Из госпиталя Иван Егорович выписался в распоряжение штаба 80-й отдельной танковой бригады. В штабе разговор был короткий:
— Егоров? Иван Егорович? Уже битый? Хорошо: за битого двух небитых дают! Назначаем командиром танковой роты. Быстренько принимайте личный состав, материальную часть и — в боевые порядки, развертывающиеся на подступах к Москве…
Фашисты рвались к Москве, стремились во что бы то ни стало овладеть ею. Гитлер, похваляясь на весь мир, объявил: «Седьмого ноября мы будем маршировать на Красной площади…»
Москва, суровая, гордая, полная решимости до победы драться за каждую пядь родной советской земли, была на осадном положении. Призывы Центрального Комитета партии воспринимались как боевой приказ:
— Ни шагу назад! Остановить врага, отстоять Москву!
— Под Москвой должен начаться разгром немецких захватчиков!
Седьмого ноября на Красной площади маршировали советские воины. Прошла строем и танковая рота И. Е. Егорова. Участники военного парада прямо от стен Кремля, от Мавзолея великого Ленина двинулись на фронт.
Рота Ивана Егоровича сутками не выходила из боя. Короткая остановка — заправят машины, пополнят боезапас и снова в упорные оборонительные сражения. Взаимодействуя с пехотой и артиллерией, поддерживая и прикрывая друг друга, танкисты умело и уверенно расстреливали и зажигали вражеские танки, истребляли пункты, узлы сопротивления противника, не давали ему покоя ни днем, ни ночью.
Любил свою роту, верил в нее, гордился ею Иван Егорович:
— Хлопцы один к одному подобрались. Орлы ребята!
— Каков командир, таковы бойцы! — говорили однополчане.
…Преследуя врага, головные подразделения войск Западного фронта продвинулись за Наро-Фоминск. Рота Егорова ушла в разведку в сторону Малоярославца. Бойцы продвинулись километров на двадцать и обнаружили гитлеровцев, спешно закреплявшихся на новом рубеже.
По команде «К бою!» танкисты в считанные минуты сбили охранение гитлеровцев, с ураганной силой ворвались на линию их позиций. Огнем, тараном, гусеницами уничтожили несколько танков, орудий, минометных батарей, не одну сотню фашистов. Удар был настолько стремительным и ошеломляющим, что противник даже не успел открыть прицельного противотанкового огня. Атака длилась более часа и окончилась так же внезапно, как и началась.
Из штаба бригады поступил приказ:
«Немедленно возвращайтесь. Противник получил подкрепление и танки. Готовится к контрнаступлению».
Выигрывая время и сокращая путь, отходили прямиком — через пойму речки, через лед водохранилища. Не учли, что в предыдущих боях лед разбит и раздроблен авиабомбами и снарядами крупнокалиберной артиллерии. Головные машины прошли благополучно, а стальной исполин «КВ», на котором Егоров прикрывал отход роты, почти у берега ухнул в воду. Иван Егорович радировал:
«Нуждаюсь в помощи. Пошлите два экипажа, но не через лед, а кружным путем».
Приказал заглушить мотор:
— Прикинемся подбитыми. Может, фашисты не заинтересуются нами.
Но группа вражеских автоматчиков уже приближалась к берегу. Экипаж Ивана Егорова, не подавая признаков жизни, был готов вступить в бой.
Фашисты подошли к танку, застучали в броню: Подкатил их танк: гитлеровцы решили захватить «КВ» вместе с экипажем. Стальным тросом прицепили «КВ» к своему танку, взвыл его мотор, трос затянулся мертвой петлей, а «КВ» дрогнул, но с места не сдвинулся.
Иван Егорович подсказал водителю:
— Отпусти тормоза. Переключись на нейтралку. Иначе — не возьмет, не вытянет…
За секунды в голове промелькнули десятки планов. И выход нашелся. «Поменяемся ролями. Выдержит трос — утащим фашиста к себе, не выдержит — расстреляем. А тем временем подойдут наши».
