Тзо_7_единство (часть 3 из 3)

Posted on 17.09.2013

[КРАТКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ «ТАМ ЗА ОБЛАКАМИ»]

(62)

В достопамятном сне Вольфганга Паули, известном как «Великое видение о часах мира» [14], имеется одна важная деталь, которая по некоторым причинам ранее здесь практически не упоминалась.

Опущенным прежде элементом является «большая черная птица», поддерживающая всю ту причудливую конструкцию, что одновременно и мощно вдохновила, и сильно озадачила сновидца. Более того, замысловатое устройство часов осталось непостигнутой тайной не только для самого Паули, но и для его куда более искушенного в подобных вещах друга, Карла Густава Юнга.

Не упоминался же именно этот фрагмент картины по той причине, что как раз с ним – с интерпретацией символа птицы в сновидениях – у Юнга абсолютно никаких проблем не было.

На протяжении всей известной нам истории человечества, образ крылатой птицы символизировал дух, одухотворенность, сверхъестественную поддержку потусторонних сил, либо просто свободу разума, полет мысли и фантазии.

Ну а кроме того, в фольклоре и мифологии народов планеты символ птицы очень часто используется для изображения души человека. Дабы подчеркнуть человеческую природу именно такого рода птиц, в искусстве Древней Греции и Древнего Рима, к примеру, их нередко рисовали с человеческой головой.

Хотя человекоголовые птицы-души встречаются и во множестве других культур, искусство Эллады и Рима, скорее всего, позаимствовало эту традицию от близкой им географически, но куда более древней цивилизации Египта.

В системе весьма нетривиальных представлений древних египтян об устройстве мира и человека, одну из самых замысловатых конструкций представляла из себя человеческая душа. Как комплекс из множества вложенных друг в друга компонентов разной функциональности – что-то вроде куклы-матрешки, одухотворенной высшим разумом.

Разбирать подробности этой любопытной конструкции здесь явно не место, однако абсолютно необходимо подчеркнуть два важнейших компонента египетской души, в совокупном единстве обеспечивавших ей бессмертную жизнь во веки веков. Одну часть зовут Ба, вторую Ах, а обе они изображаются в виде птиц.

Более близкая египтянину душа Ба трактовалась как средоточие его человеческой личности, изображалась в виде птицы с головой человека и покидала физическую оболочку после смерти, в надежде соединиться с Ах.

Что же касается Ах, то эту наивысшую часть души трактовали как сияющий «чистый разум» или персональную божественную сущность, что живет сама по себе и наполняет всякую жизнь смыслом. Собственно название сущности, «Ах», происходило от понятия «сверкать», «блистать», «светиться».

Праведно жившая Ба могла счастливо воссоединиться с космической мудростью Ах, которую изображали «просто птицей» – ибисом. Но подобный финал жизни, насколько можно судить, всегда считался событием крайне редким. Что же касается душ обычных людей, то они, покинув тело и пройдя «суд богов», расселялись по разным уровням потустороннего мира, Дуата, описанного в сакральных текстах египтян весьма подробно.

Для физико-математического анализа этой конструкции особо примечательным является вот какой момент. В представлениях египтян, отдельные Ба могли сливаться друг с другом в единую духовную сущность. Например, когда в их текстах говорится о Ба не человеческого существа, а какого-либо из их богов, то принято употреблять форму множественного числа – Бау.

То есть душа египетского божества содержит в себе «много Ба». В контексте голографического устройства вселенной это весьма существенный нюанс.

Для логичного продолжения и развития этой темы – «о птицах и голографии» как аспектах устройства души мира – теперь удобно перейти к притчам суфизма, мистического направления в философии мусульман.

Хотя исторически ислам возник и сформировался, бесспорно, на базе священных текстов иудеев и христиан, однако культурно-мистические корни этой религии простираются куда глубже и шире.

В частности (хотя в европейской истории об этом упоминают не часто), факты таковы, что именно благодаря исламским библиотекам и ученым удалось сохранить многое из того гигантского культурного наследия античности, что методично уничтожалось христианскими фанатиками в эпоху средневекового мракобесия.

Но здесь, впрочем, речь идет совсем о другом. О том, сколь любопытное воплощение получила извечная идея о единстве мира в творчестве исламских мистиков-суфиев.

