С другой стороны, вышеописанная проблема, в целом, является чем-то родственным дуэли, иногда даже с назначением времени и места поединка.
- Ты - лесничий? - уточнил я.
- Да, - кивнул мой собеседник и предупредил. - Ты находишься в окрестностях зоны экономических интересов Порт-Кара.
- Не знал, - развёл руками я.
В структуру Большого Арсенала Порт-Кара помимо самого арсенала входят свои верфи, склады и причалы. Чтобы гарантировать поставки ценной, подходящей древесины, например досок из туровых деревьев для обшивки, килей и палубы, брёвен хвойных деревьев для мачт и редкой жёлтой древесины темового дерева для вёсел, сотрудники арсенала выбирали и метили деревья в некоторых районах северных лесов. Отсюда шли поставки древесины в основном необработанной, а также и продукции более глубокой переработки, вроде смолы, дёгтя, скипидара и других товаров, необходимых, прежде всего, для военного судостроения. Все эти товары производятся и готовятся к отправке здесь, а затем переправляются по морю на юг в залив Тамбер. Ходят слухи, что иногда на подобные деляны Порт-Кара совершают набеги, или эксплуатируют, или ведут незаконный промысел военно-морские силы других держав, особенно Тироса и Коса. С другой стороны, я, откровенно говоря, сомневаюсь в правдивости такой информации. У обоих этих мощных морских убаратов имеются свои собственные запасы, причём значительно превышающие возможности Порт-Кара. Очевидно, подобные слухи ходят и о том, что Порт-Кар хищничает на территориях подконтрольных Тиросу и Косу, или других морских убаратов. Лично я считаю эти слухи такой же выдумкой, как и предыдущие. Война на суше, которую пришлось бы вести, прежде всего, руками наёмников, это последнее, что пришло бы в голову властям Порт-Кара, или в столицах других центров силы. Кос уже надрывается, развязав сухопутную компанию на юге, в Аре. Фактически, в данный момент среди этих игроков имеет место тенденция всячески избегать прямых столкновений, по крайней мере, на суше. Чего, однако, не скажешь о морском театре, где конкуренция за контроль над определенными маршрутами, особенно на юге, в направлении Табора и Асперича, и далее к Бази, Ананго и Шенди не прекращается ни на мгновение. Конечно, если бы лесные районы были не так изобильны, если бы это был недостаточный или истощающийся ресурс, то, можно не сомневаться, за него бы тоже велись ожесточённые войны. Однако огороженные или отмеченные деревья в различных делянах в целом остаются нетронутыми.
|
|
Впрочем, вскоре мне пришлось узнать, что эти мои предположения, хотя и вполне логичные, требовали определенных оговорок.
- Твой Домашний Камень, тот же что и у Порт-Кара? – уточнил я.
- Да, - ответил лесничий, - но я не видел его уже много лет.
- Ты родился не в лесах?
- Нет, - усмехнулся он. - В лесах слишком мало свободных женщин.
Рабынь обычно используются для работ и удовольствия. Их могут разводить, как домашний скот, если на то будет в желание рабовладельца. Местами даже есть фермы по разведения рабынь, но они достаточно редки и зачастую специализируются на экзотиках различных видов. Всё же растить и воспитывать рабынь с самого рождения – это процесс дорогой и трудоёмкий. Куда легче и дешевле переложить это на плечи других, если можно так выразиться, а затем, когда придёт время, уделить внимание к сбору урожая и надеванию ошейников. На Горе много рабынь, и, к раздражению розничных торговцев и к огорчению самих рабынь, это зачастую рынок, на котором правила диктуют покупатели. Почти все гореанские рабыни – результат захвата, то есть, бывшие свободные женщины. Потомственные, племенные рабыни – явление достаточно редкое, если, конечно, не в том смысле, что все женщины в чём-то по-своему потомственные рабыни.
