Примерно в 1211 году святой Франциск направил брата Бернардо да Квинтавалле в Болонью, чтобы тот обратил к Богу души болонцев. Приготовления к странствию были коротки: брат Бернардо осенил себя крестным знамением, получил благословение учителя — и пошел.
Иной, отправляясь в столь образованный город, как Болонья, запасся бы красноречивыми проповедями, и стал бы держаться поважнее. Бернардо, вошел в город одетый как пастух и безмолвно сносил насмешки уличных мальчишек; более того — чтобы облегчить доступ преследователям, он остановился на главной площади города. Он спокойно уселся там, и вокруг него собрались девушки, мастеровые, лавочники, школьники, у которых кончились уроки. Им хотелось над кем-нибудь подшутить — кто дергал его за капюшон, кто швырял в него камни и грязь, кто ударял с одной, кто толкал с другой стороны, а Бернардо все молчал и улыбался не улыбкой слабоумного, но улыбкой человека, который знает, что делает. На несколько дней он добровольно как бы приковал себя к позорному столбу, и длилось все это до тех пор, пока доктор права, читавший лекции в Болонье, мессер Никколо деи Пеполи, в изумлении наблюдавший за ним и дивившийся его терпению, не вышел как-то раз в сопровождении любопытствующих школяров, и не спросил у него:
—Кто ты? Для чего ты пришел сюда?
Брат Бернардо, не говоря ни слова, вытащил из-за пазухи устав Ордена и протянул его ученому. Мессер Никколо прочел бумагу с изумлением и восхищением. Может быть, именно здесь та мудрость, которую они пытаются почерпнуть из книг? Затем повернувшись к ученикам, он сказал:
—Поистине, это самая высокая степень веры, какую я когда-либо видел, а человек этот и те, кто с ним, самые святые люди в мире. Обойтись с ним дурно значит сильно согрешить. Его должно почитать, как друга Божьего.
Он пригласил Бернардо к себе, и скоро предоставил ему небольшой домик, чтобы разместить в нем других собратьев,— все он устроил и обставил на свои средства, сделавшись покровителем братства. Так, при помощи уважаемого в городе человека, Бернардо возвысился в глазах болонцев, и они вознамерились узнать и понять его, а узнав, восхитились им так, что даже состязались за право увидеть его. И тот, кто смог лишь коснуться края его одежд, радовался, словно Бернардо был святым.
«Это дурно», — подумал он и однажды сбежал из ученого города, и вернулся к святому Франциску.
«Отец, — кротко проговорил он, — в Болонье все устроено. Направь туда других братьев, которые остались бы там, я же не могу больше приобретать. По правде говоря, для меня большей честью было бы терять».
Сияя от радости, он все отдал братьям, чтобы идти навстречу новым насмешкам и новым обращениям. И зерно, посеянное им, дало всходы, подобно горчичному семени. Никколо деи Пеполи сделался меньшим братом, а славнейший правовед Аккуризо оставил братству новое здание, и так понемногу начал закладываться фундамент церкви Святого Франциска, одной из самых прекрасных в Болонье. И пополаны, и нобили, и книжники, и бродячие артисты мечтали, чтобы их похоронили под кипарисами церковного дворика, ибо сладка смерть под покровительством святого Франциска.
КРУГЛЫЙ СТОЛ
Так же, как рыцари Круглого Стола, вернувшись из походов, собирались вокруг короля Артура, и каждого одинаково почитали, ибо во всем они были равны, рыцари Бедности, совершив свои благородные дела, всегда собирались вокруг святого Франциска. Они любили и почитали друг друга как братья, несмотря на то, что и двенадцать первых рыцарей, составлявшие первый Круглый Стол францисканцев, были разными по возрасту, и по положению.
