Дебенес: Вы не заявляли, что это воздействовало на независимость оккупированной страны?
Зейсс-Инкварт: Это являлось преувеличенным оптимизмом в моём представлении фактов.
Дебенес: Очень хорошо, Трибуналу судить об этом. С другой стороны, вы видели давление на таможенные барьеры?
Зейсс-Инкварт: Я не понял ваш вопрос.
Дебенес: Вы не хотите подождать пока пройдет перевод. Как вы можете понять? Я сказал: вы не видели давления на таможенные барьеры?
Зейсс-Инкварт: Да.
Дебенес: В Нидерландах не было определенных служб, которые являлись ответственными за разграбление предметов искусства?
Зейсс-Инкварт: Я не могу назвать это разграблением, но в любом случае управлением и заботой о них, и тому подобном.
Дебенес: Это ваше мнение. В любом случае было несколько служб?
Зейсс-Инкварт: Да.
Дебенес: В частности вы хорошо знакомы со службой доктора Мюльмана[2890]?
Зейсс-Инкварт: Да.
Дебенес: Кто вызвал его в Нидерланды?
Зейсс-Инкварт: Я направил Мюльмана в Нидерланды передо мной, чтобы он мог создать условия для моих ведомств.
Дебенес: Но разве это было только при создании ваших ведомств?
Зейсс-Инкварт: Тогда, только создавались ведомства.
Дебенес: А позднее?
Зейсс-Инкварт: Мюльман затем уехал и некоторое время спустя он вернулся в качестве агента Четырёхлетнего плана для охраны предметов искусства. Это было похоже на то, что происходило в Польше.
Дебенес: Что вы понимаете под «охраной»?
Зейсс-Инкварт: На самом деле — я не хочу много об этом говорить — но в действительности он должен был определять существовали ли какие-либо предметы искусства в конфискованных состояниях и затем у него была задача докладывать об этих работах в различные ведомства Рейха.
Дебенес: Только докладывать им?
Зейсс-Инкварт: Да, потому что покупка предпринималась самими ведомствами. Я полагаю — то есть, я знаю — что он также занимался частным образом предметами искусства, в качестве посредника.
Дебенес: Вы также приобретали некоторые картины для себя посредством его услуг?
Зейсс-Инкварт: Да. Не для себя, но для целей описанных вчера.
Дебеенс: Да. Вы также вчера заявляли, что вы должны были помещать на хранение большое число предметов искусства, в частности картины. С какой целью вы это делали?
Зейсс-Инкварт: Многие предметы искусства я охранял лишь в смысле того, что когда принималось распоряжение о конфискации вражеской и еврейской собственности, она охранялась и ликвидировалась. Я купил, вероятно, три или четыре картины, которые как я упоминал, должны были быть переданы в дар Музею истории искусства в Вене.
Дебенес: Нет, нет, я спросил для какой цели вы помещали эти предметы искусства в безопасность.
Зейсс-Инкварт: Конфискация еврейской и вражеской собственности имела, своей основной целью, конфискацию; но со временем стало ясно, что эти предметы искусства покупаются Рейхом. Эти три или четыре картины я купил с непосредственной целью передать их определенным учреждениям Рейха, например Музею истории искусства Вены.
Дебенес: Но существовала не только еврейское имущество.
Зейсс-Инкварт: Я сказал также вражеское имущество, но это не являлось вражеским имуществом в целом, но только в случаях, когда особо враждебное отношение к Рейху подтверждалось. Такое имущество также конфисковалось.
Дебенес: Очень хорошо. Это то, что вы написали в документе, который уже представлен Трибуналу. Документ Ф-824, представленный под номером Франция-1344. Вам известен этот документ. Это письмо, которое пришло от вас и адресовалось доктору Ламмерсу. Это письмо касалось приобретения картин, которое проводилось для фюрера. В параграфе 3 документа, во французском тексте, вы написали следующее:
«Из списка, который был представлен мне я заключил, что таким образом сравнительно крупное количество ценных картин сохраненных для фюрера можно приобрести по ценам, которые согласно изучению, которое я провёл в стране, следует описать как чрезвычайно низкие».
Тогда вы добавили, что снова обнаружен автопортрет Рембрандта[2891], благодаря Мюльману.
Впоследствии, помещение под охрану предметов искусства было чётким средством позволявшим властям Рейха забирать их в Германию, это правда?
