- Никогда не слышал о таком месте, - признался Пертинакс. – А она, правда, была там свободной?
- Правда, - кивнул я.
Он окинул брюнетку оценивающим взглядом, каким только гореанин может смотреть на рабыню, и однозначно заключил:
- Абсурд.
- Согласен, - поддержал его я.
- Ну и как она в деле? - полюбопытствовал Пертинакс.
- Теперь она знает, что она в ошейнике, - пожал я плечами.
- Отлично, - кивнул он.
В этот момент мне пришло в голову, что Сесилия будет замечательно выглядеть в камиске, в обычном, а не в турианском. Камиск - намного более открыт чем обычная рабская туника. Это – чрезвычайно простой и подходящий для рабынь предмет одежды, состоящий из одной узкой полосы ткани с прорезью для головы посередине, наподобие пончо. Его обычно подпоясывают одним или двумя оборотами шнура, завязанного слева, поскольку большинство рабовладельцев является правшами, на легко распускающийся узел, который можно развязать лёгким рывком. Этот пояс также можно использовать для того чтобы, чтобы связать рабыню. Обычный камиск, кстати, в городах редко носят публично. Думаю, что причины этого ясны.
- Из женщин получаются превосходные рабыни, - сказал Пертинакс, как мне показалось с тоской в голосе.
- Думаю, тебе это известно от ваших рабынь, - заметил я.
- Конечно, - кивнул он.
- Они рождены для ошейника, - добавил я, - и не будут цельными, пока не окажутся в нём.
- Верно, - согласился мой собеседник и вдруг, прищурив глаза, уставился в море и воскликнул: - Ай-и!
Я повернулся и тоже присмотрелся к горизонту. Рабыня дёрнулась было, но всё же осталась в прежнем положении, не посмев обернуться без разрешения.
- Парус, - прокомментировал я, рассмотрев вдали белый треугольник.
Судя по всему судно было с юга, а не севера. В Торвальдслэнде предпочитают квадратный парус. Ещё их отличает то, что обшивка их драккаров обычно выполнена внахлёст, что даёт более гибкую конструкцию, лучше приспособленную для плаванья в суровых условиях. У большинства южных судов, напротив, доски подогнаны встык, в результате они пропускают меньше воды внутрь корпуса. Также корабли северян используют одно рулевое весло, по крайней мере, обычно, тогда как у большинства южных судов – их два.
- Давайте-ка вернёмся в лес, - предложил Пертинакс с тревогой в голосе.
- Не думаю, что они могут разглядеть нас оттуда, - пожал я плечами, - но мы присоединимся к тебе через пару мгновений.
Сказав это, я наклонился, чтобы собрать свои вещи и кое-какие продукты, с которыми мы покинули судно Пейсистрата. Девушка тут же поспешила помочь мне.
- Ладони рук нашего друга? – негромко спросил я.
- Мягкие, гладкие, - шёпотом ответила Сесилия.
- Он не лесник, - заключил я.
- А кто же он, Господин? - полюбопытствовала она.
- Понятия не имею, - проворчал я. – Знаю только, что он - лгун и лицемер.
- Господин? – удивилась рабыня.
- Притворись, будто бы что-то уронила и теперь ищешь это, в песке, - велел я, и девушка принялась рыться в песке, просеивая его между пальцев. - Он никогда не видел Домашний Камень Порт-Кара. Он вовсе не покрыт резьбой и уж тем более не инкрустирован золотом. Это грубый булыжник, небольшой кусок гранита, всего-то чуть крупнее кулака мужчины. Он серый, тяжёлый, зернистый, не впечатляющий и не поддающийся описанию. Единственное, что его отличает от любого другого булыжника, первые буквы названия города, Порт-Кара, процарапанные на его поверхности остриём ножа.
- Откуда Вы знаете? - спросила Сесилия.
- Я сам их нацарапал, - усмехнулся я.
- То есть, он не из Порт-Кара? - уточнила она.
- По крайней мере, я так не думаю, - ответил я. – Кроме того, он не стал бы упоминать о двадцать пятом Се-Кара, если бы был из Порт-Кара. Уверен, что его не было ни на одном из кораблей бороздивших бурную, зелёную Тассу в тот замечательный и необыкновенный день.
- Значит, он вам не «брат по оружию», - констатировала брюнетка.
- Он мне такой же «брат по оружию», - усмехнулся я, - как Мирон Полемаркос из Темоса.
