Когда я пришел в себя, то уже не был на Луне или среди леса рук, а все голодные змеи куда‑то уползли. Я лежал в кровати.
– Не разговаривай, лучше выпей глоточек воды, – донесся до меня голос из угла.
Я повернул голову, прищурился, и передо мной вырисовалась человеческая фигура. Очень резко вырисовалась, я даже зажмурился, чтобы не было так больно.
– Вот, прими нурофен, – сказал Барыга Мартин, положил мне в ладонь таблетку и сунул под нос стакан с водой.
Я запил таблетку, сделал еще пару глотков, потом откинулся обратно на подушку, охнул, всхлипнул и спросил Мартина, где, собственно, нахожусь.
– В моей квартире. Твои приятели приволокли тебя ко мне вчера вечером. У вас в школе случился пожар, помнишь?
Я отмотал ленту на несколько часов назад и обнаружил, что место вчерашних воспоминаний занимают самые невообразимые кошмары. Метнувшись к почтовому ящику у себя в голове, я успел как раз вовремя, чтобы последней почтой отправить заявление о провалах в памяти.
– Как я сюда попал? Что произошло?
– Говорю же, твой приятель Крыса отбуксировал тебя ко мне, – объяснил Мартин.
– А почему не в больницу?
Мартин наклонил голову набок и зацокал языком, давая понять, что я и сам знаю ответ на свой вопрос.
– Наверное, тогда полиция потребовала бы вернуть золотишко.
Невидимые призраки вылили мне на макушку несколько невидимых ведер невидимой ледяной воды. Разумеется, инстинкт самосохранения подсказал мне, что нужно от всего отпираться, но Мартин успокаивающе поднял ладонь и заверил, что Крыса уже посвятил его во все подробности.
– Не волнуйся, я догадался, что это вы, еще до того, как твой дружок открыл рот. Увидел репортаж в новостях, ну и… Да и кто бы это мог быть, кроме вас! Грабители‑школьники? Я ни секунды не сомневался.
– Почему же ты ничего не рассказал?
– Кому, копам? Считаешь меня стукачом? Нет, трепать я не собираюсь. Мог бы, конечно, но не стану, не такой я человек. Вообще‑то вы молодцы. Надо же, что удумали! Просто фантастика, – похвалил Мартин, и я не сдержал довольной улыбки.
– Ага, фантастика. Даже еще круче.
Я бросил взгляд на прикроватную тумбочку, где стояли часы, и понял, что с момента ограбления прошли целые сутки. В следующую секунду дверь приоткрылась, и в нее просунулась башка Крысы.
– Я услышал, как вы разговариваете… Ты как, нормально? Как голова?
– Болит. А плечи… – Обожженные плечи саднили и были намазаны какой‑то мазью, которая перепачкала все простыни. – Блин, какого…
Вслед за Крысой в дверь просунули головы Четырегхлазый, Трамвай и Бочка. В конце концов они вошли и столпились у моей кровати.
– Где остальные? – спросил я.
– Наверное, в больнице, – пожал плечами Крыса. – Понаехала куча машин, и «Скорых», и пожарных, и полицейских, и всех увезли. Когда нагрянули копы, мало кто из ребят попытался сделать ноги.
– Вообще‑то некоторым действительно надо было в больницу; например, Ореху и Лягушатнику достаюсь по первое число. Но мы с Крысой и эти двое чувствовали себя нормально, поэтому быстренько смылись, – добавил Трамвай.
– А я? Я ведь тоже был в отключке. Почему вы меня не оставили? – недоуменно спросил я, потирая черепушку, которая раскалывалась от боли.
– Это все Крыса, – ткнул пальцем Трамвай.
– Ну да, ты же знаком с Мартином, вот мы и решили притащить тебя к нему, чтобы он спрятал нас и все такое.
– Так значит, вы всю дорогу меня несли, только чтобы Мартин всех спрятал?
– Мы тебя не несли, ты шел на своих двоих. Спотыкался и бормотал какую‑то ерунду, но шел. К тому же ты один знал, где живет Мартин. Пришлось подводить тебя к половине домов в квартале, пока ты наконец не сообразил, куда идти.
– Ну вы, блин, даете. А вдруг у меня что‑нибудь серьезное? – простонал я.
– Да? А если бы тебя замели? Между прочим, остальных вовсю трясут копы. В смысле тех, кого отправили в больницу, – сообщил Трамвай.
– Откуда знаешь?
– Сказали по телику. Наших уже привязали к ограблению, – мрачно произнес Бочка и гнусаво процитировал: – «Произведены аресты, несколько подростков дают показания полиции».
– Бампер, мы в глубокой заднице, – захныкал Крыса (впрочем, он всегда хныкал). – Что будем делать? Нас вот‑вот найдут.
– Не знаю. А куда делся Грегсон и его компашка?
– Сгорели, – выдохнул Четырехглазый.