Зейсс-Инкварт: В этом нет сомнения. Относительно картины Рембрандта, я хочу только сказать, что она поступила в Голландию нелегально; и поэтому была конфискована.
Дебенес: И её забрали в Германию законными средствами?
Зейсс-Инкварт: Мне кажется, что в случае с картиной Рембрандта такого вообще не было, потому что в данном случае нарушалось немецкое регулирование.
Дебенес: В дополнение к полотнам, вы также предоставили себе большое число предметов искусства и бриллиантов, огранку, и тому подобное?
Зейсс-Инкварт: Я ничего не знаю об этом.
Дебенес: Вам ничего неизвестно об этом, но вам известно, что у вас есть дом в Вене на Унтергассе, номер 3?
Зейсс-Инкварт: Нет, он на Иглауерштрассе 15. Однако, это может быть правдой, да.
Дебенес: Вы не разместили определенное количество предметов искусства, которые пришли из Нидерландов?
Зейсс-Инкварт: Я ничего об этом не знаю.
Дебенес: Что же, я перейду к чему-то ещё.
Кто приказал о конфискации имущества королевского дома?
Зейсс-Инкварт: Лично я.
Дебенес: Следовательно, вы взяли инициативу в данном вопросе?
Зейсс-Инкварт: Что же, не только я был инициатором, но я решил так сделать и осуществлял это решение.
Дебенес: Значит, вы его только осуществляли?
Зейсс-Инкварт: Да, я также её осуществлял.
Дебенес: Я не спрашиваю вас осуществляли ли вы её. Я спросил достаточно ясно осуществляли ли вы этот приказ?
Зейсс-Инкварт: Нет, я вчера очень чётко заявил, о причинах, по которым я решил конфисковать королевское имущество. Я также проводил конфискацию.
Дебенес: Вы утверждали, что это являлось результатом речи королевы. Вы так вчера говорили?
Зейсс-Инкварт: Да.
Дебенес: Я покажу вам документ Ф-828, который я приобщаю под номером Франция-1533. Этот документ является письмом от рейхсляйтера Мартина Бормана министру Рейха доктору Ламмерсу от 3 июля 1941. В начале письма Борман обсуждает речь королевы Голландии; и в последнем параграфе, который единственно важный для меня, он пишет:
«Поэтому фюрер дал разрешение на конфискацию имущества нидерландского королевского дома, за которой рейхскомиссар уже ранее обращался».
Вы всё ещё поддерживаете, что это было из-за речи королевы?
Зейсс-Инкварт: Я прошу прощения. Была неполадка в звуковом аппарате.
Дебенес: Да, была, но в любом случае у вас есть документ на руках.
Зейсс-Инкварт: Да. Я знаю, в чём здесь вопрос.
Дебенес: Конечно, знаете.
Зейсс-Инкварт: Это полностью исчезло из моей памяти, то, что я мог просить разрешения раньше. Я действительно не помню. Вероятно, я обсуждал вопрос о том конфисковалось ли оно или нет, но единственная вещь, которую я помню это моё предложение, когда была произнесена речь. В конце концов, это не была первая речь произнесенная королевой Нидерландов. Она выступала в такой манере раньше.
Дебенес: Это объяснение и Трибунал его отметит.
Теперь, относительно ограбления Нидерландов и попытки нацификации и германизации страны — эти акции проводились гражданским правительством главой которого вы являлись?
Зейсс-Инкварт: И да и нет. Для меня совершенно очевидно, что с экономической точки зрения голландский народ считал наше поведение ограблением. Смотря с юридической точки зрения, я не думаю, что это делалось. Я никоим образом не германизировал Нидерланды.
Дебенес: Возьмите документ 997-ПС, страница 26 французского текста и страница 22 немецкого текста? Я сошлюсь на раздел вашего доклада озаглавленный «Замечания». У вас он есть? Я зачитаю замечания, которые вы сделали относительно вашей деятельности. Это было 18 июля 1940:
«2) Нынешняя администрация достаточно подчинена управлению и контролю германских властей и в будущем это усилится.
«3) Национальная экономика и сообщения снова приведены в движение и адаптированы к состоянию войны. В действии планы по крупномасштабной реконверсии, затрагивающей континентальную экономику и практически всё созрело для перемен. Запасы в стране переданы в распоряжение военной экономики Рейха. Почти все финансовые ресурсы» — то есть в 1940 — «стали доступными и переданы под контроль Рейха, всё это на основе тесного сотрудничества с Нидерландами».