- Мне страшно, - призналась рабыня.
- Только не показывай своего страха, - предупредил её я. – К тому же, хотя мы и знаем, что он лгун и лицемер, но он может быть добрым лгуном и лицемером.
- Господин? – не поняла Сесилия.
- У меня есть подозрение, что он должен был встретить нас, - объяснил я. – В противном случае многое теряет смысл.
- Но тогда на кого он работает, кому он может служить, Господин? – задала Сесилия вопрос, мучивший меня самого.
- На мой взгляд, скорее всего, на Царствующих Жрецов Гора, - ответил я.
- Другой возможности никакой нет? – поинтересовалась она.
- Есть и другая возможность, - кивнул я.
- Господин?
- Кюры, - сказал я. - Но не те, с кем мы были союзникам. Другие. Координаты точки высадки могли быть и у других.
- Бывшие сторонники Агамемнона? - предположила Сесилия.
- Или других, - пожал я плечами. – Всё, Ты нашла то, что искала. Теперь положи это в мешок.
Брюнетка послушно сыграла порученную ей роль. Я встал, и она поднялась следом, замерев около меня. Я повернулся к морю и вгляделся в горизонт. Парус теперь увеличился в размере.
- Скорее! Поторопитесь! - позвал Пертинакс, уже стоявший среди деревьев, и вскоре мы присоединились к нему, скрывшись в тени леса.
Судно оказалось обычной гореанской малой вёсельной галерой, лёгкой, с прямым килем и таранным выступом на носу. Осадка такой галеры позволяет ей подходить вплотную к берегу, и даже вытаскивать её на пологий пляж, если планируется провести ночь на берегу. Однако это судно остановилось в нескольких ярдах от берега.
- Уходим, - прошептал Пертинакс. - Здесь оставаться опасно.
Мужчины, кто-то, неловко карабкаясь по бортам, другие, просто спрыгивая, начали высаживаться прямо в воду, в том месте доходившую им до груди, и брести к берегу. Все были вооружены они, но единообразия не наблюдалось. Большинство имело при себе мешки, которые держали над водой. Многие, двигаясь по грудь в воде, опирались на копья.
- Кто это такие? - спросил я, разглядывая странный, неподдающийся квалификации отряд из примерно полусотни мужчин, выглядевших явно опасными.
- Бандиты, наёмники, убийцы, изгои, люди без капитанов, незнакомцы, - прокомментировал Пертинакс.
- Что им здесь надо? - спросил я.
- Понятия не имею, - буркнул мой собеседник. – Только не позволяйте им вас заметить.
- Куда они собираются идти? – поинтересовался я.
- Они следуют за штандартами, флагами, - пояснил он.
- Но куда? – не отставал я.
- Да не знаю я, - развёл руками Пертинакс. – Куда-то вглубь леса, на юго-восток от деляны Порт-Кара. Возможно к истокам реки.
- А что за река? - осведомился я.
- Александра, - ответил он.
- Не знаю такой, - признался я.
- Это небольшая река, - отмахнулся Пертинакс.
- И что же им могло бы понадобиться у истока этой реки? - спросил я.
- Откуда мне знать? – проворчал мужчина.
- Река, насколько я понимаю, - предположил я, - узкая, но глубокая, похожая на фьорд. Вход в неё, скорее всего, закрыт скалой.
- Мне показалось, что Ты сказал, что не знаешь эту реку, - удивлённо уставился на меня Пертинакс.
- Правда, не знаю, - заверил его я, - но определенные вещи очевидны,
- Эти люди явно вне закона и наверняка опасны. Уходим, - сказал он, и осторожно пошёл вглубь леса.
Мы с рабыней последовали за ним. Один раз я обернулся. Галера покачивалась у берега. Вёсла зависли над водой. Её явно не собирались вытаскивать на берег.
Быстро темнело.
.
.
.
Глава 3.
Ужин с Пертинаксом.
.
.
.
- Она – первая девушка, Господин? - спросила Сесилия, в голосе которой прорезались сердитые нотки.
- Нет, - ответил я. - Если бы она была таковой, то Ты бы уже была у её ног.
- Слышала это? – раздражённо буркнула Сесилия, посмотрев на другую девушку.
- Мешай суп, - бросила та.
- Не ссорьтесь, девушки, - сказал Пертинакс, примирительно.
Рабовладельцы редко вмешиваются в ссоры рабынь.
