Биологическая концепция.

Что касается биологических концепций причин преступности, то следует отметить, что они редко формулируются криминологами в чистом, рафинированном виде.

Фундамент биологической теории преступности составляет так называемая уголовно-антропологическая теория.

Сущность уголовно-антропологической теории, развитой ее основателем итальянским профессором судебной медицины Ч.Ломброзо. Он считал, что преступление - есть биологическое явление, подобное рождению, смерти и другим неизбежным явлениям и процессам. Причины преступного поведения он искал в самой природе человека, а преступление по Ломброзо есть проявление особых свойств человеческой природы. Ими обладает не каждый человек, а только люди «преступного» типа.

 

Теория «прирожденного преступника».

Чезаре Ломброзо (1835-1909) — выдающийся итальянский психиатр, криминалист и криминолог одним из первых предпринял систематическое исследование преступников, опираясь на строго фиксируемые антропометрические данные, которые определял с помощью «краниографа» – прибора для измерения размеров частей лица и головы. Результаты он опубликовал в книге «Антропометрия 400 правонарушителей» (1872).

Ему принадлежит теория так называемого «прирожденного преступника», согласно которой преступниками не становятся, а рождаются. Ломброзо объявил преступление естественным явлением, подобным рождению или смерти. Сопоставляя антропометрические данные преступников с тщательными сравнительными исследованиями их патологической анатомии, физиологии и психологии, Ломброзо выдвинул тезис о преступнике как особом антропологическом типе, развитый им затем в цельную теорию («Преступный человек», 1876). Он пришел к выводу, что преступник – это дегенерат, отставший в своем развитии от развития человечества. Он не может затормаживать свое преступное поведение, поэтому наилучшая стратегия общества в отношении такого «прирожденного преступника» – избавиться от него, лишая свободы или жизни.

Согласно Ломброзо, «преступный тип» отличается рядом врожденных особенностей атавистического характера, свидетельствующих об отставании в развитии и преступных наклонностях.

Ученый разработал систему физических признаков («стигматов») и психических черт этого типа, которые, по его мнению, характеризуют личность, с рождения наделенную преступными наклонностями. Основными признаками такой личности ученый считал сплющенный нос, низкий лоб, большие челюсти, взгляд исподлобья и т.д., характерные, по его мнению, для «примитивного человека и животных». Наличие этих признаков позволяет идентифицировать потенциального преступника еще до совершения им преступления. Ввиду этого Ломброзо высказывался за привлечение в число судей врачей, антропологов и социологов и требовал, чтобы вопрос о виновности был заменен вопросом о социальной вредности.

Главнейшим недостатком этой теории Ломброзо являлось то, что она игнорировала социальные факторы преступности.

В более поздних трудах он относит к врожденному антропологическому типу лишь 40% преступников, которых он называет «дикарями, живущими в цивилизованном обществе». Ломброзо признает важную роль ненаследственных – психопатологических и социологических причин преступности. Это дало основание называть теорию Ломброзо биосоциологической.

В конце XIX в. на международных конгрессах по уголовной антропологии теория антропологической преступности была признана в целом ошибочной.

Под влиянием критики Ломброзо сам отошел от чисто биологического объяснения преступности, признал существование наряду с «природным» также и тип «случайного» преступника, поведение которого обусловлено не только личностными, но и внешними факторами. В книге «Преступление, его причины и средства лечения» Ломброзо наметил схему факторов преступности, содержащую 16 групп таких факторов, в числе которых были факторы космические, этнические, климатические, расовые, факторы цивилизации, плотности населения, питания, образования, воспитания, наследственности и пр. Таким образом, биологическая теория преступности уже в трудах ее основателя Ломброзо стала трансформироваться в биосоциальную теорию. Еще отчетливее эта трансформация проявилась во взглядах учеников и соратников Ломброзо - Ферри и Гарофало, которые, сохранив основные положения теории своего учителя, значительно усилили роль социальных факторов преступности.

Несмотря на опровержения этой теории еще при жизни Ломброзо, ее с некоторыми изменениями продолжали развивать: в Италии - Р. Гарофало, Э. Ферри, Д. ди Туллио, в Германии - Э. Кречмер, В. Зауер, в США - Э. Хутон, У. Шелдон и другие биокриминологи.

Современные биокриминологи обосновывают свои позиции, опираясь на последние достижения естественных наук. Наследственная теория в современном осмыслении распадается на несколько разновидностей: семейная предрасположенность, близнецовая, хромосомная, эндокринная и др. в свои выводы представители этих теорий делают на результатах изучения родословной преступников, функционирования желез внутренней секреции, сопоставления поведения близнецов и выявления хромосомных отклонений у преступников и непреступников.

Бесспорных связей между преступностью и биологией человека не установлено. Ни в отдельных странах, ни в мире в целом биологические теории причин преступности не находят серьезной поддержки.

