Оставив невинный поцелуй на моей щеке, он прошептал:
— Вспомни об этом в следующий раз, когда решишь оседлать душевую головку и просто позови меня. Я положу конец твоим страдания, но это будет не бесплатно.
Мой рот широко открылся. Моя матка испытывала такую боль, какой не было прежде, — отчаянную и чувственную — призыв к большему, чем просто сексу, а именно первобытную нужду в том, чтобы мужчина заполнил меня.
Губы Джетро изогнулись в полуулыбке, затем он ушел, направившись к отцу и Дэниелю.
Мое сердцебиение отдавалось в ушах. Я стояла как идиотка, пока прислуга продолжала заполнять багажник и смотрела на меня со странным выражением на лице. Румянец окрасил мои щеки, когда я подумала, что они знали, что беспокоило меня.
Секс.
Я была унижена тем, что желала секса, пока вся моя жизнь находилась в хрупком равновесии.
Секс.
Чудовищная потребность, которая делала могилы и долги, и метки иллюзиями по сравнению с обещанием посетить рай в его руках.
— Нила... ты в порядке? — спросил Кес, встав рядом со мной.
Я выдохнула. У меня не было настроения общаться с ним.
— Да, в порядке. — Махнув рукой на всю эту суматоху, я спросила. — Для чего все это?
Кес ухмыльнулся.
— Пару дней назад я говорил тебе. Поло.
По каким-то странным причинам, я думала, что это будет проходить в поместье Хоук. Я взглянула вниз на свое платье и джемпер. Моя одежда не была достаточно теплой для осенней прохлады.
— А мне по-прежнему позволено поехать или...
— Конечно, я сказал тебе... персонал, пленники... — он шутливо толкнул меня в плечо. — Чем больше, тем веселее. Пошли, время ехать. — Он направился к семье, не оставляя мне выбора, кроме как последовать за ним, несмотря на то, что я хотела рвануть в обратном направление от Ката Хоук.
Джетро не отводил своих золотистых глаз от меня, когда я остановилась перед ними. Кес хлопнул в ладоши.
— Готовы отправиться в дорогу?
Кат потер подбородок, осмотрев меня с ног до головы.
— Хочешь поехать со мной, моя дорогая? — он вытащил из кармана черный носовой платок и сжал его между пальцами. Его улыбка была холодной и садистской. — Мне придется завязать тебе глаза, чтобы ты не узнала дорогу из поместья, но тебе будет предоставлена роскошь машины.
Я ненавидела, что он был таким приветливым почти добродушным.
Джетро пробормотал.
— Она поедет со мной и Вингс.
Я выпучила глаза.
— Ты поедешь с лошадью?
Джетро кивнул.
— Вингс не любит быть в ловушке. Это убивает его — находиться в темноте и без возможности убежать.
Мое сердце екнуло. Как он мог так переживать о животном, и так наплевательски относиться ко всем остальным вокруг?
Кат рассмеялся, в его смехе было предупреждение.
— Я-то думал, что ты вырос из этой глупой точки зрения, Джет.
Джетро сжал руки в кулаки.
— Прости, что разочаровал.
Кат метал кинжалы взглядом в своего старшего сына. Я стояла, готовая отпрыгнуть с дороги, ожидая, что начнется ссора или обвинения в том, кем Джетро был на самом деле. Казалось, вся его семья знала и постоянно использовала его слабость, его состояние — что бы там ни было — как предупреждение или средство, чтобы манипулировать им.
Разрывая напряженное молчание, я сказала.
— Я уж лучше поеду с лошадьми.
Кат прекратил посылать убийственные взгляду сыну и переключился на меня.
Я поспешила добавить:
— К тому же мне не надо будет завязывать глаза, в грузовике нет окон.
От мысли, что я буду в темном замкнутом пространстве и застряну в дневном дорожном движении, мой желудок перевернулся. Симптомы были очень похожи на вертиго. Но я лучше поеду с Джетро, чем с Катом.
Кат медленно кивнул.
— Прекрасно. Увидимся на матче.
Дэниель придвинулся ближе.
— Как жаль, — его безбашенная душа так и отражалась в его глазах. Его темные волосы были лишены седины, как волосы Джетро и Кеса, но все трое мальчишек Хоук унаследовали цвет волос от отца. Волосы Дэниеля были жидкими, а я знала из собственного опыта, что волосы Джетро были густыми и очень соблазнительными.
