Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет.
– Что? – ахнул Гарри. Он оглянулся на Фреда и Джорджа, своих товарищей по команде. Те беззвучно разинули рты, уставившись на Дамблдора и, похоже, онемев от шока.
– Это связано с событиями, которые должны начаться в октябре и продолжиться весь учебный год – они потребуют от преподавателей всего их времени и энергии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаждение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе…
Но как раз в этот момент грянул оглушительный громовой раскат и двери Большого зала с грохотом распахнулись.
На пороге стоял человек, опирающийся на длинный посох и закутанный в чёрный дорожный плащ. Все головы в зале повернулись к незнакомцу – неожиданно освещённый вспышкой молнии, он откинул капюшон, тряхнул гривой тёмных с проседью волос и пошёл к преподавательскому столу.
Глухое клацанье отдавалось по всему залу при каждом его шаге. Незнакомец приблизился к профессорскому подиуму и прохромал к Дамблдору. Ещё одна молния озарила потолок. Гермиона охнула, и было от чего.
Вспышка резко высветила черты лица пришельца. Таких лиц Гарри ещё не доводилось видеть. Оно словно было вырезано из изъеденного ветрами дерева скульптором, имевшим довольно смутное представление о том, как должно выглядеть человеческое лицо, и вдобавок скверно владевшего резцом. Каждый дюйм кожи был испещрён рубцами, рот выглядел просто как косой разрез, а изрядная часть носа отсутствовала. Но самая жуть была в глазах. Один был маленьким, тёмным и блестящим. Другой – большой, круглый как монета и ярко-голубой.
Этот голубой глаз непрестанно двигался, не моргая, вращаясь вверх, вниз, из стороны в сторону, совершенно независимо от первого, нормального глаза – а кроме того, он временами полностью разворачивался, заглядывая куда-то внутрь головы, так что снаружи были видны лишь белки.
Незнакомец подошёл к Дамблдору и протянул ему руку, так же, как и лицо, исполосованную шрамами. Директор пожал её, негромко сказав при этом несколько слов, которые Гарри не расслышал. Похоже, он что-то спросил у вошедшего – тот неулыбчиво покачал головой и тоже вполголоса что-то ответил. Дамблдор кивнул и жестом пригласил его на свободное место по правую руку от себя.
Незнакомец сел, отбросив с лица длинные сивые патлы, и пододвинул к себе тарелку с сосисками; поднял к тому что осталось от его носа и понюхал, после чего достал из кармана маленький нож, подцепил сосиску за конец и начал есть. Его нормальный глаз был устремлён на еду, но голубой без устали крутился в глазнице, озирая зал и студентов.
– Позвольте представить вам нашего нового преподавателя защиты от тёмных искусств, – жизнерадостно объявил Дамблдор в наступившей тишине. – Профессор Грюм.
По обычаю, новых преподавателей приветствовали аплодисментами, но в этот раз никто из профессоров или студентов не захлопал, если не считать самого Дамблдора и Хагрида. Их удары ладонью о ладонь уныло прозвучали при всеобщем молчании и скоро затихли. Всех остальных, видимо, настолько поразило необычайное появление Грюма, что они могли только смотреть на него.
– Грюм? – шепнул Гарри Рону. – Грозный Глаз Грюм? Тот самый, которому твой отец отправился помогать сегодня утром?
– Должно быть, – пробормотал Рон благоговейным тоном.
– Что с ним случилось? – прошептала Гермиона. – Что с его лицом?
– Не знаю, – ответил Рон, заворожённо глядя на Грюма.
Грозный Глаз остался совершенно равнодушен к такому более чем прохладному приёму. Не обращая внимания на стоящую перед ним кружку тыквенного сока, он снова полез в плащ, вынул плоскую походную флягу и сделал из неё порядочный глоток. Пока он пил, задрав локоть, его мантия на пару дюймов приподнялась над полом и Гарри углядел часть точёной деревянной ноги, заканчивающейся когтистой лапой.
Дамблдор вновь прокашлялся.
– Как я и говорил, – он улыбнулся множеству студенческих лиц, все взоры которых были обращены к Грозному Глазу Грюму, – в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее мероприятие, какого ещё не было в этом веке. С громадным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хогвартсе состоится Турнир Трёх Волшебников.
– Вы ШУТИТЕ! – оторопело произнёс Фред Уизли во весь голос, неожиданно разрядив то напряжение, которое охватило зал с самого появления Грозного Глаза.