Вызволив советский танк из водоема, фашистский буксир поволок его.
— Развернуть пушку на врага! Завести мотор! Полным ходом к своим! — снова приказал Иван Егорович.
Могучий мотор советского танка взревел от натуги — и машина вместе с трофеем ходко помчалась навстречу двум «тридцатьчетверкам», торопившимся на выручку.
Фронтовая жизнь от боя к бою шла вперед и вперед. Ивана Егоровича повысили в звании и назначили командиром танкового батальона 237-й танковой бригады 31-го (впоследствии — отдельного Висленского Краснознаменного орденов Суворова и Кутузова) танкового корпуса.
…Углубляясь на территорию, еще не полностью освобожденную от захватчиков, батальон Егорова обогнул огромную подкову глухого лесного массива и на выходе почти впритык столкнулся с колонной вражеских танков и бронетранспортеров. Завязался жаркий встречный бой. Вражеская колонна превратилась в россыпь дымящихся костров. Тяжело раненного Ивана Егоровича эвакуировали в глубокий тыл, в Рязань.
В свою танковую бригаду Егоров прибыл в разгар боев на подступах к Виннице. Танкисты встретили его с радостью:
— Батя наш с капитального ремонта вернулся!
После освобождения Винницы батальон успешно дрался на Корсунь-Шевченковском выступе и Висленском плацдарме, выбивал гитлеровцев из Карпат и Франкфурта-на-Одере, штурмовал Берлин, освобождал Злату Прагу.
Немало памятных событий было в солдатской жизни нашего отважного земляка. Но особым считает он Парад Победы на Красной площади Москвы.
Сводный полк 4-го Украинского фронта возглавляли командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко и комиссар сводного полка генерал-майор Л. И. Брежнев.
В первой шеренге старших офицеров шагал кавалер трех орденов Красного Знамени и многих других боевых наград, подполковник танковых войск Иван Егоров.
МНОГОЕ ПРИШЛОСЬ ИСПЫТАТЬ СОВЕТСКИМ СОЛДАТАМ, ОФИЦЕРАМ И ГЕНЕРАЛАМ НА ДОРОГАХ ВОЙНЫ. ИССУШАЮЩЕЕ ДУШУ ОТСТУПЛЕНИЕ, НЕПРЕРЫВНЫЕ, ОЖЕСТОЧЕННЫЕ БОИ. ДНИ, МЕСЯЦЫИ ГОДЫРЯДОМ СО СМЕРТЬЮ. ДЛИТЕЛЬНЫЕ, ИЗНУРИТЕЛЬНЫЕ ПЕРЕХОДЫ— В ЗИМНЮЮ СТУЖУ И ЛЕТНИЙ ЗНОЙ, ПОД ЗАТЯЖНЫМИ ОСЕННИМИ ДОЖДЯМИ И В ВЕСЕННЮЮ РАСПУТИЦУ.
Л. И. БРЕЖНЕВ
А. С. РОГАЧЕВСКИЙ,
ветеран войны, инженер-капитан в отставке
БОЙЦЫ-ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКИ
Передо мной пожелтевший от времени приказ о формировании южноуральского железнодорожного соединения. Это было в далеком и многотрудном сорок втором году.
На дрезинах, в пассажирских поездах, на тормозных площадках вагонов и в паровозных будках спешили в Челябинск будущие бойцы-железнодорожники. Многие из них имели большой опыт вождения поездов по сложному уральскому профилю. Прибывали вагонники, путейцы — крепкие парни. Для них работа в сильные морозы не в диковинку. Эшелоны загружались продовольствием, путейским и локомотивным оборудованием, автомашинами, инструментами, оружием, боеприпасами. 6 февраля 1942 года со станции Челябинск отошли три эшелона. Они направлялись на Волховский фронт.
Пропуская составы с танками, артиллерией и военными автомашинами, эшелоны продолжали свой путь.