Рабыня Пертинакса, которую звали Константина, бросила на него недовольный взгляд. Мне это показалось интересным. Не трудно догадаться, что она была недовольна порученной ей рутиной. Правда, сама она сделала немного, только проследила, чтобы основная работа легла на плечи Сесилии, в том числе и сбор хвороста.
Мы с Пертинаксом сидели со скрещенными ногами, ожидая, когда нам подадут ужин.
Его рабыня, Константина, показалась мне неприятной, раздражительной и даже неприветливой. Возможно, виной тому была Сесилия. Нет ничего необычного в том, что когда одна привлекательная рабыня видит около своего господина другую такую же, могут возникнуть определенные трения. Просто обе они знают, что они бессмысленны, что они, если можно так выразиться, не больше чем сочные игрушки мужчин, игрушки, от которых, к их горю и страху, можно легко избавиться или найти замену, соответственно, они склонны остро ревновать к вниманию своих владельцев.
Рабыня знает о своём эффекте на мужчин, и имент основания подозревать, что эффект от других рабынь может быть не меньше.
Все они прекрасно знают о том, что не только они, но и другие женщины их вида, представляют собой соблазнительные, заманчивые кусочки для мужского аппетита.
Рабыня оказавшаяся среди сильных мужчин мало чем отличается от дымящегося, сочного, жареного мяса брошенного среди голодных слинов.
Фактически, немногих из женщин Земли жизнь в их родном мире подготовила к пониманию того, чем должна была бы быть женщина среди мужчин, таких, какими являются мужчины Гора. Немного из таких женщин оказались подготовлены к собственничеству и властности, мужеству и похоти таких мужчин, натуральных мужчин и рабовладельцев. И немногие из них могли ожидать, насколько изящно желанными они покажутся для таких мужчин, и ещё меньше среди них было тех, которые подозревали, какими беспомощными и уязвимыми они сами будут среди таких мужчин, особенно когда их шеи окажутся окружены рабскими ошейниками.
И всё же у меня возникло ощущение, что отношения Константины могли не быть типичными для обычной рабыни, боящейся потерять интерес или внимание своего хозяина.
В действительности, она, как я заметил, не была склонна выказывать должного уважения не только ко мне, незнакомцу, но и к своему собственному хозяину. И мне показалось интересным, если не сказать странным, что он со своей стороны, казалось, был готов принять это. Я счел подобную толерантность с его стороны необычной, а её халатность непостижимой. Признаться, я не ожидал такого в гореанском обществе, и если бы, необъяснимо, это произошло, то был бы готов к тому, что рабыня будет подвергнута немедленному строгому наказанию, имеющему последствия вроде заковывания в цепи в неудобной позе на несколько анов, или помещения в тесный рабский ящик на сутки, или обмазывание мёдом и выставление насекомым, и так далее. У меня даже возникли сомнения, а точно ли этот Пертинакс был гореанином.
Её поведение также казалось нетипичным, по крайней мере, для рабыни, господин которой прибыл с компанией. Поначалу, я даже задался вопросом, не была ли её реакция, той которая ожидается от сварливой, несчастливой земной жены, или гореанской свободной спутницы, муж или компаньон которой, заявился во время ужина без предупреждения с нежданными гостями. Однако вскоре мне стало казаться, что её раздражение было не столько раздражением той, кого захватили врасплох, неподготовленной к приёму гостей, смущённой и ошеломлённой, сколько простой несклонностью собственно к работе как таковой. Казалось, это было не столько социальное осложнение, сколько убеждение, что она, чего бы от неё ни ожидали, не будет работать вообще. У меня сложилось стойкое впечатление, что она была из тех, кто не только уклоняются и негодуют на исполнение различных домашних обязанностей, даже тех, которые обычно ожидаются от неё, но также была буквально непривычна к ним. Возможно, подумал я, она ещё плохо знакома со своим ошейником. И у меня опять появилось сомнение относительно того, что Пертинакс был гореанином. Всё же для мужчины Гора весьма необычно прощать рабыне небрежность.
Также мне пришло в голову, что ей была полезна встреча с плетью. Это именно тот инструмент, который идеально подходит для напоминания рабыне о том, что она - рабыня. Я задавался вопросом, когда он в последний раз раздевал и связывал Константину, чтобы заставить её извиваться, дёргаться и рыдать под этим орудием. Да и делал ли он это вообще когда-нибудь?