Я знала это, потому что его голова была между моих ног, пока он лизал меня, а я зарывалась пальцами...
«Не думай об этом».
Вновь мне нужно было забыть о влажности, причиной которой был Джетро, и усмирить желания тела.
Дэниель ухмыльнулся. В безупречном костюме, с бриллиантовой булавкой как у Джетро, и начищенными до блеска ботинками, он был идеальной приманкой для женщин, конечно, пока не открывал свой рот.
— А я очень даже наслаждался нашей последней поездкой вместе.
Холодок пробежался по моей коже. Он имел в виду ту поездку до поместья в ту ночь, когда я прибыла. Джетро накачал меня наркотиками — ублюдок. И я до сих пор могла ощутить отвратительные пальцы Дэниеля, которые пытались добраться до моего лона.
Джетро зарычал.
— Достаточно, — оставив свою семейку, он схватил меня за запястье и рванул к закрытому грузовику. — Время ехать.
Я не могла остановить мурашки от ужасного воспоминания, которое оживил Дэниель.
Молча, Джетро подвел меня в боку грузовика и открыл маленькую дверь, скрытую под картинками его семейного герба. Транспорт так и кричал о богатстве.
Когда я зашла в пространство, заполненное мускусным ароматом лошади и сена, я спросила:
— В ту ночь, когда ты украл меня… Зачем ты меня накачал наркотиками?
Джетро замер, заслоняя свет от маленькой двери, и тут же превращая огромное транспортное средство в замкнутое пространство.
— Чтобы все прошло легче
— Для кого? Для тебя?
Он захлопнул дверь, оставив нас в тусклом освещении.
— Тебя. Я сделала это, чтобы ты не дралась и не причинила себе ущерба.
Я скрестила руки, жуткая догадка заполнила меня.
— Неправда. Я думаю, ты сделал это для себя. Чтобы тебе не пришлось видеть мои слезы или терпеть мою панику.
Джетро оттолкнул меня со своего пути, и прошел между двумя стойлами. Я повернулась и последовала за ним. Две лошади стояли мордой к нам, перед ними весели ящики с едой, а на полу лежало сено.
— Кто ты на самом деле такой, Джетро Хоук?
Джетро провел рукой по черному боку лошади. Мой желудок сделал сальто из-за его внезапного проявления нежности, а мое сердце растаяло, когда я увидела, как животное ответило своему хозяину.
Она навострила уши, радушно принимая его прикосновения, пока боком тянулась за еще одним поглаживанием. Тихое фырканье послышалось из бархатных ноздрей — вздох удовлетворения.
— Я мужчина, который делает то, что нужно, но ты уже знаешь это. — Взглянув на меня, он не остановился пока не прошел мимо лошадей к небольшому пространству перед стойлами. Там были два сиденья, приваренные к полу лицом к лошадям. Седла, покрывала и уздечки свисали с крюков. Каждая стена и пространство были заполнены лошадиными принадлежностями.
Окно пропускало естественный свет сверху, наряду с окнами на крыше, но они были слишком высоко.
— Оставь это, мисс Уивер.— Сев, он указал на сиденье рядом. — Садись, пока не упала. Осторожность не помешает с этим твоим гребаным вертиго.
Я шикнула на него.
— Держу пари, от этого ты чувствуешь себя сильнее, — осознание, что у меня есть недуг, который может в любой момент одолеть меня.
Он фыркнул.
— Ты права. Это так, — он нахмурился. — А теперь сядь.
Грузовик внезапно загрохотал, когда включили зажигание. Лошади позади меня заржали, топая металлическими копытами по полу.
Я повернулась и быстро села, прежде чем транспортное средство сдвинулось с места.
Возясь со своими ремнем безопасности, надеясь, что он будет достаточно крепким, чтобы держать меня вертикально, если случится вертиго, я вскрикнула, когда длинный серый нос уткнулся в мою ногу.
Джетро захихикал.
— Для того, кто говорит, что она знает, что правильно, а что нет, кажется, у тебя нет опыта общения с животными.
Он улыбнулся, когда черное чудовище вытянуло свою шею, пытаясь подобраться к хозяину.
Я не ответила, а просто сидела спокойно, пока животное передо мной вновь уткнулось в мою ногу. Одним требовательным движением, лошадь пробралась в мое сердце, и я тут же влюбилась в существо, покрытое серыми пятнами. Эти огромные глаза говорили о древних мирах и доброте, и во мне воскресла любовь к единорогам.