Северная дорога. Это уже прифронтовая полоса. Стрелочные указатели, светофоры и окна зданий оборудованы специальными светомаскировочными устройствами. На станции Буй пути забиты составами. Поезда ждут отправления на восток. В них тысячи людей, вывезенных из осажденного Ленинграда.
Все ближе и ближе к фронту. Ложились спать не раздеваясь: была постоянная боевая готовность. Рыбинск, вокзал и прилегающие улицы заполнены военными. 29 марта — первый налет вражеской авиации на наши эшелоны.
Наконец добрались до места назначения. Узловая станция Будогощь в нескольких десятках километров от осажденного Ленинграда. Это уже фронт.
Наш штаб расположился на станции. Вагоны с людьми и материальной частью установлены на специально уложенные временные пути. Роем землянки — в них будем жить. Работа продвигается довольно быстро: почва песчаная.
Ночью над станционным поселком появилась группа немецких самолетов. С земли их встретил огонь зенитной артиллерии и пулеметов. Но, видно, полет был только разведывательный. Самолеты быстро ушли за линию фронта.
Через несколько дней наше хозяйство принимает вполне обжитой вид. Появились боевые листки, рассказывающие о положении на фронтах, о ратном труде воинов-железнодорожников.
Вскоре наша военно-эксплуатационная часть приступила к выполнению оперативных заданий штаба армии.
Противник понимал: парализовав головные участки дороги Будогощь — Кириши и Будогощь — Чудово, подходившие прямо к фронту, он лишит нашу армию оперативного подвоза боеприпасов и снаряжения. Ведь по местным болотным трассам автомашины не пройдут.
Утром 29 апреля, составив план работы, я пошел согласовать его с диспетчером: мы должны были убрать с путей предузловой станции сгоревшие вагоны и на платформах отправить их в тыл, на металлургические комбинаты. Не успел я пройти и десяти метров, как увидел шестерку «юнкерсов».
…Очнулся от какой-то глухой тишины. Вокруг воронки, куски рельсов. Вагоны отброшены взрывной волной и перевернуты на междупутье. Среди всего этого хаоса, как ни странно, продолжал стоять кран с поднятой стрелой. Издали он напоминал зенитную пушку. Люди поднимались с земли, отряхивались. Потерь не было, но путь имел серьезные повреждения.
Бомбежке подверглась и Будогощь.
Чудом уцелевшая телефонная станция в здании вокзала продолжала работать. За пультом управления телефонного коммутатора хладнокровно сидела Валя Лаврентьева. Валя прибыла из Златоуста. Даже раненная, она не покинула своего поста и продолжала отвечать абонентам: «Я — Будогощь… соединяю… связь прервана с объектом».
Фронт требовал свое, железная дорога должна действовать бесперебойно. Казалось, что станция мертва — на путях остовы вагонов, не видно паровозов, нет людей. Но это только казалось.
Жизнь начиналась с наступлением темноты. Люди работали напряженно — в короткий срок принимали грузы из тыла, и, сформировав поезда, отправляли их на фронт. Глубокое сознание того, что твой труд нужен фронту, заставляло всех трудиться с особым накалом.
Поезда отправлялись один за другим. Впереди шел бронепоезд. За ним — «летучка» с рабочими, боеприпасами, продовольствием и техникой. Паровоз находился в середине состава. Это давало возможность при подходе к передовой не расходовать лишних минут на маневры. Возвращались на станцию в обратном порядке.
Прибывали поезда с прифронтовых участков Октябрьской железной дороги. Их уже ждали маневровые локомотивы. На подножках паровоза, как часовые, стояли составители с запрятанными под плащи фонарями. Четкие распоряжения дежурного по путям почти не слышны. Только редкие свистки паровозов да лязг буферов выдают уходящие в замаскированные тупики и на перегоны поезда. А там уже новая спокойная команда — и начинается разгрузка вагонов.