|
|
Пожалуй, в этом месте можно было бы сказать несколько слов о сыворотках стабилизации, которые несколько столетий назад были разработаны зелёной кастой, то есть Врачами. С помощью этих сывороток определённая фаза возраста, скажем, когда женщина наиболее красива, а мужчина наиболее силён, может быть сохранена неопределенно долго. Каста Врачей, когда-то давно, начала рассматривать старение как болезнь, «болезнь увядания и высыхания», и не как неизбежность или несчастье, и рьяно взялась за работу, если можно так выразиться, по её излечению. Ученые Земли, насколько я это понимаю, только теперь начинают подступаться к границам этой проблемы. Но в перспективе, здесь, конечно, необходимо радикальное изменение в подходе. Однако такое переформатирование концепции, как известно, является трудным, редким и, как ни странно, зачастую не приветствуется. Часто главные истины, независимо от обилия доказательств, говорящих в их пользу, изначально отрицаются, затем высмеиваются, затем с ними борются, и лишь потом, если позволяет культурная ситуация, и не все еретики или сторонники новых концепций заключены в тюрьмы или казнены, начинают с неохотой принимать, чтобы позже провозгласить как очевидные. Причём самые непреклонные реакционеры, возможно, когда не останется мест в тюрьмах и закончатся дрова, начнут требовать кредитов на открытия, которым они так яростно противостояли и так неохотно уступили. Действительно, разве они не могут найти в своих текстах некие цитаты, намекающие на те самые тайны, или другие отрывки, которые ссылаются на них в ныне прозрачных метафорах?
|
|
Утверждение что старение является или, наоборот, не является болезнью, как минимум, когнитивно. Оно может быть как верным, так и неверным. Его следует отличать от утверждений, или кажущихся утверждений, которые некогнитивны, а именно, которые испытывают недостаток как в истинности, так и в ошибочности. Например, невозможно опровергнуть ерунду, потому что это не правда, и не ложь, и то сему не может быть показана ни тем, ни другим. Правда или ошибочность таких нюансов не скрыта. Её просто не существует. Однако в этих вопросах не стоит упускать виду тот факт, что ерунда часто хорошо вооружена. Рассмотрите, например, яд. Он тоже, не является ни правдой, ни ложью, но он опасен, и он может убить.
Пожалуйста, простите меня за это отступление от повествования.
Мне показалось, что это уместно в данном рассказе, в связи с упоминанием сывороток стабилизации, в контексте ссылки на редкость «племенных рабынь». Двумя характеристиками экономического состояния, как известно, являются дефицит ресурсов и обесценивание труда. Оба этих условия препятствуют разведению рабынь, за исключением особых случаев, таких как, экзотики, где редкость, как предполагается, оправдывает сопутствующие расходы. Это дорого и проблематично, растить рабыню с самого рождения за свой собственный счёт, и именно поэтому рабынь разводят достаточно редко, по крайней мере, не в широких масштабах. Намного удобнее и выгоднее приобрести их, когда они уже готовы, так сказать, к сбору урожая. Зачем растить виноград, когда его грозди уже висят вокруг, достаточно только выбрать самые спелые, самые понравившиеся и сорвать их? Безусловно, кое-где существуют фермы, занимающиеся разведением рабынь, после нескольких лет труда и вложений, производящие некий продукт, если можно так выразиться. Однако такие предприятия обычно требуют значительных начальных инвестиций, скажем, больших сооружений и сотен племенных рабынь и рабов, тщательно подобранных друг к другу, и обычно требуются годы до того момента, когда, так сказать, первый урожай будет готов для рынка. И, как уже было упомянуто, такие фермы обычно имеют дело с экзотиками. Наиболее распространёнными из экзотиков являются девственные рабыни, которых растили в невежестве относительно существования мужчин. Рабынь также могут разводить ради того или иного цвета кожи или волос, черт лица и так далее.
Существует, кстати, технология, основанная на видоизменённых сыворотках стабилизации, позволяющая ускорить физическое созревание, но она не нашла широкого применения, потому что в результате получается просто странный, выглядящий необычно взрослым, ребёнок. Может многое сделать с телом, но мало что с сознанием и умом, за исключением, возможно, технологий Царствующих Жрецов, живущих в пещерах Сардара. Гореанские мужчины не интересуются детьми, даже если у них тела вполне взрослых женщин. Они не находят их интересными, и вряд ли найдут, по крайней мере, пока не пройдёт несколько лет. Вот тогда они могут стать интересными, возможно, даже очень интересными. Человеческая природа, как мне кажется, выходит за рамки одной лишь физиологии. К несчастью, многие из таких детей будут страдать от стресса, поскольку, испытывают недостаток в эмоциональном созревании, они имеют потребности и требования их искусственно выращенных тел, потребности лежащие вне горизонтов понимания ребёнка. Соответственно, подобное применение сывороток стабилизации в гореанском обществе осуждается, и во многих городах признано противозаконным. Намного более полезное, или, по крайней мере, более приемлемое, применение дальнейшего развития сывороток стабилизации связанном с противоположным действием, с обратимостью всех физических процессов. В этом варианте, регуляторы сывороток в определенных рамках могут привести к восстановлению молодости. Обычное применение этой технологии, как и следует ожидать, состоит в том, чтобы вернуть женщин средних лет или даже пожилых, к годам их юности, здоровья, энергии и красоты. Насколько я понимаю, это обычно делается только с особо отборными женщинами, чья некогда блистательная красота давно осталась в прошлом, но была определена по старым рисункам, картинам и фотографиям. И не удивительно, что доставленные на Гор, возвращённые к их прежней молодости и красоте, они найдут себя в ошейнике и очень заинтересуют покупателей, выйдя на сцену торгов. Ведь красота не ограничена одним, особым поколением. Разве не было бы интересно увидеть на аукционе Таис, Фирну, Клеопатру и им подобных женщин?