Все засмеялись, и даже Дамблдор понимающе хмыкнул.
– Я вовсе не шучу, мистер Уизли, – сказал он. – Хотя, если уж вы заговорили на эту тему я этим летом слышал анекдот… словом, заходят однажды в бар тролль, ведьма и лепрекон…
Профессор МакГонагалл многозначительно кашлянула.
– Э-э-э… но, возможно, сейчас не время… н-да… – Дамблдор почесал кустистую бровь. – Так о чём бишь я? Ах да, Турнир Трёх Волшебников. Я тоже, думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения, и пока могут занять своё внимание чем-нибудь другим.
Итак, Турнир Трёх Волшебников был основан примерно семьсот лет назад как товарищеское соревнование между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства – Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона состязались в трёх магических заданиях. Школы постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских связей между колдовской молодёжью разных национальностей – и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить.
– Жертв? – тихо переспросила Гермиона, встревоженно осматриваясь, но большинство студентов в зале и не думали разделить её беспокойство, многие шёпотом переговаривались, и даже Гарри гораздо больше интересовали подробности Турнира, чем какие-то несчастные случаи, произошедшие сотни лет назад.
– За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, – продолжал Дамблдор, – но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее наши Департаменты магического сотрудничества и магических игр и спорта пришли к выводу, что пришло время попробовать ещё раз. Всё лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при которых ни один из чемпионов не подвергся бы смертельной опасности.
Главы Шармбатона и Дурмстранга прибудут с окончательными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Беспристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трёх Волшебников, честь своей школы и персональный приз в тысячу галлеонов.
– Я хочу в этом участвовать! – прошипел на весь стол Фред Уизли – его лицо разгорелось энтузиазмом от перспективы такой славы и богатства. Он оказался далеко не единственным, кто, судя по всему, представил себя в роли хогвартского чемпиона. За столом каждого факультета Гарри видел людей, с не меньшим восхищением уставившихся на Дамблдора или что-то с жаром шепчущих соседям. Но тут директор заговорил вновь, и зал опять умолк.
– Я знаю, что каждый из вас горит желанием завоевать для Хогвартса Кубок Трёх Волшебников, однако Главы участвующих школ совместно с Министерством магии договорились о возрастном ограничении для претендентов этого года. Лишь студенты в возрасте – я подчёркиваю это – семнадцати лет и старше получат разрешение выдвинуть свои кадидатуры на обсуждение. Это, – Дамблдор слегка повысил голос, поскольку после таких слов поднялся возмущённый ропот – близнецы Уизли, например, сразу рассвирепели, – признано необходимой мерой, поскольку задания Турнира по-прежнему остаются трудными и опасными, какие бы предосторожности мы ни предпринимали, и весьма маловероятно, чтобы студенты младше шестого и седьмого курсов сумели справиться с ними. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из студентов моложе положенного возраста при помощи какого-нибудь трюка не подсунул нашему независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона. – Его лучистые голубые глаза вспыхнули, скользнув по непокорным физиономиям Фреда и Джорджа. – Поэтому настоятельно прошу – не тратьте понапрасну время на выдвижение самих себя, если вам ещё нет семнадцати.
Делегации из Шармбатона и Дурмстранга появятся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключительно любезны с нашими зарубежными гостями всё то время, что они проведут у нас и что от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь – уже поздно, и я понимаю, насколько для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте времени!
Дамблдор сел на место и заговорил с Грозным Глазом. С громким шумом и стуком ученики поднялись на ноги и толпой хлынули к дверям в холл.
– Они не могут так поступить! – заявил Джордж Уизли, который не присоединился к людскому потоку в дверях, а остался стоять, с гневом глядя на Дамблдора. – Семнадцать нам исполняется в апреле, почему же нас лишают шанса?
– Они не помешают мне участвовать, – упрямо сказал Фред, тоже хмуро поглядывая на преподавательский стол. – Чемпионам позволено такое, о чём остальные и мечтать не смеют. И тысяча галлеонов награды!
– Ну да, – произнёс Рон с мечтательным видом. – Тысяча галлеонов…
– Пойдёмте-ка, – предложила Гермиона. – Если вы не пошевелитесь, мы тут останемся в одиночестве.