Ярчайший тому пример – аллегорическая история о поисках царя птиц Симурга, рассказанная в поэме «Мантик-аль-Тайр» персидского суфия XIII века Фарид-ад-Дина Аттара по прозвищу Химик. Название поэмы Аттара переводят по разному: «Беседа птиц», «Парламент птиц», иногда даже «Логика птиц». Важнее всего, однако, содержание притчи.

Однажды узрев великолепное перо, что обронил в их краях Симург, птицы решают отыскать его и сделать своим царем, устав от бесконечно раздирающих их раздоров и распрей. Но не так-то легко отправиться в дальнее путешествие, коль скоро каждая из птиц крайне привязана к привычной жизни – кто к своему болоту, кто к своим руинам, а кто к своей клетке.

Но как бы там ни было, птицам удается таки договориться и они отправляются в путешествие. Приключение оказывается весьма непростым, по пути искателям приходится преодолеть семь рубежей – долин и морей, – кто-то из них дезертирует, кто-то погибает.

В итоге же, наконец, три десятка самых настойчивых добираются до горы Каф, где обитает Симург. Наконец-то они воочию увидели своего царя. И вот тут-то птицы вдруг постигают, что они сами – это и есть Симург. Каждая из них в отдельности и все они разом…

Дабы более доходчиво пояснить этот весьма тонкий, но чрезвычайно важный момент мистического озарения – постижение полной тождественности части и целого – далее удобно обратиться к священным текстам и философии индуизма. Конечно же, в контексте птиц – как символов души.

Среди большого массива священных текстов, обобщенно именуемых Веды, часть под названием Упанишады принято считать наиболее важной, поскольку в них изложена основная суть сакрального знания. По этой же причине другим названием Упанишад является «веданта», то есть «конец, завершение Вед».

Что же касается смысла самого слова «упанишады», то согласно традиции его принято толковать как «удаление невежества посредством знания о высшем духе». Или, как попроще выразился самый авторитетный комментатор этих текстов, древний мудрец Шанкара, слово означает «то, что разрушает невежество».

Одним из наиболее древних текстов этого комплекса считается «Мундака-упанишада», которую – как принято полагать в традиционных представлениях индуизма – поведал своему сыну Атхарве сам творец вселенной Брахма. Для нас же в данный момент особо интересен следующий фрагмент этого «руководства по разрушению невежества»:

Две птицы, соединенные вместе, друзья, сидят на одном и том же дереве. Одна из них поедает сладкую ягоду, другая лишь смотрит, не поедая. На том же дереве – человек, погруженный в горести мира, ослепленный, скорбит о своем бессилии. Когда же обретает он зрение – то освобождается от скорби… Став сведущим, стряхнув с себя добро и зло, незапятнанный, он достигает высшего единства…

В необъятной философии индуизма, развиваемой тысячи лет, каждая из этих двух птиц на дереве, естественно, давно изучена и тщательно описана. Одну из них, «поедающую ягоды», именуют Джива, а вторую принято называть Атман.

Слово Джива происходит от санскритского корня «джив» – дышать. В родственном русском языке тот же самый корень у слова «живой», а у индусов понятием «джива» обозначается всякое живое существо вообще, и в частности – бессмертная сущность всякого живого организма (человека, животного, растения и т. д.), которая продолжает жить после смерти физического тела.

Словом же Атман принято обозначать иной, высший или «космический» аспект бессмертной души человека. Эта вечная духовная сущность, высшее Я, познается людьми после «прозрения» или Пробуждения, когда они осознают себя и свое существование как «Атма», что нередко переводят как «я не это, я ТО». Вместе с осознанием приходит и понимание того, что Атман тождественен множеству высших «Я» всех живых существ в мире – то есть Брахману…

В философии буддизма, выросшей из корней традиционной индийской религии, по некоторым причинам идея «космического» Атмана, парящего выше добра и зла, была отвергнута, дабы заменить ее более приземленной концепцией «природы Будды», потенциально присущей сознанию каждого человека.