– Чего‑чего? – переспросил Мартин. Услышав известие, он разнял скрещенные на груди руки и отслонился от стены.
– Сгорели, – повторил Очкарик.
– Ну да, пять минут назад передали, что в школе нашли их останки. Не останки, а так, угольки, – подтвердил Трамвай.
– Херня, – презрительно сплюнул Мартин и ринулся через комнату, чтобы включить телевизор.
– Да нет же, правда. Я сам слышал, – настаивал Четырехглазый.
– Пять миллионов фунтов и мое правое яичко говорят за то, что эти мошенники живы‑здоровы и чувствуют себя куда лучше вас, – фыркнул Мартин. – Готов отдать и левое яичко, если копы найдут на пепелище хоть одну монетку.
Мартин однако ошибся. На первом этаже пожарные обнаружили большой сундук с внушительным куском расплавленного золота. Как сказали в новостях, масса этого куска приблизительно соответствовала весу украденного, хотя старина Джон Суше, ведущий новостного выпуска, сильно удивил нас, поведав, что стоимость клада оценили всего в две сотни кусков, а вовсе не пять лимонов, которые Грегсон собирался за него выручить.
– Может, пять миллионов давали за монеты, как за штучки из глубокой старины? – предположил Мартин. – Ну там, историческая ценность и прочая фигня.
Телеведущий согласился с версией Мартина, а потом на экране появился синий задохлик из Академии наук, который загробным голосом объявил о том, что нация понесла неизмеримую потерю. По‑моему, умник слегка переборщил, учитывая, что монеты откопали в Раннэме всего год назад, и последние пару тысяч лет нация так или иначе без них обходилась.
– Ну и ну, – прищелкнул языком Трамвай.
– Я тебя умоляю, – скорчил гримасу Мартин. – Ставлю левое яичко на то, что расплавленное золото не имеет никакого отношения к кладу.
– Ты уже ставил свое левое яичко, – напомнил Крыса. – Второй раз ставка не принимается.
– С чего ты так уверен? – подозрительно спросил я Мартина.
– Читать умею – коротко ответил он и указал на стеллаж с книгами.
– «Ремесло насилия», «История мафии», «Шергар», «Похищение чемпиона», «Автобиография вора», «Протоколы ФБР»… хм‑м… – Я наугад вытаскивал книжки с полки.
– О, вот эта – отличная вещь. Уйма интересного про криминалистику.
В библиотеке Мартина было, пожалуй, больше сотни книг, начиная с «Ограбления Бринкс Мэт» и заканчивая «Йоркширским потрошителем». Он методично просматривал одну за другой и зачитывал примеры, дабы проиллюстрировать свою теорию о том, что Грегсон подкинул несколько слитков низкосортного золота, рассчитывая стряхнуть копов со своего хвоста.
– Даже если не удастся полностью сбить полицию со следа, этот ход поможет замутить воду, – заявил Мартин, показывая мне картинки, на которых было изображено расплавленное золото.
– Бросить двести тысяч на отвлекающий маневр? – не доверчиво нахмурился Трамвай. – Не многовато ли?
– Ну, не знаю. На сколько тянула ваша доля?
Волоски у меня на шее мгновенно встали дыбом (точнее, обгорелые кончики волосков – то, что осталось после пожара), но мне все равно не верилось, что Грегсон мог пойти на такую подлость.
– Хочешь сказать, он умышленно пытался нас убить, чтобы не выплачивать долю?
– Вот именно, а еще – чтобы избавиться от свидетелей. Как ты там говорил, Крыса? Грегсон считал, что не стоит заводить целых шестнадцать свидетелей из‑за ЛИШНИХ двухсот кусков? А если убить шестнадцать зайцев разом? – предположил Мартин, протягивая мне очередную книжку под названием «Резня в День Святого Валентина». – Таковы правила игры «по‑взрослому».
– Но это же настоящее скотство! Неужели кто‑то способен на такое? Нет, только не мистер Грегсон, – возразил побледневший Крыса. Губы у него дрожали так же, как обгорелые былки у меня на шее. – Я ведь никому бы не сболтнул…
Мы еще долго обсуждали «за» и «против» поджога школы вместе с шестнадцатью подростками, и к концу дискуссии все пятеро из нас были готовы устроить то же самое Грегсону, Шарпею, Фодерингштайну и даже двуличной стерве мисс Говард. Четырехглазый трясся от ярости, таким я его еще никогда не видел. Наш Очкарик бормотал себе под нос грязные ругательства и придумывал самые страшные варианты мести (разумеется, огнем) бывшим преподам, хотя злился он скорее из‑за того, что они без разрешения побаловались с любимой игрушкой.
И вообще, Грегсону в любом случае был нужен козел отпущения, чтобы повесить на него поджог, а кто подходил на эту роль лучше, чем наш знаменитый очкастый Герострат? По‑видимому, Четырехглазый пришел к тому же выводу.