Я всегда хотела пони, как большинство девочек. Но поскольку я жила в центре Лондона и была дочерью мужчины, который сосредотачивался только на тканях, — мои мечты были перенаправлены в более практичные вещи.
Мое воспоминание о встрече с Джетро, когда я была с няней, вернулось.
Я вытянула руку и погладила нос моей новоприобретенной любви.
— Единороги существуют.
Мое сердце екнуло, когда лошадь обнюхала мое колено, ее хохолок упал на один глаз и запутался в густых ресницах.
Джетро вздрогнул.
— Что ты сказала?
Я подняла взгляд, не убирая руку от своего теплого товарища. Я ждала, когда понимание осветит его взгляд. Помнил ли он ту краткую встречу тоже?
Когда я не ответила, он выплюнул:
— Ну?
Я покачала головой.
— Не важно, — вернув тему разговора к тому, что он, очевидно, обожал, я спросила. — Как его зовут? — я погладила лошадь между глазами, наклонившись вперед, чтобы придвинуться ближе.
Джетро не отводил от меня взгляда. Что-то произошло... что-то, что я не могла объяснить. Резкость, холодность в его манере общения, казалось, немного оттаяла. Он наклонил голову, выглядя менее напряженным и отстраненным, чем обычно.
Бабочки запорхали в животе от того, что я увидела другую его сторону. Компания этих зверей что-то сделала. Они больше чем расслабили его — они дали ему место, чтобы спрятаться. Он, казалось, питался бесхитростной добротой животных.
Он тянул с ответом, но когда начал говорить, его голос был мягким, очарованным:
— Не его, а ее. Ее зовут «Воины не плачут». Но ее кличка Мот.
Мот.
Ошеломительная лошадь с мягкими крылышками. Она была идеальной. Я хотела оставить ее себе.
— А другую?
Джетро сидела смирно, всматриваясь в черного монстра перед собой.
— Это «Быстрый как ветер». Но он — мой Вингс, мои крылья, но поскольку я не могу летать, я зову его так.
Ага, значит это Вингс.
Тот самый, который уносил Джетро прочь, когда он достигал края. Волна благодарности накатила на меня, когда я подумала о том, что у него был тот, кто не судил его, не пытался контролировать его семейной традицией.
Возможно, мне стоит научиться у Вингс. Возможно, мне стоит посмотреть сквозь ненависть и отчаяние и вглядеться вглубь. Внутри Джетро можно было что-то исправить.
Я знала это.
— Когда ты позволишь мне увидеть?
Ноздри Джетро затрепетали.
— Что прости?
Молчаливая храбрость заполнила меня от касания Мот, и в первый раз я выдала все четко без гнева или негодования.
— Когда ты скажешь мне, что долги значат для твоей семьи? В чем смысл всего этого? Как вам удавалось избегать правосудия так долго, потому что Долг по Наследству не смог бы подойти не под одну статью в законе. Как твоя семья прошла путь от обслуживания моих предков до владения... — я махнула в сторону его лошадей, охватив этим движением весь мир вне грузовика и «Хоуксбриджа».
Мне стоило остановиться на этом, но у меня был еще один вопрос. Вопрос, который прожигал во мне дыру, и я бы отдала все, что угодно, чтобы узнать на него ответ.
— Почему я не могу ненавидеть тебя за то, кто ты? Почему я не могу прекратить хотеть тебя? И почему я еще здесь? Играю в эту игру и верю, что в конце, не будет корзины, в которую упадет моя голова, а будет что-то совершенно иное?
Тишина опустилась на нас. Лишь фырканье Вингс и Мот разрывали напряжение, которое становилось сильнее с каждым вздохом.
Наконец, Джетро пробормотал:
— Если бы я справился со своей задачей, ты бы не получила ни единого ответа на вопросы, и ничего не узнала бы обо мне.
— Тогда, ты не справился с задачей, — прошептала я. — Потому что я уже знаю о тебе больше, чем ты думаешь.
Он повел плечами.
— Я не сомневаюсь, что со временем ты узнаешь все, что пожелаешь.
— Включая твои секреты? — прошептала я вновь, мой голос переполнили эмоции. — Доверишься ли ты мне настолько, чтобы показать правду?
