— Виновен!
Слова канцлера упали в толпу, и с ними упало моё сердце. Землю выдернули из-под ног, горло сдавило. Этого не могло случиться. Только не с нами.
— По обвинению в шпионаже в пользу кочевых племён Великой пустыни — виновен! По обвинению в краже и подлоге государственных бумаг — виновен! По обвинению в заговоре против его светлости — виновен!
С балкона, где я стояла, вцепившись побелевшими руками в перила, была хорошо видна площадь. Большой круг — зеваки. Круг поменьше — помост. Белое пятно — плаха. Будто её нарочно подновили к этому дню.
Райнард стоял перед плахой на коленях, в его смуглые руки врезалась железная цепь. Смоляные волосы, спутанные, слипшиеся от крови, упали на рассеченный лоб. Когда-то кипенно-белая рубашка висела грязными лохмотьями. Сквозь прорехи были видны рубцы от плети, рассекшие гладкую кожу.
— Волей ладенского суда подсудимый приговаривается…
Глядя на эти рубцы, я впервые осознала — Гилберт ошибся. Суд был настоящим. И приговор тоже будет настоящим.
—...к смертной казни через отсечение головы!
Как в тумане, я следила, как под грохот барабанов к трону несли два платка — белый и алый. Последний шанс на помилование — пока приговор не утверждён князем, палач не осмелится потянуться к топору.
Но я больше не верила в княжеское милосердие.
— Вы лгали! — процедила я сквозь зубы.
Княгиня стояла за моей спиной; я ощущала на себе её цепкий взгляд.
— Я предупреждала тебя, Исабель. Будет разумно, если ты отречёшься от позорного родства.
Я повернулась к ней и проговорила медленно, глядя в глаза:
— Вы, верно, держите меня за дуру, ваша светлость. Я слепа, но не глупа. Я действительно была в архиве с Раем и видела семейное древо ван Дейлей. Вы просите отречься от родства, которое было гнусной выдумкой с самого начала?
— Дайте Исабель воды, ей дурно, — небрежно бросила княгиня. И добавила шёпотом: — Придержи свой змеиный язык! Я не позволю позорить моего сына при людях.
Барабаны смолкли, и я обернулась к площади, позабыв о княгине. Будто в кошмарном сне я наблюдала, как мелькнул алый платок. Палач отошёл от столба, к которому прислонялся, и неспешно, поигрывая могучими плечами, потянулся за топором. Райнард так же медленно — или время для меня растянулось? — повернул голову и встретился со мной взглядом.
Вот и всё.
Впрочем, у меня оставался призрачный шанс спасти Рая. Привилегия, которую князь сам дал мне — очевидно, не рассчитывая, что я ею воспользуюсь.
Я перегнулась через перила и закричала так, как не кричала ни разу в жизни:
— Я, Исабель ван Дейль, требую оставить Райнарду жизнь! Это моя просьба на жизнь! Вы обещали исполнить её!
Внизу всё смешалось — палач убрал руку от топора, канцлер наклонился к князю… Дальше я не видела. Резко повернулась, оттолкнула кого-то, кто пытался удержать, и помчалась по узким лестницам вниз.
Не помня себя, я вылетела на эшафот. Кинулась к Раю, обняла, попыталась снять цепи.
— Уберите девчонку, — бросил канцлер.
Сзади меня схватили. Каким-то чудом я вывернулась из крепких мужских рук. Хватка ослабла, сзади послышались вскрики. Я охнула — запястье под браслетом снова жгло.
Сердце бешено колотилось. Вокруг всё мелькало. Взгляды толпы, сочувствующие, изумлённые, возмущённые. Искаженные гневом лица канцлера и князя. Стражники, растерянно потирающие бока и локти и снова бросившиеся на меня. И Рай, мой Рай — он поднялся с колен и пытался ударить скованными за спиной руками. Даже на пороге гибели он защищал меня.
Вдруг позади лязгнул выхваченный из ножен меч, рявкнул голос. Мы с Раем жались к плахе, а между нами и стражей стоял Гилберт с обнажённым клинком и грозил смертью любому, кто посмеет приблизиться.
— От тебя мы не ждали предательства! — Я не заметила, как княгиня спустилась, но сейчас она стояла перед Гилбертом, и её серые глаза метали молнии.
— Вы наняли меня защищать госпожу Исабель, пусть даже ценой своей жизни, — спокойно ответил старый воин. — Я выполняю приказ, ваша светлость.
Воспользовавшись затишьем, я перевела дух, поднялась и повернулась к князю:
— Я, Исабель ван Дейль, обращаюсь к его светлости князю Ладенскому с просьбой на жизнь — помиловать моего брата, Райнарда ван Дейля. Заявляю, что он невиновен в заговоре и краже бумаг кроме тех, что принадлежали ему по праву!
