Майерсом после смерти, в своих ключевых особенностях очень похож на вселенную буддистов. Различие лишь в том, что выросший в христианской среде Фредерик Майерс был специалистом по античной литературе, знатоком поэзии Древнего Рима и профессором классической филологии в Кембридже. То есть человеком, чрезвычайно далеким от буддизма, а потому описывавшим иную реальность в европейской культурологической традиции.

В обстоятельных и подробных рассказах Майерса разбираются «семь уровней реальности», для доходчивости и образности описываемые с привлечением древнегреческих терминов и метафор – вроде миров Аида, Гадеса и так далее. Хотя суть этих уровней сознания исследователь увидел и постиг несколько иначе, нежели это свойственно представлениям буддистов, общая структура конструкции явно просматривается одна и та же. И аналогично, наиболее сложным для человеческого постижения оказывается самый верхний, седьмой этаж эволюции (нирвана), у Майерса носящий название «Вневременье».

В своих отчетах исследователь честно признает, что лично его уровень сознания позволил подняться лишь до четвертого – неописуемо прекрасного – плана реальности или «мира Эйдоса». Обо всех же прочих, более высоких этажах (пятом «мире пламени или Гелиоса», шестом «мире света или Абсолютного разума»), он смог поведать нечто содержательное лишь на основе свидетельств тех, кому доводилось на подобные уровни подниматься.

Суть процесса эволюции сознания, сводящаяся к обретению человеком все более высоких душевных качеств через последовательность рождений в разных телах, регионах и эпохах, ухвачена и сформулирована Майерсом вполне отчетливо. Куда менее постижимой, по понятным причинам, выглядит для него физика потустороннего мира. Ибо очень многое там устроено совершенно не так, как здесь. И куда больше похоже на яркие, причудливые сны…

Для целей же современной науки именно эти аспекты потусторонней реальности (физика взаимодействий, геометрия пространства, передача информации) здесь и сейчас представляются особенно важными. Потому что всевозможных посланий и книг с того света, вообще говоря, за века уже накоплено на большущую библиотеку. Многие из этих текстов реально облегчают людям чувство утраты близких и даже, бывает, расширяют сознание. Вот только естественно-научная ценность у этой литературы почти никакая.

Именно поэтому особенно интересны отчеты потусторонних исследователей-ученых вроде Майерса, где делаются попытки вдумчивого и обстоятельного описания таких феноменов и процессов, для которых и терминов-то подходящих в ту пору еще не появилось. (С подачи Фредерика Майерса, кстати, еще при его жизни здесь в обиход было запущено такое общепринятое ныне слово, как «телепатия».)

В текстах Майерса «оттуда» имеется немало мест, особо любопытных, в частности, для специалистов по голографии и квантовой теории информации. Например, когда обитающие «там» люди хотят пообщаться с кем-то из знакомых, они могут представить себе собеседника (задать адрес) и мысленно отправить к нему свой «голографический образ-дубль» (как выразились бы сейчас). Когда же общение через двойника заканчивается, то достаточно прекратить о нем думать (завершить сеанс связи), чтобы голографический дубль «саморастворился»…

Что же касается личных перемещений людей с места на место, то для описания того, как это происходит там, среди современных терминов наиболее подходящим оказывается слово «телепортация». То есть, по свидетельству Майерса – а также многих других корреспондентов оттуда ^]EB[, – выглядит это примерно так. Им достаточно, сконцентрировавшись, подумать о том месте, в котором хотелось бы сейчас быть, и они тут же могут там оказаться – сами совершенно не понимая, каким образом это происходит…

Иначе говоря, понятие физических расстояний – в нашем представлении об этом важнейшем свойстве пространства – для потусторонней реальности по сути дела не существует. Весьма непохоже на здешнее устроено там и четвертое измерение – время.

То есть, обитатели потустороннего мира уже не столь жестко привязаны к постоянному «теперь». В отчетах Майерса, в частности, есть описание некоего ритуала, когда, при переходе с третьего уровня сознания на четвертый, людей могут удостоить особой чести – совершить путешествие по тому или иному разделу «Великой Памяти». Как поясняет исследователь, все, что когда-либо происходило на земле, сохраняется в космической памяти. Так что в принципе – для имеющих соответствующие знания и навыки – есть возможность по этой голографической памяти «путешествовать».