Гарри, Рон, Гермиона, Фред и Джордж направились в холл, и близнецы занялись обсуждением тех мер, которые может употребить Дамблдор, чтобы не допустить к Турниру тех, кому меньше семнадцати.
– А кто этот беспристрастный судья, что будет решать, кому быть чемпионом? – спросил Гарри.
– Понятия не имею, – ответил Фред. – Но его-то нам и предстоит провести. Я полагаю, Джордж, тут сработает пара капель Старящего зелья…
– Но Дамблдор знает, что вы не проходите по возрасту, – возразил Рон.
– Это-то да, но ведь не он решает, кто станет чемпионом, правильно? – весьма проницательно отметил Фред. – Сдаётся мне, что как только этот судья узнает, кто хочет участвовать, он выберет лучшего из каждой школы и внимания не обратит, сколько тому лет. А Дамблдор пытается помешать нам подать заявки.
– Там люди гибли, учти! – с беспокойством напомнила Гермиона, когда они прошли через дверь, скрытую гобеленом и начали подниматься по другой, более узкой лестнице.
– Да, да, – беззаботно согласился Фред, – но это когда было… Да хоть бы и так – что за удовольствие без элемента риска? Эй, Рон, а что, если мы и впрямь отыщем способ, как обойти Дамблдора? Мы участвуем, представляешь?
– А ты как думаешь? – спросил Рон у Гарри. – Было бы круто принять участие, верно? Но боюсь, они могут захотеть кого-нибудь постарше… не знаю, если бы мы учились получше…
– Вот я точно не участвую, – раздался позади Фреда и Джорджа унылый голос Невилла. – Наверное, моя бабушка хотела бы, чтобы я попытался – она беспрерывно толкует о том, как я должен поддерживать фамильную честь, и мне просто придётся… ой!..
Нога Невилла провалилась прямо сквозь ступеньку на середине лестницы – в Хогвартсе было полным-полно лестниц с подобными фокусами, у старшекурсников уже выработалась привычка перепрыгивать такие сюрпризы, но плохая память Невилла была знаменита на всю школу. Гарри с Роном подхватили его под руки и вытащили, в то время как рыцарские доспехи на верхней площадке заскрипели и залязгали, заливаясь хриплым смехом.
– Закройся, ты, – буркнул Рон, захлопнув им забрало, когда они проходили мимо.
Друзья дошли до входа в гриффиндорскую башню, загороженного большим портретом Полной Дамы в розовом шёлковом платье.
– Пароль? – потребовала она, как только они приблизились.
– Чепуха, – отозвался Джордж. – Мне староста внизу сказал.
Портрет развернулся, открыв проём в стене, в который и пробралась вся компания. Круглая общая гостиная была согрета огнём, потрескивающим в камине, кругом стояли мягкие кресла и столы. Гермиона бросила на весело пляшущее пламя мрачный взгляд, и Гарри отчётливо услышал, как она пробормотала «рабский труд», прежде чем пожелать им спокойной ночи, после чего удалилась в спальню девочек.
Гарри, Рон и Невилл поднялись по последней, винтовой лестнице и наконец попали в собственную спальню, расположенную на самом верху башни. У стен стояли пять кроватей с тёмно-красными пологами, и у каждой в ногах – чемодан владельца. Дин и Симус уже легли спать; Симус приколол свою ирландскую розетку в изголовье, а Дин прикрепил плакат с Виктором Крамом над столиком у кровати. Прежний плакат с футбольной командой Вест Хэм теперь висел рядом.
– Бред какой-то, – со вздохом покачал головой Рон, посмотрев на совершенно неподвижных игроков.
Гарри, Рон и Невилл надели пижамы и забрались в кровати. Кто-то – без сомнения, домовой эльф – положил грелки между простынями. Было очень здорово лежать в тёплой постели и слушать, как снаружи беснуется буря.
– Ты знаешь, я тоже мог бы участвовать, – сонно пробормотал Рон в темноте. – Если уж Фред и Джордж придумают, как… на Турнир… а ты сам… никогда… не думал?..
– Нет, не думал. – Гарри перевернулся на другой бок, и череда ослепительных видений возникла перед его внутренним взором. Вот он перехитрил судью, и тот поверил, что ему семнадцать лет… он стал хогвартским чемпионом… вот он стоит, торжествующе подняв руки перед ликующей школой – крики, рукоплескания… он только что выиграл Турнир Трёх Волшебников… Лицо Чжоу особенно отчётливо выделяется в пёстрой толпе, оно светится восхищением…
Гарри улыбнулся в подушку, весьма довольный тем, что Рон при всём желании не может ничего этого видеть.