Всё же ей пошло бы на пользу знакомство с плетью.
Константина может показаться неплохим именем для рабыни, подумал я. Однако оно распространено и среди свободных женщин. Фактически, для рабыни он казалось слегка вычурным.
Её туника выглядела несколько более скромной, чем это принято для рабской одежды, подол доходил до колен, а ворот поднимался слишком высоко, хотя и был достаточно открытым, чтобы не скрывать ошейник.
Да и ткань туники казалась тяжелее, богаче и плотнее, чем это было типично для таких предметов одежды. Всё выглядело почти так, как если бы она сама смоделировала это, но не как одежду рабыни, а как предмет должный напоминать то, что носят рабыни.
Ноги у неё были превосходные, и мне казалось странным, что её хозяин не проявил тщеславия, и не выставил их в выгодном свете. Гореанские рабовладельцы имеют склонность гордиться своими рабынями, примерно так же, как мужчины на Земле гордятся своими собаками или лошадями.
Мне подумалось, что фигура у неё была прекрасной, хотя длина туники, тяжесть и структура ткани до некоторой степени скрывали это.
Кстати, её туника надевалась через голову. Соответственно, не было никакого раздевающего узла на левом плече. С другой стороны, даже в этом случае команду «раздеться», можно выполнить с изяществом и живостью. Такой предмет одежды обычно стягивается через голову, одновременно с тем, как девушка опускается на колени.
Ожидается, что даже в ответ на простую, прямую команду, рабыня будет изящна. Неуклюжесть не приемлема в кейджере. Она же не свободная женщина. Она нечто совсем другое, совершенно отличное, она, знаете ли, рабыня.
Конечно, в гореанском словаре имеется множество команд для данного случая, не столь кратких и брутальных, как прямая, тупая, почти военная «раздеться». Например, можно было бы услышать: «Удали свою одежду», «Обнажи себя», «Сними с себя всё», «Покажи мою рабыню», «Я хотел бы увидеть свою рабыню», «Почему Ты одета передо мной?», «Продемонстрируй мою собственность», «Покажи себя», «Ты не должна носить тунику в данный момент», «Удали препятствия с моих глаз», «Раздетая Ты красивее, чем одетая, не так ли?», «Чем я владею?», «К ошейнику и клейму, девка», «Как Ты выглядела на торгах?» и так далее.
Ошейник, как было отмечено, на её шее имелся. Но вскоре мне стало интересно, был ли он заперт. Предположительно, да. Вот только, у кого был ключ от него? Конечно, не у неё, если только она была рабыней.
По-своему, она была весьма привлекательной особой, но это ожидаемо в той, кто была рабыней или, по крайней мере, претендовала на то, чтобы выглядеть как рабыня.
Лично я, со своей стороны, не думал, что большинство гореан будут гореть желанием предлагать за неё цену, так как было видно невооружённым взглядом, что она ещё не дошла до той кондиции, когда о женщине говорят рабски мягкая, или рабски готовая. Женщины в этих вопросах разительно отличаются друг от друга.
Хотя, как я предположил, она была весьма привлекательна, нужно подразумевать, что это скорее была земная точка зрения на то, почему могут считаться привлекательными большинство земных женщин, то есть, не в смысле того, каковы они в настоящее время, а скорее в том смысле, какими они могли бы стать со временем. Я имею в виду, что, несмотря на определенную притягательность её лица и фигуры, от неё веяло чем-то вроде напряженности, очевидных комплексов, неуверенности и смущения, замаскированных и компенсированным высокомерием, недоброжелательностью и дерзостью, характерными для многих земных женщин, страдающих от общепринятого двойственного отношения к их полу. Такие черты характера землянок, как мне представляется, вполне постижимы, достаточно вспомнить их окружение, образование и воспитание, а также необходимость подчиняться среде, по-видимому, специально спроектированной, чтобы породить в человеке, вне зависимости от обстоятельств и его личных качеств, симптомы беспокойства и невроза, в конечном итоге приводящие к ухудшению характера, страданиям, раздражительности, мелочности, скуке и депрессии.
- Суп готов, - прокомментировала Константина. - Уверена, Ты и сама можешь заметить это, глупая рабыня. Поторопись, нанизывай куски мяса табука на шампуры и раскладывай их над углями. Проверь, готовы ли сулы и турпахи?