– Но ведь на пожаре нашли их тела. Трупы. Как ты это объяснишь? – обратился он к Мартину.
– Я могу только предполагать, доказательств у меня нет.
Мартин перешерстил свою библиотеку и достал книжку, которая называлась «Пропавшие без вести: в списках погибших». Речь в ней шла о самых страшных убийцах двадцатого века и о том, как они избавлялись от тел своих жертв.
– Вот послушайте: «Глава шестая. Могильный бизнес», – зловещим голосом начал читать Мартин, хотя за последние сорок восемь часов мы и без того натерпелись страху.
Глава посвящалась кладбищам, разрытым могилам, гробам с двойным дном, и т. д. и т. п. В ней подробно рассказывалось, как нечистые на руку владельцы похоронных бюро помогали преступникам прятать трупы жертв, а некоторые даже отдавали тела безнравственным ученым и медикам для подпольных опытов – разумеется, за хорошие деньги.
– Вполне вероятно, Грегсон знал, где можно достать тела. Четыре посторонних трупа плюс шестнадцать ваших, кусок расплавленного золота, и пожалуйста – дело закрыто, ваша честь! – прокомментировал Мартин, театрально захлопнув книжку.
– Что?! Но как… зачем… где… – хватал ртом воздух Крыса, а мне с каждой секундой становилось яснее, что Мартин недалек от истины.
Грегсон настаивал, НАСТАИВАЛ, чтобы сборщики выгребли все до последней монетки, до самой крошечки. Почему это было столь важно? А вот почему: если монеты исчезнут полностью, полиции не с чем будет сравнить расплавленное золото, обнаруженное в Гафине. Никто не сможет с уверенностью сказать, что это не раннэмекий клад.
Более того, если Четырехглазый не устраивал поджога (а он клянется, что не устраивал), кто тогда его совершил? Виновато замыкание в электропроводке? Ага, и как раз в последний день нашего пребывания в школе. Может, кто‑то что‑то напортачил во время нашей лихорадочной уборки? Может, Фодерингштайн заснул с толстой праздничной сигарой в зубах? Или два светляка решили заняться сексом поблизости от канистры с бензином, в которой, как на грех, оказалась дырка?
Допустим, допустим. Последняя гипотеза была настолько же правдоподобной, как и предыдущие.
Нет, чем больше я об этом думал, тем больше соглашался с Мартином.
Грегсон навесил на окна решетки. Грегсон запер на замок дверцу люка. Грегсон устроил поджог. Грегсон хотел, чтобы никто из нас не ушел из Гафина живым.
Да, Грегсон все это сделал. Возникал вопрос: что мы сделаем с Грегсоном? Весьма примечательно, что в итоге нам помог не кто иной, как один из бывших «птенцов» Гафина.
– Привет, Рыжий. Как делишки в Мидлсбро?
– Кто это?
– Бампер.
– Бампер… Бампер?! Ах ты, козел! И у тебя еще хватает наглости звонить мне после той подлянки, которую ты подстроил! – заорал Рыжий, вероятно, стоя в кабинете директора.
Мартин набрал номер школы в Мидлсбро, представился отцом Рыжего, попросил позвать «сына» к телефону и передал трубку мне.
– Погоди, не кипятись. Есть разговор. Тебе понравится, отвечаю.
Рыжего пришлось еще немного поуговаривать, но когда я перешел к сути дела, он весь превратился в слух. Конечно, сначала я объяснил про драку, потом про Грегсона и в общем‑то про все остальное. Выслушав мой рассказ об ограблении, Рыжий очень расстроился, что ему не довелось поучаствовать в таком отпадном мероприятии, и тогда я заверил, что у него еще есть время вступить в игру.
– Партия не закончена, братишка.
– Чего тебе от меня надо?
– Поговори со своим стариком. Он у тебя коп и может связаться с теми, кто ведет следствие. Скажи, что за вознаграждение мы готовы поделиться кое‑какими сведениями.
Рыжий презрительно фыркнул, но я сказал, что копы дадут за нашу информацию что угодно.
– Попытайся договориться с ними, ладно?
– С какого перепугу я должен тебе помогать?
– А почему бы и нет? Или ты чересчур занят? И потом, разве тебе не интересно хоть каким‑то боком принять участие в преступлении века?
Я знал, что он клюнет. Не каждый же день случаются такие вещи! У Рыжего появился реальный шанс прославиться или, как минимум, несколько дней побыть в центре внимания, выступая в роли единственного посредника между всемирно знаменитыми Музейными Грабителями и полицией. Рыжий получал возможность ввинтиться в событие, которое потрясло всю страну. Ну скажите, какой дурак откажется записать такой факт в собственную биографию?
– Черт с тобой, попробую.