Среди них были знатные и богатые, как Бернардо да Квинтавалле; доктора правоведения и теологии, как Пьетро Каттани; священники, как Сильвестро; а рядом с ними — крестьяне из соседних земель и настоящие рыцари, как Анджело Танкреди да Риети, которого Франциск победил, нанеся ему всего один удар. Улучив для этого минуту, он сказал ему сурово, когда тот проходил по улице: «Брат мой, долго уже ты носишь пояс, шпагу и шпоры! Настало время сменить пояс на веревку, шпагу — на крест, шпоры — на дорожную пыль. Иди за мною, и я сделаю тебя рыцарем Христовым».
Когда они собирались вместе, то были так счастливы, что забывали обо всех невзгодах. Время проходило у них в молитвах и труде, ведь Франциск не желал, чтобы братья жили в праздности; они содержали себя в чистоте и бедности, побеждали в себе дурные помыслы с помощью противоположных им добродетелей, у них не было никакой собственности, даже книги были общими, по ночам же они вместе вставали, чтобы молиться.
Согласие, в котором они жили, было поистине дивным, один служил другому, предвосхищал его желания — так балует своего любимца мать — каждыйготов был отдать за своего любимца жизнь; те же, кто должен был управлять другими, приучали себя к тому, чтобы стать смиренней остальных, а те, кто должен был подчиняться, никогда не противились высшему, ибо чувствовали данную ему от Бога власть. Они остерегались бранных слов, но если и случалось кому-нибудь подумать или сказать то, что могло бы обидеть другого, он тотчас же просил прощения, и просил, чтобы оскорбленный дал поцеловать свою ногу. Хотя и были они беднейшими людьми, у них всегда находилось что-нибудь для тех, кто навещал их.
И богатые и бедные приходили в рощу Порциунколы, где братья были щедры с бедными и отдавали им последнее, а с богатыми были обходительны и принимали их радушно, стараясь склонить к покаянию.
Они были радостны всегда, так как ни в себе, ни в отношениях между собою не имели ничего, что беспокоило бы их, и по научению святого Франциска, открывшего им глаза на все прекрасное, что только есть в мире, они чувствовали себя хозяевами в бескрайнем мире, созданном Отцом Небесным. Но по знаку учителя они были готовы разлучиться, чтобы пойти по тяжкому мирскому пути — ведь Франциск молил Всевышнего о том, чтобы из самых отдаленных краев Италии или Европы, все I они разными дорогами вернулись к нему, ибо и сам учитель часто очень хотел их увидеть. Отпуская их, он полагался в некотором смысле на судьбу, у них же, как и у странствующих рыцарей, был свой король — Христос, и прекрасная дама — Бедность, и Святая земля — мир.
Франциск не встречал более дорогого его сердцу селения, чем его маленький город Ассизи, и в то время, как многие из обращенных стремились убежать далеко от родных и знакомых в поисках идиллического уединения, он оставался на родине. Там начал он свой апостольский путь, там основал главную резиденцию Ордена, там пожелал и умереть. Хотел он также, чтобы братья его, хотя они и странствовали свободные, как ветер, возвращались на свою землю и работали там, ибо он был не только святым, но и гением, причем гением латинским, и понимал, что любовь и ] милосердие начинаются на родной земле, и не может быть человеколюбия там, где неведома любовь к родине.
РИМ
Когда число собратьев выросло до двенадцати, Франциск решил перевести свой Круглый Стол из Порциунколы в хижину, стоявшую в долине между Санта Мария дельи Анджели и Сан Дамиано. Долина эта называлась Ривоторто, ибо там протекал извилистый горный ручей с каменистым дном. Их было двенадцать человек, и это означало, что возрастала и ответственность.
В мае — июне 1210 года святой Франциск, еще ранее, в 1209 году, набросавший план устава, основанного на Евангельском учении, пришел к мысли о том, что пора поставить свои труды в подчинение Церкви, в основном — для того, чтобы получить разрешение на проповедь. Однажды он решительно обьявил собратьям: «Пойдем к нашему святому отцу, мессеру Папе».