Толпа внизу ревела, требуя то крови, то милосердия. Князь замешкался, слушая советы канцлера, и за него ответила княгиня:
— О каком праве ты говоришь, Исабель? Не ты ли только что отказалась от имени ван Дейлей и с тем от наследных земель? Много чести для безродных бродяг пачкать своей грязной кровью ладенскую землю. Повесить их обоих!
Вокруг нас снова сжималось кольцо стражников. Гилберт, побелевший, сжавший губы в тонкую полосу, стоял, не опуская клинка.
— А ну разойдитесь! — Трэвис вышел из-за спины матери, на его лице были написаны досада и тщательно спрятанная растерянность. — Гил, брось меч! Ис, иди ко мне. Не бойся. Мы всё обсудим.
Я не сдержала нервного смешка:
— Что здесь обсуждать, Трис? Я никуда не уйду без Райнарда. Либо нас отпустят с миром, либо казнят вместе.
Между мной и Трисом будто пролегла пропасть. Мне действительно было всё равно, уйду я с эшафота или останусь висеть вместе с Раем — лишь бы вместе.
— Ты моя невеста, — твердил Трэвис. — Исабель, иди же ко мне!
— Прекратите балаган! — голос князя перекрыл наши голоса и гул толпы. — Изменника — казнить! Девку увести, телохранитель взять живым.
— Ис, уходи, — прошептал Райнард. — Они твоя семья.
— Ты моя семья, и другой мне не надо, — повторила я слова, которые Рай говорил мне давным-давно.
Стражники приближались, и я закусила губу до солоноватого привкуса. Убьют Рая — я тоже не буду жить. Перережу горло писчим ножом, выпью отраву, брошусь под ноги горячим коням…
— Дракон! — рявкнули внезапно с городских башен.
— Драко-о-н! — дружно ахнули в толпе.
Площадь накрыла огромная крылатая тень. Голова взорвалась болью, глаза застило алым.
Они напали внезапно. Пронзительно-синее небо над городом в мгновение ока почернело от крыльев.
— Драконы!
— Копья к бою!
Я стою меж двух колонн и, как завороженная, смотрю, как могучие лапы вырывают камни из стен, удары хвостов рушат саманные дома. А потом город вспыхивает, как пучок соломы.
Огонь охватывает сторожевую башню. Полыхают дома, сады и поля за городской стеной. Надо бежать, но я не могу сдвинуться с места. Огонь пожирает крыши, охватывает дворцовый сад, поглощает цветник под стеной, на которой я стою…
— Иса!
Кто-то дёргает меня за руку. Конечно, Рай. Мы бежим между двух рядов колонн. Отсчитываем пятую плиту после чёрной колонны и прыгаем на неё всем своим детским весом.
Вовремя — над нами ревет пламя.
Выдох. Мы спасены.
Рано! Тьму прорезает луч света — в потолке дыра, хищные лапы царапают камни, пытаясь увеличить проём. В отверстие врывается огненная плеть. Пахнет дымом. Под руками — каменный пол и обломки. Я зову Рая, пытаюсь подняться, но захлёбываюсь дымом и жаром...
— Драко-о-он! — в последний раз хлестнуло по ушам.
Я ошалело огляделась, вынырнув из видения Морок — или воспоминание? — накрыл внезапно, но, кажется ненадолго. Дракон возвращался к горам, величественно расправив крылья. Мы с Райнардом по-прежнему жались к плахе. Спиной к нам стоял Гилберт, даже перед драконом не опустивший меча.
На площади выдохнули — вместе, как один человек. Стражники опускали копья и луки.
— Небо послало знак! — заволновалась толпа. — Держи слово, князь! Помилуй парня! Исполни просьбу на жизнь!
С лица князя медленно уходила мертвенная бледность. Он махнул рукой, приказывая толпе замолчать, и высоко поднял белый платок. Знак помилования.
Последнее, что я помнила — как Рая уводили с эшафота. Стражники подгоняли его пиками, он шатался, но успел послать мне полный благодарности взгляд. Затем обмяк на руках стражников, и свет в моих глазах тоже померк.
***
— Я вообще не собирался жениться! Это ты твердила, что невесты лучше Ис не найти! А теперь хочешь всё отменить из-за какой-то истерики?
— Истерики? Где были твои глаза, когда она раскидала стражников? Это не истерика, Трис. Это проклятая кровь!
— Они просто боялись причинить ей боль!
Голоса Трэвиса и княгини вползали в пробуждающийся рассудок. Я лежала на чём-то мягком. Пахло благовониями и травами.
— Погляди, что мы нашли в его вещах! — не унималась княгиня. — Стала бы она плести оберег из своих волос тому, с кем не путалась за твоей спиной!