Мы не ошиблись: копов очень интересовала наша информация, хотя мы не собирались ничего говорить до тех пор, пока не получим твердых гарантий. Увы, предоставлять гарантии копы определенно не захотели и передали, чтобы мы «кололись, на хрен, иначе будет хуже». Так по крайней мере сказал Рыжий (мы общались только через него). В любом случае все сводилось к одному: «Вам нечего нам предложить, поэтому сдавайтесь, не то наживете на свою задницу еще больше проблем».
– А как насчет монет? Что они запоют, если золото у нас? – поинтересовались мы через Рыжего.
– Да нет у вас никакого золота. Копы – извини, пап, я имел в виду полицейские – уже нашли его.
– Фиг там нашли. Все, что у них есть, – микроскопические крошки, а раннэмского клада нет как нет.
Я разобрал на заднем фоне приглушенные дебаты, после чего Рыжий снова приложил трубку к уху.
– Говоришь, раннэмские монеты у вас?
– Не важно. Отвечай на вопрос: что мы получим в обмен на золото?
На том конце вновь развернулась жаркая дискуссия, и мне пришлось скормить автомату еще несколько десятипенсовиков.
– Короче, парень, который тут сидит, пообещал, что, если вы вернете золото, вас будут судить как несовершеннолетних, а не как взрослых преступников.
– И все? – возмутился я.
– Блин, Бампер, а тебе что надо, торжественный парад с серпантином и конфетти, мать твою? Вы ограбили музей? Ограбили. Сам знаешь, несовершеннолетним дают гораздо меньший срок. Чего еще ты добиваешься?
– Все равно не слишком‑то щедро. А как же неизмеримая потеря для нации? – зашел я с другой стороны, но копы уперлись насмерть.
– В общем, либо так, либо никак, – передал Рыжий.
– Ладно, мы согласны.
– Хорошо. Золото у вас?
– Перезвоню позже, – ответил я и положил трубку.
Мартин сказал, что нам нужен представитель, и добровольно вызвался на эту роль. Зачем именно нужен представитель, я не знал, но Мартина это не волновало. Остаток вечера он с энтузиазмом посвятил расчетам, какую сумму потребует от музея в качестве комиссионных посредника и сколько будет брать с репортеров за каждое интервью. Когда Мартин закончил подсчитывать собственную выгоду от возврата золота, мы вернулись к вопросу о том, как его, то бишь золото, собственно, вернуть.
– Вы должны знать, где оно, – медленно произнес Мартин. – Хотя бы примерно. Грегсон что‑нибудь рассказывал о себе? Думайте.
Мы подумали.
– Неа…
– Не может быть. Из каких он краев? Куда ходил по вечерам? Женат? Кому собирался продать монеты? Неужели и словечком не обмолвился?
– Нет.
– Он говорил, что учился в Мидлсбро. И сидел в тюрьме Паркхерст, – вспомнил Трамвай.
– Уже кое‑что. Когда он отбывал срок? – спросил Мартин.
Ответа на этот вопрос мы не знали.
По большому счету, мы даже не были уверены, что Джона Грегсона на самом деле зовут Джоном Грегсоном. Скорей всего он взял себе фальшивое имя, а что толку искать человека, которого не существует…
– Напрягите мозги, должна же быть какая‑то зацепка.
Мы напряглись. На ум ничего не шло.
– И как же вы собираетесь выследить его и найти золото?
– Не знаю, – сказал я. – Слушай, Мартин, ты ведь жулик, у тебя есть связи.
– Бампер, я не жулик! То, что я несколько раз скупал у вас мелочевку и продавал приятелям, еще не делает из меня мафиози. Ради всего святого, я простой почтальон!
– Че, правда? – вытаращил глаза Крыса. – Почему же ты тогда не на работе?
– Потому что великие Музейные Грабители, черт их дери, приперлись ко мне посреди ночи и спросили, нельзя ли у меня перекантоваться, – съязвил Мартин. – Пришлось позвонить на работу и соврать, что заболел.
– Значит, ты не настоящий барыга?
– Конечно, нет. Срубил сотню фунтов, и все дела.
Для меня это стало жутким, вселенским разочарованием. Я‑то считал Мартина самым крутым чуваком на Земле, ловким мошенником‑профессионалом, который знает все ходы и выходы, и чье имя открывает любую дверь. Я‑то думал, он известный бандит или рэкетир, а он всего‑навсего по дешевке скупал у нас барахло, и его знакомство с преступным миром ограничивалось книжками. Мартин был самым обычным, заурядным, среднестатистическим парнем, который решил, что у него появилась возможность немного улучшить свою серенькую жизнь. Какая невероятная досада…
– Ладно, не важно, – сказал этот идиотский почтальон. – Шевелите извилинами. Вспоминайте, вспоминайте, пригодятся любые факты.
Крыса неуверенно поднял руку.
– Ну? – рявкнул Мартин через пять секунд напряженного ожидания.
– Да нет… ерунда, – буркнул Крыса.
– Выкладывай.
– Говорю же, фигня.