Все двенадцать отправились в дорогу с той быстротой, с которой собираются люди, которым нечего оставлять и нечего брать с собою, причем святой Франциск из тяготения к послушанию и порядку назначил главой этого похода брата Бернардо.
По дороге они весело пели гимны Всевышнему, беседовали о Боге и о душе, молились, ведь у них не было никаких дорожных забот, и они останавливались на ночлег там, где настигала их ночь. Господь всегда предоставлял им и приют, и пищу. Когда «бедняги» появлялись среди людей, чтобы попросить милостыню, они не боялись, что их оттолкнут. В сознании их всегда жила мысль о том, что Бог им — Отец, и это помогало им обращаться к любому, как к брату.
В Риме они встретили своего епископа Гвидо, который нахмурился, решив, что они собрались навсегда покинуть Ассизи, но, узнав об их намерении, обрадовался и позволил им предстать перед папой, чему способствовала его дружба с кардиналом Джованни Колонна ди Сан Паоло.
Иннокентий III, душою — истинный вельможа, не только сострадал нищете, но и презирал ее. Внимательно оглядел он стоявшего перед ним нищего, желавшего жить и проповедовать в апостольской бедности, и сказал ему, что опасается, не из тех ли тот вальденсов или альбигойцев, которые, якобы следуя Евангелию, желают навязать Церкви, терзаемой их ересями, свои законы.
Иннокентий III смотрел ему прямо в глаза, Франциск не отводил взгляда, и изложил свой бесхитростный устав с такой твердостью, что, казалось, он на равных с царственным первосвященником, а тот почувствовав рядом с собой столь же великого, как и он, человека, ограничился таким замечанием:
— Дети мои, жизнь ваша кажется нам слишком суровой. Мы не сомневаемся в том, что вы, с вашей пылкой душой, можете снести ее суровость, но опасаемся за тех, кто придет после вас.
Франциск ответил на это:
— Мессер, я целиком посвятил себя Господу моему, Христу. Можно ли пренебрегать Его обещанием, данным тому, кто оставит все ради Него? Не следует ли отвергнуть все необходимое нам в нашей короткой жизни?
Увидев столь глубоко верующего человека, который не отступит, пока не достигнет цели, Иннокентий III сказал Франциску и его собратьям, чтобы они шли и молились Богу. Пусть Он откроет им Свою волю, а затем уж он, папа, вновь призовет их к себе.
Тому, кто верил не так сильно, ожидание это могло показаться мучительным, но Франциск, уверенный в том, что Господь, Который вдохновлял его, озаряет и Церковь, не усомнился. Он провел эти дни в Риме, ухаживая за больными в больнице Сан Антонио. Ничто так не утешает, не просвещает, не подготавливает к великим откровениям, как деятельное милосердие.
ПРИТЧА О ЦАРСКОЙ ЛЮБВИ
Собравшиеся на совет кардиналы не хотели принять новый Орден, в основном, по той причине, которую уже назвал епископ Гвидо — жизнь в братстве и проповедь несовместима с совершенной нищетой, которой не было ни в одном другом Ордене.
Но кардинал Джованни Колонна защитил святого Франциска таким неопровержимым доводом: «Я опасаюсь, как бы мы не прогневали Бога, отвергнув просьбу этого бедняка, ведь она основывается на Евангелии. Если вы говорите, что его устав противоречит общинному жизнеустройству, из этого следует, что для человека невозможно следовать Евангелию».
Тогда Иннокентий III призвал к себе святого Франциска и его одиннадцать братьев. Накануне, ночью, после напряженных, мучительных дум об участи христианства, ему приснилось, что Латеранский собор начал рушиться, к нему подбежал человек в нелепой одежде и поддержал его, подставив плечи, которые вдруг стали исполинскими. Но стоит ли верить снам? Однако первосвященник едва поверил своим глазам, когда, увидев изнуренное, излучавшее свет лицо бедняка из Умбрии, узнал этого человека.