Наконец, если говорить о еще одном – вертикальном или частотном – измерении, разделяющем потустороннюю реальность на этажи в соответствии с уровнем сознания обитателей, то и тут от Майерса имеется весьма любопытная информация.

Сам он, как уже говорилось, выше четвертого уровня не поднимался, однако от сведущих источников получил, в частности, такие достоверные свидетельства. Уже на пятой ступени (мир Гелиоса) сознание становится способно проникать во все сферы духовной и материальной вселенной, включая обитание в недрах самых горячих звезд…

На этом моменте, пожалуй, краткий рассказ об исследованиях Майерса пора завершить. Ибо сколь бы интересными и содержательными они ни были, на развитие современной науки эти материалы не оказали абсолютно никакого влияния. И вряд ли надо долго объяснять почему.

Ученые XX века не проявили к подобным исследованиям ни малейшего интереса, коль скоро физика и психология выстроены ими на совершенно иных фундаментальных основах, в которые никак не заложена идея о единстве материи и сознания.

Нельзя не отметить, однако, что широкая публика, в отличие от ученых, всегда была куда больше готова принять идеи Майерса и его единомышленников. Именно поэтому, в частности, в первой половине XX века среди обывателей были весьма популярны лекции и книги британского физика Оливера Лоджа (1851–1940), который пожертвовал своей репутацией серьезного ученого и «по эту сторону реальности» стал одним из главных популяризаторов концепции о жизни человека после смерти.

В XIX веке Оливер Джозеф Лодж прославился как весьма авторитетный ученый, специалист по электричеству и электромагнитным волнам, один из отцов радиосвязи, изобретатель автомобильной свечи зажигания, диффузора в акустических динамиках и ряда других по сию пору общераспространенных вещей. В начале же XX века Лодж возглавил БОПИ, так что на протяжении еще почти 40 лет важнейшим делом его жизни стало объединение двух сторон реальности и коммуникации с потусторонним миром. В частности, это была связь с Фредериком Майерсом и с собственным сыном – Раймондом Лоджем, погибшим в 1915 на полях сражений первой мировой войны…^]OL[

В 1933 году Оливер Лодж в одной из последних книг, «Моя философия», так обобщил итоги и выводы своих научных изысканий: «Вселенная выглядит для меня гигантским резервуаром жизни и разума. Невидимая вселенная – это великая реальность. Это тот мир, которому мы в действительности принадлежим и в который мы однажды вернемся».

Для того, чтобы в общих чертах стало понятно, как относились к этим исследованиям Лоджа коллеги-ученые, уместно привести цитату из статьи^]LL[ той эпохи – написанной в 1935 году выдающимся советским физиком Львом Ландау:

Мне приходилось спрашивать у средних английских обывателей: кто лучший физик Англии? В ответ назывались не всемирно-известные имена Резерфорда и Дирака, а с удивлением я узнал, что величайшим физиком Англии является сэр Оливер Лодж.

Очень немногие физики за пределами Англии слышали это имя. С трудом удается установить, что лет 50 тому назад Оливер Лодж действительно занимался физикой, но ничем особенно не прославился. Разгадка такой популярности заключается в том, что хотя Оливер Лодж и мало знает физику, но зато с успехом вызывает духов и даже ухитрился их сфотографировать.

То, что этот, как можно прочесть в любой английской газете, «гениальный» физик одновременно занимается спиритизмом, должно служить доказательством отсутствия противоречия между физикой и таким вздором, как потусторонний мир…

Для более объективного восприятия этой тирады следует, возможно, отметить, что написавшему данные слова Льву Ландау в ту пору было 27 лет, а Лоджу – 84. Но даже списав (на специфику тогдашней жизни в СССР) столь откровенное хамство невоспитанного юноши в адрес пожилого и достойного человека, далее все равно придется признать очевидное. Что позиция Ландау – это генеральная, абсолютно доминирующая и поныне точка зрения мировой науки на принципиально важную, но по сути никак не решенную проблему с пониманием природы нашего сознания.

Несложно сообразить, наверное, что с подобных позиций отыскать ключ к ответам на эту загадку навряд ли удастся. Отгораживая, словно забором, себя от реальности немудрыми формулами типа «Потусторонний мир – это полный вздор», исследователи по собственной воле отказываются от доступа к полной картине.