Я никогда не слышала, чтобы она говорила так: торопливо, злобно. Куда делся мягкий, журчащий, ласковый голос?
— Вот оно что… — протянул Трис. — А мне она подарила простой оберег, из шнура…
— Видишь! Она никогда тебя не полюбит.
— Полюбит! Казните ублюдка, кто против! Но Ис — моя.
— Даже не думай! Скверна поразит и тебя, как этого дурака Гила…
Я поперхнулась воздухом и больше не могла притворяться, что не пришла в себя. Открыла глаза — я лежала на узкой лежанке в покоях княгини. Встретилась с ней глазами и мигом вспомнила всё, что было — казнь, лживый суд и ужасное обвинение.
— Исабель, — Трис поднёс к моим губам кубок. Я дёрнулась, и холодное питьё полилось мне на грудь. — Слава богам, ты пришла в себя. Сейчас придёт лекарь, а потом я увезу тебя в горы, на горячие источники. Там ты забудешь всё, там…
Я отвела его руку и села. Из-под браслета по руке расползалась нездоровая краснота, голова ужасно болела, но перед глазами больше не плыл алый туман.
— Где Рай? — хрипло спросила я.
Трэвис нахмурился, но попытался улыбнуться.
— Ты забудешь о нём. Сейчас тебе больно. Но это пройдёт.
Вместо ответа я поднялась, опираясь на низкий столик. Медленно выпрямилась и сделала неуверенный шаг назад.
— Нет, Трис. Ничего не пройдёт. Никогда.
Трэвис поднял руку с блеснувшим на солнце перстнем. Убрал волосы с моего лба и уставился куда-то в область моего виска.
— Проклятая кровь, — прошипела княгиня. — Глупо было надеяться, что змеиная девка станет твоей женой.
— Не смей так говорить! — огрызнулся Трэвис. — Она моя, слышишь, моя!
Я отступила от него ещё на шаг, потом ещё. Упёрлась спиной в стол, на котором лежало шитьё и уставилась на него, будто видела впервые. Моё свадебное покрывало было длиной в семь локтей. Тонкий шёлк и мелкий жемчуг нежно переливались в лучах утреннего солнца. Сколько серебряных игл я сломала за кропотливой работой, сколько извела дорогих нитей… Я схватила покрывало и с треском рванула.
— Сумасшедшая! — ахнула княгиня.
Вдвоём с Агатой — появившейся невесть откуда, как подобает вышколенной служанке, — они оттащили меня от стола и вытолкали в коридор, в руки стражников. Я успела заметить, как княгиня в отчаянии рассматривает изорванное покрывало, а Агата утешает Трэвиса, поглаживая по плечам.
Едва оказавшись за дверью, я гордо выпрямилась и вскинула голову. Не позволю больше волочить себя по коридорам, как котенка. Стражники были незнакомые, но приняли правила игры: чуть посторонились, указывая мне путь. Впрочем, сияющие пики в их руках показывали, что почтительности хватит ровно до первого неповиновения.
Меня привели в тронный зал, куда чуть позже втолкнули Райнарда.
— Исабель ван Дейль, — князь говорил сурово, но я слышала дрожь в его голосе, — ты потратила просьбу на жизнь, чтобы спасти изменника и предателя. Слушайте оба моё решение! Райнард ван Дейль! В наказание за преступления я лишаю тебя имени и изгоняю. Тебя отвезут в пустыню и оставят там на волю богов. Если твои помыслы и вправду были чисты, и ты невиновен — выживешь. Если нет — пеняй на себя.
Он высоко поднял раскрытые ладони.
— Мои руки не запятнаны кровью. Я исполнил клятву. Всякий, кто осмелится оспорить приговор, разделит участь осуждённого.
Райнард усмехнулся и чуть склонил голову, принимая волю князя. Я медленно выдохнула, не давая ярости снова затопить меня.
— Исабель, — продолжал князь, — благодари Трэвиса, что заступился за тебя. Ты останешься при дворе и станешь его женой согласно уговору, но за свою дерзость проведёшь две недели в темнице под восточной башней. Уведите их!
— Сколько раз вы отправляли Рая в пустыню, надеясь, что он не вернётся? — громко спросила я, не обращая внимания на то, что стражники схватили меня за плечи. — Почему отплатили за верную службу несправедливостью? Я предпочту последовать за Райнардом, чем остаться здесь хоть на миг!
Меня охватил шальной азарт, как в бешеной скачке, когда берёшь барьеры, на которые никогда не решился бы раньше. Я вскинула голову и встала с Райнардом плечу к плечу.
— Быть по сему! — кивнул князь, и его лицо осветило облегчение. — Разбить браслеты и отвезти обоих в пески!