Вражеская разведка, очевидно, пронюхала, что железнодорожное движение на нашем участке исправно. 10 и 11 июня фашистские бомбардировщики закружили над узлом. Началась бомбежка. Среди погибших был дежурный по парку Саша Тарасов. Его любили все. Всегда веселый, неутомимый, он показывал пример самоотверженной работы. Вся станция хоронила Тарасова, Бойцы-железнодорожники поклялись над его могилой, что будут трудиться не жалея сил и отомстят за гибель товарища.
…21 июня 1942 года. Теплый солнечный день. На передовую необходимо срочно отправить семь вагонов с боеприпасами. Нельзя было дожидаться ночи. И поезд повел днем опытный машинист Богданов при сопровождении главного кондуктора Е. К. Казадаева. В 16 часов прибыли к месту назначения. Не успели остановиться, как фашистские самолеты начали бомбежку. Загорелся вагон со снарядами, третий от паровоза. Самолеты пошли на второй заход. Несмотря на опасность, Казадаев, Богданов и сопровождавший поезд молодой лейтенант решили расцепить вагоны.
В горящем вагоне стали рваться снаряды. Загорелся второй от паровоза порожний вагон, следовавший для прикрытия. Теперь для расцепки состава надо так осадить поезд, чтобы винтовая стяжка вагонов оказалась в сжатом положении. Как назло, вагоны толкало взрывной волной один от другого. Наконец каким-то нечеловеческим усилием Казадаеву удалось сбросить стяжку. Быстро согнувшись, он подлез под буфер, затем побежал вперед, чтобы сделать отцепку головного вагона.
А самолеты начали еще один заход. Вокруг все горело. Казадаев успел дать сигнал машинисту, тот открыл реверс, и вагоны разошлись. Боеприпасы были спасены, но в эту минуту взрывная волна отбросила Казадаева. Он потерял сознание. Его доставили в медсанбат. Спустя месяц Е. К. Казадаев был снова в строю. Как и прежде, сопровождал поезда, идущие на передовую.
Ефим Калинкович Казадаев к началу Великой Отечественной войны имел за плечами солидный боевой опыт. В годы гражданской войны он служил в красной коннице. Был тяжело ранен. После демобилизации работал в Зауралье. А как только Родина оказалась в опасности, курганский железнодорожник снова надел солдатскую шинель. Впоследствии он был награжден медалью «За боевые заслуги» и значком «Почетный железнодорожник».
…Командование фронта, планируя новые операции на Волховском направлении, для дезориентации противника организовало в районе участка Будогощь — Кириши танкодром. Мы получили задание сделать несколько дневных рейсов по этому перегону с одним и тем же составом танков. Днем машины грузились на платформы и направлялись до назначенного пункта. Оттуда они возвращались своим ходом и снова — их отвозили на платформах. Создавалась видимость большого скопления танковых подразделений. Работы по ложным перевозкам организовал диспетчер А. Макеев.
Военно-эксплуатационная часть — это было своеобразное отделение дороги с батальонами путейцев, эксплуатационников, вагонников, паровозников, со своим восстановительным поездом, санитарной частью, дистанцией связи и снабжением. Здесь вместе бок о бок работали златоустовцы и челябинцы, курганцы и нязепетровцы, карталинцы и полетаевцы, магнитогорцы и троичане, железнодорожники Шадринска, Сулеи, Вязовой, Шумихи. А на соседних участках — петропавловцы и оренбуржцы. Восстановление разрушенных магистралей, доставка техники и боеприпасов на линию фронта — вот далеко не полный перечень наших забот.
Топливные склады пусты, паровозы требуют угля и дров. Не выйдет эшелон на линию — не будет боеприпасов, захлебнутся наши атаки, враг продвинется вперед. До сих пор помню, с какой самоотверженностью — в любую погоду, в бездорожье, мокрые, продрогшие — заготовляли дрова мои товарищи из пятого военно-эксплуатационного отряда. Был среди них и челябинец Д. И. Тряпицын.