# #

Теперь, когда общий исторический контекст очерчен более отчетливо, самое время перейти к рассказу о недавнем путешествии американского нейрохирурга Ибена Александера ^]EA[. То есть о его весьма необычном личном опыте, который в корне изменил не только отношение врача к смерти, но и общее восприятие вселенной и жизни в целом.

С другой стороны, это такой опыт, которого по мнению науки в действительности не было – просто потому, что «этого не может быть никогда».

Как многим известно, в истории медицины и психологии накоплен уже гигантский объем материалов с воспоминаниями людей, переживших так называемый околосмертный опыт (near death experience или NDE). То есть критичный период, когда физический организм балансирует на грани между «жив или нет», а сознание тем временем отправляется в собственное путешествие. Случай Александера, несомненно, относится к этой же категории, но особо примечателен по ряду причин.

Прежде всего (как уже отмечалось), потому что все семь дней, пока его организм находился в состоянии глубокой комы в том же медицинском центре, где Александер и сам работал, он был под постоянным наблюдением приборов, фиксировавших – среди прочего – полное бездействие мозга.

Во-вторых, в отличие от большинства известных случаев NDE, когда при отделении души от тела люди продолжают сохранять свою «нижнюю личность», то есть отчетливое представление о том, каким конкретно человеком они являются, у Александера в путешествие отправилась «более высокая» часть сознания (что это значит, станет яснее чуть позже).

В-третьих, наконец, как внимательный ученый и просто как человек с навыками связного изложения мыслей в форме текста, Александер смог вернуться из своего путешествия вместе со множеством ценных деталей и наблюдений, дающих содержательную информацию о физических свойствах и особенностях потустороннего мира.

А поскольку все эти подробности очень гармонично и, можно сказать, эффектно дополняют общую конструкцию мира, смоделированную в данном обзоре, именно на этих моментах далее будет сконцентрировано особое внимание. Иначе говоря, рассказ доктора предлагается воспринимать как отчет об опыте полного погружения его личного сознания в «акусто-оптическую голограмму», порожденную единым сознанием вселенной.

Чуть ли не самое первое, на что обратил внимание Александер, попав в мир иной – помимо мощной визуальной картины из пушистых бело-розовых облаков на фоне густого темно-синего неба – это акустический компонент голограммы (выполняющий роль энергетической «несущей» частоты):

Некий звук, мощный и всепроникающий, словно возвышенный гимн, сходил вниз откуда-то свыше.

Попутно с акустикой в ощущениях путешественника сразу же появляется и отчетливый «гидродинамический» фон иной реальности:

Звук этот был до того ощутим и почти материален, что был словно дождь, который вы чувствуете на своей коже, но при этом она не становится мокрой.

И далее – свежие впечатления человека, еще совершенно не привыкшего к особенностям «цельного» сенсорного восприятия сознания в условиях оптоакустической голограммы:

Видеть и слышать в этом месте, где я оказался – не было отдельными чувствами. Я мог слышать визуальную красоту серебристых тел тех эфемерных существ, что носились в вышине, и я мог видеть сильное радостное совершенство тех звуков, что они пели.

А вот какими словами Александер передает эффект полного погружения своего сознания в эту голограмму:

Было похоже на то, что вы не могли просто смотреть или слушать хоть что-то в этом мире, не становясь также и частью этого – не объединившись с этим каким-то загадочным образом.

В том мире вы вообще не могли смотреть хотя бы на что-то, потому что само слово «на» подразумевает разделение, которого там не существовало. Все было вроде бы различающимся, однако при этом все было также и частью всего остального – словно богатый и переплетающийся рисунок персидского ковра… или, скажем, крыла бабочки.

Вместе с тем, как в сознание доктора приходит образ бабочки, рядом с ним появляется проводник. Для начала – в образе молодой и привлекательной женщины: высокие скулы, голубые глаза, русые косы, простая, но очень насыщенных цветов одежда пейзанки. Образ бабочки в картине тем временем усиливается:

Когда я впервые увидел женщину, мы вместе двигались вдоль некой замысловато структурированной поверхности, в которой через некоторое время я распознал крыло бабочки. Фактически, миллионы бабочек были вокруг нас повсюду – огромные колыхавшиеся волны бабочек, ныряющих вниз в леса и возвращающихся обратно, чтобы летать вокруг нас. Это была река жизни и цвета, двигающаяся через воздух.