Нас с Райнардом бросили перед троном на колени. Как в тумане, я видела клещи, которыми расклёпывали наши браслеты — последнюю память… о ком?
Стражники грубо вздёрнули нас на ноги, выволокли из дворца, взвалили на лошадей. А потом перед глазами всё заполнила безразличная желтизна пустыни с редкими проблесками пронзительно-голубого неба.
Южный ветер подхватил горсть песка и швырнул мне в лицо. Ладена осталась позади.
Навсегда.
Часть II. Кочевница
Глава 1. У оазиса
— Дорогу Исабель! Дорогу Новой надежде!
Сверху толпа на улицах выглядит совсем не страшно. Паланкин чуть качается, хотя лошади идут шагом. Я смеюсь, глядя на протянутые ко мне руки.
— Дорогу Новой надежде!
— Какие глаза! Будто родниковая вода!
— А волосы-то! Чистое золото!
Выбившаяся прядь падает на лицо, и заботливая рука немедленно возвращает её на место.
— Не мотай головой, Исабель, — шепчет ласковый, но твёрдый голос. — Мы же не хотим, чтобы город запомнил тебя растрёпанной?
— А Раю можно! — капризно тяну я и указываю на копну тёмных кудрей, свесившуюся с другого края паланкина.
— Райнард, немедленно сядь прямо. Иначе упадёшь и драконы унесут тебя в горы.
Рай вскидывается — совсем малыш, на смуглом носу рассыпались веснушки — но страх быстро сменяется любопытством.
— А я бы полетал, — говорит он, забавно спотыкаясь на звуке «л». — Высоко!
— Обязательно полетаешь, — в заботливом голосе слышится улыбка. Рука с зелёным перстнем приглаживает смоляные вихры. — Когда подрастёшь. А теперь сядьте оба, как положено! Пусть город увидит Новую надежду, а не двух маленьких хулиганов!
Сны наяву — так я называла короткие помрачения, что преследовали меня последние полгода. Всё началось с головокружений и кратких провалов. Лекарь сказал, что такое случается с молодыми девушками, прописал капли и сказал, что спустя год всё должно пройти. Больше я не решалась его беспокоить, однако приступы усиливались. Из каких глубин памяти всплыло это путешествие? Верно, наш первый выезд в Ладене после выздоровления от драконьего огня?..
Солнце висело над головой, заливая палящими лучами песок, нас с Райнардом и удаляющихся стражников. Нам оставили ячменную лепёшку и небольшую тыквенную бутыль с водой. Райнард приложил её к губам и почти сразу передал мне. Только допив до конца, поняла, что Рай пригубил лишь для вида.
— Воды было слишком мало, чтобы делиться, — ответил Рай на мой отчаянный взгляд. — Идём к руинам. Там могут быть заброшенные колодцы.
Я смерила взглядом расстояние до развалин. Воздух дрожал от жары. Как понять, идти нам два часа или двадцать?.. Без воды, в тонких одеждах и лёгких сандалиях?..
— Если не будем останавливаться, дойдём часа за полтора, — Рай будто читал мои мысли. — Не унывай, сестрёнка! Я здесь не впервые. Вон из-за того бархана отстреливался от кочевников, будь они неладны!
Я проследила за его жестом, но так и не поняла, о каком бархане шла речь. Для меня они были одинаковыми кучами песка.
Зато я вдруг осознала, какой опасности Рай подвергался в песках. Я, глупая, боялась драконов и совсем забыла о безжалостном солнце, ядовитых тварях и полном отсутствии воды. Княгиня наверняка знала об этом, когда просила уговорить Рая уехать из Марсала.
— За что тебя так хотели убить, Рай?
— Давай обсудим это в более приятной обстановке, — фыркнул брат. Поглядел на солнце и принялся стаскивать остатки рубашки, глуша редкие стоны.
— Что ты делаешь? — удивилась я.
— Не хочу, чтобы ты обгорела.
Он остался в нижней рубашке без рукавов, и я ахнула. Запястья были стёрты оковами, на плечах переплелись следы плетей, над локтём алел подживающий ожог.
— Нужно было оставить воду, чтобы промыть тебе раны, — проговорила я.
В груди вскипела ярость. Как низко надо было пасть, чтобы унизить обвиняемого истязаниями и пытками! Даже если он был бы виновен!
Райнард не ответил — обматывал лохмотья вокруг моей головы и плеч.
— Идём, — кивнул он в сторону развалин. — Там какая-никакая тень, можно будет укрыться от жары. Если повезёт, найдём старый колодец. Переночуем и попробуем добраться до оазиса.
Я решительно кивнула:
— Идём, Рай.
Не для того мы десять лет назад спаслись из драконьего огня, чтобы погибнуть в этой же пустыни от малодушия.