Обычное дело, по крайней мере, в ситуациях связанных с девушками с Земли, поскольку любой свободный гореанин имеет доступ к этим сывороткам, состоит в том, чтобы выбрать молодой, превосходный рабский фрукт, а затем, доставив его в цепи Гора, уже здесь, в рабских загонах или где-то ещё, но в самые первые дни неволи, обработать сыворотками стабилизации, чтобы защитить от разрушительного воздействия возраста и связанных с этим изменений и ухудшений. Гореанские рабовладельцы, по понятным причинам, склонны одобрять молодых, соблазнительных рабынь. Работорговцы, бизнес которых в том и состоит, чтобы покупать и продавать рабынь, тоже хотят, чтобы их товар оставался таковым, поскольку это не даёт падать его цене, а во многих случаях и повышает её. Сесилия, которую мы встретили на предыдущих страницах, была обработана сывороткам не на Горе, а в Цилиндре Удовольствий, одном из спутников Стального Мира, которым в тот момент управлял Агамемнон, Одиннадцатый Лик Неназванного. Хотя она отнюдь не стала бессмертной, и никакие сыворотки не защитят её от скармливания слину, в случае фатальной ошибки, но свои юность и красоту она сохранит. Безусловно, она навсегда останется в ошейнике.
Несомненно, в данном случае имеет смысл оценить ценности. Представьте себе весы на одной чаше которых лежит, скажем свобода, страдание и смерть, а на другой неволя, счастье и жизнь.
Можно было бы рассмотреть две жизни. В одной, женщина, которая, при некоторой удаче, могла бы дожить, скажем, лет до восьмидесяти - девяноста, будет жить, наблюдая, как исчезает красота, как некогда прекрасное тело сдаётся медленным деградациям возраста, сохнет, увядает, страдает, распадается и слабеет, пока не впадёт в инфантильную беспомощность, с характерными для неё страданием и болью, а возможно и полукоматозным состоянием, в котором она прикованная к постели, напичканная лекарствами до безразличия, ждёт закономерного конца, который она больше даже не понимает. Очевидно это мог быть выбор данной женщины. Довольна ли она этим? Сделало ли её это счастливой? Была ли её жизнь хорошей? Будем надеяться на это. Но теперь давайте рассмотрим другую жизнь. Давайте предположим, что молодая женщина была похищена и доставлена на Гор, закономерно оказалась в ошейнике и была продана как мясо с прилавка. Ей предстоит узнать, что она - собственность и рабыня. Она окажется у ног мужчин, станет объектом наказания, цепей и плети. Она найдёт себя самой униженной и презираемой, и одновременно самой ценимой и желанной из женщин. От неё ожидается, что она будет вставать на колени и повиноваться. Она будет одета в откровенные наряды. Она научится работать. Она узнает, что значит быть связанной, закованной в цепи, посаженной тесную запертую клетку. Она изучит жизнь радикальной и глубокой сексуальности, в которой она, как ожидается, будет доставлять удовольствие рабовладельцам способами, которые, возможно, были вне её надежд, фантазий и кругозора, в бытность её простой женщиной Земли. Она, впервые в своей жизни узнает, каково это, вдыхать чистый незагрязненный воздух, смотреть в синее небо, видеть незамутнённый смогом закат или восход солнца, есть свежие и натуральные продукты, наслаждаться вкусом свежего хлеба, быть благодарной за кусочек мяса, взятый губами с руки хозяина, попробовать на вкус, если разрешат, вино о существовании которого она даже не подозревала. Цель её жизни будет состоять в том, чтобы ублажать господина. Она может влюбиться в него, но ей придётся опасаться того, что он заподозрит это, и разумеется, она не должна говорить об этом, если не хочет быть безжалостно проданной. И в таком унижении она может жить неопределённо долго. Она научится понимать мужчин и саму себя. Вероятно, в большинстве случаев, она будет восторженно удовлетворена и, скорее всего, будет жить в радости, однако при этом, в конечном итоге, она останется только рабыней. Она в ошейнике. Это даёт ей безопасность и значимость, счастье и идентичность. Возможно, это правильно для неё. Может ли такое быть? Неважно. Правильно ли это для неё или нет, она не может изменить этого. Она - рабыня.