Пока что просто отметим этот любопытный образ для запоминания и последующего анализа (ибо любая картина подобного путешествия заведомо наполнена смыслом). А здесь перейдем к физике коммуникаций Александера с его проводницей в условиях «чистой» оптоакустической голограммы.

Не прибегая ни к каким словам, она заговорила со мной. Послание прошло через меня словно ветер, и я сразу же понял, что оно было правдой. Я просто знал это совершенно так же, как и то, что мир вокруг нас является реальным. В ее послании было три части…

(Здесь эти три конкретных фразы лучше, пожалуй, пропустить. Потому что смысл их чрезвычайно важен лишь для людей, выросших в специфической христианской культуре. В религиозную основу которой, как известно, заложена – причем отнюдь не Иисусом – концепция априорной греховности человека. Александеру же сообщили что его тут любят, любили всегда и будут любить вечно, так что бояться ему совершенно нечего.)

Мы покажем тебе здесь много вещей, – сказала женщина, опять-таки не используя на самом деле эти слова, но просто направляя их концептуальную суть непосредственно в меня. – Но в конечном счете ты вернешься назад…

Тут надо напомнить один существенный нюанс. Как поясняет Александер, все это околосмертное путешествие в иную реальность совершала лишь некая часть его сознания. Та «верхнняя» часть, которая оказалась способна все запомнить в подробностях по возвращении, однако совершенно отдельная от важнейших атрибутов его личности «тут» – вроде имени, возраста, профессии, места проживания и так далее. Это момент поможет лучше понять последующие коммуникации:

Хотя у меня все еще имелись какие-то языковые функции, по крайней мере в том виде, как мы думаем об этом на земле, я начал без слов вставлять свои вопросы в этот проходящий через меня поток ветра: Где находится это место? Кто я? Почему я здесь?

Каждый раз, когда я беззвучно задавал один из этих вопросов, на него тут же появлялся ответ – как взрыв света, цвета, любви и красоты, которые проносились сквозь меня словно сметающая волна. Самое главное в этих взрывах было то, что они не просто гасили мои вопросы, затапливая их своей мощью.

Они отвечали на них, но таким образом, что это превосходило возможности языка. Эти мысли проникали в меня напрямую. Но это было не так, как бывает с мыслями на земле. Они не были смутными, нематериальными или абстрактными. Эти мысли были твердыми и конкретными – более горячими, чем огонь, и более мокрыми, чем вода.

И вместе с тем, как я получал эти мысли, я оказывался способен тут же и без малейших усилий понимать концепции, на полное постижение которых у меня ушли бы годы моей земной жизни…

Как это бывает практически со всеми, кто вернулся «оттуда» с вдохновенным и преобразованным сознанием, «здесь» Александеру не удается с помощью привычных нам человеческих понятий передать те грандиозные идеи и концепции, которые он легко и естественно постиг «там». Доктор понимает, что у нас пока нет для этого правильных слов. Поэтому рассказывает о пережитом так, как может. В частности, и о следующем – очень важном – эпизоде с «постижением пустоты»:

Продолжая двигаться вперед, я обнаружил, что погружаюсь в невыразимую пустоту. Совершенно темную и бесконечно огромную в своих размерах, но при этом и бесконечно комфортную в своем уюте пустоту.

И дабы столь необычное состояние ощущалось человеком как абсолютно комфортное, он получает и свет, и красивого любящего проводника – причем все в одном флаконе:

Воспринимаемая как абсолютно черная, при этом пустота освещалась каким-то неясным светом. Свет этот, как мне казалось, исходил от сферы, которую я ощущал рядом с собой и которая красиво мерцала переливами, словно бриллиант. Сфера выступала в качестве своего рода «переводчика» между мною и этим гигантским присутствием чего-то такого, что со всех сторон меня окружало.

Все происходящее воспринималось так, словно я рождаюсь в более великий мир, а сама вселенная была словно гигантское космическое чрево. Мерцающая же сфера (которую я ощущал каким-то неразрывным образом связанной, или даже просто идентичной той женщине, что сопровождала меня на крыле бабочки) здесь была моим проводником в пустоте этого чрева. Пустоте, одновременно представляющейся и непроглядно черной, и при этом всюду наполненной светом…

На этом интригующем моменте рассказ о путешествии доктора Александера на тот свет пора, пожалуй, завершить – отослав всех заинтересовавшихся к книге автора. А также к сотням томов аналогичной литературы с воспоминаниями от самых разных людей, которым доводилось пережить похожий опыт при иных обстоятельствах или в другие эпохи.