Станция Кириши. Под непрерывным обстрелом противника путем нечеловеческих усилий восстанавливается связь. И все напрасно — взрывная волна и прямые попадания вновь и вновь рвут, запутывая провода, гнут арматуру. Без лишних слов, вышагивая по болотам, связисты взбирались на столбы, распутывали клубки, связывали обрывки. Электромеханика Степанова ранило в голову осколком снаряда. Рана смертельная. Не слушаются пальцы рук, но Степанов все-таки успел связать провода. Линия фронтового участка была восстановлена. А вечером бойцы похоронили героя.
Однажды вражеским самолетам удалось отрезать путь нашему бронепоезду, подбитая головная платформа сошла с рельсов. На ликвидацию подобного рода аварии требовалось несколько часов. В небе мечутся вражеские бомбардировщики. Каждая минута может обернуться трагедией. Вагонники из подразделения челябинца А. Полоскова и путейцы-восстановители сумели буквально вручную быстро справиться с опасностью.
На разъезде головного участка, обслуживаемого коллективом станции, которой руководил Яков Васильевич Бакланов, фашисты начали бомбить состав цистерн с авиационным бензином. Маленький осколок бомбы попал в цистерну. Пожар.
Языки пламени вот-вот побегут вдоль состава. Под угрозой взрыва находится целый эшелон с бензином. Не выдержали нервы у молодого составителя, он побежал в щель, ожидая с секунды на секунду взрыва. А если случится взрыв, десятки эскадрилий не смогут вылететь на задание, десятки танков будут беспомощно стоять в укрытии, сотни автомашин своевременно не перевезут боеприпасы. Бакланов знал это. Он бросился вперед и исчез под рамой цистерны. Не слушаются руки, полыхает вокруг огонь. Все произошло в какое-то мгновение — мужественный железнодорожник сумел отцепить горящую цистерну.
…Фронт не мог ждать. Бойцы, возглавляемые Казием Мукашевым, выехали на передовую восстанавливать разрушенное полотно. Ползком, под обстрелом, прикрывая плащом фонарь, устанавливали они плети перебитых рельсов. Взвод комсомольца путейца С. И. Мальцева был самым боеспособным. Его посылали туда, где было особенно трудно. Работы проходили в такой близости от передовой, что в тихую погоду доносилась немецкая речь. Часто местность освещалась ракетами.
После взятия нашими войсками станции Кириши оказалось, что близлежащая местность заминирована. Мины между шпал, мины в блиндаже, мины возле дзотов. В таких условиях, соблюдая большую осторожность, Мальцев, Варганов, С. Инживоткин, Н. Медяков и другие мои товарищи на четверо суток раньше срока сумели восстановить мост через реку Волхов.
Фронт не мог ждать. Шло строительство новой железнодорожной ветки. В условиях блокады Ленинграда пуск ее в эксплуатацию освобождал другие участки от перенапряженной работы, открывал короткий путь для перевозок. Руководил временной эксплуатацией командир подразделения М. А. Катайцев. Трудные топографические и геологические условия, густой лесной массив, сильно заболоченная местность, отсутствие механизмов осложняли строительство. Круглые сутки без отдыха бойцы вели трассу. Вперед, шаг за шагом. Только вперед — так велело каждому время. И путь был открыт.
«Катюши». Этого слова тогда еще мы не знали. Не видели в деле новейшего советского оружия. Но именно по этой ветке решено пропустить транспорт с «катюшами».
Ночь. Тусклый диск луны блестит на рельсах. Первый рейс был небезопасным — просадки пути на болотистой местности очевидны. Но Михаил Арсентьевич Катайцев, которому поручили возглавить проследование транспорта, все учел.
Перегон Шагрино — Чадково. Поезд встал. В отсвечивающей впереди водной поверхности ни рельсов, ни шпал, все ушло под воду. Подполковник, ведающий доставкой «катюш», мрачно сказал: «Много я плавал на пароходах, лодках, баржах и плотах, но вот в вагонах плыву впервые».
Что делать? Батареи к утру должны быть на месте. С величайшей осторожностью «поплыли». А через 200—250 метров вновь показались шпалы.