- Если мои глаза меня не обманывают, - возмутилась Сесилия, - моя шея здесь не единственная, на которой надет рабский ошейник.
Константина в раздражении отвела руку вбок, явно намереваясь ударить Сесилию, но внезапно остановилась, поскольку сердито сверкнувшие глаза последней, ясно дали понять, что та готова вернуть удар и даже с процентами. Драки среди рабыни временами вспыхивают и могут представлять собой крайне неприятное зрелище, с кувырками, вырыванием волос, укусами, царапаньем и так далее. Мне они порой напоминают своего рода свары, иногда случающиеся между слинами, когда те оспаривают территорию, самку или добычу. В таких драках, в путанице, рычании, скручивании, мелькании клыков, когтей, лап и хвостов, порой бывает трудно разобрать, где заканчивается одно животное, и начинается другое. Можно запросто лишиться руки пытаясь разнять дерущихся слинов.
- Почему бы не приказать ей подавать ужин голой, - предложила Константина. – Разве не так это обычно делают шлюхи в ошейниках?
- Почему бы вам обеим не обслуживать нас голыми? – поинтересовался я в ответ.
Константина тут же заметно побледнела. Она что, никогда не прислуживала так, покорно, в надежде, что ею будут довольны, и в страхе перед стрекалом?
- Нет-нет, не стоит, - примирительно сказал Пертинакс.
Цвет Константины постепенно вернулся в норму. Но выглядела она потрясённой. И этот момент показался мне интересным. Неужели она не понимала, что, как рабыня, являлась домашним животным, а посему для неё, как и для верра или тарска, скромность была непозволительной роскошью?
Сесилия выглядела довольной подобным поворотом событий.
Константина была светловолосой и голубоглазой, в противоположность темноглазой брюнетке Сесилии. Константина могла бы похвастать более длинными чем у Сесилии волосами. К тому же девушка Пертинакса была немного выше и тоньше моей рабыни. Впрочем обе они хорошо смотрелись бы на конце цепи мужчины. Я предположил, что Константина должна быть натуральной блондинкой, поскольку гореане склонны быть очень щепетильными в таких вопросах. Немногие работорговцы попытаются продать девушку, скажем, осветлив или перекрасив её волосы в золотисто-каштановый цвет. Бывали, знаете ли случаи, когда результатом таких ухищрений становилась конфискация товара в пользу города, а дом самого хитреца сжигали дотла возмущённые покупатели. Если волосы земной девушки, доставленной на Гор оказались окрашенными, то её обычно, первым делом после того как доставят в рабские загоны, обривают наголо, чтобы в дальнейшем они отрастали своего естественного цвета. Среди рабынь, кстати, большинство составляют брюнетки, такие как моя Сесилия, исключением являются северные регионы, где блондинки рождаются чаще. Я задавался вопросом, не была ли Константина куплена исходя из чьего-то понимания того, чем могла бы быть привлекательная рабыня. Если всё было так, то меня удивляло, что они не выбрали девушку с золотисто-каштановыми волосами, всё же именно этот оттенок ценится на большинстве рынков выше остальных. Вот только знал ли об этом покупатель Константины. Безусловно, он мог, по тем или иным причинам, находить таких женщин, блондинок, привлекательными лично для себя. Среди некоторых покупателей существует предупреждение, что белокурые рабыни склонны быть более сексуально инертными, и менее трогательно страстными в мехах, чем их темноволосые сёстры, но это мнение ошибочно. Независимо от того, каково бы это могло бы быть первоначально, с того момента рабские огни загорелись в животе женщины, в ваших руках, у ваших ног – рабыня, и совершенно неважно какого цвета её волосы. Блондинка может стонать, просить и пресмыкаться, мучимая своими потребностями точно так же, как и любая другая рабыня.
Приятно иметь женщин у своих ног.
Безусловно, те женщины, в животах которых рабские огни зажжены не были, вряд ли будут в состоянии понять потребности, эмоции, страдания и мучения, которым подвержены их порабощённые сёстры. Так что не стоит удивляться, что свободные женщины обычно презирают рабынь за их потребности.
«Насколько они слабы», - думают свободные женщины.
Зато насколько они по-настоящему живые! И насколько боится сама свободная женщина исследовать границы своего сознания, тревожно, а возможно и сердито, а то и безутешно ощущая, насколько она потеряна для себя самой только из-за того, что не нашла себя в руках доминирующего мужчины, господина!