– Выкладывай!
– Так, ничего значительного.
– Через пять секунд я вмажу тебе в челюсть, усек? Пять, четыре, три…
– Честное слово, полная фигня. Сам не знаю, с чего я вдруг подумал…
– Два…
– Хорошо, хорошо, я скажу. Только имей в виду, ты сам просил вспомнить любую мелочь.
– Имею. Говори.
– Нет, на самом деле мелочь. Это насчет мистера Шарпа. Я кое‑что про него знаю.
– Что именно? – зарычал Мартин.
– Он болеет за «Милуолл». – Крыса виновато втянул голову в плечи, и на вопрос Бочки, все ли это, еле слышно пробормотал: – Я же предупреждал…
– Наоборот, это важный факт, – встрепенулся Мартин. – Очень важный. Он серьезный болельщик?
– Да, просто помешан на своей любимой команде. Это действительно важно? – просиял Крыса, преисполнившись гордости, но вскоре опять нахмурил лоб. – А почему?
– Потому. Если ты когда‑нибудь перестанешь искать упоминания своей звездной персоны на первых страницах газет и заглянешь на последнюю, то узнаешь, что в эту субботу «Милуолл» играет против «Чарльтона» на стадионе «Берлога», и любой уважающий себя фанат «Милуолла» сделает что угодно, лишь бы не пропустить этот матч. Если Шарп жив, он придет на стадион. Найдем его – значит, найдем и Грегсона. Найдем Грегсона, отыщем золото.
Итак, у нас появилась ниточка. Пусть слабая, непрочная, но все же ниточка. Мы взяли след.
К сожалению, «Берлога» была далеко не маленьким стадионом, и посмотреть субботний матч с «Чарльтоном» помимо Шарпея собирались еще несколько десятков тысяч болельщиков. Мы не оставляли надежды выцепить его в толпе, однако Мартин возразил, что полагаться на удачу не стоит.
– В толпе мы его непременно потеряем. Нужно точно знать, где он будет находиться.
Я даже не представлял, каким образом это можно сделать, и считал, что шансы у нас нулевые. Мартин сказал, что нам неплохо бы заглянуть в шарпеев сезонный абонемент.
– По крайней мере, будем знать, какой у него сектор, а если забронировано место на трибуне, то и место.
– Но как мы узнаем, что написано в абонементе? – недоуменно спросил Крыса.
Мысль опять подал Мартин. Нужно выяснить, сказал он, кто занимается распространением сезонных абонементов и в обмен на взятку получить информацию.
Наш вдохновитель провел полдня на телефоне, но ничего не добился. На следующий день (в среду) Мартин отправился на стадион, где ему чуть не разбили голову. В то время группировки футбольных фанатов по всей стране враждовали между собой особенно остро, и любой, кто пытался что‑то разнюхать, очень сильно рисковал здоровьем. Чересчур любопытных типов в футбольных и околофутбольных кругах ой как не любили, – по большей части шпионами оказывались копы, фанаты из стана соперников, переодетые репортеры из воскресных «желтых» газет или просто хулиганы, провоцирующие стычки. Сами понимаете, ждать любезности от работников стадиона не приходилось.
Мартин пришел домой и лег на диван, приложив к щеке кусок сырого мяса.
– Не повезло?
– Угу. Предлагал чуваку двести фунтов, а он ни в какую.
За две сотни уже не купишь самые ерундовые сведения, дожили!
Через полчаса Мартин поджарил свой компресс и пригласил нас разделить трапезу; как ни странно, желающих не нашлось. Крыса спросил, не называл ли Мартин фамилии Шарпея и не сболтнул ли продавцу абонементов, в связи с чем разыскивает этого человека, но Мартин заверил нас, что ничего подобного не упоминал.
– Значит, в субботу пойдем на стадион, – вздохнул Трамвай.
– Не обязательно, – сказал я. – Информацию можно достать иначе, только понадобится приманка.
– В смысле?
– Если не привлекают деньги, как насчет секса?
Мартин невесело рассмеялся.
– Бампер, эти типы – настоящие скоты. Я давал им две сотни, а мне чуть не проломили башку. Как по‑твоему, что они со мной сотворят, если я предложу у них отсосать?
– Да не ты, дубина! Найдем девицу. Цыпочку вроде мисс Говард, с большими сиськами. Она пойдет в контору стадиона, сделает, что надо, и принесет нам сведения. Ну, как?
Мартин поразмыслил и согласился, что хотя теоретически идея неплоха, в ней есть одна маленькая загвоздка.
– Какая?
– Я – мужик, да и вы не девчонки.
– Ну, у тебя же есть кто‑нибудь на примете.
– У меня? С чего ты взял?
– Как с чего? Ты ведь взрослый, значит, должен водить знакомство с телками, которые занимаются такими делам!
– Ага, как в киношках, – поддакнул Бочка.