***
Очертания развалин дрожали в жарком воздухе. Снова хотелось пить. В сандалии быстро набился раскалённый песок. Губы были сухими, а лицо горело, как я ни прятала его от солнца. Казалось, мы идём несколько часов, а развалины всё не приближались.
Я знала, что позади нас расстилаются пески и бесполезно оглядываться, чтобы узнать, много ли мы прошли. Но привычка оказалась сильнее, и я всё же обернулась. И обмерла — за барханом мне почудилась тень.
— Там кто-то есть, — прошептала я.
Райнард нахмурился и сделал мне знак идти быстрее. Я снова обернулась и увидела уже два человеческих силуэта. На мгновение всколыхнулась безумная надежда: стражники вернулись!
Напрасно — свободные от доспехов тела и яркие повязки на головах выдавали кочевников. От ужаса я споткнулась и зашипела, обжегшись о песок. Рай схватил меня за талию и почти потащил вперёд.
Странная это была погоня — мы знали, что нам не скрыться от тех, кто изучил здесь каждую пядь. Мы даже спрятаться не могли — нас выдавали следы на песке. Однако Райнард попытался.
— Сюда! — он потянул меня за бархан. — Попробуем их обойти.
Мы бросились назад, пока резкая пустынная речь не послышалась совсем рядом. Предчувствуя лёгкую добычу, наши преследователи не скрывались. Я успела увидеть их из-за бархана: смуглые руки в золотых браслетах, яркие головные повязки, выбеленные солнцем накидки. Они прошли мимо, и мы, обогнув очередной песчаный холм, побежали обратно по их следам, постоянно оглядываясь.
— Я видел пересохший колодец. Попробуем спрятаться там, а следы замести.
Я даже не спросила, чем Рай собирается заметать следы — вокруг не было ни деревьев, ни кустов. Послушно тащилась за Раем, пытаясь не обращать внимания на пересохшее горло и раскалённый песок под ногами.
Вдруг Рай остановился. Я влетела ему в спину, охнула, отстранилась и задохнулась от ужаса. Взгляд скользнул по верблюжьим ногам, покрытым жёстким мехом, поднялся к мягкому седлу и, наконец, к трём смуглым лицам под цветными повязками.
Глупо было думать, что где двое кочевников, там не найдётся ещё троих. От всадников нам было не сбежать.
***
Снова перед глазами качался песок, только вместо лошадиных копыт подо мной переступали раздвоенные верблюжьи ступни. Иногда под наносами вдруг обнаруживались камни, явно уложенные человеческими руками, а из барханов изредка показывались углы фундаментов. Мы шли по мёртвой дороге. Меня отчаянно мутило, но везти нас иначе, кроме как перекинув через сёдла, похитители не собирались.
— Красива, — ухмылялись мне в лицо наши пешие преследователи, бежавшие за всадниками. — Хороша!
Я сжала зубы, чтобы меня не вывернуло от ужаса и омерзения.
Вскоре запахло дымом и свежими лепешками, а воздух стал свежее и прохладнее. Слышались голоса. Всадники прикрикнули на верблюдов, остановились, нас сняли с сёдел и бросили в тени крайнего шатра.
Меня тошнило, связанные руки саднило, ноги горели. Распухший язык едва ворочался во рту. Я уткнулась в плечо Райнарда, чтобы спрятать слёзы бессилия.
— Выше голову, сестрёнка, — процедил сквозь зубы Райнард. — Не шуми, я попытаюсь освободиться. И вот ещё что! Пожалуй, лучше нам будет назваться мужем и женой.
— Зачем? — удивилась я.
Райнард вздохнул, как делал всегда, когда собирался что-то объяснить. Но ограничился коротким:
— Так безопаснее. А теперь лежи тихо.
Я почувствовала, как Рай дёрнулся, пытаясь ослабить путы, и заставила себя успокоиться. Солнце зайдёт, и мы сможем ускользнуть. Попробовала сама вывернуться из пут, но руки были схвачены крепко, ногами тоже не удавалось пошевелить.
В лагере перед шатрами зажигали костры. От них отделилась тень, и вскоре к нам подошла женщина с кувшином воды. Ах, как вкусной была эта вода, пусть пить её пришлось прямо из горлышка! Я поблагодарила женщину, не сообразив, что она может и не понимать ладенское наречие. Мелькнула безумная надежда — может, удастся расположить её к себе, убедить устроить побег?.. Но женщина ушла с пустым кувшином раньше, чем мы успели заговорить с ней по-орзорумски.
А потом песок зашуршал под сапогами из мягкой кожи. Трое крепких мужчин вздёрнули нас на ноги и потащили к возвышавшемуся посередине лагеря шатру.