- С чего это вдруг, лесничий, - поинтересовался я, - утверждает, что его Домашний Камень – Домашний Камень Порт-Кара?
- Когда-то я жил там, - пожал он плечами, - прежде чем вступить в касту. В те времена, в Порт-Каре было немного каст, если таковые вообще там имелись. У него тогда вообще не было никакого Домашнего Камня. Он был, как о нём говорилось, логовом воров и головорезов, зловонным лабиринтом каналов посреди болот, запущенных, грязных и загаженных.
- И без чести, - добавил я.
- Да, - согласился лесничий, - и без чести.
- Думаю, виной тому было отсутствие Домашнего Камня, - заметил я.
- Это верно, - признал незнакомец. - Ты можешь представить себе город, посёлок, деревню без Домашнего Камня?
- Вероятно, есть и такие места, - предположил я.
- А потом, - сказал он, - вдруг всё изменилось. В момент кризиса, во время бардака и паники, когда беззащитный Порт-Кар ждал нападения объединенных флотов Тироса и Коса, по городу пролетела весть, потрясающая таинственная весть, весть подобная вспышке молнии, весть, перечёркивающая тьму, весть, столь же могучая как одновременный рёв тысячи сигнальных горнов во время сражения, столь же быстрая как полет тарна, весть о том, что в Порт-Каре теперь есть Домашний Камень.
- Бриллиант Сияющей Тассы, - улыбнулся я.
- Убар морей, - добавил мой собеседник.
- Так значит, Ты выбрал касту лесничих и прибыл сюда, чтобы служить Домашнему Камню за сотни пасангов от него?
- Домашнему Камню Порт-Кара можно служить здесь, точно так же, как и в заливе, как в складах арсенала, на причалах, на палубах и скамьях его кораблей.
- Верно, - не мог не согласиться я.
- Я люблю лес, - признался он. - Большинство рождается, сразу имея касту. А я себе выбрал сам.
- Некоторые так делают, - кивнул я.
Разумеется, сменить касту нелегко, и делается это нечасто. В действительности, очень немногие хотели бы сделать это. Гореане склонны быть чрезвычайно преданными своим кастам. В некотором смысле, они принадлежат своей касте. Это - часть их самоидентичности, и не только в их собственных глазах, но также и в глазах других. И, кстати, найдётся не так много членов касты, которые не были бы убеждены, что их каста, так или иначе, особенно важна, и даже что она может быть, в некотором роде, самой важной или самой почтенной из всех. Конечно, считается, что Крестьяне самая низшая из всех каст, но даже у них есть своя точка зрения в этом вопросе. Они расценивают себя как «вола, который подпирает Домашний Камень», и, в некотором смысле, они могут быть правы. С другой стороны, где были бы все остальные касты, да и вся цивилизация в целом, если бы не моя каста, каста Воинов?
- Ну и как, Ты доволен этими лесами? – полюбопытствовал я.
- Само собой, - расплылся он в счастливой улыбке. - Когда Ты увидишь их, Ты меня поймёшь.
- Возможно, - сказал я.
Мне по-прежнему было неясно, почему Царствующие Жрецы устроили так, что я оказался в этом месте и в это время. Признаться, у меня были веские основания подозревать, что у них были на то свои причины. Немногое из того, что делалось в Сардаре, не было запланировано так, чтобы дело пришло к тому результату, который был им выгоден.
- А каков твой Домашний Камень? - осведомился лесничий.
- Уж точно не Коса или Тироса, - усмехнулся я.
- Это я уже понял, - кивнул он. – У тебя акцент другой.