Для нас, однако, во всей этой истории важны не столько тонкие нюансы конкурирующих философий, сколько единые физико-математические аспекты общей картины. В частности, древние мифорелигиозные предания как правило сосредоточены на собственно «птицах души и разума», в то время как не менее важная структура дерева, на котором птицы сидят и кормятся, остается почти не исследованной.

По этой причине самое время вспомнить о примечательной, недавно появившейся книге ]DM[ в тему — от весьма авторитетного математика Дэвида Мамфорда и еще двух его коллег. Работа носит довольно необычное для математической книги название «Ожерелье Индры. Видение Феликса Клейна» и посвящена она вот каким вещам.

Феликс Клейн, один из великих математиков XIX столетия, в весьма раннем возрасте выдвинул знаменитую ныне Эрлангенскую программу, направленную на сведение всех разрозненных ветвей геометрии в единую и цельную структуру.

На протяжении десятилетий целенаправленно работая над воплощением этой программы, к концу века Клейн сумел осуществить замечательный синтез, обнаружив поразительные связи между идеями из совершенно различных и далеких друг от друга областей математики.

Более того, новаторские подходы Клейна к объединению геометрии на основе расширенного понимания симметрии не только оказали значительное влияние на развитие физики XX века, но и во многом опередили свое время. Важные следствия его работы ученым удалось понять лишь почти столетие спустя, когда были освоены компьютерные исследования в области детерминированного хаоса и фрактальной геометрии.

В частности, когда с начала 1980-х годов в науке с подачи Бенуа Мандельброта пошла волна увлечения вычислительными экспериментами на основе компьютерной графики, Дэвид Мамфорд особо заинтересовался в этой связи наследием Феликса Клейна.

Среди множества интересных открытий Клейна еще в XIX веке были известны его математически строго рассчитанные рисунки, получаемые бесконечным повторением простых отражений относительно окружностей. Удивительные в своей красоте узоры рождались как нарастающее число симметричных искажений, вызывающих быстрое сжатие исходной композиции.

Преобразование (именуемое отображением Мебиуса) действовало так, что в конечной области умещалось бесконечное число бесконечно сжимающихся и сгущающихся плиток. Итоговые же картинки таких преобразований походили на своего рода математическое чудо, зачарован которым в первую очередь оказался сам Феликс Клейн.

Особую же притягательность чуду, как это часто бывает, придавала загадочная тайна. Многие из подобных объектов, возникавших в ходе исследований, оказывались настолько сложны, что Клейн был вынужден констатировать «отказ воображения»:

Вопрос в том… каково будет положение предельных точек. Несложно ответить на него с чисто логической точки зрения. Однако когда мы пытаемся мысленно представить себе результат, воображение, кажется, полностью отказывает. ]FK[

После этих слов становится более понятным, наверное, что когда в распоряжении у математиков появился персональный компьютер, предоставивший возможности для вычислений в немыслимых прежде масштабах, то вскоре вспомнили и о давней загадке. Как пишет в предисловии к своей книге Мамфорд, соблазн воспользоваться современной компьютерной графикой, чтобы воочию увидеть «совершенно невообразимые» замощения Клейна, был непреодолим…

За последние десятилетия в ходе исследований в самых разных областях физики было установлено, что клейновские замощения оказываются непосредственно связаны с современными идеями о поведении хаотических самоподобных систем, наблюдаемых и в статистической механике, и при исследованиях фазовых переходов, и при изучении турбулентности в жидкостях и газах.

Важнейшим отличием клейновых структур от хаотических физических систем является то, что в физике самоподобное поведение порождается случайными возмущениями, а в работе Клейна оно подчиняется простым и строго детерминированным законам.

Красиво объединить эти вещи помогло великое математическое открытие, сделанное с помощью компьютера и получившее название фрактальная геометрия. Компьютерная графика позволила исследователям воочию увидеть, что совсем простые, в сущности, математические соотношения при бесконечных их повторениях-итерациях порождают чрезвычайно сложное поведение системы, одновременно предсказуемое и хаотическое – так называемый детерминированный хаос.

Для многих физических явлений новые математические подходы позволили выстраивать более точные модели, нежели классические специальные функции. При этом важно подчеркнуть, что одной из отличительных черт хаотических явлений оказывается самоподобие – когда структуры, наблюдаемые в целом, бесконечно повторяют себя во все меньшем и меньшем масштабе.