Он отвел взгляд, потянув за хохолок лошади.
— А это, мисс Уивер, то же самое, что слепо верить в единорогов. Ты не можешь злиться на меня, когда, в конце концов, узнаешь, что они не существуют.
Я ахнула.
Он помнил.
Он пробормотал на выдохе.
— Я предлагаю тебе сфокусироваться на реальности и перестать искать волшебство в мире, который хочет лишь разрушить тебя.
Тишина опустилась как тяжелый занавес, встревая между нами и прекращая наш разговор.
Мы молчали всю оставшуюся дорогу.
Поло было единственным контактным видом спорта, от которого я получал удовольствие.
Охота была времяпрепровождением, которым я наслаждался в одиночестве, — тем, что было одновременно и хобби, и проклятием. Но езда и нахождение среди лошадей были моим единственным спасением с тех далеких времен, когда я был еще мальчишкой.
И так было до сих пор.
Я позволил себе краткие мгновения передышки, когда прижался к Вингс и вдохнул его мускусный запах. Мое сердцебиение не успокоилось с того момента, как мы прибыли еще час назад.
Какого хрена произошло в фургоне для перевозки лошадей на пути сюда? Почему Нила выбрала именно этот момент, чтобы забросать меня вопросами, которые могли снять заживо с меня кожу?
Жасмин была абсолютно неправа, когда сказала, что я должен сделать так, чтобы Нила влюбилась в меня. Я пытался — я наплел какую-то небылицу в душе о том, что она создала сеть и поймала в нее Хоук. Но со стороны я звучал так смехотворно и так не похоже на то, что обычно говорю, что глаза Нилы распахнулись, замечая мое вранье.
Не было никакой возможности соблазнить ее с помощью обмана. Ее нельзя одолеть, используя грязные выдумки. Если я хотел, чтобы она влюбилась в меня — дала мне другой способ «исправлять» себя и быть способным пережить следующие десять месяцев, пока я не унаследую все — я должен был пустить ее в свою душу.
Позволить управлять моими запутанными чувствами и моей болезнью. Всецело мной.
А я не обладал такой силой, чтобы позволить ей это сделать. Независимо от того, что бы ни думала Жасмин.
Тяжело вздыхая, я окинул взглядом большое поле, покрытое зеленой травой. Игроки были рассредоточены повсюду, ухаживая за своими лошадьми около различных фургонов, грузовых платформ и машин. Следы от автомобильных шин уничтожили влажную траву, превращая нежно-зеленый в грязь.
Расположенное чуть поодаль поле для поло было чистым и нетронутым, как будто только и делало, что ожидая скачущих лошадей, которые превратят это великолепие в грязь. А сразу над этим была передвижная трибуна, которая занимала центральное место, возвышаясь над полем, и предоставляла восхитительные места для обзора скорым зрителям
Мужчины и женщины блуждали, находясь в поиске своих мест на многоярусной трибуне, или же устремлялись к шатрам у подножья трибуны, в которых были представлены закуски и изысканные вина. Здесь не было палаток с хот-догами и пластиковых стаканчиков с дешевым пивом. Эти события проводились специально для элиты Англии — для семей, чей банковский счет составлял больше десяти миллионов фунтов. Икра, фуа-гра, лососевый мусс с укропным соусом — все это входило в меню фуршетного стола наряду с вином из «Хоуксбриджа» и пивом по старинному рецепту.
Ничего второсортного не позволялось на этом мероприятии.
Я всматривался внимательнее, пытаясь среди толпы зрителей найти Нилу в ее черном платье.
Никаких признаков ее присутствия.
«А чего ты ожидал?»
Кес, скорее всего, отвел ее к зарезервированной палатке, которая находилась с краю от шатров с едой и трибуны. У нас был собственный шатер, где гости могли пообщаться в неформальной обстановке. Мы так же предлагали гостям — тем, кому мы доверяли — необработанные алмазы по минимальным ценам.
Игра в поло была хороша не только для моего мышления, но это также был отличный день для пополнения нашего банковского счета
Когда мы прибыли на место, я размышлял над тем, как мне лучше всего избегать Нилы, но и одновременно с этим доставить ее туда, где она должна быть. Все мои волнения были напрасны, потому что Кес появился в тот момент, когда я помогал Вингс спуститься по трапу фургона и вел его к коновязи.