Учитывая, что он был из Порт-Кара, или предположительно оттуда, для него не составило труда установить этот факт. Война между Порт-Каром и упомянутыми морскими убаратами не прекращалась никогда. Безусловно, порой враги встречаются достаточно приветливо.
- Когда-то, давным-давно, - ответил я, - я присягал на своём мече Домашнему Камню Ко-ро-ба.
- Давным-давно, - выжидающе посмотрел на меня он.
- Потом я служил Порт-Кару, - закончил я.
- Ты был там двадцать пятого Се-кара? - поинтересовался мужчина.
- Да, - кивнул я. – А Ты был?
- Был, - ответил он.
Двадцать пятого Се-Кара, в первом году Суверенитета Совета Капитанов, произошло великое морское сражение. В бой вступили эскадра Порт-Кара и объединённый флот Коса и Тироса. Порт-Кар в той битве одержал победу. По самой распространённой на Горе хронологии это было в 10 120 году от основания Ара. Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что кому-то действительно известно, когда был основан Ар.
- Значит мы, можно сказать, «братья по оружию», не так ли? - спросил он.
- Похоже на то, - кивнул я.
Конечно, узы братства навсегда объединили тех, кто вышел в море двадцать пятого Се-Кара на встречу Тиросу и Косу.
В тот день они стали другими. «Ты был там?» - мог бы спросить один моряк другого в таверне Порт-Кара, за партией каиссы или кубком паги, с выбранной девкой, лежащей связанной по рукам и ногам у его стола, ожидая, когда её забросят на плечо и понесут в альков, или везде, где, могли бы встретиться двое товарищей объединённых в это необычное братство. Такое могло бы произойти даже на далёком пляже, на границе леса, и не нужно было переспрашивать: - «Где?».
Однако он, задав свой вопрос, уточнил дату.
- Ты когда-нибудь видел Домашний Камень Порт-Кара? - поинтересовался незнакомец.
- Как мог бы я, не гражданин Порт-Кара, видеть его Домашний Камень? - спросил я. – А Ты сам-то его видел?
- Конечно, - заверил меня он.
- Я слышал, - сказал я, - что он большой, покрыт искусной резьбой и инкрустирован серебром.
- Вообще-то, золотом, - поправил меня он.
- Не удивлён, - усмехнулся я. – Говорят, в буфетах Порт-Кара, найти золото столь же вероятно, как хлеб.
Это была поговорка. Корсары Порт-Кара, рыскающие в море, разбойничающие на торговых путях, внезапно появляющиеся в прибрежных городах, часто возвращаются в порт, тяжелогружёные различными товарами, фруктами и зерном, оружием и инструментами, кожей и мехами, продуктами и винами, драгоценными металлами и камнями, украшениями, кремами, духами, шелками, женщинами и так далее. Эти женщины, учитывая их количество, зачастую идут на продажу оптом. Весьма часто их продают на юг, в Шенди, поскольку тамошние жители любят рабынь с белой кожей. Разумеется, работорговцы прибывают в Порт-Кар из разных городов, спеша предложить цену и закупить оптовые партии. Порт-Кар славится высоким качеством «свежего рабского мяса». С другой стороны многих из этих женщин, капитаны распределяют как подарки, или, более вероятно, продают в розницу на местном рынке, например, владельцам различных местных пага-таверн. Женщины обычно оказываются самого высокого качества, в противном случае, их бы просто не стали бы брать. Если их захватили на берегу, то перед погрузкой их раздевают, чтобы определить, являются ли они, как говорится, «рабски красивыми». Если они не таковы, их освобождают и прогоняют. Если же их всё же возьмут на борт, то приковывать цепями, иногда на палубе, иногда в трюме. В море тех, кого сочли менее чем «рабски красивыми», держат отдельно от других, словно они могли бы испачкать их, и сохраняют, чтобы сделать из них кувшинных девок, прачек, девок чайника-и-циновки и тому подобных невольниц. Интересно, что даже девка чайника-и-циновки, в ошейнике, зачастую становится красивой. По моему мнению, этот вопрос выходит далеко за рамки простой диеты и упражнений. В неволе женщина, даже та, которая была красавицей изначально, становится ещё красивее. Похоже, ошейник замечательно и прекрасно влияет на женщину. Он смягчает её, в нём она, оказавшись на своём месте, предначертанном ей природой, несомненно впервые в своей жизни, становится той, кем она должна быть, полностью женщиной. У ног мужчины, в его власти, она находит удовольствие, которое было вне её кругозора в бытность свободной женщиной. Она находит внутреннее значение и счастье, и это неизбежно отражается в чертах её лица, в языке тела и поведении.