– Нет у меня таких знакомых, парни, – отрезал Мартин. – Мне самому не с кем перепихнуться, а вы хотите, чтобы какая‑нибудь цыпочка ради моих красивых глаз согласилась трахнуться с мутным типом, на которого я укажу пальцем.
– Ей необязательно… того‑этого, – вставил я.
– Да что ты говоришь!
– Вовсе необязательно, – уперся я. – Можно просто… просто…
– Подрочить, – услужливо подсказал Крыса.
– Извините, ребята, я не знаю ни одной девицы, которая согласилась бы сделать мне подобное одолжение. Печально, но правда. Может, вы с кем‑нибудь договоритесь?
– Мы?! Нам по пятнадцать лет.
– А мне двадцать девять, и в приятелях у меня толпа тинейджеров. Так кто должен водить знакомство с цыпочками?
– Погодите, – вдруг выпалил я. – По‑моему…
Все выжидающе глядели на меня, пока я додумывал свою мысль. Прокрутив в голове все «за» и «против», я пришел к выводу, что, возможно, она и согласится, если ее как следует заинтересовать. Да, риск огромный, однако в последние недели мы только и делали, что рисковали. Будет одной попыткой больше, какая разница.
– Да, я знаю девушку, которая нам поможет, – твердо сказал я и снял телефонную трубку.
– Думаешь, сработает? – спросил Трамвай Мартина.
– Пожалуй. Если знакомая Бампера – по‑настоящему грязная шлюха.
Ласковые сети
– Джинни, спасибо, что согласилась помочь, – сказал я, глядя, как сестра заканчивает наносить боевую раскраску перед зеркалом в ванной комнате Мартина.
– И все же, Уэйн, я считаю, что вам следует обратиться в полицию. Этот глупый план только прибавит проблем, а мне очень не хочется, чтобы твое положение осложнилось.
– Я ведь объяснял: мы не можем идти в полицию с пустыми руками. Думаешь, в суде нас погладят по головке, после того как мы разгромили всеми обожаемый музей и сперли национальное достояние? Другого выхода у нас нет, – убеждал сестру я, хотя меня самого внезапно одолели сомнения.
Два часа назад план казался мне великолепным. Дабы заручиться поддержкой сестрицы, я сыграл на чувстве вины, которое она, несомненно, испытывала в отношении меня. Теперь же, когда она пришла и пообещала (правда, крайне неохотно) сделать все возможное, чтобы вытащить младшего братишку и его товарищей из огромной кучи дерьма, в которую они вляпались по собственной воле, меня вдруг пару‑тройку раз тоже что‑то кольнуло – по всей видимости, новорожденная совесть.
По телефону я вкратце описал Джинни суть затеи и попросил ее одеться соответствующим образом. Я помнил, какое потрясающее впечатление произвела на нас мисс Говард перед визитом к инспектору, и прикидывал, сумеет ли моя сестра добиться подобного эффекта при помощи тряпок.
Насчет «добиться» не знаю, но меня своим видом Джинни добила. Особо сексапильных шмоток у нее никогда не было, поэтому по приезде в Лондон ей пришлось потратить на экипировку часть денег, отложенных на учебу в университете. Нет, я, конечно, понимал, что она моя сестра и все такое, но, глядя на нее, хотелось сказать не «блеск», а скорее «вырви глаз».
Начать с того, что она обула красные лакированные туфли на высоченных шпильках, устойчивость которым не смогла бы придать и пара гироскопов. Кроме того, на Джинни были надеты черные чулки в сеточку, впивавшиеся в кожу, черная кожаная мини‑юбка (кожи на нее пошло меньше, чем на мой бумажник) и крошечный, в обтяжку, топик из лайкры, которым вполне можно было удавить котенка. Поверх она напялила огромный белый джемпер, делавший ее похожей на Бибендума после двух недель на строительстве бирманской железной дороги. В довершение всего Джинни густо покрыла ресницы черной тушью и примерно обозначила зону рта, истратив не меньше полтюбика кроваво‑красной помады.
– Полный улет, – расплылся в глупой улыбке Крыса, прислонившись к дверному косяку и в мыслях уже овладевая моей сестрой.
– Вали отсюда! – рявкнул я, дал ему пендаль и вытолкал за дверь.
– Ну как? – поинтересовалась у меня Джинни, отлипнув наконец от зеркала.
Я не знал, что ответить. С одной стороны, я сам хотел, чтобы она нарядилась как можно вульгарней и вызвала вожделение наших несговорчивых приятелей со стадиона (первую часть задания можно было считать завершенной); с другой стороны, я испытывал острое желание двинуть в глаз любому, кто бросит на мою сестру похотливый взгляд.
– Кгхм… в общем пойдет, – пробормотал я, стараясь не думать о том, что ждет мою бедную сестрицу и ее бедную мини‑юбку.