По дороге я попыталась осмотреться. Рассёдланные верблюды щипали траву у узкого ручейка, терявшегося в песках. У костров хлопотали женщины. Они пекли лепёшки и жарили мясо. От аппетитного запаха желудок свернулся узлом. Дети играли, бегая меж огней шумной стайкой. Мужчины собрались у ручья, где паслись верблюды, и что-то громко обсуждали. Мне показалось, они были недовольны — с губ срывались резкие фразы, жесты смуглых рук были не то протестующими, не то призывали к чему-то. Их было человек двадцать, и у каждого на поясе висел короткий клинок, а за спиной — тугой лук.
Нечего было и думать о побеге.
В шатёр нас не ввели. Поставили на колени на песок перед огнём, уперев в спину пики, чтобы не смели подняться. Мгновения текли песком сквозь пальцы. Солнце закатилось, и пустыню стремительно окутывала тьма.
— Карим, Карим, — пронеслось по лагерю разноголосым шёпотом, и из сумрака вышел мужчина лет сорока. Его высокий лоб обвивала алая повязка, из-под накидки выбивалась небесно-голубая шёлковая рубашка, на жилистых руках звенели тонкие золотые браслеты. Судя по богатому наряду и надменному лицу, он был здесь вожаком или его ближайшим соратником.
Глава 2. Карим
— Кто такие? — спросил Карим, едва взглянув на нас.
Райнард незаметно толкнул меня локтём в знак того, что будет говорить сам:
— Меня зовут Рай. Это Ис, моя жена. Мы из Ладены, торгуем вином и пряностями. У нас случилась ссора с одним покупателем и так вышло, что пришлось покинуть город. Если дадите нам приют, отблагодарим вас деньгами.
— Врёшь! — усмехнулся Карим и указал на его израненные плечи. — Ты раб, не торговать! От кого сбежать?
— Я не раб! — на смуглых скулах Рая заходили желваки. — Я…
— Одежду хозяина украсть, а? — Карим собрал пятёрнёй тонкий шёлк его нижней рубашки. — Хорош! Мне как раз!
— Я не раб! — повторил Райнард. Он рванулся было встать из унизительной позы, но нечего было и думать бороться с сытыми, сильными воинами.
— Теперь будешь! — заключил Карим и сделал знак своим людям.
Райнарда потащили в сторону. Чьи-то крепкие руки подняли на ноги и меня, но не толкнули вслед за Райнардом, а подвели ближе к Кариму. От того, как он оглядел моё перепачканное платье, мне стало нехорошо.
Трэвис смотрел на меня также.
— Муж? — спросил Карим, кивая в сторону, куда увели Райнарда.
Я судорожно кивнула.
— Хорошо! Всё умеешь, — осклабился Карим и потянулся ко мне.
На какой-то отчаянный миг мне показалось, что он всего лишь заинтересовался цветом моих волос, необычных для кочевого народа. Но он, запустив пятёрню в спутанную копну, в которую превратилась моя причёска, провёл большим пальцем по ключице, огладил плечо и с шумным вдохом привлёк меня к себе.
***
Он даже не удосужился меня развязать — так и втащил в шатёр. Я билась и пыталась кричать, кусать ладонь, зажавшую рот, лягать ноги, ловко перешагивавшие через разбросанную утварь. Бесполезно — Карим швырнул меня на подушки, одним движением перерезал верёвку на ногах и развёл бёдра, навалившись сверху.
Он был сильнее меня, много сильнее. От тяжести его тела и густого запаха у меня перехватило дыхание. Широкая ладонь, твёрдая от мозолей, грубо шарила между моих бёдер.
— Рай… — простонала я в ладонь, зажимавшую мой рот.
Как больно было знать, что он совсем рядом! Быть может, за стеной шатра нас разделяет всего несколько шагов! Я прикусила щёку изнутри. Снаружи не услышат моих стонов. Один раз брат уже бросился меня защищать, и его приговорили к казни. А теперь просто убьют на месте.
— Ра-а-ай, — насмешливо повторил Карим. — Я лучше, а?
Нет-нет-нет, — стучало в висках. Нет-нет-нет — билось между бёдер там, где прижимался Карим. Он шумно вздохнул, придавил меня коленом, дёрнул завязку на штанах, и я ощутила бедром его напряжённую, ничем более не защищённую плоть.
Нет-нет-нет, — колотилось сердце, гоня заполошно бьющуюся мысль по кругу, разгоняя вместе с кровью по телу. Нет! — стягивалось и скручивалось внутри меня. Где-то под рёбрами рос и разгорался отчаянный протест. Всё моё существо сжалось в одной точке, в одном горячем желании, и я безмолвно завопила: нет!