А тем временем святой Франциск произнес в защиту своего идеала речь в форме притчи в присутствии папы и всех кардиналов. Хотя притчу для красноречивого нравоучения применял именно Иисус, никому до этого не приходило в голову рассказывать притчи папе; но святой Франциск, истинный поэт, был склонен воплощать мысль в живые картины. Он ощущал, как вдохновляет его Бог, и рассказывал:
Однажды царь полюбил бедную прекрасную женщину, которая жила одна в пустыне. Он женился на ней, и родилось у них много детей, и затем он покинул их. Когда дети выросли, мать сказала им: «Не бойтесь ничего и не стыдитесь, потому, что вы — царские дети. Идите же к его двору, и он даст вам все, что вам нужно». Так они и сделали, и царь, увидев их, восхитился их красотой. Он понял, что они похожи на него и спросил у них: «Чьи вы дети?» Когда они ответили, что мать их — бедная женщина, и живет одна в пустыне, он, возрадовавшись, принял их в объятия и сказал: «Не бойтесь, вы — сыновья мои. Если в моей трапезной едят слуги, тем больше достанется вам, ведь вы законные мои дети».
- Я, — объяснил Франциск, — как та бедная женщина, возлюбленная
Господа, Который был столь добр, что подарил мне многих детей. Царь всех царей обещал мне, что будет кормить их — ведь, если Он кормит чужих, то тем больше должен дать детям законным. Если Господь дает грешникам преходящие блага из любви к их детям, то по заслугам воздаст Он тем, кто следует Евангелию.
Подперев ладонью подбородок, Иннокентий III внимательно его слушал, думая: «Неужели это именно он, человек из моего сна?» Кардиналы, сидевшие вокруг папы, смотрели на святого Франциска в ошеломлении. Никогда не слышали они, чтобы столь и простыми и дерзкими словами говорили о Боге и о душе, а все же притча его ни в чем не противоречила Писанию.
Неведомое величие, однажды, во время первой аудиенции, блеснувшее в глазах святого, проявилось в этой притче. Душа его бедна, ибо так нужно, но Бог любит ее, и прекрасна она именно потому, что бедна. Люди, принадлежащие к Ордену Нищеты, словно дети любви при царском дворе, всегда будут обласканы и приняты с любовью. Тому, кто уверен, что Бог любит его именно так, нечего опасаться и может он быть только святым. Иннокентий III понял это и обнял Франциска, одобрил его устав и, чтобы придать ему полномочия, а главное — чтобы собратья его имели право проповедовать, повелел, чтобы они приняли духовный сан.
Так посвятили в рыцари знаменосца Христова.
РИВОТОРТО
Радуясь, что Церковь признала их, они вернулись в Ривоторто. Там стояла хижина, почти непригодная для жилья — в ней с трудом можно было выпрямиться во весь рост, такой тесной и низкой была она. Под потолочными балками святой Франциск написал имя каждого из братьев, чтобы они могли найти свое место, если им захотелось помолиться или отдохнуть. Жизнь в Ривоторто была очень тяжкой, другие дома стояли далеко там не хватало хлеба, и многие изнемогали от голода. Как-то ночью и: темноты донесся чей-то крик: «Умираю! Умираю!»
Святой Франциск поднялся первым, зажег свечу и спросил:
— Кто сказал, что умирает?
— Я, — ответил один из братьев.
—Что с тобой? Почему ты умираешь?
—Я умираю с голоду!
Тотчас же святой Франциск велел принести ему весь сохранившийся у них небольшой запас пищи и приготовил трапезу с аккуратностью, присущей бедности, пожелав, чтобы другие братья и он сам ели вместе с голодным, дабы тому не было стыдно есть в одиночестве.