Открыв дверь, я обнаружил, что Крыса так и трется возле ванной комнаты. Он попытался было заглянуть мне через плечо, чтобы еще разок увидеть Джинни, но я развернул его и пинками прогнал через весь коридор.
– И застегни ширинку, – грозно предупредил я. – Повторять не буду.
Я привел Джинни в гостиную, и все парни, как один, поднялись на ноги. Трансформация моей сестры произвела впечатление даже на Мартина, который дерзко присвистнул, щелкнул языком и чуть подостыл, лишь наткнувшись на мой ледяной взгляд.
– Отпадно выглядишь, – вновь отвесил комплимент Крыса, заранее выбрав благоразумную дистанцию между своей задницей и моей ногой.
– Спасибо… э‑э… Крыса, так, кажется? – отозвалась Джинни.
– Ладно, давайте перейдем к плану, – буркнул я, обозленный на жизнь еще более, чем обычно.
– Хорошо. Джинни, скажи, пожалуйста, Бампер объяснил тебе нашу цель? Ты знаешь, что надо делать? – спросил Мартин.
– Я должна узнать у людей, которые работают в конторе стадиона, где сидит ваш мистер Шарп, – спокойно ответила она.
– Гм, пожалуй, можно сказать и так, – задумчиво произнес Мартин. – Серьезно, Джинни, нам кровь из носу нужна эта информация. Справишься?
Джинни состроила оскорбленное лицо и заявила, что нет ничего такого, чего бы она не смогла сделать.
– Вопрос не в том, смогла бы или не смогла, а в том, сделаешь или нет, – нахмурился Мартин.
Джинни минутку поразмыслила, а затем понимающе кивнула.
– Вы имеете в виду, что я должна переспать с этим человеком? – уточнила она.
– Да нет, просто подрочить ему, – ляпнул Крыса.
В моем воображении мгновенно пронеслась сцена: бедняжка Джинни гоняет шкурку какому‑нибудь потному, жирному управляющему, а тот стоит, широко расставив ноги, мерзко хихикает и презрительно пускает ей в лицо клубы дыма от своей сигары. «Сильней, детка, сильней!»
Картина мне страшно не понравилась. Тем не менее, все эти года она стоит у меня перед глазами. Я так и не смог выкинуть ее из головы, и «Милуолл» до сих пор ассоциируемся у меня не со «Львами» или Бермондси, не с финалом розыгрыша кубка и даже не с Тео Пафитисом. Я неизменно представляю себе, как моя сестра стоит на задворках «Берлоги» и без устали дрочит, дрочит всем и каждому.
– А что я такого сказал? – оконфузился Крыса, заметив нашу реакцию.
– Джинни, не слушай его. Ты не обязана делать ничего такого, что тебе неприятно. Когда попадешь в контору, сама сориентируешься, как поступить и что сказать, советовать или давить на тебя никто не вправе. В общем, действуй по обстановке, используй женские чары.
Боже святый! Женские чары? У моей сестры? Не смешите меня.
– Может, на всякий случай дадим ей те две сотни фунтов? – предложил я, но Мартин не одобрил эту идею, сказав, что Джинни справится и без денег.
– Не волнуйтесь, я не девственница. Я уже два раза занималась этим, – вдруг сообщила она, и я едва не поперхнулся. – Что, не веришь? – спросила Джинни, глядя на мое побледневшее лицо, и принялась посвящать нас в подробности.
Чтобы не слышать эту гадость, я заткнул уши и начал громко орать какую‑то песню, ожидая, пока Джинни замолчит.
– Спасибо, Бампер. – Мартин чуть не повалил меня, пытаясь отодрать мою руку от моего же уха. – Джинни, поступай так, как сочтешь нужным, только добудь нам информацию, хорошо?
– Хорошо, – кивнула сестра. – У меня, правда, есть один вопрос: Шарп – настоящая фамилия мистера Шарпа? По‑моему, он вряд ли стал бы представляться своим настоящим именем, и тогда как же мне выяснить, где он сидит?
У Мартина отвалилась челюсть. Несколько секунд он ошеломленно таращился на Джинни, затем похвалил ее за сообразительность.
Вот дерьмо! Подумать только, Джинни нашла изъян в доселе безупречном плане!
Десять минут или около того ушло на мозговой штурм. Идеи подавались разные, включая самые нелепые. В конце концов Мартин предложил приемлемый вариант. От Джинни требовалось узнать, кто занимается продажей сезонных абонементов, потом закадрить одного из парней, работающих в конторе, и добиться разрешения просмотреть личные карточки держателей этих самых абонементов.
«Понимаете, я ищу отца. Я не видела его с четырех лет, а сейчас мне очень нужно связаться с ним, чтобы пригласить на мою свадьбу. У меня только одна ниточка – его абонемент. Я буду очень, очень признательна, если вы мне поможете».