Книга Мамфорда посвящена всего лишь одному и довольно узкому, казалось бы, направлению исследований – с помощью компьютера изучается семейство исключительно симметричных форм, которые возникают при взаимодействии двух спиральных движений весьма особенного вида.

Конкретно данные формы были выбраны исследователями по той причине, что именно они своей красотой и сложностью заворожили в свое время великого геометра Феликса Клейна, мечтавшего понять, как они выглядят «в пределе».

Исследования подтвердили, что в любом масштабе – от самого большого и до микроскопически маленького – эти формы представляют собой сложные фрактальные структуры. Иногда взаимодействие двух спиральных движений вполне регулярно, иногда оно совершенно беспорядочно, но при некоторых значениях параметров – и это самый интересный случай – его структура формируется слой за слоем, балансируя на самой грани хаоса.

Выстроив же с помощью компьютера итоговый рисунок фрактала – предельное множество одной из симметричных итеративных процедур Клейна – исследователи, покоренные красотой результата, не смогли удержаться и дали ему возвышенно-поэтическое название «сияющий предел».

Всякая часть любой из таких фрактальных структур содержит в себе суть целого. Опираясь на популярно написанную книгу Мамфорда, любой грамотный пользователь компьютера ныне может написать программу, позволяющую все сильнее и сильнее увеличивать произвольный фрагмент изображения, и наблюдать все ту же кружевную структуру, повторяющую себя на все более и более тонком уровне – демонстрируя миры внутри миров внутри миров и так далее…

Как это часто бывает с глубокими и вдохновенными исследованиями, на каком-то из этапов своей работы ученые как бы случайно наткнулись на весьма древний образ, поразительно созвучный их собственным результатам.

Образ этот носит название «сеть Индры» и, можно сказать, пронизывает собой весьма известное у буддистов произведение под названием «Аватамсака-сутра» – один из богатейших и наиболее сложных текстов дальневосточного буддизма школы Хуаянь.

В переводе на русский язык соответствующий фрагмент сутры выглядит примерно так:

В небесах великого бога Индры есть, говорят, гигантская и мерцающая сеть, тоньше чем паутина, протянувшаяся до самых отдаленных краев пространства. В каждом из пересечений прозрачных нитей этой сети находится отражающая мир жемчужина. Поскольку сеть бесконечна в своей протяженности, количество жемчужин бесконечно огромно.

В блистающей поверхности каждой жемчужины отражаются все прочие жемчужины, даже те, что находятся в самых отдаленных уголках небес. А в каждом таком отражении вновь отражается все бесконечное множество других жемчужин. И таким образом процесс отражения в отражениях продолжается без конца…

Как комментируют это открытие сами исследователи, они обнаружили, что вся математическая конструкция Клейна, включающая одинаковые структуры, бесконечно повторяющиеся друг в друге во все уменьшающемся масштабе, удивительным образом воспроизводит философию и образы «Аватамсака-сутры».

Несколько углубившись в наследие восточной мудрости, математики обнаружили следующий комментарий к соответствующему фрагменту (в книге Ф. Кука «Буддизм Хуаянь: драгоценная сеть Индры», ]FC[):

В школе Хуаянь очень любят этот образ, неоднократно упоминающийся в текстах школы; он символизирует космос, в котором между всеми его элементами есть бесконечно повторяющиеся связи. Считается, что подобная взаимосвязь выражает одновременно взаимное тождество и взаимную обусловленность.

И еще один комментарий сведущего эксперта – от сэра Чарльза Элиота ]CE[:

Таким же образом каждый объект в мире есть не просто он сам, он включает в себя любой другой объект и по существу является любым другим объектом.

Подводя своего рода итог этому удивительному параллелизму, Дэвид Мамфорд говорит об открытии так:

В [нашей] книге нет никаких религиозных мотивов, однако поразительно, насколько точно наши математические построения воспроизводят древнюю буддистскую метафору сети Индры, спонтанно создающей отражения внутри других отражений, бесконечную череду миров внутри других миров…]DM[

(63)

Книга математиков Мамфорда, Райта и Сирис «Ожерелье Индры. Видение Феликса Клейна» вышла из печати в 2002 году. Ровно за тридцать лет до этого, в 1972, свою первую статью о глубоких и выразительных параллелях между древним восточным мистицизмом и современной физикой опубликовал молодой и никому в ту пору неведомый ученый-теоретик Фритьоф Капра.