В лёгкие хлынул воздух. Я не сразу осознала, что хватка ослабла. Отчаянно забилась, пытаясь свести бёдра, и столкнулась с мутным взглядом Карима. Он тряхнул головой, пробормотал что-то на своём языке. Снова потянулся ко мне, но словно бы передумал. Устало отёр лицо ладонью и потянулся за бурдюком, лежавшим неподалёку. Запахло вином; Карим жадно пил, проливая густую жидкость себе на бороду. Будто его внезапно сморил сон или приступ головной боли.
А потом упал лицом вниз, заливая ковёр уже не вином, а кровью. Из спины у него торчал меч, а над ним возвышался Райнард.
— Ис.
Сколько можно вложить в одно короткое слово. Страх, нежность, ярость, поддержку. Райнард выдернул меч из тела с мерзким чавканьем. От следующего удара распались верёвки на моих руках, и я села, торопливо оправляя одежду.
— Я в порядке. — Мой голос предательски дрогнул, руки тряслись. — Ты… как?..
— Вопросы потом, малышка! Бежим!
Верх шатра прошила стрела. Снаружи раздались крики, короткая свара вспыхнула и затихла. Райнард пнул светильник и отдёрнул заднее полотнище шатра. По залитому вином ковру пополз огонёк.
Мы выкатились на воздух и поползли в сторону. Меня оглушил шум: ревели верблюды, кричали женщины.
— Нас найдут, — вырвалось у меня.
Райнард в ответ крепче сжал меч. Вопрос, как он раздобыл его и избавился от пут, замер у меня на губах.
В лагере творилось что-то странное. Я не могла и не желала оборачиваться, но ночную тишину продолжали рвать рёв и крики, в которые вплетался звон клинков. Чувства обострились; я трепетала, как натянутая струна, и едва не пропустила, когда Райнард потянул меня в сторону. Я присмотрелась к тёмной груде, которую мы огибали, и ахнула. В ней отчётливо угадывалось человеческое тело.
Мы затаились у кучи какого-то добра: не то сёдел, не то попон. От них пахло верблюдами и прогорклым жиром.
— Лежи тихо, — шепнул Райнард, пригибая меня к песку. — Здесь могут быть часовые. Надо осмотреться.
— Что здесь творится?! — пролепетала я. — Почему?..
— Два племени подрались за оазис, — быстрым шёпотом объяснил Райнард. — Одни пришли раньше и заняли лучшее место, а этим досталось мало воды и травы. Они собирались захватить соседей врасплох ночью, но те не стали ждать и напали первыми. Мой охранник одним из первых получил стрелу в грудь, меня же не тронули. Наоборот, любезно перерезали верёвки и указали на брошенный меч. Ждали, что я вступлю в бой, и не ошиблись. А я видел, как ты… как тебя вели в шатёр. Ис, родная, никогда себе не прощу!..
— Успокойся, — выдохнула я. — Он меня не тронул.
Вокруг шатра Карима толпились люди. Силуэты терялись в темноте, но свет костров плясал на их обнажённых клинках. Откуда-то из-за наших спин вылетела стрела, от шатра раздался протяжный стон, и в нашу сторону мигом полетел с десяток стрел. Шагах в пяти раздался звук падения.
— Вот и убрали часового, — шепнул Райнард. — Прочь отсюда!
— Куда теперь? — так же шёпотом спросила я, пока мы ползли в темноту.
— К руинам, куда ещё? Больше укрыться негде. Всё, здесь уже безопасно. Вставай и бежим!
Я попыталась подняться, но ноги подламывались. Голову будто сжало железным обручем. Рай поднял меня, подхватил за талию, перекинул мою руку через своё плечо. Я не могла сделать ни шагу. Только пила свежий ночной воздух мелкими глотками и таращилась по сторонам. Перед глазами плясали цветные пятна, а тело слушалось всё хуже.
— Ис, да что с тобой?
Может, в шатре Карима была какая-то отрава вроде опиума, которая не дала ему обесчестить меня, а теперь отнимала мои силы? Но сказать это Райнарду я не смогла. Губы не слушались, воздух выходил из горла отрывистыми выдохами. Я обернулась, чтобы хотя бы указать на шатёр, и в этот миг он вспыхнул весь, залив окрестности рыжим пляшущим светом и очертив наши силуэты.
А ещё через пару ударов сердца тени, столпившиеся вокруг шатра, ринулись в нашу сторону.
Нас заметили.
Глава 3. Джумар
Медный котёл был покрыт тонким, но несмываемым слоем сажи. Я растерянно смотрела то на него, то на щётки и мочалки, лежавшие рядом.
— Да ты совсем ничего не умеешь, девочка! — сетовали женщины, в кругу которых я сидела. — Когда вернётся твой муж, скажем ему, что слишком тебя избаловал!