Свободную женщину в ней следует разыскать и добить. Рабыня должна быть найдена, вызвана и проинструктирована.
- Странно, что я повстречал тебя здесь, - заметил я. – Берег казался мне пустынным.
- Я проходил мимо, - пожал плечами мой собеседник, - и заметил вас.
- К тому же гражданина Порт-Кара, - добавил я.
- В этом как раз нет ничего удивительного, - сказал он. – Здесь поблизости находится одна из главных делян Порт-Кара, один из его главных запасов древесины.
- Тогда, конечно, - кивнул я.
Я был уверен, что Пейсистрат высадил нас на этом берегу не наугад. Координаты, насколько мне было известно, ему были предоставлены, ещё в Стальном Мире.
- Как тебя зовут? - спросил мужчина.
- Тэрл, - представился я.
- Торвальдслэндское имя, - определил он.
- Скорее, распространённое в Торвальдслэнде, - поправил его я.
- Ну а меня зовут Пертинаксом, - сообщил мой собеседник.
- Алар? - уточнил я.
- Возможно, кто-то из предков был из них, - пожал он плечами. - Я не знаю.
- У вас здесь поблизости деревня? - поинтересовался я.
- Несколько хижин, - ответил он, - там только лесники и охранники.
- А почему Ты не вооружён? - спросил я.
- Так ведь до посёлка рукой подать, - объяснил Пертинакс.
Учитывая, что на Горе хватает разбойников и убийц, которые не постесняются напасть на невооруженного человека, сомнительно, чтобы среднестатистический гореанин поступил так опрометчиво. Мне казалось очевидным, что появление здесь без оружия было не более чем демонстрацией, должной заверить меня в том, что вероятность нападения с его стороны минимальна, а то и вовсе отсутствует. В гореанском языке «незнакомец» и «враг» обозначаются одним словом. Кроме того, в кодексах сказано, что тот, кто бьёт первым обычно живёт дольше того, кто бьёт вторым.
- А вот интересно, что Ты здесь делаешь? - осведомился мужчина.
- Понятия не имею, - честно ответил я.
- Тебя что, высадили на берег, бросили? - уточнил он.
- Возможно, меня должны были встретить, - предположил я.
- Здесь? – удивился Пертинакс.
- Да, - кивнул я.
Мужчина настороженно осмотрелся.
- Ранее Ты спросил, не был ли я «одним из них», - припомнил я. – Из кого «из них»?
- Бандиты, убийцы, наёмники, - перечислил он. - Думаю, что они прибыли с юга, возможно, даже из Ара. Их сотни на многих судах.
- В такие отдалённые места? - удивился я.
- Да, - кивнул Пертинакс.
- Вряд ли они могут быть из Ара, - отмахнулся я. - Ар пал и лежит под пятой Ченбара с Тироса и Луриуса из Джада. Там теперь размещены войска Коса и Тироса. Ар разграблен, обескровлен и закован в цепи. Ар разгромлен, подчинён и беспомощен. Его богатства вывезены. Многих из его женщин ведут голыми в караванах к Брундизиуму, чтобы погрузить в трюмы невольничьих судов, направляющихся на Тирос, Кос и другие острова. Мирон из Темоса, теперь Полемаркос в Аре. На троне Ара сидит высокомерная Убара-марионетка, предательница своего Домашнего Камня, женщина по имени Талена, лицемерная преступница, прежде бывшая дочерью великого Марленуса из Ара, пока тот от неё не отрёкся.
- Возможно, в Аре что-то изменилось, - предположил мой собеседник.
- Это невозможно, - покачал я головой.
Мне приходилось бывать в Аре. Я видел его беспомощность и деградацию, о многом говорил хотя бы тот факт, что его жителей приучили славить своих завоевателей, винить себя в ошибках других, просить прощения за преступления, жертвами которых были они сами. Войны можно вести разным оружием, и, пожалуй, самым эффективным стало то, которое способно побудить противника побеждать самого себя. И таким образом, люди, побеждённые и разоруженные, должны научиться радоваться своей слабости, объявляя её достоинством. В каждом обществе найдутся свои слабаки и трусы. Но не каждое общество требует чествовать их как своих самых мудрых, самых благородных, самых смелых и самых отважных членов.
