И этот случай «улучшения» оригинала доказывает, что при изготовлении любой копии (как говорит и мой брат в своем «романе»), мы все больше отдаляемся от оригинала, а тем самым и от Бога. Другими словами, от каждого оригинала мы берем только то, что соответствует нашим критериям!
Но, к сожалению, даже эта версия оригинала не дает нам ответа на все вопросы по поводу ее оригинальности, то есть подлинности. Я говорю, следовательно, о подлинности копии, а не о подлинности оригинала! Во‑первых, рукопись, лежащая перед нами, содержит только девять стихотворений, а в оригинале, в соответствии с дневниковой надписью моего брата, их было пятнадцать. Вот что он пишет: «…я написал для Люции пятнадцать стихотворений. Отпечатал их на старой машинке в школе, переплел их в картонную папку, озаглавил «Загадка», написал посвящение: «Девушке с раскосыми глазами» (на копии, между прочим, стоит посвящение «Девушке с раскосыми очами»), а на первой странице написал свой номер телефона (которого здесь нет! – м. з.[1]) и послал Люции с одной ее подружкой».
Очевидно, что многое не совпадает. Или Ян плохо помнил, сколько стихотворений он написал Люции, или по ошибке думал, что написал свой номер телефона на первой странице, или кто‑то подменил первую страницу рукописи. Но зачем кому‑либо это делать? И где найти точно такую же пишущую машинку, у которой к тому же нестандартный шрифт?
Мои сомнения по поводу подлинности (фото)копии разделяет не только Люция Земанек, но и доцент литературы, уважаемый д‑р Венко Андоновский. А именно: в одном разговоре на совсем другую тему Люция Земанек сообщила мне, что ее мать в молодости писала стихи и не скрывала своих литературных устремлений. Я попросил Люцию показать мне некоторые из этих стихотворений. Я был в настоящем шоке: стихи были отпечатаны на машинке с таким же точно шрифтом, как и стихи Яна! Тогда я подумал: может ли быть такое, что в рукопись попали стихотворения матери Люции, которая, воспользовавшись тем, что единственный экземпляр «Загадки» навсегда утерян, просто напечатала новый титульный лист «Загадки» (при этом она исправила посвящение и не написала номер телефона, потому что не знала, что он должен был там быть), а потом предоставила свои произведения для второго издания, чтобы они вышли под именем моего брата, который посмертно получил немалое литературное признание?! Таким образом она могла бы символически, пусть и под чужим именем, удовлетворить свои нереализованные литературные амбиции! Ни на минуту не хочу думать, что это так и было. Госпожа Люция Земанек, ее дочь, со своей стороны, когда я спросил, принадлежат ли эти стихи перу Яна Людвика и узнает ли она их, ответила: «Думаю, что да». Но потом она сказала: ей кажется, последнее стихотворение ей совершенно незнакомо и она почти уверена, что раньше его не видела. Она также заявила, что ей кажется, отдельные стихотворения изменены – в том смысле, что вставлены некоторые слова. Например, она утверждает, что в стихотворении «Раскосые глаза» в восьмой строчке, которая теперь звучит: «заливы, пересохшие уж было, и седименты», слов «и седименты» не было в единственной и оригинальной версии и что это очевидная вставка. Но нет ответа на вопрос: как возможно дополнить стихотворение на фотокопировальной машине?
Вторую причину для сомнений озвучил г‑н Венко Андоновский, имевший возможность ознакомиться со стихотворениями. Он в первую очередь сообщил мне, что некоторые из девяти стихотворений, в соответствии с результатами его профессиональной психолингвистической и психориторической экспертизы, не соответствуют семнадцатилетнему возрасту. У меня волосы встали дыбом на голове, когда он, независимо от Люции, сделал вывод, что последнее, девятое стихотворение отличается от других своей зрелостью и, скорее всего, было вставлено позднее! Но опять‑таки нет ответа на вопрос, кто, и когда, и с помощью какой пишущей машинки, и, главное, как сумел вставить его в оригинал?! И кто, в конце концов, автор этого стихотворения? Г‑н Андоновский утверждает, что оно и стилистически достаточно сильно отличается от остальных восьми. При этом он намекнул, что для детальной экспертизы сейчас нет времени и что, вероятно, в случае ее проведения он потребовал бы выплаты некоторого авторского возмещения, поскольку доцентам литературы (как известно) платят не особенно хорошо.
Как бы то ни было, все страшно усложнилось, когда г‑н доцент сообщил мне, что более детальная стилистическая экспертиза, скорее всего, показала бы, что некоторые стихотворения представляют собой всего лишь свободный поэтический парафраз известных стихотворений популярных поэтов Анте Поповского, Петре М. Андреевского и Радована Павловского! Тем самым получил бы свое подтверждение тезис о том, что все написанное моим братом уже существовало ранее и, может быть, было лучше того, что написал он.