Впереди — мост (деревянные опоры и настил), погружающийся в болото, затем — крутой подъем. Не вытянув подъема, локомотив стал буксовать, подсыпка песка не помогла, давление в котле дровами не очень-то поднимешь. Поезд скатывался назад…
Фронту были нужны «катюши», фронт получит их в срок! И Катайцев под свою ответственность принимает рискованное решение — увеличить разгон на мосту… Летят в топку поленья дров, под колеса — песок. Десять метров, двадцать, тридцать. Подпрыгивают бочки с водой, стоящие по обе стороны мостовой колеи. Состав благополучно минует подъем. Все вздыхают с облегчением. Но впереди снова дорога, новые заботы — не было бы авианалета противника.
И вот на заре эшелон поставлен в замаскированный тупик. Сойдя с подножек паровоза, железнодорожники только теперь почувствовали, сколько сил потребовал этот рейс. В самом деле, допустимая скорость пять километров, а увеличили ее в шесть раз! Причем проскочили, не расцепляя эшелон. И хотя утро выдалось прохладное, рубашки у всех были мокрыми от нервного и физического напряжения.
Сколько было потом радости, когда мы узнали, что «катюши», доставленные тем ночным рейсом на передовую, прямо с корабля на бал вышли на ранее намеченные рубежи. Составители Кожевников, Укаев, Владимирцев, Анохин, Попов, дежурные Корсаков, Тимакин — все поздравляли друг друга с успешным выполнением задания.
Советские войска, сломав сопротивление противника в направлении на Кингисепп, продвигались вперед. Однако на реке Нарве гитлеровцы создали мощное заграждение. Одним из главных узлов линии Ленинград — Таллин оставалась станция Гатчина. Ее-то и поручили обслуживать бойцам пятого военно-эксплуатационного отделения.
До сих пор в памяти трагическая картина — станция покрыта ровным слоем снега, и под этим пушистым русским снегом спрятаны немецкие мины. Ни одного уцелевшего служебного здания. Руины, руины…
Печально смотрят на нас пустые глазницы окон Гатчинского дворца. В одном месте на фундаменте дворца прочли надпись по-немецки: «Скоро придет Иван, но здесь уже ничего не застанет». Следует сказать, что фашисты оставили здесь для ночных вылазок диверсионные группы.
С чего начинать, как расставить силы? Выручила находчивость Василия Михайловича Якубчика. Он и его товарищи обнаружили обрывки плана горловины станции. Это и послужило ориентиром для первых работ.
Трудно было расшивать на станции Гатчина вручную магистраль: фашисты ее сузили, укрепив рельсы и шпалы специальными болтовыми шурупами. Где взять инструмент? На тыл надеяться? Долго ждать. Инструмент делали сами в полевых условиях, и ни в чем он, пожалуй, не уступал заводскому.
Две-три смены — норма. Работа, четырехчасовой сон и снова работа. Сколько труда, умения затратили южноуральские железнодорожники — бойцы пятого военно-эксплуатационного отделения. И через двое суток узел стал нормально пропускать эшелоны.
Через десятилетия до мельчайших деталей помнится такая картина. Ночь. Тьма. Поблескивают лишь редкие звезды. Вдруг стало известно о том, что вот-вот должен быть вражеский авианалет.
Что делать? Все пути заполнены санитарными поездами с ранеными моряками и красноармейцами, платформами с танками, цистернами с авиабензином, вагонами с боеприпасами. Вот в небе показались гитлеровские стервятники. Сбросив с парашютами осветительные ракеты, они пошли на свой пиратский заход.
Ракеты погасли. Станция снова окуталась пеленой темноты. Дежурный Наймушин отдает команду:
— По местам, товарищи, не покидать постов. Все паровозы — немедленно под составы! По сигналам стрелочника отправлять эшелоны на свободные участки всех направлений.
Приближается зловещий гул, а тем временем один состав трогается со станции, а в хвост ему, буквально через пятьдесят метров, идет другой. Работа проходила четко, без паники. Никто не ушел с поста. И когда гитлеровские пилоты появились, чтобы сбросить бомбы, уже не было ни одного эшелона. Так и ушли самолеты, не нанеся ущерба.