- Сотни незнакомцев высаживались с одного корабля за другим, строились в длинные колонны и направлялись в лес, - сообщил он. - Они - подонки и проходимцы Гора. Понятия не имею, что им здесь понадобилось.
- То есть, Ты пришёл сюда не для того, чтобы встретить нас? – уточнил я.
- Конечно, нет, - заверил меня мужчина. - И тот факт, что здесь могут быть другие, кто должен был встретить тебя, меня настораживает.
- Ты боишься?
- Да, - не стал отрицать Пертинакс.
- Но меня же Ты не боишься?
- Нет, - ответил он. – Разве мы с тобой не были вместе двадцать пятого Се-Кара?
- Тогда давай пожмём руки в честь этого, - предложил я.
- Нет, - отказался Пертинакс. - Боюсь, моя рука огрубела от топора.
- Прости, - сказал я.
- Но может Ты, в память о двадцать пятом Се-Кара разделишь моё гостеприимство? - предложил он.
- С удовольствием, - согласился я.
Затем мужчина, обозначивший себя как лесничий по имени Пертинакс, улыбнулся и перевёл взгляд на стоявшую на коленях рабыню, которая, как это и было подходяще для неё в присутствии свободных людей, и поскольку к ней не обращались, соблюдала молчание.
- Она может говорить? - полюбопытствовал он.
- У неё есть общее разрешение говорить, - сообщил я.
Разумеется, такое разрешение может быть отменено мгновенно, словом или жестом.
- Ты великодушен к рабыне, - заметил Пертинакс.
- Такую свободу позволяют своим девкам многие, - пожал я плечами.
Безусловно, при этом девушка должна говорить как рабыня, и действовать как рабыня, с подходящим уважением в словах, в тоне голоса, в поведении и прочих нюансах. Она, в конце концов, не свободная женщина. Иногда новообращённая рабыня полагает, что может намекнуть на дерзость, или даже проявить открытое неуважение, или подумать о неповиновении, скажем, тоном, голосом, жестом или выражением лица, но ей редко придёт в голову повторить подобное нарушение, даже в самой мимолетной и неприметной манере. Вероятно, она уже будет знать, что может немедленно оказаться под стрекалом или плетью, с кляпом во рту или просто с запретом на человеческую речь, под наказанием «четвероногое животное», или что-нибудь похуже.
- Девка, - окликнул Пертинакс рабыню.
- Да, Господин, - отозвалась та.
- Я так понимаю, что тебя назвали - Сесилией, - сказал он.
- Да, Господин, - ответила рабыня, - если это нравится господину.
- Если это нравится твоему господину, - усмехнулся Пертинакс.
- Да, Господин, - согласилась она, опуская голову.
- Ты - очень привлекательная, Сесилия, - похвалил мужчина.
- Спасибо, Господин, - сказала девушка.
- Сесилия, - позвал я.
- Да, Господин, - подняла она голову.
- Ты в присутствии свободного мужчины, - напомнил я. - Окажи ему уважение. Подойди к нему, склони голову, поцелуй его ноги, затем снова встань на колени перед ним, возьми его руки и поцелуй его ладони, мягко, нежно, влажно, с любовью.
- Да, Господин, - вздохнула брюнетка.
- Да, - кивнул Пертинакс, через некоторое время. - Она - превосходная рабыня.
Встать на колени, поцеловать и облизать ноги мужчины - это обычный акт уважения, ожидаемый от рабыни. Точно так же, можно взять его руки и прижаться губами и языком к ладоням, кротко и с благодарностью. Это тоже красивый жест, который, кстати, может разжечь мужское желание. Рабыня ласкает те самые руки, которые, если ею будут недовольны, могут ударить её. Интересно, что этот же самый акт вполне может оказаться возбуждающим и для самой рабыни. Впрочем, порой ей для этого достаточно просто встать на колени перед мужчиной.
- Назад, девка, - скомандовал я. - Позиция.
Я не думал, что было бы мудро позволять ей слишком долго оказывать такой уход гореанскому мужчине.
Сесилия отступила и встала на колени около меня по левую руку.
- Рабыня Удовольствия, - одобрительно сказал Пертинакс.
- Да, - подтвердил я. - Она с Земли, как я уже говорил. Из того места, которое там называется Англия.