Статья его вышла под названием «Танец Шивы. Взгляд индуизма на материю в свете современной физики» ]FC[. Чуть позже космический танец Шивы стал ключевой метафорой в «Дао физики» – дебютной книге Капры, впервые опубликованной в 1975, а к сегодняшнему дню общеизвестной во всем мире, переведенной на десятки языков, с суммарными тиражами, исчисляемыми семизначными цифрами и по сию пору издаваемой в самых разных странах планеты.

Конечно же, и задолго до Капры многие видные теоретики, обладавшие достаточной эрудицией, не раз подмечали удивительное созвучие нетривиальных концепций новейшей физики с идеями индуизма, буддизма и даосизма. Однако Фритьоф Капра сумел не только собрать эти разрозненные наблюдения, но и сложить их в такую единую картину, которая с годами не только не устаревает, но скорее обретает все большую четкость и убедительность.

Поскольку современная наука по сию пору не имеет внятных представлений о том, каким образом в головах исследователей рождаются выдающиеся идеи и концепции, будет полезно упомянуть здесь довольно специфические обстоятельства, подтолкнувшие Капру к его междисциплинарным изысканиям и написанию столь удачной книги. Вот как рассказывает об этом сам автор в предисловии к своей работе.]TF[

Однажды летним полднем он сидел на берегу океана, наблюдая за равномерным накатом волн и ощущая ритм своего дыхания. И вот тут – совершенно неожиданно для самого себя – Капра вдруг мощно осознал все окружающее как участвующее в одном гигантском космическом танце.

То есть как физику ему, конечно, и раньше было отлично известно, что песок и скалы, вода и воздух – все это вокруг состоит из непрерывно вибрирующих молекул и атомов. Однако в новом опыте осознания содержалось нечто совершенно иное.

Теперь Капра ощутил все это непосредственно: он как бы «увидел» исходящие из космоса каскады энергии, в которых частицы порождались и разрушались в ритмических пульсациях; «увидел» атомы элементов и атомы своего тела, участвующие в космическом танце энергии; он почувствовал ритм и «услышал» звук этого танца. И он точно знал, как это все называется – это был танец Шивы Натараджи, или Владыки Танца, которого почитают индусы.

Каноническое изображение Шивы Натараджи, явно оформившееся уже в бронзовых скульптурах X-XI века, ныне считается наиболее выразительным и емким символом индуизма, представляя Шиву как энергию и жизнь всего сущего.

Символ Натараджи, как поясняет традиция, был выбран потому, что в танце творение неотделимо от творца, ибо танец и танцор составляют одно целое. Иначе говоря, танец Шивы – это танец всего, что есть в космосе, ритмические и согласованные движения во всем.

Особо необходимо отметить, что образ Натараджи – это далеко не только изящный символ единства всего сущего, но также еще и сложная пиктографическая аллегория, все элементы которой шифруют весьма глубокие идеи.

Верхняя правая рука Шивы держит символ творения – дàмару, т.е. барабан в форме песочных часов. Принято считать, что этот барабан издает Паранаду или «первичный звук», обеспечивающий пульс вселенной, ритмы и циклы творения.

Противоположная рука Натараджи, т.е. верхняя левая, держит на ладони языки пламени – символ разрушения, растворения или поглощения вселенной в конце каждого большого цикла, Махаюги. Таким образом, в симметричном расположении двух верхних рук иллюстрируется принцип сбалансированного противопоставления актов творения и разрушения.

Пара нижних рук Шивы, напротив, демонстрирует отчетливо выраженную «левую» асимметрию. Правая нижняя рука делает своей открытой ладонью делает жест «абхайя-мудра», что буквально переводится как «без страха» или «не бойся», а левая нижняя рука переведена вправо и указывает на поднятую и занесенную тоже вправо левую ногу – что трактуется как «ануграха» или милость откровения, дарующего знания и освобождающего человека от циклов рождений-смертей.