Разве это не именно то, что вы написали? Разве это не именно то, о чём вы думали?
Зейсс-Инкварт: Да, и мне кажется, что любая оккупационная власть полностью поймет пункт 2 и пункт 3 являвшиеся конструктивной концепцией новой Европы.
Дебенес: Это мнение, о котором судить Трибуналу.
Я хочу кратко вернуться к еврейскому вопросу. Вы заявили вчера, что вы протестовали против депортации 1000 евреев в Маутхаузен[2892] или Бухенвальд[2893] и что больше не было депортаций в эти лагеря. Но почему вы не протестовали против транспортов в Аушвиц[2894]? Вы думали, что этот лагерь сильно отличался от этих двух?
Зейсс-Инкварт: Естественно, потому что Маутхаузен и Бухенвальд являлись концентрационными лагерями, в то время как меня проинформировали о том, что Аушвиц являлся сборным лагерем в котором евреи оставались до той поры пока по ним не принималось какое-либо решение.
Дебенес: До прибытия в Нидерланды вы являлись адъютантом генерал-губернатора Польши?
Зейсс-Инкварт: Не адъютантом, а заместителем.
Дебенес: Ещё лучше. Впоследствии вы слышали об этом лагере, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Тогда, Аушвица даже не существовало.
Дебенес: Но вам не известно, что пепел этих 1000 евреев, которых отправили в Бухенвальд или Маутхаузен возвращался их семьям за 75 гульденов? Это случилось в 1941. Это не предотвратило ваши меры против евреев, меры которые неизбежно вели к их депортации?
Зейсс-Инкварт: Из-за своих раздумий об этой мере, которые, прежде всего назывались эвакуацией, это нечто совершенно иное чем депортация или вывоз в концентрационный лагерь.
Дебенес: Но прежде всего вы знали о судьбе этих евреев, которых перевозили в лагерь таким образом?
Зейсс-Инкварт: Большинство людей, большая часть, не знали об их судьбе то, что известно сегодня; и я вчера свидетельствовал о своих сомнениях.
Дебенес: Это мнение. Вы вчера говорили о репрессалиях предпринимаемых против газеты в Гааге…
Председательствующий: (Прерывая) Это нечто о чём вы перекрёстно допрашивали вчера?
Дебенес: Эти вопросы, которые вы вручили мне этим утром результат вчерашних заявлений подсудимому. Иначе я закончил.
Председательствующий: Трибунал думает, что вам не следует снова проходить этот вопрос.
Дебенес: Тогда я закончил, поскольку все вопросы, также касающиеся заложников или —
Есть ещё один вопрос, о котором я хочу спросить, если Трибунал позволит; это вопрос затопления. Я думал все остальные вопросы о заложниках; и если Трибунал пожелал, я не задаю их. Однако, можно мне позволить задать вопрос касающийся затопления?
Председательствующий: Трибунал думает, что вы прошли затопления вчера. Я не знаю.
Дебенес: Господин Председательствующий, тогда я закончил.
Председательствующий: Трибунал отложен.
(Объявлен перерыв)
Председательствующий: Трибунал будет отложен этим вечером в 16:45 с целью заседать в закрытом режиме.
Додд [2895]: Господин Председательствующий, я заметил, что защитник подсудимого Кальтенбруннера этим утром здесь. Я понял, что будет некоторый перекрёстный допрос подсудимого защитником Кальтенбруннера, и я думаю мы сэкономим время если он предшествует нам и завершит свой перекрёстный допрос.
Председательствующий: Да.
Кауфман [2896]: Господин Председательствующий, я прошу прощения за то, что вызвал недовольство Трибунала своим вчерашним отсутствием. Но у меня была очень особенная причина, так как иногда обстоятельства сильнее человека. Если я могу это сказать, я серьезно болен последние несколько лет и чувствую себя нездоровым, хотя я твёрдо намеревался присутствовать на вчерашнем заседании и полностью подготовился. Я прошу прощения.
Председательствующий: Разумеется, доктор Кауфман, Трибунал принимает ваше объяснение.
Кауфман: Большое спасибо.