Утром к работе приступила новая смена путейцев.
— Как ночь? — спрашивали они, выходя из землянок.
— Ночь как ночь, — раздалось в ответ. — На войне как на войне.
Я видел людей в работе — под свистом пуль, под разрывами снарядов и осколками бомб. Такое вряд ли когда забудешь.
Видел, как во время вражеского налета вел себя дежурный по станции Волосенков. Он не покинул своего поста даже тогда, когда был контужен. Четкие, своевременные указания, советы Волосенкова помогали другим. Видел, как составитель Русинов совершил геройский поступок — предотвратил взрыв боеприпасов.
И вот закончена очередная смена. Начальник распределительной станции К. И. Голубенков подводит итог. Особо отличившимся бойцам (а ими были почти все) объявляется благодарность.
— Служу Советскому Союзу! — слышится в ответ.
Служба… Подвиг каждодневный. О наградах не думали. Работали так, чтобы мирное солнце как можно скорее засветило нашему народу. И получали награды.
Вчитываюсь в лаконичные строки первого наградного листа начальника части пути пятого военно-эксплуатационного отделения Владимира Власовича Рубцова, представленного к ордену Красной Звезды.
«…В июне — июле 1942 года вражеская авиация четыре раза отрезала выход бронепоездам «Москвич» и «Сталинец» с передового Киришского направления, разрушив путь в нескольких местах, стараясь разбить бронепоезда. Рубцов умелыми своими действиями в течение 15—20 минут восстанавливал разрушения и обеспечивал маневрирование бронепоездам».
Помню, как на одном из разъездов встретился я на развалинах вокзала с мальчонкой. Впавшие глаза, лицо цвета свечи, страшная худоба. На его глазах фашисты расстреляли отца-партизана. Живет Сережа с матерью. Кроме него, в семье еще четверо осиротевших ребят. Он не просил у нас хлеба или каши, он просился на передовую — заменить погибшего отца.
На нашем участке сдались в плен два фашиста. Говорили быстро-быстро, жестикулировали и все повторяли слово «капут». Могли ли представить они и десятки, сотни, тысячи других солдат, оболваненных фюрером, какой бесславный конец ждет их в нашей стране. В стране, на защиту мирной жизни которой встал весь народ — от мала до велика.
Довелось мне видеть прославленного монгольского полководца маршала Чойбалсана. Маршал осмотрел, наши позиции, беседовал с бойцами. Монгольский народ послал в подарок нашим восстановителям два эшелона с низкорослыми монгольскими лошадьми. Для работы в болотистой местности они были незаменимы.
Страшные, незалечимые раны принесла нам война. Известно, что масштабы потерь равнозначны исчезновению с земли двух, а то и более крупных европейских государств. Гитлеровцы разрушили около семидесяти тысяч километров железнодорожной колеи, более четырех тысяч станций.
Еще и еще раз с волнением перебираю фотографии военных лет, документы, воспоминания фронтовиков — бойцов пятого военно-эксплуатационного отделения. Бойцы отделения построили железнодорожную ветку Неболчи — Любытино, восстановили шестьсот километров главных и станционных путей, уложили около тысячи стрелок, отремонтировали десятки искусственных сооружений. А сколько людей, боеприпасов доставлено ими на фронт. Сколько раненых перевезено в тыл.
За этими цифрами и фактами — подвиги погибших на Волховском и Ленинградском фронтах. За этими цифрами и фактами — самоотверженность, героизм оставшихся в живых: курганцев И. Колупаева, П. Черепко, А. Ерохина, К. Дмитриева, златоустовцев Г. Цепелева, М. Кузьмина, А. Репникова, Е. Хорохорина, карталинцев А. Ткаченко, Ф. Тузова, И. Шумина, К. Салова, челябинцев А. Бородина, В. Потаповой, Н. Голубевой, Н. Закирова…
На моем столе в папке собранных воспоминаний бойцов отделения лежит Почетная грамота.