Книга Ибена Александера в этом длинном ряду особо примечательна по той причине, что ее автор – врач и ученый-нейрохирург. То есть современный, хорошо образованный человек с развитыми навыками критического мышления. И этот человек, обретя личный, достоверный и абсолютно убедительный для него жизненный опыт, противоречащий прежнему мировоззрению, решительно настроен отыскать на данный счет рациональное научное объяснение.

Формулируя подоходчивее, очень хотелось бы получить от науки внятный ответ на простой вопрос: «Как все это понимать»?

Профессионально будучи специалистом, весьма далеким от физики, доктор осознает, конечно, что самые главные ответы на его вопросы должна дать именно это наука. Более того, почитав на данный счет кое-какие научно-популярные книжки или статьи, Александер сумел углядеть в теориях физиков некие идеи, похожие на подтверждения своему опыту, о чем пишет так:

Современная физика говорит нам, что вселенная – это единство. И что она неделима. Хотя нам представляется, что мы живем в мире разделения и различий, физика говорит нам, что под этой поверхностью каждый объект и каждое событие вселенной полностью переплетены с каждым другим объектом и событием. И на самом деле нет никакого разделения…

Так, повторимся, это видится доктору после выхода из комы. Но на самом деле, увы, реальность физической науки пока что выглядит сильно иначе. И то, что Ибен Александер постиг о вселенной – как видим – совершенно самостоятельно, для ученых физиков еще отнюдь не стало очевидным и общепринятым.

Хуже того, мир науки пока что демонстрирует, что по-прежнему все еще не готов принять идею о существовании другой, равно важной и более великой стороны реальности – до краев наполненной единым сознанием и придающей смысл всему, что происходит «на поверхности».

Ярчайший пример этой неготовности демонстрирует недавняя публикация журнала «Scientific American», одного из наиболее уважаемых в мире научно-популярных периодических изданий (номер за апрель 2013). Этот журнал, понятное дело, не мог пройти мимо книги Александера, быстро ставшей бестселлером, и дал на нее – через постоянного колумниста-скептика Майкла Шермера – собственную рецензию. ^]MS[

Уже по одному названию этой рецензии, «Доказательство галлюцинации», можно понять, что в высшей степени богатый и неординарный околосмертный опыт нейрохирурга для современной науки выглядит как вполне заурядный бред больного человека. И не более того…

# # #

Грустным, но вполне объяснимым следствием подобной реакции на отчет врача со стороны научного сообщества стало вот что. Чуть ли не единственным местом – помимо круга ближайших родственников в семье – где к рассказам Александера отнеслись всерьез и без недоверчивых ухмылок, оказалась церковь.

То есть грустно не то, конечно, что нашлись добрые люди, отнесшиеся к преображению ученого с интересом и пониманием, а то, что доктор по этой причине зачастил к попам в храм. Где звуки органа напоминают ему о вдохновенном звучании посещенного им «рая», а разноцветные окна витражей – о ярких и глубоких цветах потустороннего мира. Иначе говоря, примерно как в известном анекдоте, человек пошел разыскивать ответы не там, где ключи потеряны, а там, где искать кажется посветлее.

Какие именно ответы на данный счет способна предложить человеку религия, известно довольно давно. Хорошо известно и то, что людей с критическим и рациональным научным мировоззрением – но без личного опыта Александера – эти ответы категорически не устраивают. (Не говоря уже о том, что конкретные официальные представители религиозных институтов сами в массе своей живут на основе принципов, которые совершенно не соответствуют основам их религии. Хотя приличных людей и там хватает. Как и повсюду, впрочем…)

Обнадеживает тут одно. Особенность текущего момента в истории науки оказывается такова, что ныне физикой и математикой накоплен уже не просто достаточный, а можно сказать избыточный комплекс материалов и инструментов для радикального обновления. Иначе говоря, для достраивания научной картины мира до более адекватной модели, объединяющей материю и сознание в одно органичное, естественно развивающееся целое.

Тзо_7_единство (часть 2 из 3)

Поиск по сайту