Мот была лошадью Кеса, но он позвал конюха, чтобы он позаботился о ней, пока он предложил Ниле сопроводить ее до зоны просмотра.
Смотря на меня тяжелым взглядом, Нила кивнула и исчезла вместе с моим братом. Меня бесило, что она шла с ним так легко, но в то же время, я был рад увидеть, что она ушла. Это давало мне время привести свои мысли в порядок, перед тем как начнется игра.
Хотелось бы надеяться, что как только я проведу день на поле, наполненном звуком несущихся копыт, которые будет заполнять мой слух и насыщать меня силой в моих венах, мне станет намного лучше.
Я стану сильнее.
Мот уткнулась своей мордой мне в позвоночник. Я обернулся, чтобы ласково похлопать по боку серую лошадь в яблоках [прим. пер. серая в яблоках — масть лошади]. Реакция Нилы на лошадь не ускользнула от меня. Она просто растаяла, когда Мот потребовала ее внимания.
Я сомневаюсь, что у нее были домашние питомцы, за которыми она ухаживала — ее отец казался чересчур поглощенным своей империей, и я бы не удивился, если бы он заставил своих детей работать в тот момент, когда они только поняли, как владеть ножницами.
Уивер всегда оставались неизменны в обращении со своими отпрысками, рассматривая их как подневольных рабов, которые были созданные лишь для работы — наживаясь на тяжелом труде детей, которые были лишены детства.
Внезапно мое сердце охватило чувство неведомой теплоты. Может, я смогу дать Ниле то, что она упустила?
У Кеса не было связи с Мот. Она была хорошей лошадью, прибыла к нам от самого лучшего заводчика, и являлась самой терпимой из кобыл. Но она была просто инструментом для Кеса.
Что бы сделала Нила, если бы я преподнес ей Мот?
Открыла бы она свое сердце для меня с большей готовностью? Увидела бы она тогда, что я лишь делаю то, что от меня требуется, пока пытаюсь защитить ее от всего, что в моей власти?
Стоя между двух лошадей, я почесал у каждой за ушами.
Мот была нежной, доброй и надежной. Но она была совершенно не похожа на Вингс. В то время как она стремилась угодить и быстро отреагировать, у Вингс было сердце подобное моему — сердце обманщика, когда послушание было обязательным, а нарушение правил было единственной возможностью выжить.
Почистив Вингс, я быстро оседлал его и придерживал его голову пока кормил. Он переминался на месте, ударяя копытом землю.
Я мог бы попросить, чтобы работники конюшни позаботились о нем.
Но я хотел сделать это сам.
Это успокаивало меня, а с Нилой в моей жизни, я нуждался в любой расслабляющей разрядке, какая только существовала.
Солнце взошло на небе, было ясно, что сегодня будет отличный день. Если бы здесь был еще один человек, то день мог бы быть просто идеальным.
Вытаскивая свой телефон, я набрал номер сестры.
Гудки раздавались в трубке несколько долгих мгновений, и привычная паника насчет ее безопасности накрыла меня с новой волной.
— Джетро? Почему ты мне звонишь — разве игра не должна вот-вот начаться? — ее успокаивающий голос раздался в телефонной трубке, проскальзывая прямо в мое ухо.
— Тебе и правда следовало поехать с нами, Жас. Солнце вышло и небо безоблачное.
— Может, как-нибудь в следующий раз.
Может, как-нибудь в следующий раз.
Ее любимая отговорка.
Только все дело было в том, что следующего раза никогда не будет, потому что она снова откажется от прогулки.
Я вздохнул, проводя рукой по волосам.
— Хорошо, ну, тогда мне лучше пойти. Просто хотел проверить тебя и дать тебе знать, что я опять выиграю и принесу тебе хрустальную вазу или любую фигню, которую они дадут нам.
Жас захихикала.
— Хорошо. Будь осторожен. И помни, что я тебе сказала. Попытайся понять, кто ты есть на самом деле. Никаких больше «исправлений» себя. Влюби в себя эту женщину, и тогда ты сможешь спрятать себя снова.
Я не хотел говорить ей, что пришел к выводу, что я не могу больше скрываться — даже от себя.
— Конечно, как раз плюнуть. — Мой тон сочился сарказмом. Пред тем как она смогла ответить, я добавил: — Увидимся, когда я приеду домой вечером.
Нажав «отбой», я пристально посмотрел на экран.