 

Во II в. до н.э. Га­лен, ко­то­ро­го час­то на­зы­ва­ют от­цом со­вре­мен­ной ме­ди­ци­ны, го­во­рил о че­ты­рех ши­ро­ко из­вест­ных ти­пах тем­пе­ра­мен­та: сан­гви­ни­сти­че­ском, хо­ле­ри­че­ском, флег­ма­ти­че­ском и ме­лан­хо­ли­че­ском, ко­то­рые он свя­зы­вал с пре­об­ла­да­ни­ем в ор­га­низ­ме од­ной из че­ты­рех жиз­нен­ных жид­ко­стей. Эти типы существуют, но связаны они с состояниями взаимодействия электромагнитных полей Солнца (полярного и экваториального) и то не совсем явно. Это знали и майя: 260-дневный календарь (священный цикл) – это и есть период взаимодействия этих полей.

В 1912 го­ду Карл Юнг пред­ло­жил вы­де­лить два наи­бо­лее об­щих био­ло­ги­че­ских ти­па: ин­тро­вер­та, по­ве­де­ние ко­то­ро­го оп­ре­де­ля­ет­ся воз­дей­ст­ви­ем внут­рен­них фак­то­ров и пси­хи­че­ская энер­гия ко­то­ро­го на­прав­ле­на внутрь, и экс­т­ра­вер­та, по­ве­де­ние ко­то­ро­го оп­ре­де­ля­ет­ся внеш­ни­ми фак­то­ра­ми, а пси­хи­че­ская энер­гия на­прав­ле­на во­вне.

В конце ХIХ века в Италии возникла позитивистская школа, в основу которой был положен и господствует поныне уголовно-правовой догматизм. Одним из направлений этой школы является «медицинская модель» подхода к преступности, сторонники которой считали преступление симптомом болезни, а в преступнике видели только больного, страдающего расстройством личности и нуждающегося в лечении.

 

Тео­рии, изу­чаю­щие фи­зи­че­скую кон­сти­ту­цию и эн­док­ри­но­ло­гию. Они яв­ля­ют­ся при­ме­ром ко­гда-то вы­дви­ну­тых тео­рий, не под­твер­жден­ных прак­ти­кой, но на­столь­ко проч­но осев­ших в умах лю­дей, что мно­гие до сих пор счи­та­ют, что пре­ступ­ни­ком ро­ж­да­ют­ся и вли­ять на них бес­по­лез­ная тра­та вре­ме­ни и средств.

Со­вре­мен­ные кри­ми­но­ло­ги, ана­ли­зи­руя все ра­нее из­вест­ные тео­рии, свя­зы­ваю­щие кон­сти­ту­цию че­ло­ве­ка и пре­ступ­ность при­хо­дят к выводу о том, что фи­зи­че­ский тип - это важ­ный фак­тор меж­лич­но­ст­ных от­но­ше­ний. Ре­ак­ция ок­ру­жаю­щих и соб­ст­вен­ное от­но­ше­ние к не­обыч­ной внеш­но­сти влия­ют на со­ци­аль­ное взаи­мо­дей­ст­вие. На­при­мер, боль­шие уши, бли­зо­ру­кость, ма­лень­кий рост, изу­ро­до­ван­ные ко­неч­но­сти, ожи­ре­ние, па­ра­ли­чи и мно­гие дру­гие де­фек­ты ока­зы­ва­ют влия­ние на ха­рак­тер и объ­ем со­ци­аль­но­го взаи­мо­дей­ст­вия. По­ве­де­ние, на­прав­лен­ное на то, что­бы как-то «ком­пен­си­ро­вать» эти де­фек­ты, час­то при­ни­ма­ет фор­му де­лин­квент­но­го (антиобщественного, противоправного).

На се­го­дняш­ний день нет убе­ди­тель­ных до­ка­за­тельств то­го, что фи­зи­че­ская кон­сти­ту­ция, функ­цио­ни­ро­ва­ние же­лез внут­рен­ней сек­ре­ции и про­чие био­ло­ги­че­ские фак­то­ры при­чин­но обу­слов­ли­ва­ют пре­ступ­ность. Так что пред­по­ло­же­ние о свя­зи ме­ж­ду кон­сти­ту­цио­наль­но-фи­зи­че­ской ти­по­ло­ги­ей и тем по­ве­де­ни­ем, ко­то­рое юри­ди­че­ски и со­цио­ло­ги­че­ски оп­ре­де­ле­но как пре­ступ­ное и де­лин­квент­ное, не под­твер­ди­лось.

 

Ум­ст­вен­ное раз­ви­тие.