Глава 13
Грозный Глаз Грюм
На следующее утро буря утихла, хотя потолок в Большом зале оставался пасмурным; тяжёлые, свинцово-серые тучи клубились над головами, когда Гарри, Рон и Гермиона изучали за завтраком новое расписание. Рядом Фред, Джордж и Ли Джордан решали, как волшебным образом повзрослеть и проникнуть на Турнир Трёх Волшебников.
– Сегодня как будто неплохо… всё утро на улице. – Палец Рона скользил по колонке уроков на понедельник. – Травология с пуффендуйцами… и уход за магическими существами… а, чёрт, это у нас со слизеринцами.
– А днём сдвоенное предсказание, – тяжко вздохнул Гарри, посмотрев в конец списка. Предсказание, вслед за зельями, было одним из его самых нелюбимых предметов. Профессор Трелони упорно предрекала смерть Гарри, что ему уже порядком надоело.
– А ты не можешь отказаться от неё, как я? – бодро спросила Гермиона, намазывая тост маслом. – Ты бы выбрал что-нибудь более разумное, типа нумерологии.
– Я смотрю, ты снова ешь, – заметил Рон, глядя, как Гермиона щедро добавляет джема к намазанному маслом тосту.
– Я нашла лучший способ отстаивать права эльфов, – с вызовом ответила Гермиона.
– Ну да… и к тому же проголодалась, – усмехнулся Рон.
Над ними послышался шорох многочисленных крыльев, и в открытые окна с утренней почтой влетело не меньше сотни сов. Гарри машинально поднял голову, но ни одного белого пера не промелькнуло в лавине серого и коричневого. Совы кружили над столами, высматривая адресатов писем и посылок. Большая рыже-коричневая сова слетела к Невиллу Долгопупсу и положила ему на колени пакет – Невилл вечно что-то забывал. На другом краю зала филин Драко Малфоя сел на его плечо с обычной, судя по всему, порцией конфет и печенья из дома. Стараясь не замечать переполнившего его разочарования, Гарри вернулся к своей овсянке. Может быть, что-то случилось с Буклей и Сириус даже не получил его письмо?
Он был поглощён этими мыслями всю дорогу по раскисшей от дождя тропинке, которая привела их к третьей оранжерее, но тут профессор Стебль отвлекла его, продемонстрировав классу самые уродливые растения, какие Гарри только приходилось видеть. На самом деле они выглядели скорее даже не как растения, а как гигантские чёрные слизни, вертикально торчащие из почвы. Каждый слегка извивался и был усеян множеством блестящих припухлостей, наполненных какой-то жидкостью.
– Бубонтюберы, – жизнерадостно сказала профессор Стебль. – Их нужно выжимать – будете собирать гной.
– Собирать что? – с отвращением переспросил Симус Финниган.
– Гной, Финниган, гной, – повторила профессор Стебль. – И учтите, он чрезвычайно ценен, так что постарайтесь не пролить ни капли. Собирать будете вот в эти бутылочки. И наденьте перчатки из драконьей шкуры – неразбавленный гной бубонтюбера способен причинить коже разные неприятности.
Выдавливание бубонтюберов оказалось делом неприятным, но, как ни странно, приносящим удовлетворение. Когда очередной пупырышек лопался, наружу выбрызгивалось немалое количество густой желтовато-зелёной жидкости с сильным запахом бензина. Они аккуратно собирали её в указанные профессором Стебль склянки, так что к концу занятия набралось несколько пинт.
– Мадам Помфри будет счастлива, – заметила профессор Стебль, затыкая пробкой последнюю бутылку. – Гной бубонтюбера – великолепное средство от самых тяжёлых форм угреватости, так что студентам не надо будет прибегать ко всяким отчаянным способам, чтобы избавиться от угрей.
– Как бедняжка Элоиза Миджен, – тихо сказала Ханна Эббот из Пуффендуя. – Она свои попыталась свести заклятием.
– Глупышка, – покачала головой профессор Стебль. – Но мадам Помфри в конце концов прикрепила ей нос на место.
Удар колокола в замке, прокатившийся над сырыми полями, возвестил окончание урока, и класс разделился – пуффендуйцы отправились в замок, на трансфигурацию, а гриффиндорцы пошли в противоположном направлении – вниз по склону луга к маленькой бревенчатой хижине Хагрида на опушке Запретного леса.