Я заметил, как Кестрел пересекает поле в одиночестве. Я знал, что он обязательно остановится в шатре, где делают ставки, чтобы поставить на нашу команду.
Мои мышцы живота напряглись.
Нила будет находиться сама по себе. Кат и Дэниель никогда не покидают палатку, где ведутся игры на деньги, поэтому мне просто приходилось надеяться на то, что кто бы ни подошел пообщаться с ней в нашей палатке не тронет ее. Она будет окружена парнями из «Блэк Даймонд», торгующими контрабандными драгоценными камнями. Она будет неприкасаема под их защитой. Не говоря уже о немедленном заключении ее под охрану, если у нее появится ненормальная идея сбежать.
Сбежать от нас никогда не было так просто. Поэтому ее предки никогда не предпринимали даже попыток.
Мои пальцы барабанили по телефону. Идя наперекор здравому смыслу, я открыл окно нового сообщения и набрал:
Кайт007: Я полагаю, тогда ты не ответила из-за всего, что произошло в тот день. Но, возможно, сейчас ты готова поговорить. У тебя есть вопросы. Много вопросов. Что, если я тебе скажу, что мне будет проще ответить на них таким образом, чем каким-либо иным?
Мое сердцебиение ускорилось, а палец завис над кнопкой отправить.
«Что я делаю?»
Писать подобные вещи, которые могут все прочитать, это катастрофа, но что еще хуже — я готов был ответить на любой вопрос, который она задаст.
Я всегда знал, что Нила, в конце концов, узнает, что я был Кайтом. Черт, да я особо и не скрывал, — но я всегда планировал покончить с этой уловкой, когда она узнает. В этом больше не было надобности. Я прекрасно знал ее мысли. А с такой возможностью общения нашу связь становится все сложнее не замечать.
Это было слишком опасно. За закрытыми дверями было слишком легко делиться секретами. То, что я никогда не планировал говорить, внезапно выливалось в безликие сообщения.
Мои пальцы зависли над кнопкой, покалывая от отчаянного желания нажать «отправить».
«Сделай это».
Я сделал.
— Готов? — спросил Кес, снимая свой верхний пиджак, и выставляя напоказ цвета нашей команды.
Мой нрав вспыхнул от мысли, что у Нилы были к нему чувства.
Чувства к моему гребаному брату.
Чувства, которым я позволил появиться, потому что пустил ее по неверному следу.
— Да, готов, — запихнув телефон в седельную сумку, я развернул свою рубашку и надел.
Еще одна причина, по которой я хотел избавиться от Кайта, — чтобы не оставить Ниле выбора, кроме как быть честной со мной. Я не хотел, чтобы она бежала к Кесу. Я не хотел, чтобы он вообще приближался к ней.
Она моя, черт подери.
Дрожащими руками, я завязал свой галстук и вытеснил Нилу Уивер из своих мыслей.
Пришло время начать игру.
Пришло время выиграть.
Было всего несколько мест, в которых я чувствовал себя абсолютно свободным.
На самом-то деле, если посчитать, их было всего три.
Первое, когда я ходил повидать Жасмин.
Второе, когда я запрягал Вингс и мог ускакать от камер и семьи, и обязанностей быть тем, кем не был.
И третье, когда я опускал все свои стены на поле для поло.
Я питался энергией людей. Я подпитывался нервозностью игроков, упивался их волнением, и хоть раз я был благодарен болезни, с которой жил.
Мы заняли наши позиции.
В моей руке были поводья и хлыст. Мои кремовые джодпуры, отполированные черные сапоги до колена, золотистая вельветовая безрукавка поверх старомодной белой рубашки с просторными рукавами вызывала такие чувства, будто я собирался на некий рыцарский поединок за расположение светской дамы.
Кес ухмыльнулся, сидя на Мот и ее девятнадцати хэндов [прим. мера длины в английской системе мер. Используется для измерения роста лошадей, равна 10,16 см] изящных мускулов. Вингс был только восемнадцать хэндов, но у него было то, чего не было у Мот. В нем была неистовость, которая буквально вырывалась из него. Остальные лошади чувствовали это. Их ноздри вздымались, а глазами они следили за его движениями.
Он был аномалией.
Как и его хозяин.
Хоук были знамениты тем, что устраивали матчи игры в поло и подчиняли себе правила игры, в которую нас приглашали. Общие правила, которые мы здесь нарушали: лошади не выше шестнадцати хэндов, и несколько животных на игрока.