Свидетель, с какого времени вы знаете подсудимого Кальтенбруннера?
Зейсс-Инкварт: Это было либо 1935 или началом 1936, когда я встретил доктора Кальтенбруннера в связи с благотворительной работой «Лангот» для национал-социалистических семей, которые нуждались. Это была форма поддержки, допускаемая полицией.
Кауфман: Какую роль играл Кальтенбруннер в аншлюсе, до аншлюса в марте 1938? Он принадлежал к радикальным элементам или был умеренным?
Зейсс-Инкварт: Тогда мне говорили, что Кальтенбруннер был близко связан с СС, но он не являлся лидеров нелегальных СС. Это был инженер из Штирии.
Кауфман: Этого инженера звали Леопольд?
Зейсс-Инкварт: Нет. Я говорил несколько раз с Зернатто[2897] о Кальтенбруннере. Мы называли его «полицейским 11-го июля» в партии; то есть, это было из-за его влияния на разубеждение радикальных элементов от эксцессов, таких как июля 1934[2898].
Кауфман: И затем Кальтенбруннер стал заместителем государственного секретаря Австрии?
Зейсс-Инкварт: Да.
Кауфман: Предложение о его назначении в качестве заместителя государственного секретаря было сделано австрийскими кругами или шло от Гиммлера и Гитлера[2899] или подсудимого Геринга.
Зейсс-Инкварт: Насколько мне известно, это было сделано только австрийцами. Я сам не получал и не принимал никаких предложений из Рейха относительно моего министерства. Партия в Австрии обратила моё внимание, потому что она также хотела иметь человека в полицейской организации.
Кауфман: Какими были действительные задачи заместителя государственного секретаря?
Зейсс-Инкварт: Я думаю, что в качестве заместителя государственного секретаря он вообще ничего не делал. После ухода Скубля[2900], президент выдвинул его на государственного секретаря. В этом качестве он имел административные и экономические функции. Он не мог вмешиваться в реальное правоприменение. Например, если я желал освобождения человека из заключения, тогда Кальтенбруннер должен был связываться с командиром полиции безопасности; и если он говорил «нет», тогда мы должны были идти к Гейдриху.
Кауфман: Итак, установлено то, что в 1943 Кальтенбруннер был назначен главой главного управления безопасности Рейха. Он свидетельствовал здесь, что он непрерывно пытался не принимать этот пост. Вы можете что-нибудь сказать об этом?
Зейсс-Инкварт: Я лишь знаю, что я находился в штаб-квартирах в конце ноября или начале декабря 1942. По этому случаю я также посещал полевую штаб-квартиру Гиммлера; и один из адъютантов, я думаю это был Вольф[2901], сказал мне, что рейхсфюрер хотел иметь Кальтенбруннера в главном управлении безопасности Рейха и что Кальтенбруннер не хотел этого. Ему было приказано явиться в полевые штаб-квартиры и оставаться там 4 недели, где с ним обращались бы таким образом, что он бы принял пост.
Кауфман: У вас есть какие-либо подтверждения того, что действительной причиной для назначения Кальтенбруннера в качестве начальника главного управления безопасности Рейха, было то, чтобы он организовал и возглавил политическую и военную разведывательные службы?
Зейсс-Инкварт: Я точно знаю, о вещах подтверждающих то, что он не мог контролировать полицию безопасности по вопросам в такой же степени как Гейдрих, и у меня были точные факты относительно его разведывательной работы. Во время Гейдриха командир моей полиции безопасности, когда он желал решения из Берлина, говорил только о Гейдрихе. Когда Кальтенбруннер пришел на должность, я не помню упоминания Кальтенбруннера; но он говорил о главном управлении безопасности Рейха и иногда упоминал Мюллера[2902]. Я сам, насколько я могу вспомнить, обсуждал вопросы полиции безопасности с Кальтенбруннером по двум поводам. Одним был о дальнейшей судьбе доктора Шушнига[2903] и доктор Кальтенбруннер уже говорил вам об этом. Вторым разом было, когда моего родственника забрали в концентрационный лагерь. Я пошёл к Кальтенбруннеру, потому что он был единственным человеком, которого я знал в РСХА и я полагал, что имею там слово. Я ничего не знал о разграничении между различными функциями. По этому поводу Кальтенбруннер позвонил Мюллеру в манере в которой вышестоящий начальник никогда не говорит с подчиненным. У меня есть положительное подтверждение его деятельности, потому что с 1944 я тесно работал с Кальтенбруннером в этом отношении. Я передавал в его распоряжение валюту для его разведывательной службы, то есть, я получал её из заинтересованных ведомств; всё делалось в сотрудничестве с соответствующим ведомством в Рейхе.