«Военному железнодорожнику Листопаду Александру Андреевичу. Вы откомандировываетесь к месту прежней работы… Военные железнодорожники помогли Красной Армии не только отстоять честь и независимость нашей Родины, но и вернуть свободу порабощенным народам Европы. На вашу долю выпала великая честь обеспечить своевременную доставку Красной Армии всего необходимого, чтобы добить врага на западе… За честную службу на благо нашей Родины объявляю Вам благодарность. Теперь Вы возвращаетесь на прежнее место работы — на дорогу».
Южноуральские железнодорожники возвращались на свою родную магистраль. И на фронте мирного труда они показывали подлинные образцы в работе.
А. Л. КАРЕЛИН,
ветеран войны, майор в отставке
СУРОВАЯ ЮНОСТЬ
7 ноября 1942 года. Жизнь в Камышловском пехотном училище в этот день начиналась как обычно. После завтрака — учебный развод. Мы с Петей Служаевым стояли в строю. Рядом с нами санки, на которых лежал увязанный веревками 82-миллиметровый миномет. Его мы каждый день возили за город на занятия.
До войны мы вместе учились в школе, вместе окончили Челябинский аэроклуб. После призыва в армию были направлены в школу младших авиаспециалистов, а потом в пехотное.
Итак, мы стоим на плацу. На трибуну поднялся командный состав училища. Нас поздравили с праздником Великого Октября. По плацу покатилось троекратное «ура». Затем зачитали постановление Государственного Комитета Обороны СССР о том, что Камышловское пехотное училище расформировывается и в полном составе направляется на фронт.
На сборы дали один час. Обедали мы уже в эшелоне. Много дней пришлось трястись в вагонах. Бывало, утром проснешься, откроешь дверь вагона и видишь, что это тот же разъезд, на который прибыли еще вечером. Железная дорога была перегружена. Из глубокого тыла сплошным потоком шли эшелоны с солдатами, боевой техникой, продовольствием, обмундированием.
Ехали весело. Мы с гордостью называли себя гвардейцами. Лозунг того времени «Враг будет разбит, победа будет за нами» не вызывал ни у кого сомнения.
В Пензе впервые увидели пленных. Сильно ежась от холода, они выстраивались вдоль состава. Мы с любопытством рассматривали каждого из них.
Из Пензы нас повернули на юго-запад, однако толком никто не знал, куда нас везут. Наконец, уже не помню на который день, мы прибыли на небольшую станцию Хреновая Воронежской области. До линии фронта, который стоял в обороне на Дону, было километров сто двадцать.
Эшелон подошел к станции в четыре часа дня. Солнце уже клонилось к закату. Не успели мы выгрузиться, как высоко в небе появился немецкий самолет-разведчик. Впервые мы увидели фашистский самолет. Он летел вдоль железной дороги на восток, затем стал разворачиваться назад. Нас торопили, так как после разведчика можно было ожидать налета бомбардировщиков.
Остановились мы в небольшом населенном пункте. Здесь находилась на пополнении 35-я гвардейская стрелковая дивизия. Ее личный состав имел уже большой боевой опыт. В этой дивизии служил и погиб смертью храбрых, защищая подступы к Сталинграду, командир пулеметной роты Рубен Руис Ибаррури.
Началась краткосрочная учеба. Большим событием было вручение нам гвардейских значков. Прошло уже более тридцати лет, но этот значок мне так же дорог, как любой мой боевой орден или медаль.
В начале декабря 1942 года наша дивизия выступила к линии фронта. Солдаты были навьючены до предела. Я, например, нес на своих плечах опорную плиту миномета весом 19 килограммов, винтовку, лопату, противогаз, боекомплект патронов, продукты, сменное белье, маскировочный халат. Всего — килограммов тридцать. Шли без дороги, по колено в снегу. Через пять километров пути объявили первый привал. От тяжести у меня одеревенела спина и руки.