Хагрид стоял возле своей избушки, держа за ошейник громадного чёрного волкодава Клыка. Перед ними на земле стояли несколько корзин, и Клык поскуливал и тянул ошейник, сгорая от желания поближе познакомиться с содержимым. Когда все подошли ближе, до их ушей донёсся странный рокочущий шум, перемежающийся негромкими взрывами.
– Привет! – сказал Хагрид, улыбаясь Гарри, Рону и Гермионе. – Постоим, ну, то есть… ждём слизеринцев – им-то точно… ну, не захотят пропустить такое – соплохвосты!
– Кто-кто? – спросил Рон.
Хагрид в ответ лишь указал на корзины.
– Ф-е-е! – взвизгнула Лаванда Браун, отпрыгивая назад.
«Ф-е-е», на взгляд Гарри, было почти всё, что можно сказать о соплохвостах. Они походили на уродливых, лишённых панциря омаров, омерзительно-бледных и скользких на вид, ноги их торчали из самых странных мест, а где голова, вообще было невозможно разобрать. В корзинах их было примерно по сотне, каждый дюймов шести в длину. Они ползали друг по другу и слепо стукались о стенки корзин; от них изрядно разило тухлой рыбой. Время от времени из конца тела какого-нибудь соплохвоста вылетали искры, и с негромким «пафф!» его бросало вперёд на несколько дюймов.
– Они… ну, это… только что вылупились, – с гордостью сказал Хагрид. – Так что вы, того, словом, сможете вырастить их сами! Можем даже этот… проект насчёт этого составить…
– А с какой стати мы должны хотеть выращивать их? – раздался холодный голос.
Это подошли слизеринцы, и говорил, естественно, Драко Малфой, а Крэбб и Гойл тут же понимающе загоготали при этих словах.
Хагрид был озадачен подобным вопросом.
– Я имею в виду, что они делают? – уточнил Малфой. – Зачем они нужны?
Хагрид даже приоткрыл рот, напряжённо размышляя, и после затянувшейся паузы с нарочитой небрежностью произнёс:
– Это… э-э-э… потом… на следующем уроке, Малфой. Сегодня вам их… ну, надо просто накормить. Ну, мы… нам… попробовать несколько других… словом, разных вещей… Я никогда их раньше… ну, дела не имел, и не уверен, как их… что у них пойдёт… так что приготовил муравьиные яйца, и… эту… лягушачью печень… ну, и кусок ужа… просто их… дайте им всего понемногу.
– Так, сначала гной, теперь вот это, – проворчал Симус.
Лишь глубокая симпатия к Хагриду могла заставить Гарри, Рона и Гермиону набрать в горсти хлюпающую лягушачью печень и опустить в корзины, пытаясь соблазнить ею соплохвостов. Вдобавок Гарри был не в силах отогнать подозрения, что вся эта затея совершенно бессмысленна, поскольку у соплохвостов, очевидно, не было ртов.
– Ух ты! – закричал Дин Томас минут через десять. – Он меня шибанул!
Хагрид с беспокойством поспешил к нему.
– Он с того конца взрывается! – сердито сообщил Дин, показывая Хагриду ожог на руке.
– А, да… это такое случается, когда они… ну, взлетают, – кивнул Хагрид.
– Ой! – снова вскрикнула Лаванда Браун. – Ой, Хагрид, а что это за острая штука на нём?
– Ага, у некоторых… ну, из них… короче, есть жало, – с воодушевлением пояснил Хагрид (Лаванда поспешно выдернула руку из корзины). Думаю, это… в общем, самцы. У самок что-то на манер этих… присосок на животе… они вроде того… могут пить кровь.
– А, ну вот теперь-то я понял, зачем мы их выхаживаем, – желчно заметил Малфой. – Кому не хочется иметь домашнюю зверюшку, которая может обжигать, жалить и кусаться одновременно?
– Даже если они и не очень-то симпатичны, это вовсе не значит, что они бесполезны, – сердито возразила Гермиона. – Драконья кровь обладает удивительной магической силой, но ты ведь не станешь держать дракона у себя дома?