И все же святой Франциск учил их не придавать значения нужде, но жить вознося сердца, чтобы принять в себя Бога; работать, чтобы прийти к внутреннему совершенству, и больше других благ почитать свой апостольский путь, узаконенный Церковью.
Однажды мимо Ривоторто проезжал двор Оттона Брунсвикского, который возвращался в Германию, получив в Риме имперскую корону и, хотя со всех сторон сбежался народ, чтобы поглядеть на него, святой Франциск запретил своим рыцарям выходить из хижины. Лишь один из них вышел навстречу императору с пророчеством, что слава его кратковременна.
Некоторые братья не умели читать и говорили ему, как некогда апостолы говорили Христу:
—Научи нас молиться.
—Читайте „Отче наш", — отвечал святой Франциск, и прибавлял, выражая любовь Христову, которая жила в его сердце:
—Говорите также: «мы преклоняемся перед Тобою во всех церквах, построенных в Твою честь, и благословляем Тебя, ибо Святой Твой Крест спас мир».
Невозможно представить себе более бедных, а посему — более счастливых людей: у них не было не только монастыря, но и келий, трапезная их располагалась на траве, обед состоял из сырой репы, корок хлеба и простой воды, оградой двора служил горизонт, огородом — долина, местом для отдыха — больница для прокаженных, радостью — молитва, а праздниками — те редкие дни, когда они собирались в Карчери, на склоне Субазио. Там, в зелени густого, шумящего леса открываются глубокие пещеры, где можно уединиться, чтобы поразмышлять.
Это была настоящая идиллия с госпожею Бедностью; это было слишком прекрасно. И вот, как-то раз, когда братья молились на своих местах, грубый голос нарушил благоговейную тишину: «Стой-ка, зверюга, здесь нам с тобой будет неплохо». В хижину по-хозяйски вошел крестьянин, толкая перед собой осла. Святой Франциск вздрогнул от такого самоуправства, помешавшего молитве братьев, посетовал он и на то, что этот мужлан, как видно, подумал, будто они остановились в Ривоторто, чтобы отстроиться там и сделать настоящий монастырь. Поэтому Франциск немедленно покинул хижину, сказав:
— Дети мои, Всевышний учил нас не тому, чтобы мы давали приют ослам, и не тому, чтобы люди нас навещали. Он велит нам проповедовать и молиться.
Братья с легкой душей покинули Ривоторто, наученные тому, что даже если ты сделаешься ничтожно малым и забьешься как таракан в щель, никогда нельзя быть уверенным, что какой-нибудь осел не придет и не выгонит тебя из последнего прибежища. И это справедливо, ибо любая дыра может показаться дворцом, как и одна монетка может стать миллионом в глазах того, кто любит деньги.
После ухода из Ривоторто, Круглый стол вновь оказался в Порциунколе, где некогда был учрежден. Святой Франциск попросил бенедиктинцев из Субазио отдать ему в пользование маленькую церквушку, которую он когда-то восстановил собственными руками, и разрешить, чтобы рядом с ней братья построили несколько хижин из хвороста, бревен и глины, подогнанных друг к другу, как прутья птичьих гнезд или плетеной изгороди. Бенедиктинцы согласились, но чтобы договор этот не означал безвозмездного дара, а, стало быть, все это не превратилось бы в его собственность, святой Франциск пожелал платить годовую подать — корзину плотвы, выловленной в Тешо. Аббат же Субазио, чтобы его не превзошли в щедрости, давал им взамен бутыль масла.