Я обвёл внимательным взглядом хижину, но так и не нашёл рабской плети, которая должна была бы висеть на видном месте. Это казалось странным упущением для гореанского жилища, по крайней мере, того, в котором присутствовала рабыня, одна или более. Не то, чтобы плеть используется часто. Фактически, нужда в её применении возникает крайне редко, если вообще когда-либо возникает, в виду отсутствия каких-либо поводов. Девка знает, что плеть будет использована, если ею будут хоть в малейшей степени не удовлетворены, и это вполне достаточный стимул не доводить дело до её применения. То, что плеть на виду и будет использована, если рабовладелец сочтёт целесообразным, обычно является всем, что нужно, чтобы она спокойно висела на своём крюке.
У меня возникло ощущение, что эта рабыня, Константина, была откровенно, демонстративно неприветлива. Складывалось впечатление что она была расстроена тем, что от неё ожидали, что она проявит внимание к своим обязанностям. У меня сразу возник вопрос, чем она вообще занималась в этой хижине? Может Пертинакс, наш воображаемый лесничий, сам занимался дровами, готовкой, уборкой и прочими делами? Или здесь были другие рабыни?
- Полагаю, - сказал я, обращаясь к Пертинаксу, - Ты здесь получаешь весточки из Порт-Кара.
- Время от времени до меня доходят кое-какие новости, - пожал он плечами. – Случайные гости, вроде тебя, прибрежный торговец, инспектор и писец, прибывающие дважды в год, чтобы осмотреть деревья, и провести инвентаризацию запасов.
- Ранее Ты говорил, - напомнил я, - что в Аре могли произойти изменения?
- Я? – удивлённо переспросил Пертинакс.
- Мне так показалось, - кивнул я.
- Это было всего лишь предположение, - объяснил он, - основанное на появлении множества незваных гостей.
- Уверен, сборщики, лесорубы и прочие, иногда прибывают сюда за древесиной и другим лесным товаром.
- Конечно, - подтвердил Пертинакс, как мне показалось, с тревогой в голосе.
- Когда они должны появиться в следующий раз? - осведомился я.
- Понятия не имею, - развёл он руками. – Нет никакого чёткого графика. Всё зависит от потребностей арсенала флота.
- Те парни, что высаживались с галеры, - заметил я, - не выглядят сборщиками или лесорубами.
- Да уж, - согласился мой собеседник. – Это точно не они.
- Тогда кто же они? - спросил я. – В чём их интерес?
- Откуда мне знать, - пожал он плечами.
- Брёвна должны свозиться к берегу для погрузки, - сказал я.
- Конечно, - кивнул мужчина.
- Но я не видел следов волочения среди деревьев, и ничего похожего на дорогу, - констатировал я.
- Это в другом месте, - отмахнулся он.
- Не видел я и стойл для тарларионов, - продолжил я.
- Они тоже не в этом месте, - развёл руками Пертинакс.
- Признаться, меня удивило, что здесь нет никаких бригад лесорубов и плотников, чтобы рубить и ошкуривать лес, чтобы пилить доски и прочие заготовки.
- Но сейчас не сезон, - указал хозяин хижины.
- Понятно, - кивнул я.
У меня уже было более чем достаточно доказательств того, что наш друг, Пертинакс и, возможно, его рабыня Константина, были не теми, за кого себя выдавали. Для того, кто не знаком с реалиями Порт-Кара, было бы естественным предположить, что я и подталкивал сделать, что ошкуриванием брёвен и распиловкой их на брусья и доски занимаются специальные бригады здесь, чтобы потом отправить на юг почти готовую продукцию. Признаться, я и сам частенько думал, что это было бы разумной практикой. Однако ремесленники арсенала, под командой опытных судостроителей, предпочитают заниматься этими вопросами лично и уже в арсенале. Причиной этого, как мне объяснили, было то, что каждая мачта, каждый брус, каждая доска, каждый элемент судна, должны быть выполнены и обработаны под наблюдением морских архитекторов арсенала. Соответственно, в практике Порт-Кара было бы редкостью, если бы такое было позволено вообще, возможно, по причине тщеславия и высокомерия его мастеров, предпочитающих держать под строжайшим контролем каждую деталь их работы, позволить производить эти плотницкие работы в столь отдалённом месте, и без их непосредственного наблюдения.