Гарри и Рон улыбнулись Хагриду, а тот украдкой ухмыльнулся в ответ сквозь косматую бороду. Уж кто-кто, а Гарри, Рон и Гермиона прекрасно знали, как их друг хотел домашнего дракона; им одним было известно, что в первый год их учёбы у Хагрида жил недолго злобный норвежский горбатый дракон по имени Норберт. Просто Хагрид души не чаял в монстрах – и чем они смертельней, тем лучше.
– Что ж, по крайней мере, соплохвосты маленькие, – сказал Рон, когда они часом позже брели вверх по лугу обратно в замок на обед.
– Это сейчас, – хмуро отозвалась Гермиона. – Но как только Хагрид выяснит, что они едят, не сомневайся – быть им шести футов в длину.
– Ну, какое это имеет значение, если они, скажем, вырабатывают лекарство от морской болезни или что-то в этом роде? – хитро усмехнулся Рон.
– Ты отлично понимаешь, что я сказала это только затем, чтобы Малфой заткнулся, – отмахнулась Гермиона. – Но в сущности-то он прав. Лучше всего было бы передавить большинство из них, прежде чем они начнут бросаться на нас.
Усевшись за гриффиндорский стол, они отдали должное бараньим отбивным и картошке. Гермиона ела с такой скоростью, что Гарри и Рон уставились на неё.
– Э-э-э… это что, новый способ отстаивать права эльфов? – поинтересовался Рон. – Следующий ход – довести себя до рвоты?
– Нет, – ответила Гермиона со всем достоинством, какое только позволял набитый рот. – Я просто ещё хочу успеть в библиотеку.
– Что? – Рон не поверил своим ушам. – Гермиона! Это же первый день учёбы! Нам даже ещё не задали домашнего задания!
Гермиона в ответ лишь пожала плечами и продолжала уминать еду так, словно три дня не ела, после чего вскочила и со словами «Увидимся за ужином!» умчалась прочь.
Когда колокол прозвонил к началу послеполуденных занятий, Гарри с Роном направились в Северную башню, где тесные каменные ступени вели на самый верх, а там по серебряной лесенке надо было пролезть через круглый люк в потолке, и тогда только можно было попасть в комнату, где обитала профессор Трелони.
Знакомый сладкий аромат, струящийся от огня в камине, достиг их ноздрей, едва они влезли наверх по стремянке. Как и всегда, окна были зашторены; круглый кабинет был погружён в тусклый красноватый сумрак, создаваемый множеством ламп, завешанных какими-то шарфами и шалями. Гарри и Рон пробрались через обитые ситцем стулья и пуфы, загромождавшие комнату, и сели за один маленький круглый стол.
– Добрый день, – Гарри даже подскочил – томный голос профессора Трелони раздался прямо за его спиной.
Необычайно худая женщина в громадных очках, делавших её глаза несообразно большими для лица, профессор Трелони устремила на него тот трагический взгляд, который неизменно у неё появлялся, стоило ей завидеть Гарри. Как обычно, в свете камина на ней поблёскивали бесчисленные бусы, цепочки и браслеты.
– Вы сегодня раньше других, мой дорогой, – печальным тоном обратилась она к нему. – В последнее время своим Внутренним Оком я вижу ваше храброе лицо покрытым тучами тревоги. И к сожалению, должна сказать, что ваше беспокойство небезосновательно. Вижу для вас грядут трудные времена, увы… очень трудные… Боюсь, то, что страшит вас, и в самом деле произойдёт… и, возможно, гораздо раньше, чем вы думаете…
Её голос понизился почти до шёпота. Рон, глядя на Гарри, повращал глазами – тот в ответ изобразил каменное лицо. Профессор Трелони проскользнула мимо них и опустилась в просторное кресло с подголовником перед камином, лицом к классу. Лаванда Браун и Парвати Патил, страстные почитатели профессора Трелони, устроились на пуфах вплотную к ней.
– Дорогие мои, для нас настало время обратиться к звёздам, – заговорила она. – Движение планет и таинственные предзнаменования они открывают лишь тем, кто сумел вникнуть в фигуры небесного танца. Человеческая судьба может быть прочитана в их пересекающихся лучах…
Тут мысли Гарри куда-то поплыли. Ароматический дым всегда действовал на него усыпляюще и одуряюще, а туманные речи профессора Трелони о предсказании судьбы и подавно никогда не увлекали. Но он никак не мог заставить себя не думать о её словах – «Я боюсь, то, что страшит вас, и в самом деле произойдёт…»
Нет, Гермиона права, подумал Гарри с раздражением, профессор Трелони и в самом деле старая обманщица. Ведь он решительно ничего не боялся в этот момент – ну, если не считать опасений, что Сириуса схватили… но что может знать профессор Трелони? После долгих размышлений он пришёл к выводу, что все эти её фирменные предсказания – не более чем случайные догадки, подкреплённые нагоняющими страх манерами.