Символом же другого состояния – человеческого неведения из-за лени и безразличия – в этой аллегорической картине выступает распростертый карлик Апасмара или «демон невежества», на спине которого стоит правая нога танцующего Шивы.

Кольцо из огня и света, обрамляющее композицию в целом, обозначает поле танца Шивы как всю вселенную. Но при этом основание в форме лотоса, на котором стоит скульптура, указывает на сердце и сознание каждого человека – как вместилище всей необъятной вселенной…

В заключение этого краткого описания можно повторить слова одного из искусствоведов-индологов:

Если бы понадобился единственный образ, представляющий экстраординарно богатое и сложное культурное наследие Индии, то Шива Натараджа мог бы стать наиболее подходящим для этого кандидатом.

Для всякого внимательного читателя уже ясно, наверное, что образ космического танца Шивы – это, можно сказать, философско-поэтическое описание той же самой модели мира, что ранее была представлена здесь в физико-математических терминах и понятиях, а теперь – в антропоморфной форме индуистского божества.

Если же идея непосредственного соответствия картин все еще остается для читателя мутной и отнюдь не очевидной, то полезно чуть подробнее разобрать некоторые из главных деталей образа Натараджи, принципиально важных с точки зрения физики. В первую очередь интересен барабан дамару, широко применяемый в религиозной музыке индуизма и тибетского буддизма.

Дамару представляет собой небольшой двухмембранный ударный инструмент, играют на котором с помощью лишь одной руки. Корпус барабана делают из дерева в форме песочных часов – два конуса со сходящимися вершинами и с основаниями, обтянутыми кожей.

Для того, чтобы при двух мембранах исполнителю требовалась только одна рука, конструкция ударного механизма реализована так. Удары по мембранам наносятся парой бусин, находящихся на концах кожаных полосок, которые другим концом привязаны к узкой «талии» барабана. Когда барабан вращают в руке в одну и другую сторону попеременно, бусины поочередно ударяют то в одну, то в другую мембрану барабана.

А теперь вспомним суть физики в реконструированной здесь ранее «модели мира»: две мембраны, постоянно подпитываемые энергией лишь с одной стороны; сдвоенная структура частиц в форме конуса – с широким основанием-протоном и точечной вершиной-электроном; и конечно же, постоянные перескоки частиц с одной мембраны на другую.

Сопоставляя ключевые детали конструкции с устройством дамару, невозможно не увидеть, что все эти идеи закодированы в устройстве барабана танцующего Шивы. Включая даже такой нюанс, как постоянный переворот хиральности или топологического заряда частицы в каждом такте вселенной (барабан вращают строго попеременно в обе стороны).

В ритуалах индуизма принято считать, что дамару – это барабан с совершенно особой, духовной энергией воздействия, поскольку он озвучивает сам первозвук вселенной – «Паранада». Более того, согласно преданию, и язык священной мудрости индуистов, Санскрит, изначально был передан людям в ритмах звуков, издаваемых дамару…

Кстати говоря, относительно передачи знаний через вибрации барабанной мембраны имеется еще одна, куда более современная, достоверная и в то же время весьма поучительная история.

Ричард Фейнман, выдающийся физик-теоретик XX столетия, в отличие от многих других своих знаменитых коллег, вроде Бора, Шредингера или Оппенгеймера, никогда не отличался интересом ни к древнему восточному мистицизму вообще, ни к культуре и философии индуизма в частности.

Но при этом Фейнман всегда был очень неравнодушен к барабанам, сам был весьма недурным исполнителем на ударных инструментах и коллекционировал записи с ритмами народов планеты.

В молодые же годы, работая над созданием атомной бомбы в довольно скучных условиях засекреченного Лос-Аламоса, физик развлекался тем, что по ночам, бывало, один уходил с индейским бубном в лесок неподалеку и там, под луной и звездами, вдохновенно отдавался шаманским танцам и песнопениям…]RF[

Много лет спустя, когда в США готовилось к печати самое первое издание «Фейнмановских лекций по физике», издательство поинтересовалось у автора, что бы он хотел видеть на обложке своей работы. Следует отметить, что дело происходило в начале 1960-х годов, когда в науке физике (несекретной, по крайней мере) еще и речи не было о концепции вселенной как мира на мембране. Однако Фейнман в качестве обложки почему-то заказал картинку, отсылающую именно к этой идее.