«И насколько же признательна?» «Ну, я ведь еще не замужем, так?» «Хи‑хи, еще нет. Хочешь сигаретку, пташка?» После этого Джинни останется лишь просмотреть все личные карточки, пока она не найдет фотографию Шарпея. Как только она это сделает, у нас будет все, что надо: имя, фамилия, адрес, телефон и номер места на трибуне. План нравился нам все больше и больше. К сожалению, Джинни видела Шарпея всего пару раз и серьезно сомневалась, что сумеет узнать его лицо среди трех или четырех тысяч фото, которые ей придется проглядеть.
– Бампер, ты пойдешь с ней.
– Чего? Как ты себе это представляешь?
– Очень просто, – сказал Мартин. – Разговор пойдет примерно в таком духе…
– Постой, а это еще кто?
– Уэйн, мой младший братишка. Разве я про него не говорила?
– Э‑э… вообще‑то нет. Просто когда ты сказала, что хочешь вернуться в офис, я подумал, что мы займемся… – не договорил этот придурок. Да знаем мы, дружище, о чем ты подумал.
– В самом деле? Ах, проказник! – противно захихикала моя сестрица, и внутри у меня все перевернулось. Придурок отступил назад, хмуро поглядев на меня; Джинни тоже замедлила шаг и погладила его по заднице.
Она не ошиблась с выбором. Чудак был едва ли старше ее по возрасту и являл собой ходячее недоразумение, рыжее, веснушчатое и долговязое. От него так сильно веяло обреченностью, что у меня буквально резало глаза. Если этот лох когда‑либо и занимался сексом, то исключительно в прошлой жизни, за что Господь немилосердно карал его в этой.
– Тут такое дело… понимаешь, меня могут уволить, если застукают в офисе после работы. Нет, я, конечно, привел бы тебя туда, но… – мямлил он, пока ладонь Джинни не скользнула в задний карман его джинсов.
– Не могу же я бросить своего маленького братика на улице, да еще в таком районе, – промурлыкала моя сестра.
Придурок, надо сказать, весьма резонно заметил, что это не помешало ей весь вечер держать меня на улице, пока они сидели в пабе.
– Это совсем другое, – применив чисто женскую логику, отмахнулась Джинни.
Днем мы пошли к «Берлоге», и Мартин показал нам окна конторы, где занимались продажей сезонных абонементов. Джинни поднялась наверх и задала несколько вопросов, внимательно рассматривая сотрудников. Среди них она выбрала самого явного неудачника (хотя, несомненно, при этом сильно рисковала) и подождала, пока закончится его рабочий день.
– Большое спасибо, вы сегодня мне очень помогли. Позвольте угостить вас пивом в знак благодарности.
– Меня? Эм‑м, с удовольствием, только не могли бы мы встретиться попозже? В семь часов мама обычно ждет меня к чаю и очень рассердится, если я вдруг не приду, не предупредив ее заранее.
Да уж, Джинни выбрала лоха из лохов.
Рандеву состоялось в пабе, расположенном недалеко от стадиона. Джинни усердно накачивала своего кавалера алкоголем и под столом гладила его по ляжкам, в то время как остальные посетители заведения чесали затылки, гадая, с каким расчетом она действует. К закрытию паба сперма уже била этому придурку в голову, и он был готов на все ради странной девушки, завладевшей его сердцем и ширинкой. Верней сказать, почти на все, поскольку встреча со мной подействовала на недотыку, как ведро холодной воды.
– Кроме того, сам подумай, – очаровательно улыбнулась Джинни, – сколько времени может мне потребоваться на то, чтобы найти папу в такой толстой стопке карточек? А если вся ночь? Лучше пусть ищет Уэйн, а мы с тобой побудем вдвоем… покажешь мне офис, хорошо?
Лох клюнул на эту удочку и засеменил быстрее. Мы прошмыгнули к конторе, убедились, что поблизости никого нет, и воспользовались ключами.
Наш недалекий приятель определенно имел вид человека, у которого не бывает иных ключей, кроме как от велосипедного замка, но Джинни так горячо уговаривала его, что он побежал к ближайшему телефону‑автомату и чуть не выпрыгнул из штанов, стараясь заполучить ключи от офиса. Около одиннадцати вечера какой‑то тип подъехал к пабу и передал их лоху, поставив тысячу и одно условие. Наш друг с радостью согласился исполнить самые дикие требования. Демонстрируя Джинни связку ключей, он трясся от возбуждения.
– Идем.
Ворота за придурком закрылись с громким лязгом. Сестра слегка шлепнула его по спине и велела вести себя потише.
Сто раз извинившись, он провел нас через коридоры к офису, повернул ключ в замке, а потом набрал на встроенной в дверь клавиатуре комбинацию цифр, которая была записана на тыльной стороне его ладони. Лох сделал нетерпеливый знак, показывая, чтобы мы входили, после чего закрыл дверь и заперся изнутри.
– Ну, вот и пришли, – заговорщицки прошептал он. – Данные по сезонным абонементам хранятся в