Однако позже мне предстояло узнать, что кое-что близкое к этим соображениям имело место в этих лесах, но вне зоны интересов Порт-Кара, а несколькими пасангами южнее. Это имело отношение к незнакомцам и реке Александре. Но в тот момент у меня были только смутные подозрения. И к тому же, это имело мало общего с резервами Порт-Кара и потребностями его арсенала.
- Лесничие, - продолжил я, - обычно ставят свои хижины группами, огораживая их частоколом. Однако я не видел здесь никаких других хижин кроме вашей, впрочем, как и палисада.
Я поймал на себе быстрый взгляд Константины, брошенный в мою сторону, а Пертинакс уставился в пол.
- Деревня находится в другом месте, - наконец сказал он. - Эта хижина, просто застава вблизи берега, с которого мы можем наблюдать за круглыми судами.
- Ясно, - принял я его объяснение.
Под «круглыми судами» подразумеваются грузовыми суда. Гореанское «круглое судно» конечно, вовсе не является круглым по форме, хотя точный перевод с гореанского, звучит именно так, как я это указываю. Просто отношение длины к ширине у длинного корабля, или попросту военной галеры, значительно больше, чем это соотношение у «круглого судна».
Круглое судно построено перевозки груза. Длинное судно - для скорости и манёвренности. На воде оно подобно клинку.
- Ты ведь из Воинов, не так ли? - осведомился Пертинакс.
- Почему Ты так решил? - полюбопытствовал я.
- Ты держишься как воин, - пожал он плечами. - Кроме того, на это указывает твоё оружие.
При мне был гореанский короткий меч, называемый гладий, лёгкий, мгновенно выскакивающий из ножен, удобный, предназначенный для ближнего боя, чтобы подныривать под гарды более тяжёлых клинков, чтобы обходить защиту щитов или баклеров. Он обоюдоострый, так что им можно рубить, и сужающийся к острию, что позволяет колоть. При правильной заточке им можно рассечь шёлковый шарф.
- Мне приходилось сражаться, - уклончиво ответил я.
- Конечно, Ты мог бы быть наёмником, - размышлял мужчина.
- Логично, - признал я.
- Но, всё же, я думаю, что Ты из Воинов, - заключил Пертинакс.
- А может, из Ассасинов, - намекнул я.
- Нет, - покачал он головой, - у тебя глаза не ассасина.
- А какие у них глаза? - поинтересовался я.
- Такие как у наёмных убийц, как у ассасинов, - пожал плечами мой собеседник.
- Понятно, - усмехнулся я.
- Ты - тарнсмэн, не так ли? - уточнил Пертинакс.
- Я этого не утверждал, - заметил я.
- Но это так, я прав?
- Мне приходилось летать на тарнах, - опять уклонился я от прямого ответа.
- Те, кто познал тарна, не такие как остальные мужчины, - сказал он.
- Они такие же, как и все остальные, - пожал я плечами. - Просто, они научились управлять тарном.
- Тогда они всё же стали другими, - сказал Пертинакс.
- Возможно, - не стал спорить я.
- Те из них, кто выжил, - добавил он.
- Это точно, - не мог не согласиться я.
Многие погибли, пытаясь научиться управлять тарном. Тарн - птица опасная, агрессивная, хищная, часто непредсказуемая. Размах крыльев многих из них достигает сорока футов. Люди рядом с ними кажутся крохотными. Да и не так много среди людей тех, кто решается приближаться к ним. Тарн, как и многие дикие животные, может почувствовать страх, и это возбуждает его агрессию. В случае нападения тарна, человек мало что может противопоставить его клюву и когтями. Однако, есть много одомашненных тарнов, если можно так выразиться, чаще всего росших рядом с людьми с самого появления из яйца, привыкших получать пищу из рук человека, приученных к седлу с возраста птенца и так далее. В прошлом прирученных тарнов зачастую отпускали, чтобы те охотились, добывая себе пропитание самостоятельно, и позже возвращаясь на свои насесты, по трелям тарновых свистков. Теперь это делается редко. Голодный тарн, знаете ли, существо крайне опасное и тростник его приручения хрупок. Нет никакой гарантии, что его удар будет направлен на табука, дикого тарска или верра. К тому же, не редки случаи, когда такой тарн возвращался в дикое состояние. Я вообще считаю, что ни один тарн, каким бы прирученным он ни был, не ушёл далеко от дикости. В их крови, как говорят, кипит ветер и небо.