Если чуть конкретнее, то ученый предложил изобразить на обложке барабан, на мембране которого под действием вибраций появляются математические графики и диаграммы, иллюстрирующие действие физических законов…

Ныне остается только предполагать, к каким открытиям и свершениям могла бы подтолкнуть эта выразительная обложка-подсказка последующие поколения ученых, коль скоро «Фейнмановские лекции» довольно быстро стали в мире своего рода эталоном учебного курса по физике. Но ничего подобного, увы, не произошло.

По причинам, оставшимся неизвестными, книжное издательство проигнорировало пожелание автора и выпустило его лекции с самой простой красной обложкой и без всяких рисунков. Ну а дабы обозначить внимание издательства к идеям автора, в предисловии поместили довольно нетипичную фотографию ученого – где он снят играющим на барабанах.]FL[

Абсолютно достоверно известно, что Ричард Фейнман в силу особенностей своего характера уделял чрезвычайно большое внимание графической символике. Например, собственную машину он отдавал в мастерскую для специальной окраски, чтобы ему нанесли на борта «фейнмановские диаграммы». То есть одно из самых важных научных достижений физика, которое благодаря мощной графической компоненте стало как бы его авторской подписью.

Поэтому не приходится сомневаться, что если Фейнман задумал поместить на обложку своего монументального труда некий необычный рисунок, то он делал это отнюдь не случайно. Но вряд ли мы когда-нибудь узнаем, почему ученый не только смирился, когда его пожелание проигнорировали, но и никогда впоследствии уже не пытался реализовать свой замысел – несмотря на переиздания и гигантскую популярность «Фейнмановских лекций» в мире.

Проводя несколько неожиданную, быть может, для кого-то параллель, примерно так же мы почти наверняка уже не узнаем и причину того, почему другой нобелевский лауреат-физик, Вольфганг Паули, вдруг резко свернул работу над величайшим открытием своей жизни, впал в сильнейшую депрессию и вскоре умер от быстротечного рака.[1C] (Фейнман, кстати, в соответствующий период также заболел раком, но к счастью болезнь удалось вылечить – на некоторое время.)

Нет смысла гадать, что за драмы происходили в те моменты жизни в умах и сердцах великих ученых. Но в этой связи определенно есть смысл вспомнить об одном из друзей Вольфганга Паули, выдающемся математике по имени Хайнц Хопф.

Как соседи и приятели, Хопф и Паули, можно напомнить, любили бродить-беседовать в пригородных лесах Цюриха, обсуждая разные философские и научные проблемы. При разговорах этих, ясное дело, никто больше не присутствовал, но практически наверняка можно гарантировать, что одной из тем их горячего обсуждения непременно была и вот такая.

По воспоминаниям коллег и студентов, Хайнц Хопф часто задавал им один и тот же провокационный вопрос: «Представьте, что вам предложили – в качестве подарка – решение всех математических проблем. Но только при единственном условии, что вы никому об этих решениях не расскажете. Вот вы приняли бы такой подарок?».]BE[

Лично для Хопфа, как известно от его окружения, ответ на подобный вопрос был совершенно однозначным: «Нет, никогда и ни за что». Но вот что касается его друга Паули (а также, вероятно, и Ричарда Фейнмана, и Джона фон Неймана, и ряда прочих выдающихся ученых с большими связями в кругах секретной науки ВПК США), то тут с ответом на вопрос далеко не все так однозначно…

Важнейшим ключом к той загадке, что скрывается за историей о главном и необъявленном открытии Вольфганга Паули, является фраза из его открытки к старому другу Вернеру Гейзенбергу: «Раздвоение и уменьшение симметрии – вот где собака зарыта!»…

Возвращаясь к богатому символизму Шивы Натараджи, пора отметить, что помимо отчетливо выраженного «раздвоения вселенной» в образе двух-мембранного барабана дамару, вся картина Космического Танца явно подчеркивает несимметричность композиции.