И наконец: я больше не могу со всем этим справиться. Все это зашло уже слишком далеко, даже и для бухгалтера, который держит все под контролем! А когда несколько дней назад совершенно случайно в кармане старого пиджака моего брата я нашел письмо, которое написал ему наш известный писатель Бранко Варошлия, – очевидно, в ответ на письмо, в котором мой брат спрашивал его мнения по поводу своих стихов (а это означает, что Варошлия держал в руках стихотворения Яна к Люции!), – и когда я увидел там некоторые замечания, относящиеся к стихотворениям, которых у нас попросту нет, я решил опубликовать все, включая и это письмо!
Судите сами, что есть что и что здесь подлинное, а что нет. И конечно, насколько это все ценно. Потому что, понятно, подлинность есть то же самое, что и ценность.
Издатель
Ян Людвик
ЗАГАДКА
Девушке с раскосыми глазами
НЕДОСТИЖИМАЯ
Мраморностью своего мощенья
Меряет поле бескрайность столетий,
А за рядами деревьев
Ветры крест‑накрест выплясывают
Пространства четвертое измеренье.
Я унес тебя на руках
Туда, где рождается день,
И вот оставляю одну,
А потом ухожу, не оборачиваясь,
И я знаю, что сам себе лгу,
Притворяясь, что забыл о твоем
существовании.
Я пройду от начала времен,
От Адама и Евы,
Через свет далеких веков
И шепот морей пересохших,
Чтобы, дойдя, повернуться на восток
И опять тебя увидеть – Недостижимую.
ДЛИННОВОЛОСАЯ СКИТАЛИЦА
Ты не поешь, как алконост,
И не тебе секрет открылся,
Как радуги построить мост,
Но все же я в тебя влюбился.
Зато в тебе немало эманаций,
Неведомых химическим таблицам.
Я пью их в череде реинкарнаций,
Но вдоволь не могу напиться.
Длинноволосая скиталица,
Спеши, ведь жизни завершенье
Грядет, и души переселятся
Туда, где были до рожденья.
И все – святой и вертопрах –
В могильный обратятся прах.
Все, но не ты!
Пусть даже пеплом станет тело,
Притворной будет твоя смерть.
За нею – дальние пределы,
И книги судеб новые листы,
И жизни круговерть.
МАЙ БЕЗ ТЕБЯ
Когда мы повстречались в школе,
Расцветала акаций аллея,
И заждались нас маки на поле,
Лепестками бесстыдно алея.
Как из древнего палимпсеста,
От тебя я узнал, что Всевышний
Из дрянного слепил нас теста –
Нам любовь даже стала лишней.
Мы живем, чтоб свой путь пройти
До последнего хрипа и вздоха.
Но и смерть, как там ни крути,
Жизни факт подтверждает плохо.
И опять здесь весны толчея,
И опять в поле маков тыщи.
Пусть мы призраки, ты и я,
Но вернись, о любовь моя!
Мы в акациях май отыщем.
ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ
Школьная сказка
Следы нашего расставания
На дорожке, где мы ходили,
Уже новым асфальтом залили.
Лишь остались на задней парте
Знаки, будто мы расстояния
Отмеряли на старой карте.
Икс и игрек, минус и плюс,
А под ними, где профиль твой,
Нацарапанное «Я люблю…»,
Зацарапанное – кого.
Здесь нас нет с тобою давно,
Только парты как монументы.
Плюс и минус слились в одно,
Так близки, но не эквивалентны.
Мы идем по дорогам разным,
Я отправился вверх, ты – вниз.
Над вопросом я бьюсь не праздным,
Где же ты, помоги, отзовись.
Одному мне никак не справиться:
В чем, скажи, между ними разница
И что лучше – горы крутизна
Или пропасти бездна без дна?
Если глянуть со стороны,
Они эквивалентны, равны.
И сдается, нашел я ответ:
Пусть нас в разные стороны вынесло,
Но без низа ведь верха нет,
И одно без другого немыслимо.
Реверс с аверсом у монеты:
Смотрят врозь, но эквивалентны.
РАСКОСЫЕ ГЛАЗА
Послушай сказ о неземной красе.
Он сохранился в колокольном звоне
Церквушки, поглощенной морем. В нем
Луна, бледнея, выплывает, чтобы
Утес увидеть, где ты одиноко
Сидишь с времен неведомых. В твоих
Глазах омыло море влагой новой
Заливы, пересохшие уж было, и седименты,
И сень прельщает странников усталых,
Манит в ее глубины. Ты потом
По мраморным ступенькам сходишь в море
И тонешь тихо в серебристой зыби
Ночных фосфоресцирующих волн.
И в этот миг все сущее в восторге
Бессильно замирает пред тобой,
О красота.