Я отказывался играть на какой-то другой лошади, кроме Вингс. Соответственно остальной части игроков пришлось следовать по моим стопам.
Еще одно правило, которое мы применили — более длительный перерыв. Вместо глупого десятиминутного, мы брали час — лошадям нужно было это, поскольку мы не меняли их.
И часа как раз хватило бы на то, что я запланировал.
Я решила украсть Нилу и закончить то, что мы начали этим утром. Что я хотел сделать с ней, будет намного лучше, чем любая душевая головка.
Арбитр не спеша скакал на подачу. Игра, в которую мы собирались играть, будет быстрой, жесткой и психически иссушающей. Мужчины, как известно, ломали ноги из-за неправильного удара или получали сотрясения от падения с лошади.
Арбитр толкал свою речь, пока все кивали, но не слушали. Мы все сосредоточились на белом мяче в его руке.
В ту секунду как мяч коснется поля, игра начнется.
Лошади били копытами, готовясь к неистовой битве.
После того как арбитр закончил свою речь, два наших игрока вышли вперед. Собравшись в круг, мы стукнулись клюшками, прежде чем разошлись.
— Я прикрою твою спину, — сказал Кес, его глаза сверкали из-под шлема. На его безрукавке, такой же, как и у меня, был номер четыре. Его роль была — защищать лидера, мешать противникам забить, и у него не было ограничений на то, как двигаться по полю.
Я кивнул, поправив манжеты и сжав пальцы в перчатках, прежде чем покрепче взял клюшку.
— Первый чаккер [прим. ред. период игры в конное поло длительностью 7,5 минут] — наступательный. Перехватите мяч на вбрасывании и давайте выиграем этот чаккер, чтобы сразу разбить их надежды.
Я был под номером три в нашей команде. Моя роль была — тактический лидер и лучший игрок — это не из-за моего эго, просто факт.
Мои товарищи по команде кивнули и прикоснулись к своим козырькам.
Волнение разлилось в груди. Это была такая незнакомая эмоция, которую я тут же впитал.
Скача к нашим местам, я улыбнулся Кесу.
— Готов, брат? — Здесь не было ничего его или моего. Никакого первородного дерьма. Никаких бриллиантов или семейного наследия.
Только скорость и точность.
Кес ухмыльнулся.
— Готов надрать твою задницу.
— Мы в одной команде, придурок.
Он засмеялся.
— Здесь да, но мы оба знаем, что можем проиграть, даже находясь на одной стороне.
Разве это не была та самая ужасная правда
Мы были кровью и плотью. По идее, мы должны были поддерживать друг друга — и все же нас воспитали так, чтобы мы конкурировали друг с другом. Если бы я внезапно «исчез или случайно умер», Кес занял бы мое место.
Не потому, что хотел этого — он уже знал, что я дам ему намного больше, чем наш отец — а потому, что он был заменой.
Рожденный для «Плана Б».
По крайней мере, его рождение хоть как-то планировали. Дэниель же был зачат случайно. Его рождение не требовалось и, определенно, не было желанным.
Кес приподнял клюшку. Я сделала то же самое, и мы ударились ими, отсалютовав.
— Пусть победит лучший.
Я кивнул
— Лучший.
Две минуты спустя прозвучал гудок, мяч вбросили, и весь мир снаружи прекратил свое существование, когда я бросился в игру.
У меня было привилегированное воспитание.
Я была избалована и испорчена, щедро одарена похвалой, когда в десять лет последовала желаниям отца и начала шить.
Вон и я жили жизнью искусства и культуры.
Театральные постановки, классы гончарного мастерства; нас посещали преподаватели по иностранным языкам и хорошим манерам, у нас даже были уроки фехтования.
Благодаря моему воспитанию, я обладала талантами, которые бы мне никогда не пригодились, и мои мозги были загружены ненужными знаниями.
Я всегда чувствовала свою принадлежность к высшим слоям общества. Несмотря на то, что я работала по двенадцать часов в день и трудилась в пошивочных мастерских, я никогда не выражала недовольства нашим семейным бизнесом по поводу того, что он поглотил мою жизнь и превратил меня в еще один винтик в огромной империи Уивер.
Мне воздалось сторицей, я заслужила удовольствие наблюдать за развитием чего-то существенного, и никогда не желала себе другой жизни.