Для того, чтобы стало понятнее, почему выразительно асимметричный перенос левой руки и левой ноги Шивы на правую сторону так важны с точки зрения физики (а также для попутного раскрытия некой ужасной государственной тайны, ясное дело…), полезно сразу отметить, что асимметрия – это первый признак условий для перемещения энергии в неравновесной системе. А затем напомнить одну странную историю. Или сюжет о поразительной слепоте человека, придавленного собственными догмами.

Все мало-мальски грамотные люди наверняка наслышаны, что в замкнутой физической системе вечный двигатель невозможен. Но при этом наука физика не имеет абсолютно ничего против того, что водяное колесо, погруженное в речной поток, может крутиться по сути дела вечно – пока не отвалятся лопасти или не слетит ось. С таким «вечным двигателем» у науки полный порядок – ведь в этом случае энергия поступает в систему извне.

А теперь задайте любому ученому физику наивный вопрос: откуда берется та неисчерпаемая энергия, что обеспечивает осцилляции и вечное вращение всех частиц – как вокруг их собственной оси, так и по орбитам внутри атома?

Хотя в школах и университетах этому не учат, правда заключается в том, что современная наука не имеет ни малейшего понятия о происхождении и природе энергии, обеспечивающей этот нескончаемый космический танец.

И если в замкнутой системе атомов или частиц вечный двигатель невозможен, но при этом совершенно очевидно, что вечное движение имеется, то несложно постичь, наверное, как выглядит простое и естественное разрешение этого парадокса.

Наблюдаемая нами вселенная не является замкнутой физической системой. Она постоянно подпитывается энергией извне, благодаря чему живут и функционируют не только все частицы материи, но и повсюду происходят процессы самоорганизации, свойственные диссипативным (рассеивающим энергию) системам на грани порядка и хаоса.

Но из этого почти самоочевидного факта естественным образом следуют такие выводы, сделать которые людям оказывается чрезвычайно непросто.

Во-первых, прежде всего, это означает, что все мы в буквальном смысле сидим на источнике даровой, в принципе неисчерпаемой и абсолютно чистой энергии.

Во-вторых, чтобы начать ее получать в любой точке пространства, достаточно лишь чуть-чуть внимательнее присмотреться, как черпают эту энергию для своего танца частицы материи. Все ответы у природы давно имеются – надо лишь задаться правильными вопросами.

Ну а в-третьих – судя по глухим умолчаниям, десятилетиями окружающим некоторые любопытные физические феномены вроде васцилляции Хайда – кое-кто в секретных научных лабораториях уже давным-давно подобными источниками даровой энергии располагает. Вот только делиться этим счастьем с остальным человечеством им, похоже, абсолютно не хочется… (подробности см. тут: [43][46][53][56][67]).

Разбираться с тем, насколько далеко сумела уйти глубоко засекреченная наука США относительно результатов открытой мировой науки – это дело, может, и интересное, но при отсутствии достоверных фактов совершенно пока бессмысленное.

Куда больше смысла видится в том, чтобы самостоятельно двигаться дальше – к полному объединению сознания и материи. Без предрассудков опираясь как на опыт открытых научных исследований, так и на прозрения древних религий.

Для полноты картины в этой связи полезно хотя бы немного упомянуть о «физических аспектах мира» в религиозных представлениях коренных народов Центральной Америки. Как и во всех прочих религиях мира, древние тольтеки, ацтеки, майя и прочие народы доколумбовой Америки отождествляли силы и явления природы с различными антропоморфными божествами и/или птицами-животными.

Здесь же интерес представляют отличительные особенности трех (когда требуется, то четырех) главных божественных братьев, известных под именами Кецалькоатль, Тескатлипока и Уицилопочтли (плюс Шипе Тотек, если нужен четвертый персонаж).

Наиболее известный из этих богов, Кецалькоатль или «Пернатый змей» в дословном переводе, – это непременный культурный герой всякой мифологии, давший людям знания, ремесла и все остальное, что требуется для превращения диких племен в цивилизацию. О таких героях человечества следует говорить отдельно и подробнее в другом месте.

Образ другого бога, по имени Тескатлипока или «Дымящееся зеркало», непосредственно связан с сотворением мира, по своим функциям ближе всего образу Шивы индусов, поэтому одновременно выступает то в гневных, то в благодетельных ипостасях – как сама природа.

Тзо_7_единство (часть 3 из 3)

Поиск по сайту