Кауфман: Только, что вы упомянули Мюллера. Вы имеете в виду начальника Гестапо[2904] Мюллера?
Зейсс-Инкварт: Да.
Кауфман: У вас сложилось впечатление, что этот человек держал поводья, что касалось вопросов полиции безопасности?
Зейсс-Инкварт: Я могу лишь сказать, что я узнал это в ходе телефонного разговора, когда Кальтенбруннер сказал Мюллеру: «Что вы решите с этим делом?»
Кауфман: Тогда вы получали военные и политические доклады напрямую от Кальтенбруннера? Это правда?
Зейсс-Инкварт: Да, достаточно часто. Мне кажется, были совершенно секретные доклады, копии которых мы получали.
Кауфман: Такое имело место до выдвижения Кальтенбруннера?
Зейсс-Инкварт: Нет. Лишь Кальтенбруннер если я правильно помню ввёл эти доклады в конце 1943 или 1944.
Кауфман: Какой была разница между этими докладами и докладами ранее готовившимися Канарисом[2905]?
Зейсс-Инкварт: Я ничего не знаю о докладах Канариса или очень немного. Я знал от них от бывшего главного управления безопасности Рейха.
Кауфман: Это правда, что доклады подготовленные Кальтенбруннером отмечались своей особой остротой и открытой критикой всех публичных мероприятий?
Зейсс-Инкварт: Да, это тоже. Доклады Кальтенбруннера являлись, прежде всего, действительно объективными; а не являлись докладами служащими определенным целям.
Кауфман: Насколько большими являлись эти доклады?
Зейсс-Инкварт: Я думаю, что эти доклады в целом достигали от 40 до 60 страниц, иногда больше; и насколько мне известно они вероятно готовились каждые три или четыре недели; но также были и специальные доклады.
Кауфман: Вам известно, адресовались ли эти специальные доклады военным ведомствам или они — те, что вы упоминали — подытоживали ситуацию с военной точки зрения.
Зейсс-Инкварт: Доклады, о которых я говорю, являлись преимущественно политическими и адресовались напрямую фюреру. В связи с этими докладами помню, что они содержали жёсткую критику отношения Рейха к полякам и к католической церкви, что они готовились на бланках с заголовком главного управления безопасности Рейха, что казалось мне тогда невозможным положением дел.
Кауфман: Вы только что упомянули две критики. Вероятно, вы можете рассказать мне, о том, чем являлся жест этой критики о двух фазах общественной жизни, которые вы только, что упомянули?
Зейсс-Инкварт: Относительно поляков, они требовали достаточно сжато того, чтобы полякам снова была дана автономия и независимое государственное существование и остальные меры следовало отменить и чтобы католическая и протестантская церкви никоим образом не притеснялись.
Кауфман: Большое спасибо. У меня больше нет вопросов.
Додд: Вы вчера говорили Трибуналу, что вы стали членом партии в 1938 и что ваш членский партийный номер был вроде каким-то миллионным?
Зейсс-Инкварт: Семимиллионным. Членство возникло 13 марта 1938. Вот тогда я формально стал членом партии.
Додд: Что же, вы сказали «формально», вы тогда пытаетесь разграничить, насколько я это понял, и указать на то, что вы фактически являлись, хотя может и неформально, членом партии некоторое время. Вы оплачивали взносы и поддерживали партию, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Первые два положения правильные. Я лишь оплачивал подписки с осени 1937 — я прошу прощения, с осени 1932 до 1933; до того я чувствовал себя национал-социалистом и членом партии, однако, не делая какого-либо формального заявления о верности.
Додд: Вы являлись членом Организации защиты Штирии[2906]?
Зейсс-Инкварт: Да Организации защиты Штирии с осени 1932.
Додд: И эта организация практически полностью являлась национал-социалистической, во время, когда вы стали её членом, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Это было намерением, но это не осуществилось. Существовало соглашение о том, что Организация защиты Штирии будет принята в партию, но Мюнхен не провёл это. Отдельные члены Организации защиты Штирии должны были вступать в партию индивидуально.