Во­про­сы ин­тел­лек­та свя­зы­ва­ют­ся с во­про­са­ми на­след­ст­вен­ной пе­ре­да­чи ум­ст­вен­ных спо­соб­но­стей. Счи­та­ет­ся, что спо­соб­но­сти во­об­ще пе­ре­да­ют­ся по на­след­ст­ву и осо­бо важ­ную роль иг­ра­ют ро­ди­те­ли. Еще Ари­сто­тель пред­ло­жил про­во­дить ана­ло­гию ме­ж­ду при­чи­на­ми, обу­слов­ли­ваю­щи­ми по­ве­де­ние че­ло­ве­ка, и при­чи­на­ми, вы­зы­ваю­щи­ми рост ду­ба или бе­ре­зы из се­ме­ни. Дождь он на­зы­вал при­чи­ной, ус­ко­ряю­щей или обу­слав­ли­ваю­щей рост, а при­чи­ной, пре­до­пре­де­ляю­щей, что вы­рас­тет - дуб или бе­ре­за, счи­тал са­мо се­мя. Это пред­став­ле­ние, оче­вид­но, лег­ло в ос­но­ву кон­цеп­ции «дур­но­го се­ме­ни» или, так называемого, «врожденного преступника». Сюда же отнесём и «пра­ви­ло Мак-На­те­на», т.е. по­ня­тие «не­вме­няе­мо­сти». Оно бы­ло сфор­му­ли­ро­ва­но в 1843 го­ду.

В 1877 го­ду Ри­чард Да­гдейл опуб­ли­ко­вал из­вест­ное ис­сле­до­ва­ние се­мьи, от­ли­чав­шей­ся, как счи­тал ав­тор, ум­ст­вен­ной от­ста­ло­стью. Эта ра­бо­та при­влек­ла вни­ма­ние к во­про­сам тя­же­лой на­след­ст­вен­но­сти как ос­нов­но­му фак­то­ру ум­ст­вен­ной не­раз­ви­то­сти и пре­ступ­но­сти. В 1912 го­ду Год­дар­дом бы­ло опуб­ли­ко­ва­но ана­ло­гич­ное ис­сле­до­ва­ние – «Се­мья Кал­ли­как­сов». Ис­то­рия этой се­мьи на­ча­лась во вре­мя Гра­ж­дан­ской вой­ны в Аме­ри­ке (1861-1865), ко­гда Мар­тин Кал­ли­какс встре­тил­ся со сла­бо­ум­ной де­вуш­кой и стал от­цом сла­бо­ум­но­го сы­на. К 1912 го­ду бы­ло из­вест­но 480 по­том­ков это­го сою­за, из ко­то­рых 143 че­ло­ве­ка так­же бы­ли сла­бо­ум­ны­ми, мно­гие бы­ли не­за­кон­но­ро­ж­ден­ны­ми, ал­ко­го­ли­ка­ми и про­сти­тут­ка­ми. По­сле вой­ны вы­ше­ука­зан­ный ос­но­ва­тель опи­сан­ной ди­на­стии же­нил­ся на де­вуш­ке из «при­лич­ной се­мьи». По этой ли­нии на­счи­ты­ва­лось 496 по­том­ков, и сре­ди них не бы­ло ни сла­бо­ум­ных, ни не­за­кон­но­ро­ж­ден­ных, ни про­сти­ту­ток, ни пре­ступ­ни­ков. Мно­гие из них ста­ли юри­ста­ми, вра­ча­ми, судь­я­ми и бы­ли ува­жае­мы­ми людь­ми. Ана­ло­гич­ные ис­сле­до­ва­ния по­доб­ных се­мей име­ют та­кие же ре­зуль­та­ты. (Похоже на решающее влияние митохондриального ДНК.)

Ис­поль­зо­ва­ние элек­тро­эн­це­фа­ло­гра­фа (ЭЭГ) для чте­ния моз­го­вых рит­мов впер­вые бы­ло вве­де­но в 1929 го­ду в Гер­ма­нии (Ган­сом Бер­ге­ром). Ра­бо­таю­щий мозг ге­не­ри­ру­ет элек­тро­то­ки, си­ла ко­то­рых ко­леб­лет­ся от од­ной до пя­ти мил­ли­он­ных до­лей воль­та с час­то­той от 8 до 12 ко­ле­ба­ний в се­кун­ду. Эти аль­фа-вол­ны ис­хо­дят от зад­них до­лей моз­га. Бо­лее бы­ст­рые бе­та-вол­ны ис­хо­дят от цен­траль­ных и пе­ред­них до­лей моз­га с час­то­той от 18 до 25 ко­ле­ба­ний в се­кун­ду. От­кло­не­ния в рит­ме ра­бо­ты ЭЭГ мо­гут ис­поль­зо­вать­ся для ди­аг­но­сти­ки раз­лич­ных моз­го­вых на­ру­ше­ний, опу­хо­лей, эпи­леп­сий и дру­гих ор­га­ни­че­ских де­фек­тов. Бы­ла так­же вы­ска­за­на мысль о свя­зи ме­ж­ду на­ру­ше­ни­ем рит­мов моз­го­вых волн и не­ко­то­ры­ми ви­да­ми от­кло­няю­ще­го­ся по­ве­де­ния. Ме­тод ЭЭГ яв­ля­ет­ся наи­луч­шим для ди­аг­но­сти­ки эпи­леп­сии и дру­гих ор­га­ни­че­ских по­ра­же­ний моз­га. Па­то­ло­ги­че­ская ин­ток­си­ка­ция, вы­зы­вае­мая ал­ко­го­лем, не­из­мен­но от­ме­ча­ет­ся на элек­тро­эн­це­фо­ла­грам­ме, точ­но так же как и не­ко­то­рые дру­гие пси­хо­со­ма­ти­че­ские на­ру­ше­ния.

Сте­рео­так­ти­че­ское ле­че­ние или вжив­ле­ние элек­тро­дов для сти­му­ля­ции моз­го­вой дея­тель­но­сти ис­поль­зу­ет­ся для воз­дей­ст­вия на аг­рес­сив­ных па­ци­ен­тов в тех слу­ча­ях, ко­гда дру­гие ме­то­ды, вклю­чая при­ме­не­ние пси­хо­троп­ных ве­ществ, ока­зы­ва­лись без­ре­зуль­тат­ны­ми.

Кри­ми­но­ло­ги со­глас­ны с тем, что су­ще­ст­ву­ет взаи­мо­связь ме­ж­ду био­ло­ги­че­ски­ми функ­ция­ми моз­га и де­ви­ант­ным по­ве­де­ни­ем, но она не яв­ля­ет­ся спе­ци­фи­че­ской.

Ней­ро­хи­рур­гия - один из пу­тей воз­дей­ст­вия на нерв­ные ка­на­лы ме­ж­ду пе­ред­ни­ми до­ля­ми моз­га и ги­по­та­ла­му­сом для умень­ше­ния гал­лю­ци­на­ций и воз­дей­ст­вия тре­вож­ных мыс­лей. Пер­вая опе­ра­ция бы­ла про­ве­де­на в 1935 го­ду и за­клю­ча­лась в уда­ле­нии оп­ре­де­лен­ной час­ти нерв­ных во­ло­кон. Ме­то­ди­ка этой опе­ра­ции не­сколь­ко раз ме­ня­лась и оп­ти­маль­ный ва­ри­ант еще не най­ден (т.е. ме­то­дом кру­го­вой ло­бо­то­мии, че­рез глаз­ные впа­ди­ны и пр.) По­сле­опе­ра­ци­он­ный эф­фект раз­ный (от кон­вуль­сий, не­уме­рен­но­го ап­пе­ти­та, не­дер­жа­ния мо­чи до сни­же­ния эмо­цио­наль­ной на­пря­жен­но­сти и тре­вож­но­сти и т.д.). При­ме­ром та­кой опе­ра­ции мо­жет быть ху­до­же­ст­вен­ный фильм «По­лет над гнез­дом ку­куш­ки».

Пер­во­му хи­рур­ги­че­ско­му вме­ша­тель­ст­ву бы­ли под­верг­ну­ты ум­ст­вен­но от­ста­лые лю­ди, от­ли­чаю­щие­ся на­силь­ст­вен­но-аг­рес­сив­ным по­ве­де­ни­ем.

К чис­лу на­ко­п­лен­ных дан­ных о воз­дей­ст­вии та­ко­го ро­да опе­ра­ций от­но­сят­ся све­де­ния о том, что эти па­ци­ен­ты ред­ко ви­дят сны, на ши­зоф­ре­ни­ков та­кое ле­че­ние ока­зы­ва­ет по­ло­жи­тель­ное воз­дей­ст­вие, не­из­мен­но сни­жа­ют­ся та­кие сим­пто­мы, как на­вяз­чи­вые идеи, фо­бии и ис­те­рии.

Не­ко­то­рые спе­циа­ли­сты, на­блю­дав­шие воз­дей­ст­вие ло­бо­то­мии в тюрь­мах, где по­доб­ная прак­ти­ка при­ме­ня­лась (м.б. и при­ме­ня­ет­ся), на­при­мер, в Ка­ли­фор­нии, ука­зы­ва­ют, что по­доб­ная хи­рур­гия пре­вра­ща­ет че­ло­ве­ка в «овощ». Ре­зуль­та­ты по­сле­опе­ра­ци­он­но­го тес­ти­ро­ва­ния ум­ст­вен­ных и дру­гих спо­соб­но­стей ока­зы­ва­лись раз­ны­ми. Оче­вид­но, что про­ве­де­ния та­ких опе­ра­ций тес­но свя­за­но с эти­че­ски­ми про­фес­сио­наль­ны­ми нор­ма­ми (пре­ж­де все­го, ме­ди­цин­ски­ми) и в бу­ду­щем бу­дет раз­ра­бо­та­на пра­во­вая рег­ла­мен­та­ция ис­поль­зо­ва­ния моз­го­вой хи­рур­гии для воз­дей­ст­вия на пре­ступ­ни­ков и ре­шен во­прос о по­лу­че­нии их со­гла­сия на по­доб­ные опе­ра­ции. В на­стоя­щее вре­мя та­кие опе­ра­ции за­пре­ще­ны и не де­ла­ют­ся, хо­тя ав­то­ры этой идеи в свое вре­мя по­лу­чи­ли за ее раз­ра­бот­ку Но­бе­лев­скую пре­мию. В на­стоя­щее вре­мя ле­чеб­ная прак­ти­ка при­ме­ня­ет лишь элек­тро­шо­ко­вую те­ра­пию к де­прес­сив­ным боль­ным с их со­гла­сия.

Ме­ж­ду тем во­прос о свя­зи ме­ж­ду уров­нем ум­ст­вен­но­го раз­ви­тия и пре­ступ­но­стью (де­лин­квент­но­стью) ос­та­ет­ся не­ре­шен­ным. Уче­ные до сих пор не при­шли к еди­но­му мне­нию и «ча­ша ве­сов» пе­рио­ди­че­ски склоняется то на од­ну, то на дру­гую сто­ро­ну.

 

2.4. Биосоциальныя концепция.

Среди биосоциальных теорий причин преступности наиболее распространены теории опасного состояния, фрейдистские (психоаналитические) теории, теория психопатологических причин преступности, наследственные теории, теории конституционального предрасположения, расовые теории.

 

Теория опасного состояния. Опасное состояние понимается как внутренне присущая человеку склонность к совершению преступления. Согласно концепции лица, находящиеся в «опасном состоянии» (к ним относятся профессиональные и т. н. неисправимые преступники), должны подвергаться превентивному заключению с целью изоляции от общества.

Основные положения данного направления сводятся к отказу от принципов уголовной ответственности, предоставлению клиницисту решающей роли при назначении наказания, расширению системы неопределенных приговоров, стиранию граней между тюрьмой и психиатрической лечебницей, то есть к применению превентивных мер безопасности к лицам, которые представляют потенциальную опасность для общества.

Впервые понятие опасного состояния было сформулировано итальянским криминологом Гарофало в книге «Критерии опасного состояния» (1880 г.). Опасное состояние понималось им как перманентная (изменчивая) и имманентная (внутренне присущая) человеку склонность к совершению преступлений.

Современный активный сторонник теории опасного состояния Ж. Пинатель так обрисовывает это понятие. Опасное состояние — явление не юриспруденции, а клиническое, раскрываемое главным образом клиническими же методами. Всякая криминологическая диагностика, по мнению Ж. Пинателя, проходит 3 этапа: диагностика преступных способностей; диагностика социальной неприспособленности и диагностика опасного состояния.

Первый вид диагностики выявляет преступный порог лица, т. е. легкость перехода его к преступлению. Показателями этого служат в свою очередь три фазы. Первая фаза — «этический эгоцентризм» — имеется у лиц, которые в своем сознании и морали обесценивают законы и юстицию, считают, что они честнее тех, кто может их осуждать.

Вторая фаза преступного состояния — стадия «сформулированного согласия», когда лицо больше не удерживается угрозой наказания.

Третья фаза проявления опасного состояния — период кризиса, который непосредственно предшествует преступному акту. Человек в таком состоянии агрессивен и может довести дело до конца, несмотря ни на какие препятствия. В своей преступной готовности человек уже психически преодолел препятствия общественного позора, страха перед наказанием и иные препятствия к преступному акту. «Эгоцентризм, лабильность, агрессивность, эффективность, безразличие составляют центральный стержень преступной личности, а следовательно, ее криминальных способностей или темибильности».

Преступная способность может быть повышенной, средней и слабой. Диагностика социальной неприспособленности состоит, по Ж. Пинателю, в выявлении черт личности и ее поведения, касающихся профессии, физических склонностей, интеллекта, инстинктов.

Опасное состояние выявляется по соотношению преступных способностей и неприспособленности к жизни.

Ж. Пинатель описывает четыре возможные комбинации опасного состояния.

Первая комбинация - когда сильны и преступная способность и приспособляемость. Это самая серьезная форма опасного состояния. Находящиеся в таком состоянии лица могут совершать тяжкие преступления под прикрытием социальной адаптации, т. е. соблюдения норм и законопослушного образа жизни. К этой категории относятся, например, преступники в «белых воротничках».

Вторая комбинация опасного состояния характеризуется высокой преступной способностью в сочетании со слабой адаптацией. Это менее опасная форма опасного состояния, ибо неприспособленность таких людей к жизни обращает на них внимание окружающих. Такие лица совершают мелкие или эпизодические преступления.

Третья комбинация - слабые и преступные способности и адаптация. Это еще менее серьезная степень опасного состояния, чем предыдущая. Но их носители составляют основную клиентуру тюрем. Среди них много умственно отсталых и тех неудачников, которые оказываются жертвами обстоятельств. Такие лица не умеют сделать ни преступную, ни социальную карьеру. О них много писал американский криминолог Кинберг.

Опасное состояние, уточнил в докладе на IV Международном конгрессе криминологии (Мадрид, 1970 г.) Ж. Пинатель, — это особая способность перехода к преступному акту. Она связана со структурой личности, называемой преступной личностью. Эту структуру нельзя связывать с психиатрически определенными типами. Эгоцентризм, агрессивность, эмоциональное безразличие как ядро опасного состояния проявляются в определенной манере, в процессах, возникающих при созревании преступного действия, а также манерах при внезапном необдуманном действии.

Как определять или, по выражению Ж. Пинателя, «диагностировать» наличие или степень опасного состояния? Оказывается, по силе влияния биологических факторов на социальные и обратно, по тому же методу: «больше — меньше». «Соединительным элементом» между биологическим и социальным явлением выступает невроз. Такого рода этиологическая диагностика составляет, по мнению Ж. Пинателя, основу социального прогнозирования.

Достаточно очевидные недостатки теории опасного состояния подвергались критике самих криминологов. Высказывались, например, такие упреки, что типология лица, находящегося в опасном состоянии, схематизирована и упрощена. Она ориентирована лишь на осужденных и заключенных, а поэтому не репрезентативна.

Теория опасного состояния обоснованно критиковалась и за пренебрежение математическими и количественно-статистическими методами. II Международный съезд криминологии специально рекомендовал в своей резолюции необходимость обеспечения математически правильной разработки клинических исследований.

Главные же недостатки теории опасного состояния в следующем:

-во-первых, неосновательно без учета статистического характера причинности в криминологии опасное состояние отождествляется с преступной личностью. Преступным может быть лишь лицо, уже совершившее преступление, субъект преступления. До этого момента, как бы агрессивно лицо ни было, преступным оно не является, и это составляет важнейший принцип буржуазно-демократической законности.

-во-вторых, «комбинации опасного состояния» умозрительны и априорны. Никакими доказательными статистическими данными они не подтверждены. Метод «больше — меньше», «сильнее — слабее» или, как называют его социологи, «метод большого пальца» не научен.

-в-третьих, критерии опасного состояния расплывчаты и произвольны. «Агрессивность, слабость, эмоциональное безразличие» и т. п. психологические признаки — понятия со многими неизвестными. Способы их обнаружения весьма несовершенны. Если судить по психологическим тестам, то их методика еще далеко не отработана. Главное же — эти тесты не могут раскрыть этико-социального содержания психических состояний. Агрессия, направленная на борьбу с преступностью, — социально справедлива, агрессия противоположной ориентации — социально опасна. Г. Кауфман в обзорной статье «Определения и методология в изучении агрессии» пришел к выводу после анализа большой литературы об агрессии: «Мы стоим еще на совсем неведомой почве».

-в-четвертых, теория опасного состояния не объясняет (и даже не ставит такой задачи) причин преступности в обществе. Ее практическая ценность мала и для индивидуального прогнозирования ввиду отмеченной неопределенности критериев опасного состояния.

-в-пятых, концепция опасного состояния служит основой для применения к лицам превентивных мер безопасности.

Полностью справедливой остается оценка теории опасного состояния, данная крупнейшим криминологом профессором А. А. Герцензоном: «...все биологические и психиатрические гипотезы личности преступника построены, как правило, на крайне ограниченном в количественном отношении материале, подтверждаются случайным или, наоборот, тенденциозным подбором исследованных фактов, а также отсутствием глубокого социологического анализа, с чисто механическим перенесением в область криминологии различных методов и приемов биологического изучения человека. Клиническая криминология «снимает» проблему законности, заменяя ее в точном соответствии с идеями основоположника биокриминологии Ломброзо проблемой мер безопасности».

В новой, уже упоминавшейся работе «Криминогенное общество» Ж. Пинатель соединяет свою концепцию опасного состояния с теорией научно-технического прогресса как причины преступности. Компоненты преступной личности — эгоцентризм, лабильность (хрупкость), агрессивность и аффективная индифферентность (отсутствие эмоций и склонностей к альтруизму) чрезвычайно усугубляются, по его мнению, в новом криминогенном технократическом обществе. Быстрая смена событий и информации способствует лабильности, ускоренный темп жизни, подобный работе механизмов, ведет к усилению агрессивности. Современное общество с его обожествлением техники не оставляет места эмоциям и человеческим симпатиям. Отсюда распространение аффективной индифферентности.

Теория опасного состояния находит практическое применение в юстиции как основа индивидуального прогнозирования, ранней допреступной профилактики, применения мер безопасности, индивидуализации наказания, пробации, условно-досрочного освобождения от наказания. Отсюда нельзя недооценивать серьезных последствий теории опасного состояния.

По мнению западногерманского криминолога Экснера, у привычных и опасных преступников имеется предрасположение к преступлению.

Другой криминолог, Зеелиг, делит всех преступников в зависимости от степени выраженности предрасположения к преступлению на четыре группы. I группа (1-2%) имеет наибольшую степень предрасположения к преступлению, поэтому принадлежащие к ней лица совершают преступления независимо от внешних условий. II группа (30-40%) — с малой степенью предрасположения; лица, к ней принадлежащие, совершают преступления лишь под сильным давлением внешних условий. В III группе (0-1%) — предрасположение средней степени, ее члены совершают преступления также при среднем воздействии внешней среды. IV группа (50%) — не совершает преступлений даже при острой неблагоприятной ситуации, так незначительно у них предрасположение к преступлениям.

Отсюда, по расчетам Экснера, половина человечества оказывается потенциальными преступниками.

О преступных наклонностях писал также американский биокриминолог Д. Абрахамсен. В книге «Who are the Guilty» (N. Y., 1958) он отмечал, что преступный акт равен криминальным наклонностям плюс ситуации, деленным на умственное сопротивление субъекта.

(Когда в 1977 г. в Нью-Йорке отключилось электричество, то законопослушные граждане грабили магазины на грузовиках. Криминология называет это «спонтанное преступление»).

Э. Шур вслед за другими криминологами-социологами оценил формулу Абрахамсена «умозрительной» и «фантастичной», ибо весьма сомнительна возможность определения «преступных наклонностей». Представления Хутона, Абрахамсена, Шелдона и др. биологов, по мнению Шура, «выпадают из общей линии развития нашего знания о меняющихся моделях поведения индивидов, о сложном разнообразии преступлений и о том, что преступник сам подвержен влиянию изменений в уголовном праве».

 

Другое направление биологических и биосоциальных воззрений на преступное поведение связывает его с психологической структурой личности.

В основе этих концепций лежит психоанализ Фрейда. Согласно Фрейду, преступление есть внешнее проявление глубинных подсознательных психических процессов (инстинктов), данных человеку от рождения. Среди них инстинкты разрушения и насилия, сексуального влечения, страха смерти, жестокости и агрессивности.

Подсознательное стремление к удовлетворению указанных инстинктов и наклонностей сталкивается с правовыми, моральными, социальными ограничениями и запретами.

 

Психосексуальная теория причин преступности (З. Фрейд) рассматривавает преступность как результат дефективного развития личности. Суть теории состоит в том, что человек с рождения биологически обречен на постоянную жестокою борьбу антисоциальных глубинных инстинктов - агрессивных, половых, страха с моральными установками личности. То есть индивид с детства учится управлять своими инстинктами. Некоторым индивидам так и не удается этого достигнуть вследствие каких-то конкретных обстоятельств, например, плохих отношений в семье. В результате они развиваются неправильно и формируются в неполноценную личность.

Конфликт подсознательного с осознанным, борьба между ними определяет содержание психической деятельности человека и его поведение. В тех случаях, когда активность сознания оказывается недостаточной, «угнетенные» антисоциальные инстинкты и влечения прорываются наружу и проявляются в виде преступления.

Объяснение преступного поведения следует искать в психосексуальных конфликтах, с которыми человек сталкивается в раннем детстве. Неудовлетворенные влечения вытесняются из сознания в область бессознательного и продолжают оказывать решающее влияние на поведение человека.

Борьбу подсознательных половых влечений (libido), а также инстинктов агрессии и страха с сознанием человека, моральными и правовыми требованиями Фрейд назвал по имени мифических лиц - «комплекс Эдипа», «комплекс Герострата», «комплекс Электры». Неудовлетворенные влечения, по Фрейду, вытесняются из сознания в область бессознательного и продолжают оказывать решающее влияние на поведение человека.

Современные психоаналитики дополнительно связывают внутренние конфликты личности с высокими темпами жизни, с нервно-психическими перегрузками, с техническим прогрессом, что, по их мнению, приводит к психопатизации, невротизации населения, росту преступности и психических заболеваний.

К фрейдизму примыкает и теория психопатологических причин преступности, сторонники которой утверждают, что преступник - либо психопатологическая личность, либо умственно отсталый человек.

 

Наследственные теории считают причиной преступности передающееся по наследству заключенное в хромосомах предрасположение к антисоциальному поведению.

Существуют три основные разновидности этой теории: теория семейного дерева (генеалогическая теория), близнецовая и хромосомная теории.

 

Теория семейного дерева пытается доказать наличие наследственной предрасположенности к преступлениям посредством изучения родословной преступников на нескольких поколениях. В родословной преступников, по их данным, всегда много членов семьи, судимых за преступления. Классический пример, который в этих случаях приводился с американской семьей Джюков. Потомство этой семьи дало в общей сложности 1200 воров, проституток, бродяг. Их преступная деятельность обошлась государству США в 2,5 млн долларов.

Наследственная теория «семейного дерева» антинаучна и активно опровергается в криминологии. В ней явно «не работает» закон больших чисел. В 20-23-миллионной ежегодно совершаемой преступности в США далеко не все 100% преступников имели в своей родословной правонарушителей.

Теория «семейного дерева» не может считаться доказательной даже на классических примерах семьи Джюков и семьи Нан. Тысячи правонарушителей из этой семьи жили в одинаковых антисоциальных условиях.

Сатерлендовское «обучение» образцам преступного поведения здесь куда более уместно для объяснения преступной деятельности со стороны членов этих семей, чем бездоказательная наследственная предрасположенность.

 

Теория близнецов доказывает существование наследственного фактора преступности путем сопоставления пар идентичных (однояйцевых) близнецов с неидентичными (двуяйцевыми) близнецами. На незначительном в количественном отношении материале показывается, что идентичные близнецы намного чаще совершают одинаковые преступления, имеют так называемое конкордатное поведение, чем неидентичные близнецы. Так, по данным Рязанова и др. (США, 1941 г.), из 45 пар идентичных близнецов преступления были совершены в 35 случаях, а среди 97 пар неидентичных близнецов — лишь в 6 случаях. По исследованиям Христиансена (Дания, 1968 г.) из 91 пары однояйцевых близнецов 48, или 53%, совершили преступления, а из 122 пар двуяйцевых — только 29 близнецов, или 24%.

Близнецовый метод, как якобы подтверждающий существование наследственного предрасположения к преступности, активно оспаривается прогрессивными генетиками, социологами, психологами и криминологами.

Этот метод не научен прежде всего потому, что биологические факторы брались не раздельно от социальных факторов. Очевидно, как писали Сатерленд и Кресси, идентичными оказывались не столько генетические свойства однояйцевых близнецов (к тому же по исследованиям советского психолога Лурия, например, память у таких близнецов идентична лишь в дошкольном возрасте), сколько сходства социальных условий (в семье их путают даже родители).

Близнецовый метод теряет какую-либо доказательную силу вследствие нерасчленения биологических факторов от социальных. Если бы, находясь с детства в разных социальных условиях, идентичные близнецы показали конкордантность, т. е. совершили одинаковые преступления, этот метод заслуживал бы определенного внимания.

Однояйцевых близнецов, воспитанных врозь, в количестве 20 пар изучал в свое время американский социолог Ньюмен. Его исследования не подтвердили близнецового метода, а напротив, опровергли его. Им, в частности, приводился такой пример: два идентичных близнеца Джеймс и Рис Пера были с детства разлучены и не знали друг друга. Первый воспитывался в зажиточной деловой семье. Впоследствии он стал инженером, примерным семьянином и законопослушным гражданином. Рис же воспитывался в семье деда-шахтера, часто выпивавшего и менявшего место работы. Не имевший должного образования и присмотра, Рис скоро стал совершать преступления.

В Японии Ж. Иосимасу, профессор судебной психологии в Токио, опубликовал результаты своих двадцатилетних (1941— 1961 гг.) наблюдений за 28 парами однояйцевых и 18 парами двуяйцевых близнецов. Одинаковое преступное поведение имело место у первых в 60% случаев, у вторых — в 11% случаев. При этом лишь две пары после рождения воспитывались в разных семьях. Одна из них проявила конкордантность (но они вместе посещали начальную школу и в дальнейшем поддерживали связь). У другой пары контраст в социальном поведении был весьма глубоким. Приведя данные этого и ему подобных исследований по «близнецовому методу», Г. Маннгейм заключает: «Факт рождения однояйцевым или двуяйцевым близнецом не имеет почти никакого значения по сравнению с общим комплексом всех остальных событий в человеческой жизни».

Генетик И. Готтесман также пишет: «Даже однояйцевые близнецы, имеющие тождественный генотип, в случае если они развиваются в разных социальных условиях, при сохранении поразительного физического сходства... тем не менее могут формироваться в различные духовные личности».

Близнецовый метод не научен ввиду его нерепрезентативности (несоответствие характеристик выборки характеристикам популяции). Для 35-50 млн. преступлений, совершаемых ежегодно в мире, исследования на сотне близнецов (а близнецы, воспитывающиеся в разных социальных условиях, исчисляются вообще единицами) не показательны.

Близнецовый метод внеклассов и не историчен. Он не доказывает наследственной предрасположенности к правонарушениям, потому что понятия преступного и аморального неоднократно, подчас прямо противоположно, изменились при жизни двух-трех поколений людей и принципиальным образом при смене эксплуататорских режимов социалистической системой. Генотип же человека остается без существенных изменений вот уже 40 000 лет.

Также очевидно, что неуклонный и колоссальный рост преступности невозможно объяснить мутационными изменениями в генотипе граждан этого общества, особенно применительно к наиболее распространенной «беловоротничковой» и организованной преступности.

Как писал профессор А. А. Герцензон: «Изучение близнецов в криминологическом плане не имеет научно-познавательной ценности. Материал для таких выводов совершенно недостаточен в плане статистическом, и даже если бы он был более обширным, то не мог бы пролить ни малейшего света на проблему причин преступности. Рассматриваемый биологический фактор взят в полном отрыве от социальных условий, в которых находились обследованные близнецы».

 

Хро­мо­со­мная теория. Нор­маль­ным со­че­та­ни­ем хро­мо­сом для муж­чин яв­ля­ет­ся на­ли­чие у них од­ной Х