КОДЕКС НОВЫХ РЫЦАРЕЙ
Число братьев все увеличивалось. Франциск так испытывал на святую чистоту: кто бы куда ни направился, всюду должно рождаться в людях желание любить Бога и служить Ему как служит он сам. В городах и селениях возникали группы последователей святого Франциска; управлял ими как и общиной Порцинкуолы, выборный настоятель, называвшийся гвардианом. Он подчинялся другому, старшему, управлявшему всеми «местечками» (а не монастырями, святой Франциск был против этого слова) провинции, он назывался «minister», то есть «слуга», и все «министры» были в зависимости от «генерального» (т. е. главного) «министра», которым вначале был святой Франциск, а потом — Пьетро Каттани. Время от времени «главный министр» или «генерал» Ордена созывал детей своих на капитул в Санта Мария дельи Анджели.
Такому обширному Ордену был явно мал кратчайший устав, состоявший из нескольких строк Евангелия и одобренный Иннокентием III. Позднее был составлен новый, принятый с большими трудностями и затем утерянный, и весной 1223 года святой Франциск, удалившись в Фонте Коломбо, что у Риети, вместе с братьями Боницио из Болоньи и| Леоне из Ассизи, в молитвах и одиночестве написал основной устав, впоследствии, 29 ноября того же года, одобренный папой Гонорием III.
Нет в мире закона более краткого, более обширного и более простого, столь строго формировавшего нравы и уважавшего каждого человека в отдельности, чем этот францисканский устав — ключ от райских врат, как назвал его автор, — устав, который в двенадцати статьях собирает воедино Евангельскую мудрость и учит людей этой мудрости.
Главное в уставе:
Послушание папе и Церкви прежде всего. Святой Франциск с таким благоговением относился к священнослужителям — посланникам Христа, что целовал землю там, где они проходили. Послушание прямому начальству отдельного «местечка», включая и братьев, а не только начальству определенного монастыря, как предписывали уставы предшествовавших религиозных Орденов. Меньшие братья, не обладавшие постоянными благами, не имели и постоянного начальства, и все же особая преемственность бедности строгим образом ограничивала жизнь братства и усложняла послушание, что было новым в средневековом монашеском законодательстве. Таким образом, крылатую свободу как бы обуздывали — птицы были привязаны нитью отречения.
Бедность. Никто не мог стать членом Ордена, не отказавшись прежде от собственного имущества, не продав его и не раздав вырученные деньги бедным. Совершив это, каждый мог оставить себе лишь рясу, плащ с капюшоном, повязку. (Если ряса заплатана — тем лучше, это прибавит чести тому, кто ее носит) Кроме того: нельзя получать деньги, нельзя ничего делать своей собственностью, надо работать бесплатно, просить милостыню без стыда.
Чистота. Жизнь должна быть свободна от порочных желаний — их надлежит беспрестанно подавлять, и наполнена материнской любовью ко всем созданиям Божьим (в особенности — к собратьям, к бедным и немощным) и вечным стремлением к совершенству.
Молитва и труд, выполняемые усердно и сменяющие друг друга. Нужно заниматься достойно тем ремеслом, которому братья обучены, то есть работать в соответствии с призванием.
Проповедь. Проповедовать только с соизволения церковной власти, в назидание людям и на благо им, но немногословно, ибо на земле Господь говорил кратко. Кто пожелает, может отправиться с миссией в дальние земли, чтобы учить Евангелию сарацин и других неверных, получив на это дозволение «провинциальных министров».
Существовало еще одно предписание, имевшее отношение ко всей жизни францисканцев — его можно назвать четвертым обетом после бед ности, чистоты и послушания. Это радость. Ей святой Франциск придавал самое большое значение. Печальный монах — монах дурной. Уныние — от дьявола, оно означает, что ты думаешь лишь о самом себе, оплакивать же прошлое — грех. Грешно и стремиться к недостижимым благам, да и сами эти блага не истинны. В радости же выражены благодарение Богу, верность Богу, верная оценка жизни, сердечная чистота, отречение от себя
ради других.
«Старайся всегда выглядеть радостным, — говорил святой Франциск, помогая братьям служить Всевышнему. — Если дело, каким бы благородным оно ни было ты делаешь с недовольным видом оно приведет лишь к тоске, а не к добру».