Додд: Вы известно имя доктора Андреаса Морзе, М-о-р-з-е?
Зейсс-Инкварт: Вы имеете в виду Андреаса М-о-р-з-е?
Додд: Что же, вам не известно, что он также являлся членом Организации защиты Штирии?
Зейсс-Инкварт: Нет.
Додд: Вы помните разговоры с ним 7 марта 1938, за несколько дней до аншлюса[2907]?
Зейсс-Инкварт: Я этого не вспоминаю.
Додд: Что же, давайте посмотрим смогу ли я вам помочь. Вы помните, что говорили ему, что вступили[2908] в Организацию защиты Штирии в 1932 и что вскоре эта организация была запрещена?
Зейсс-Инкварт: Это совершенно не обсуждается. Начальником Организации защиты Штирии являлся Константин Каммерхофер[2909]. Вся Австрии это знала.
Додд: Тогда вы не помните, какие-либо разговоры в которых вы говорили, о том, что я только, что сказал вам? Это ваше заявление, что вы никогда не говорили этого или вы не помните разговор? Я это пытаюсь понять.
Зейсс-Инкварт: Я не помню разговора; но заявляю, что не обсуждается, что я мог сказать, что я был начальником Организации защиты Штирии, потому что вся Австрия знала, что им был Константин Каммерхофер. Самое большее я мог сказать ему, что я дружил с Каммерхофером, что и было в действительности.
Додд: Что же, тогда я хочу показать вам, его заявление или даже его показания, в деле «Народ против доктора Гвидо Шмидта[2910]. Это документ номер 3992. Это показания данные Верховному уголовному суду в Вене 19 марта 1946 судье Шухеру.
Мы приобщаем их как США-882.
Я прошу вас посмотреть на вторую страницу и вы найдёте предложение которое начинается:
«7 марта 1938 Зейсс-Инкварт лично проинформировал меня о том, что он вступил в эту организацию в 1932, то есть, до её запрета; незадолго до запрета Организации защиты Штирии».
Затем он продолжает и делает ссылку на человека Каммерхофера, которого вы только, что упоминали, и далее, в следующем предложении он говорит:
«Он вступил в эту организацию и признавал руководителем, инженера Пихлера, в Вайцзе и он никогда не покидал организацию».
Следовательно, ваше заявление о том, что вы не являлись членом НСДАП можно рассматривать формально правильным; но заявление о том, вы не работали нелегально, как он говорит, неправда.
Зейсс-Инкварт: Доктор Мозер, не мог знать о том работал ли я нелегально. Он основывает своё заявление на предположении, что Организация защиты действительно была поглощена НСДАП и это неправильно. Свидетель Юбиррейтер[2911] может подтвердить этою. Я всё ещё придерживаюсь своих показаний.
Додд: Вам известен человек по имени Райнер[2912]?
Зейсс-Инкварт: Очень хорошо, разумеется. Доктор Фридрих Райнер.
Додд: Да. Вы просили его и он прибыл сюда в качестве свидетеля от вашего имени, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Да.
Додд: Но, что вы скажете, если он говорит, что вы стали членом НСДАП, когда Организация защиты Штирии включилась.
Зейсс-Инкварт: На это я желаю сказать…
Додд: Кстати, прежде чем отвечать позвольте мне рассказать вам нечто, что вам поможет. Этот документ уже является доказательством, как я полагаю, вы могли его видеть. Это номер 812-ПС.
Зейсс-Инкварт: Да. Это письмо, доклад от доктора Райнера.
Додд: Я полагаю значит вам известно, что он говорил. Вы видели документ, не так ли?
Зейсс-Инкварт: Да.
Додд: Вы согласны с тем, что он говорит в этом документе, что вы являлись членом, посредством членства в Организации защиты Штирии, и что вы вступили в партию, так сказать, когда вошла эта организация?
Зейсс-Инкварт: Да. Я хочу сказать, что до 1938 это также было моим мнением, и я никогда не сомневался, в том являлся я или нет. Но в 1938 партия чётко заявила, что она не признаёт этого слияния и, что члены Организации защиты Штирии не являлись членами партии, но что каждый из них должен был вступать в партию индивидуально, чтобы стать членом партии. Райнер это точно подтвердит.