Мы снова были пленниками — но в этот раз оказались в руках не кочевников, а орзорумских купцов. Они обращались с нами бережно: накормили и даже устроили в одном из шатров — под охраной, зато не связав. И я наконец-то понимала их язык! Орзорумский халифат дал миру множество великих людей, на их языке были написаны многие учёные трактаты и им владели все образованные люди Ладены. Конечно, книжный язык отличался от разговорного, в разговоре купцов и их женщин я понимала далеко не всё, но главные слова узнавала безошибочно. К тому же они неплохо говорили на ладенском наречии.
Воздух в оазисе был свежим, а ещё больше не нужно было беречь воду, чтобы попить или умыться. Я выспалась, была сыта и чувствовала себя в безопасности. Низкорослые пальмы давали густую тень, верблюды тихо щипали траву, и о ночном сражении напоминали только головы кочевников, насаженные на колья по окружности лагеря. У шатра вожака торчала голова Карима. Я старалась не смотреть в ту сторону.
Орзорумцы не расспрашивали нас, откуда мы и что с нами случилось. Коротко объяснили, что торопятся доставить домой закупленный в Ладене товар, и либо мы делим с ними все заботы и опасности, либо нас убьют. Мы думали недолго. Райнард с рассветом уехал с мужчинами искать людей Карима, если кому-то из них удалось остаться в живых. А я осталась знакомиться с пустынным бытом и гнать воспоминания о прошлом.
— Руки нежные, белые, жалко портить! — Одна из женщин взяла меня за запястье, провела по белой коже смуглыми и сморщенными пальцами. — И имя чудное. А меня зовут Соной. Оставь котёл. Будешь шерсть чесать.
Удивителен был быт этих женщин. Казалось, они настолько привыкли к дороге, что умели мгновенно обустроиться где угодно. Сона постелила в стороне под пальмой нитяный коврик, пристроила у меня на коленях нечто вроде большой расчёски и вручила ком белой шерсти. Между тонкими волосками застряли веточки, соринки, кусочки листьев.
— Чеши, пока не будет чисто, поняла? — Сона показала мне, как протягивать шерсть между щётками, распутывая и убирая соринки. — Дома продадим, будет у наших мужчин серебро в кошелях, и у нас тоже будет! — Она коснулась своих серебряных подвесок и покачала головой: — Ты совсем всё продала, бедняжка?
Я кивнула. Женщины решили, что Райнард проспорил или проиграл на скачках всё наше состояние, за что и получил плетей, и что от позора мы решили бежать. Я не стала их разубеждать. По крайней мере, здесь нас не считали рабами — руки Райнарда с мозолями от меча и тетивы сразу выдали в нём воина, а мои… мои с трудом справлялись с тяжёлыми щётками и плотной, свалявшейся шерстью.
Женщины закончили чистить котёл и тоже сели к нам, каждая со своей чесалкой. Как ловко у них получалось!
— Торопись, Иса, — подгоняли они меня. — Когда мужчины придут, пусть видят, что не зря берут нас с собой! Привезём домой чистую шерсть, быстро продадим, быстро получим серебро!
— Едут! — звонкие голоса перекрыл резкий окрик часового.
Сона сразу же отложила шерсть, поднялась и направилась к потухшему костру.
— Тесто месить умеешь? — бросила она мне. — Э, избаловал тебя муж! Иди, научу!
Когда мужчины подъехали — усталые, все в пыли — их ждала стопка тонких лепёшек, замешанных на верблюжьей сыворотке, с верблюжьим творогом и мёдом. Из седельных сумок появились копчёное мясо и вяленые овощи.
Мужчины рассаживались вокруг расстеленной на войлочном ковре скатерти. Желудок приятно скрутило в предвкушении. Я шагнула к расставленным блюдам, но Сона схватила меня за руку и потянула туда, где мы распутывали шерсть.
— Мы что, будем есть отдельно? — удивилась я.
— После мужчин! — дружно ответили женщины и снова взялись за чесалки.
***
К вечеру руки у меня разболелись от жёстких щёток, кожа покраснела от грубой шерсти и солнца, о которого плохо защищала даже тень пальмовых листьев. Мне помогли ополоснуть руки и лицо верблюжьей сывороткой от ожогов и дали ещё полную миску и чистых тряпиц, чтобы я привела себя в порядок, пока мужчины ужинают.
Да, эти торговцы отличались от просвещённых орзорумцев, которых мы представляли себе за чтением трактатов! Что ж, мы не хотели лишиться их защиты, а значит, следовало привыкнуть к их обычаям.
Шатёр, что отвели нам с Райнардом, стоял в середине лагеря, так что мы были под присмотром днём и ночью. Он был совсем крошечный. Мне объяснили, что такие шатры отводят молодожёнам в п