Исключая, правда, тот раз в конце прошлого семестра – тогда она изрекла пророчество, что Волан-де-Морт воспрянет вновь… сам Дамблдор сказал, что, по его мнению, транс был непритворный, когда Гарри описал ему, как всё было…
– Гарри! – позвал его Рон.
– Что?
Он огляделся – на него смотрел весь класс. Гарри сел попрямее, – оказывается, он почти задремал, разморённый теплом и погруженный в свои мысли.
– Я только что говорила, мой дорогой, что вы, без сомнения, рождены под пагубным влиянием Сатурна, – произнесла профессор Трелони не без некоторой обиды в голосе, поскольку было очевидно, что он пропустил её слова.
– Рождён под чем, прошу прощения? – переспросил Гарри.
– Сатурн, дорогой, планета Сатурн! – повторила профессор Трелони, явно задетая тем, что Гарри не был потрясён этим известием. – Я рассказывала, что Сатурн, несомненно, был в пике активности в момент вашего рождения… тёмные волосы… хрупкое сложение… трагические потери в самом начале жизненного пути… Думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы родились в середине зимы?
– Нет, – ответил Гарри. – Я родился в июле.
Рон поспешил скрыть свой смех за приступом кашля. Полтора часа спустя каждый получил запутанную круговую карту неба и пытался расписать на ней положения планет на день своего рождения. Это была скучнейшая работа, требовавшая постоянно сверяться с таблицами времени и рассчитывать углы.
– У меня тут получается два Нептуна, – сказал Гарри через некоторое время, мрачно глядя на свой лист пергамента. – Такого не может быть, верно?
– А-а-а-а-ах, – прошелестел Рон, изображая таинственный шёпот профессора Трелони. – Когда в небе появляются два Нептуна, мой милый, это верный знак, что рождается маленькая зануда в очках…
Симус и Дин, корпевшие рядом, громко захихикали, но всё же не смогли заглушить взволнованный возглас Лаванды Браун:
– Ой, профессор, посмотрите! Мне кажется, у меня получилась неаспектированная планета! Ой, что бы это могло быть, профессор?
– Это Уран, моя дорогая, – сказала профессор Трелони, всматриваясь в карту.
– А могу я тоже взглянуть на Уран, Лаванда? – ехидно проворковал Рон.
К несчастью, профессор Трелони услышала его и, возможно, именно по этой причине в конце занятия задала им непомерное домашнее задание.
– Подробный анализ траекторий планет, влияющих на вас в наступающем месяце со ссылкой на ваш собственный гороскоп, – грозно приказала она тоном, больше похожим на речь профессора МакГонагалл, чем на её привычное эфирное щебетание. – Всё должно быть готово к следующему понедельнику, и никаких отговорок!
– Чёртова старуха, несчастная летучая мышь! – со злостью говорил Рон, когда они вместе с другими студентами спускались в Большой зал на ужин. – Это же займёт все выходные, это же…
– Что, много задали на дом? – оживлённо поинтересовалась Гермиона, догоняя их. – А профессор Вектор нам вообще ничего не задала!
– Что ж, очень мило с её стороны, – проворчал Рон угрюмо.
Они вошли в холл, где народ толпился у дверей в Большой зал. Друзья отошли в сторонку, и тут позади них раздался громкий голос:
– Уизли! Эй, Уизли!
Гарри, Рон и Гермиона оглянулись и увидели Малфоя, Крэбба и Гойла, чем-то страшно довольных.
– Что ещё? – резко спросил Рон.
– Твой отец попал в газету, Уизли! – объявил Малфой, размахивая номером «Ежедневного Пророка» и стараясь, чтобы его услышало как можно больше народу. – Вот только послушай это:
«ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОМАХИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ.
Создаётся впечатление, что неприятности Министерства магии никак не закончатся, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно критике подверглась бездарная организация массовых мероприятий на Чемпионате мира по квиддичу и упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, сотрудницы спортивного отдела. И вот вчера Министерство оказалось втянуто в новый скандал – на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из Комиссии по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов».