Киберсообщества в ракурсе социологической теории

Новый коммуникативный континуум привлекает к себе внимание прежде всего как новое социальное пространство с неизвестными возможностями, а потому в нем видится все самое прекрасное и самое ужасное одновременно. Вместе с тем, становясь фактором повседневной жизни миллионов людей, это новое пространство все более «приземляется» и приобретает узнаваемые черты. Прелесть новизны постепенно проходит. Реальный социум со своими проблемами, характером и развитостью отношений, этическими и культурными парадигмами, стал проецироваться в новое пространство социального взаимодействия. При этом новая среда поначалу стала мыслиться как панацея от многих прежних проблем и как автоматическое их разрешение. Вместе с тем, если отвлечься от вполне естественного технического романтизма, массовые информационные технологии обострили, сделали более зримыми прежние социальные противоречия.

Сегодня достаточно ясно, что кибернетическое коммуникативное пространство будет новым фактором социального отчуждения, в нем проявятся и уже проявляются не только имущественные, но и интеллектуальные, образовательные различия уже не только на уровне социальных групп, но и на уровне отдельных индивидов. Сосед по парте в школе может быть принят в некоторое киберсообщество, а ты – нет, поскольку «мозгами не вышел». Углубляющиеся социальная персонификация и индивидуализация ослабят традиционные формы социальных связей, сгруппируют «социальных традиционалистов», противоставят их «умникам», находящим свое социальное пространство посредством Сети. Все это обострит конфликт коллективного сознания с индивидуальным интеллектом, будет больше «чудиков» и «белых ворон», традиционалистские сообщества будут более интенсивно вытеснять интеллигебельность, терпя ее только по мере необходимости. Неясно также, какие новые формы ущерба может порождать Сеть и какие формы альтернативности они будут воспроизводить в социуме. Возможно также появление антиинформативных сообществ способных эффективно противостоять Сети. Некоторые традиционные религиозные общины лишь уклоняются по мере возможности от информатизации, но не являются основанием противостояния, поэтому появление соответствующих идеологических конструктов (в среде, например, кракеров) следует ожидать в ближайшее время.

Сейчас коммуникативный мир раскололся надвое. Один лагерь активно пользуется Internet и всячески содействует его развитию, а представители другого лагеря считают, что Internet еще не раз озадачит будущие поколения своими неожиданными проявлениями.

Однажды у известного американского писателя, философа и футуролога Курта Воннегута спросили что он думает по поводу всемерно распространяющегося электронного сообщества. Его ответ поразил: "Сейчас многие толкуют об информационной супермагистрали, но полное безразличие проявляется к тому, что творится в головах. Internet представляет собой дорогу с двусторонним движением, уставленную шлагбаумами, где с вас взимают плату и указывают, куда ехать и что искать. Люди прекращают развивать воображение и становятся пассивными зрителями электронного шоу". Internet, no мнению писателя, — это профессионально поставленное зрелище с великолепными актерами, убедительными декорациями, звуками, музыкой. Воображение, которое нам необходимо при чтении книги, теперь необходимо примерно так же, как умение ездить на лошади. Создаваемый воображением чувственный образ заменен динамической виртуальной картинкой.

Пропадает не только воображение. "Мы живем на свете, чтобы общаться и куролесить — и не верьте никому, кто станет вас разубеждать. Электронные общины — это пустоты, которые ничего не создают", — считает Курт Воннегут. Можно добавить, что они в определенных случаях выступают заменителями полноты общения – как заключенному книги или же полярнику сеансы радиосвязи. Это своеобразные «социальные протезы» – заменители отчужденных, но востребуемых способностей индивида к социальному общению.

Возникающие массовые общности в Сети были попервах продолжением традиционных социальных сообществ (пользователи информационно-аналитических, финансовых, коммерческих, научных структур), затем стали возникать нетрадиционные сообщества, которые стали именоваться «киберсоциумами», «виртуальными», или «онлайн-сообществами», применяется также понятие «киберобщина». Естественно, что они стали предметом внимания со стороны социологов прежде всего в тех странах, где влияние новых сообществ является сегодня наиболее ощутимым - прежде всего в США, Англии, других странах Западной Европы.

Однако до сих пор многие сомневаются в том, являются ли эти сообщества некоторой реальностью, достойной серьезного внимания социологов - например, такой подход было необходимо оспаривать еще в 1999 году на страницах виртуального социологического издания, поддерживающегося Hypermedia Research Centre, University of Westminster, London.(35.). Как уже отмечалось выше, первые международные подключения к ARPANET были осуществлены в 1973 году, когда к сети подключились машины из University College of London и Rogee Radar Establishment Норвегия.Что уж говорить о социологическом сообществе в наших палестинах, вне благословенной Англии, стоящей у самих истоков Сети! Поэтому неудивительно, что постановка вопроса о необходимости изучения киберсообществ вызывает у многих недоумение. На фоне проистекающих политических и экономических потрясений, изучение эфемерных, не имеющих очерченных границ, не размахивающих флагом или рублем сообществ, представляется до последнего времени делом праздным и с практической стороны безрезультативным.

Следует также заметить, что сам термин «сообщество» достаточно неопределенен в социологии – уже в 1955 году Джордж Хиллери (George Hillery, Jr.) насчитывал 94 противоречивых социологических определения этого термина (36.), тем более проблематичным является его использование с приставкой «кибер-» или «виртуальное». Даже Оксфордский Словарь Социологии заявляет, что двусмысленность термина «соообщество» делает невозможным достижение возможности его эмпирического исследования. Можно заметить также, что с точки зрения социальной философии человеческое сообщество в собственном смысле еще не сформировано – исторически возникали только его прообразы в формах «религиозной общины», «коллектива».

Условиями возникновения киберсообществ выступают следующие возможности, предоставялемые тем или иным кибернетическим ресурсом (узлом, порталом и т.п.):

Во-первых, должна существовать возможность какой-либо формы идентификации индивида или группы, причем степень ее строгости может быть самой различной – от псевдонима до полных данных с адресом и местом работы.

Во-вторых, обязательно наличие того или иного механизма контроля – от морально-психологического до экономического и юридического, в перспективе же – и политического.

В-третьих, существенным фактором существования группы является наличие той или иной формы истории – фактора идентификации индивида на сверхиндивидуальном основании, в рамках совместной деятельности. На первых этапах формирования интернет-сообществ их историей была история будущего.

В-четвертых, условием существования киберсообщества выступает возможность влияния его членов на формирование правил коммуникации. Однако по мере усложнения коммуникации и увеличесния числа ее агентов, возможность такого влияния будет все меньшей.

В-пятых, необходимым фактором выступает единство целеполагания и достигаемое на этой основе взаимное доверие. Участники киберсообществ на раннем этапе их развития выступают в этом отношении сектой избранных, движущихся в Будущее, на фоне которого все индивидуальные различия остающиеся от настоящего, мыслятся несущественными.

Думается, для обозначения качественного характера пространства формирования новых сообществ, продуктивным будет употребление термина «темпоральный киберкоммуникативный континуум». Термин «континуум» предполагает наличие некоторого качественного содержимого, которое может иметь различные граничные определенности и формы структурированности. Темпоральность же предполагает временную характеристику как существенную составляющую со-бытия индивидов, включенных в континуум – нет индивида «вообще» (обладающего некоторыми проявляющимися безотносительными качествами) – он есть «здесь-и-сейчас», как данное проявление возможных социальных взаимодействий, как инициатор конкретного взаимо действия. Темпоральность бытия индивида не фиксировалась в социальном процессе доинформационного уровня, она определяла результат деятельности лишь опосредованно, через его продукт (в наиболее развитой форме – через товарную его форму). В темпоральном кибер-коммуникативном континууме здесь-и-сейчас проявление индивида не только фиксируемо, но и значимо для организации структур общения в рамках социального целого. Аналогией такого состояния может служить информатизированная система управления дорожным движением в крупных мегаполисах, осуществление которой сделало непосредственной зависимость состояния всего массива движущихся автономных автомобилей от индивидуального поведения каждого водителя. Результат – заторы на дорогах стали неопределяющим фактором движения.

«Информационное общество» – термин несколько более узкий, восходящий к тому, что основанием социального поведения индивида выступает некоторая устойчивая конфигурация отношений между социальными общностями. Киберкоммуникация охватывает больший спектр феноменов, включая индивидуализированную среду взаимодействия в глобальном масштабе. Так, можно общаться с роботом-симулятором некоторой культуровой фигуры – общение подобного рода нельзя отнести к массовой коммуникации, оно не определяет лицо «общества».

В 90-х г.г. ХХв. сформировано представление о возможном пространственом образе структурированнсти Сети, согласно которой она будет представлять собой трехмерный город с улицами, каждый их кварталов которого будет определяться тематикой информационных ресурсов, будет иметь население – реальных и виртуальных субьектов взаимодействия в информационном потоке. В то же время ее структуру определяет также социально-политическая система современного мироустройства. Участники упоминавшейся выше конференции РЭНД корпорейшн, выделяли три национально-региональных зоны, в которых степень распространения интернет-технологий будет качественно отличаться: первый - Северная, Центральная и Южная Америка; второй – Европа,; третий – Азиатско-тихоокеанский регион и, наконец, четвертый – Ближний Восток, Африка и Южная Азия. (37.).

Однако вернемся к предмету нашего рассмотрения. Сегодня изучаются процессы возникновения киберсообществ (континуумов), их топографические и хронологические измерения (киберпространство и кибервремя), проблемы методов изучения новой коммуникативной среды, формирования и функционирования в ней новых теоретических конструктов, проблемы идентификации и самоидентификации субьекта взаимодействия, мифологизация, этические парадигмы и правила, которые вырабатываются в процессе их существования.

Следует различать термины «виртуальная реальность» и «киберсообщество». Принято понятие «виртуальность связывать с кибертехнологиями: «виртуальная реальность - комплекс ощущений у человека, нахождящегося (иммерсивность) в искусственно созданном трехмерном мире с шестью степенями свободы и взаимодействия (интерактивность) с объектами этого мира в реальном времени с использованием различных характеристик человека - от физических, определяющих его положение и ориентацию в реальном мире, и психофизиологических (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, равновесие, пульс, дыхательные циклы, биотоки мышц, кожно-гальваническая реакция, давление, температура и др.), до биохимических (кровь, ткани) и полевых (биоэнергия, излучение мозга)» (38.).

Существует два основных смысла понятия «виртуальное». Пер­вый восходит к традиционному естествознанию, в котором смысл термина «виртуальное» раскрывается через противопоставление эфе­мерности бесконечно малых перемещений объектов или бесконечно малых периодов существования частиц и стабильной в своих про­странственно-временных характеристиках реальности. Второй смысл порожден практикой создания и использования компьютерных симу­ляций и раскрывается через противопоставление иллюзорности объ­ектов, создаваемых средствами компьютерной графики, и реальности материальных объектов. В понятии «виртуальная реальность» оба смысла парадоксальным образом соединяются. Поведение изобра­жаемого объекта воспроизводит пространственно-временные харак­теристики поведения объекта вещественного,

В качестве универсальных свойств виртуальной реальности выделяют следующие характеристики:

- нематериальность воздействия (изображаемое производит эф­фекты, характерные для вещественного);

- условность параметров (объекты искусственны и изменяемы);

- эфемерность (свобода входа/выхода обеспечивает возможность прерывания и возобновления существования).

Виртуальность как понятие принято связывать с кибернетическими технологиями, искусственностью человеческого бытия. Но, строго говоря, состояние нахождения в «искусственно созданном» мире есть состояние собственно человеческое – человечество только тем и занимается всю свою историю, что производит «искусственный» мир (неорганическое тело) и пребывает в нем. О виртуализации применительно к обществу можно говорить по­стольку, поскольку общество становится похожим на виртуальную реальность, то есть может описываться с помощью тех же характери­стик. Виртуализация в таком случае — это любое замещение реаль­ности, симуляцией образом — не обязательно с помощью компью­терной техники, но обязательно с применением логики виртуальной реальности.

Виртуализация – исторический переход в такое состояние, при котором субьективность человеческой индивидуальности выступает определяющим фактором создаваемой индивидом среды личностного бытия. Попутно заметим, что, говоря о переходе в новое историческое состояние, принято думать, что это состояние обладает исторической же длительностью, а не значением, приводящим к качественным изменениям. Однако в порядке гипотезы логично предположить, что этот период будет кратковременен, и при этом период «виртуального социума» может привести к значительным историческим изменениям..

Интернет проявил виртуальность самого «общества». Наличие классической социологии поддерживает миф о том, что некоторые люди знают, что происходит в обществе (в доиндустриальную эпоху таковым качеством обладал Бог и транслировал это знание через церковь), что оно «прозрачно» для нас (поскольку существует статистика, система государственного управления и т.п.) – но киберкоммуникация как раз и проявила, что в обществе происходит много чего такого, что недоступно для теоретической рефлексии. Власть в современной политической традиции выступает от имени «общества» – следовательно наличие знания о происходящих в нем процессах выступает мощнейшим легитимирующим фактором. Интернет как бы сконцентрировал, сделал видимым и обострил существовавшие и прежде факторы неопределенности социальной жизни, что заставляет относиться к ним по-новому. Деонтологизированный субьективизм, продуктом которого является утопический активизм нового и новейшего времени (в виде социального революционизма и технократической воли к полному переустройству) представляет собой тот «дух», который препятствует рассмотрению социального бытия. Мы описываем общество одним образом, а что-то (вернее, кто-то) дает другую картину, с которой невозможно не считаться.

Новая коммуникативная среда возникает как продолжение исторически сформировавшихся социальных процессов, хотя и выдается идеологически за некоторый «обьективный» процесс, развивающийся сам по себе. Методологически ошибочно было бы анализировать развитие Сети без учета этого фактора – она развивается не «вообще», а в определенном направлении, представляя собой момент регулирования социальных процессов со стороны соответствующего (-щих) субьекта (-тов). При этом сами субьекты еще только возникают, конституируются в процессе развития новой среды, поэтому столь важна идеологическая компонента, используемая для отражения происходящих социальных измерений. Относясь к этим субьектам, мы имеем дело с двумя сходными, но все же различными задачами – определить свое к ним отношение (принимая во внимание отношение к себе) и определить логику практического взаимодействия. Первая задача не решается, если пользоваться идеологическим (то есть навязанным) определением реальности.

Социология в известном смысле имеет своим предметом онтологизацию субьектов социальной жизни – она призвана показать как именно возникают (становятся необходимыми) те конкретные субьекты, которые действуют на исторической арене в процессе развития жизни общества. Социальная философия отличается тем, что она имеет дело с теми же субьектами, которые исторически возможны, с точки зрения небытия. История описывает эти субьекты в их проекции на пространственно-временной континуум, в том виде, как они становятся видимыми (проявленными) в предметно-вещественной среде.

Методологически путаница при описании современных социальных состояний возникает также и из-за отказа от классического понятия «идеального». Реальность для нашего современника представляется составленной исключительно из движущейся «материи» (понимаемой как предметно, на уровне ощущений осязаемое вещество – «візьмеш в руки – маєш вещь!») и «разговоров» о ней, лишенных собственного онтологического статуса. Если же сознание вдруг переходит в такое состояние, что начинает полагать существование некоторой иной реальности кроме чувственно осязаемой, то мыслит ее либо как подобие первой (рядом с «грубой» возникает неосязаемая «тонкая материя»), либо непременно как некоторую внеположенную субьективированную сущность. Тогда всякое идеальное мыслится как «проявление трансцедентного существа» или опять же потусторонего «духовного» компонента, непостижимым образом существующего в теле. И в первом и во втором случаях идеальное мыслится как противостоящее имеющемуся человеческому разуму (иное по отношению к нему), доступное только путем проникновения в него средствами вненаучных мыслительных практик.

Идеальное существует – но не таким образом как «материальное», предметно-вещественное, протяженное и хронотопное. Нужно принять и осознать, что «общество» не существует в том смысле, в котором существует физическая предметная среда. Соответственно оно и не может быть описано теми же средствами – средствами науки или искусства. «Общества» «нет» в физическом смысле, оно проявляется посредством физических взаимодействий и последние, имея устойчивый характер, приводят к возможности представления о нем как о некотром физическом конструкте.

Социология исторически – проект внефилософской рефлексии (попытка уйти от спекулятивности философии своего времени) – поэтому она и развивается изначально в виде двух различных рефлексивных практик, восходящих либо к науке (позитивизм) либо к искусству (понимающая социология). Социологический проект изначально строится на отказе от того, что люди исходят в своем поведении из факторов, которые не могут быть сведены к описываемой реальности; что обьяснение их настоящего лежит в их будущем, которое по природе своей вариативно и неоднозначно. Любая подобного рода рефлексия есть не описание, а производство, описание есть лишь логика обьяснения состоявшейся деятельности и в этом смысле оно верифицируемо. П.Бурдье вплотную подходит к понятию «идеальное», говоря о символическом как о том, что является материальным, но не признается таковым (чувство одежды, хорошее произношение, «стиль»), исследователь вводит понятие «символический капитал», под которым понимает трансформированную и потому замаскированную форму «экономического» капитала. (Как тут не вспомнить К.Маркса, утверждавшего, что идеальное есть ни что иное как материальное, пересаженное в голову людей и преобразованное в ней!) С точки зрения П.Бурдье реальная политическая функция символических систем состоит в том, что с их помощью пытаются узаконить господство путем навязывания «правильного определения» социального мира. Близко по значению к «идеальному» и понятие «поля», а также «габитус» как единство телесно-исторической данности социального актора.(39.)

В том смысле в котором «существует» (обладает бытием, выступает сущим) идеальное, существует и общество. Различие, вероятно, состоит в том, что содержательно «идеальное» более абстрактно, чем «общество», ибо последнее есть абстракция от мира живого взаимодействия в человеческом мире, а первое – от взаимодействия во всей полноте человеческих проявлений, включающих и социоприродное общение.

Онтологический подход (в отличие от конструктивистского) предполагает самоопределение индивида в обществе с точки зрения поддержки некоторой смысловой реальности (воспроизводства его как некоторой исторически данной жизненной практики). С этой позиции в обществе можно только жить, а не преобразовывать его.

Социологическая теория предполагает изучение социума как некоторой данности (субстанциональной, коммуникативной или когнитивной), в которую человек включен тем или иным образом, которая либо представляет собой источник социальных феноменов (в рамках понимающей социологии, интеракционистских моделей, этнометодологии и собственно феноменологии), либо представляет собой некоторую обьективность, отражающуюся в сознании исследовательского сообщества (позитивистский подход, кофликтология, марксизм). И в том и в другом случае социальность мыслится как материя, рефлексируя которую возможно (и должно) менять условия социального бытия. Подобного рода конструктивистский подход доминирует в сегодняшней теоретической социологии в силу ряда причин – и прежде всего политической востребованности ее как дисциплинарной области, дающей возможность развития практикам осуществления власти. Постмодернистский проект элиминирует в онтологическом смысле понятия общества и личности как предмет рефлексии, обьявляя их дискурсами.

Грань естественное-искусственное проходит в отношении человеческого бытия на уровне общественное-индивидуальное. Состояние того, что мы называем «общество» признается как «естественное», а выражение того же самого в единичном бытии – «искусственное», поскольку по инерции мышления предполагается, что жизнь общества «закономерна», «онтологична», является продолжением некоторой естественно-природной взаимосвязи, а индивид творит себя самого таким, каким он не является «от природы», то есть в силу своей телесной конституции, личностное бытие «феноменологично». Потому в основе индивида лежит «искусственность», отрицание некоторого изначального, природного состояния - «естества». Как только мы выходим за рамки игры в эти контрадикторные понятия, все в человеческом бытии оказывается искусственным и естественным одновременно – искусственным, поскольку порождено самим человеком (исторически и индивидуализировано) и естественным, поскольку само это порождение есть сущность человека как природного существа - черта, определяющая его как феномен природной тотальности. Где есть человек не производящий самое себя, кто и когда его видел?

В изучении современности спутаны также онтологический (как существует общество), гносеологический (как изучается, или, более абстрактно – как может быть изучено общество) и праксеологический (имеющееся и возможное ценностное отношение к обществу) аспекты. Проблема социологической рефлексии киберкоммуникативного континуума проявляет кризисность теоретичесокй социологии вообще. Мультипарадигматичность как методологическая позиция предполагает отсутствие праксеологического генерализующего дискурса. Любое ценностное отношение предполагает утверждение используемого ценностного подхода как единственно верного, и единственно возможного. Если для человека возможен не только один его вариант развития событий, то он не находится к нему в ценностном отношении. Когнитивно – возможна множественность, возможна даже онтологически, но не праксеологически. Возможный вариант ухода от подобной проблемы - перейти в категориальный аппарат традиционного сознания, где ценностное отношение не является актом реализации человеческой индивидуальности.

Способ индивидуализации, субьективации отдельного человеческого существа и есть порождение «виртуальной реальности», она – состояние сознания вне непосредственной его обусловленности логикой телесного бытия. Становится ли это обособление фактом индивидуального сознания при помощи социально приемлемых стереотипных форм самовосприятия, кибертехнологии или же при помощи психотехники (молитвы, медитации), фармакологического средства (наркотик, алкоголь), массового внушения – лишь вопрос средства. Перечисленные выше средства выхода за рамки повседневных состояний индивидуального сознания направлены на создание и поддержание определенных форм социального общения, результаты которого могут быть как коструктивны, так и деструктивны. Сама по себе направленность использования средств порождается исторической динамикой, а не свойствами доступных индивиду средств самореализации.

Виртуальность – состояние присущей человеку деятельности, ее особый способ осуществления, предполагающий выход индивида за рамки своей телесной данности.

К основным современным компьютерным технологиям, которые уже используются или будут использоваться в ближайшем будущем для виртуализации деятельности относят - e-mail, ftp, web, телеконференции, текстовые диалоги и дискуссии в Internet (совместная работа, контроль исполнения проектов и распространение информации), коммуникационные программ реального времени (мгновенного обмена сообщениями, распределенные сети, интерактивные технологии) и др. В некотором смысле любая культурно опосредованная реальность (а иной человеческой реальности и нет) является «виртуальной» - поскольку предполагает восприятие действительности с использованием искусствено создаваемых «комплексов ощущений». Естественным (составляющим его природную сущность) в человеке является как раз то, что мы привыкли признавать как искусственное – социальность.

Первые попытки создания социологических мо­делей современности на базе понятия виртуальности были предприняты в Германии Ахимом Бюлем и Михаэлем Паэтау, в Канаде Артуром Крекером и Майклом Вэйнстейном и в России Д. В. Ивановым (40.), о социологии информатизации говорит И.В.Соколова и многие другие.

Модели А. Бюля, А. Крокера и М. Вэйнстейна восходят к тради­ции исторического материализма К. Маркса. Согласно его теории, рост производительных сил или, говоря современным языком, разви­тие новых технологий вызывает изменения в системе общественных отношений: появляются новые отношения собственности, на их ба­зе — новые социальные классы, новые формы политической власти, идеологии и искусства и т. д. Приложение этой схемы к современно­сти приводит Бюля, Крокера и Вэйнстейна к тезису о переходе к но­вой фазе капитализма, когда классические структуры индустриально­го общества устраняются по мере внедрения компьютерных технологий.

По мысли автора теории «виртуального общества» А. Бюля, с развитием технологий виртуальной реальности компьютеры из вы­числительных машин превратились в универсальные машины по производству «зеркальных» миров. В каждой подсистеме общества образуются «параллельные» миры, в которых функционируют вир­туальные аналоги реальных механизмов воспроизводства общества: экономические интеракции и политические акции в сети Internet, об­щение с персонажами компьютерных игр и тому подобное. Процесс замещения с помощью компьютеров реального пространства — как места воспроизводства общества — пространством виртуальным Бюль называет виртуализацией.

Если А. Бюль разрабатывает структурно-аналитический аспект марксовой схемы, констатируя как факт, что гиперпространство «па­раллельных» миров — это новая сфера экспансии капитализма, то авторы теории «виртуального класса» А. Крокер и М. Вэйнстейн де­лают акцент на критике — разоблачении киберкапитализма как сис­темы, порождающей новый тип неравенства и эксплуатации. Вла­дельцы компаний, производящих программное обеспечение и пре­доставляющих доступ в Internet, рассматриваются как ядро нового господствующего класса, движимого волей к виртуальности и пре­вращающего виртуальную реальность в капитал. Виртуализацией Крокер и Вэйнстейн называют новый тип отчуждения: отчуждение человека от собственной плоти в процессе пользования компьютера­ми и превращение ее в потоки электронной информации, подпиты­вающие виртуальный капитал. Канадские авторы очевидно перефра­зируют метафору Маркса, именовавшего капитал вампиром, питаю­щимся живым трудом. Вообще говоря, модель Крокера и Вэйнстейна — это скорее результат постмодернистской стилизации марксист­ской риторики, нежели итог собственно социологического анализа.

Модель «виртуализации социального» М. Паэтау базируется на теории Н. Лумана, в которой общество определяется как система коммуникаций. Паэтау интерпретирует возникновение гиперпро­странства сети Internet как результат «использования» обществом новых форм коммуникации для самовоспроизводства — аутопойесиса (по терминологии Лумана). Наряду с традиционными формами, «реальными» интеракцией и организацией, коммуникация посредст­вом компьютера вносит вклад в производство социальности. Изме­нение общества рассматривается как структурная дифференциация системы вследствие появления в ней новых элементов — виртуальных аналогов реальных коммуникаций. Представление о перманентной структурной дифференциации играет в системной теории столь же фундаментальную роль, что и тезис о перманентном росте произво­дительных сил в историческом материализме. Поэтому виртуализа­ция социального рассматривается как очередной системный эффект.

Подходы германских и канадских теоретиков до некоторой степе­ни эвристичны. Они позволяют концептуализировать многочислен­ные эмпирические тенденции, увязать их в целостной и вместе с тем простой теоретической модели трансформации общества. Но эта простота модели достигается не как результат обобщения характер­ных черт исследуемых тенденций, скорее она заимствуется у класси­ков как готовая универсальная схема. Некритическое использование моделей, созданных применительно к иным социально-историческим условиям затушевывает специфичность наблюдаемых тенденций, то принципиально новое, чем они собственно и интересны. В результате стремление исследователей показать трансформацию общества обо­рачивается полной противоположностью: они по сути стараются по­казать, что новые процессы — это лишь вариации тех, что уже опи­саны классиками. В сдвиге от реальной социальной организации к виртуальной усматривается и подчеркивается только то, что в нем похоже на прошлое: на переход от феодализма к капитализму (от доиндустриального к индустриальному обществу) или на функцио­нальную дифференциацию экономической, политической, правовой и других систем общества.

Заимствуя объяснительные схемы у К. Маркса или Н. Лумана, тео­ретики невольно оказываются последователями того технологического детерминизма, за который они критикуют создателей теорий информа­ционного общества. Использование детерминистской схемы «новые про­изводительные силы - новые общественные отношения» или функционалистской «новые элементы - новая структура» а рпоп сводит исследуемую трансформацию общества к совокупности социальных эффектов компьютеризации. «Виртуализация рассматривается либо как технологический процесс, имеющий социальные последствия, либо как процесс социальный, но опосредованный компьютерами и без компьютеров невозможный. В результате происходит теоретиче­ская фетишизация технологий виртуальной реальности, описание которых вытесняет собственно социологический анализ. Например, у А. Бюля, чья работа теоретически и эмпирически основательнее дру­гих, виртуализация это технический процесс создания виртуально­го общества как «параллельно» существующего с реальным общест­вом. В рамках теории «виртуального общества» в реальном «сегменте» общества изменений нет, там вообще ничего не происхо­дит. Но ведь именно там возникли те самые технологии виртуальной реальности, на описании которых Бюль строит свою теорию общест­венных изменений. Дать ответ на вопрос «откуда взялись измене­ния?» можно только, рассматривая виртуализацию как процесс соци­альный, как процесс изменения общества в целом, а не как создание «параллельного» виртуального общества.» (41.)

Д.В.Иванов предлагает собственную теорию виртуализации, согласно которой «Превращение в последние десятилетия XX в. социальной реальности в эфемерную, неста­бильную, описываемую постмодернистским принципом anything goes, явно коррелирует с возрастанием в жизни людей роли различ­ного рода симулякров — образов реальности, замещающих саму реаль­ность. Упадок реальности, описанный Бодрийяром и Лиотаром, от­нюдь не апокалиптичен. Просто «старая» реальность сменяется «но­вой» реальностью. В результате развеществления общество приобре­тает черты, описание которых приводит нас к использованию поня­тия виртуальной реальности.

Виртуальная реальность предполагает взаимодействие человека не с вещами, а с симуляциями. Реальность общества эпохи Модерн — это овеществленная институциональная структура, делающая прак­тики независимыми от устремлений индивидов. Индивид, находясь в социальной реальности институтов, воспринимает ее как естественную данность, в которой приходится жить. В эпоху Постмодерн индивид погружается в виртуальную реальность симуляций и во все большей степени воспринимает мир как игровую среду, сознавая ее услов­ность, управляемость ее параметров и возможность выхода из нее. Различение старого и нового типов социальной организации с по­мощью дихотомии «реальное/виртуальное» позволяет ввести понятие виртуализации как процесса замещения институционализированных практик симуляциями. Таким образом, термин «виртуализация» не только оказывается адекватным феноменам, описываемым как по­стмодернизм и развеществление, но даже предстает как более эвристичное, чем два последних концепта, поскольку открывает перспек­тиву концептуализации не «конца» или «исчезновения» прежнего общества, а процесса формирования нового.

Применительно к обществу в целом, виртуализация предстает не как единый процесс, а скорее — как серия разнородных, но направ­ленных сходным образом тенденций в различных сферах жизнедеятельности. Это можно продемонстрировать, описывая симуляцию модернистских институционализированных практик в избранных для анализа институциональных сферах: экономике, политике, науке, искусстве, семье.»(42.), и далее: «Тот факт, что на современные хозяйст­венные процессы оказывает определяющее влияние такой символиче­ский и даже фиктивный с традиционной точки зрения фактор, как денежный агрегат Мз, свидетельствует о том, что деньги ныне не «кровь» (как полагал Т. Гоббс), а «язык жестов» экономики. Развеществление денег, превращение их в симулякр приводит к тому, что исполнение ролей кредитора и заемщика становится виртуальным. Стало быть, симуляция обладания деньгами вызывает виртуализа­цию финансов как социального института.