Прожив в Дыме всего пять месяцев, друзья Шэй успели обрести некоторое подобие той уверенности, что так потрясла Тэлли в Дэвиде. Каким‑то образом они ухитрялись вести себя серьезно и авторитетно, как взрослые красавцы и красотки, не имея при этом ни элегантной одежды, ни едва заметных морщинок у глаз, ни решительных подбородков. За обедом они разговаривали о разных проектах. О канале, нужном для того, чтобы привести ближе к Дыму воду из речки; о новых рисунках вязки свитеров из овечьей шерсти; о новой выгребной яме (Тэлли оставалось только догадываться, что это за штука такая). Все эти люди имели такой серьезный вид, будто жизнь их и вправду была настолько сложна, что ее приходилось планировать и перепланировать каждый день.
К еде тут тоже относились серьезно и накладывали ее в тарелки в изрядных количествах. Пища оказалась тяжелее, чем та, к которой привыкла Тэлли, и намного острее на вкус. Такой острой еда получалась у школьников, когда они сами готовили ее на уроках истории питания. Но клубника и без сахара была сладкой, а хлеб, хотя и немного странно было есть его просто так, обладал собственным ароматом и сам по себе. И уж конечно, Тэлли радовалась всему, чему угодно, кроме «СпагБола».
Но что за мясо в жарком, она не стала спрашивать. Для первого дня с нее хватало и того открытия, что здесь рубят деревья.
Опустошив тарелки, друзья Шэй принялись заваливать Тэлли вопросами о новостях из города. Их интересовало все: результаты спортивных соревнований между интернатами, развитие сюжета мыльных опер, городская политика. Не слышала ли она, чтобы кто‑то еще бежал? Тэлли старалась по возможности отвечать на все вопросы. Никто и не пытался скрывать, что тоскует по дому. И когда ребята вспоминали о старых приятелях и забавах, их лица сразу становились более юными.
А потом Астрикс спросил ее о том, как она добиралась до Дыма.
– На самом деле было довольно легко. Как только я поняла, что к чему в записке Шэй.
– Не так‑то легко. Дорога заняла у тебя… десять дней? – уточнил Дэвид.
– Ты ведь ушла из города в ночь перед нашим общим днем рождения, да? – спросила Шэй.
– Как только пробило полночь, – кивнула Тэлли. – Девять дней… с половиной.
Крой нахмурился.
– А рейнджеры тебя не сразу нашли, верно?
– Получается, что так. А когда нашли, чуть не изжарили заживо. В тот день они устроили грандиозный пал, и пламя вышло у них из‑под контроля.
– Что, правда?
– Вот это да!
Друзья Шэй, похоже, искренне удивились.
– У меня доска чуть не сгорела. Чтоб спасти ее, пришлось прыгнуть в реку.
– Так у тебя из‑за этого с лицом такое творится? – осведомился Райд.
Тэлли прижала кончики пальцев к шелушащемуся носу.
– Ну да, у меня кожа… – У нее чуть не вырвалось «на солнце обгорела». Но все остальные были захвачены ее рассказом. А она так долго была одна, что теперь ее радовало, что она оказалась в центре внимания. – Со всех сторон полыхал огонь. Пришлось бежать прямо через полосу горящих цветов, и у меня расплавились туфли.
Шэй присвистнула.
– Невероятно!
– Странно, – сдвинул брови Дэвид. – Рейнджеры обычно внимательно смотрят, нет ли кого‑то из нас в тех местах, где они собираются устроить пал.
– Ну а меня, значит, не заметили. – Тэлли решила не говорить о том, что она нарочно спрятала свой скайборд. – Я ведь была в реке, а вертолета я раньше никогда не видела – ну, то есть я его увидела в первый раз днем раньше… И тут эта штуковина вылетает из тучи дыма и гонит огонь прямо на меня! А мне‑то откуда знать, что эти рейнджеры – славные ребята? Я решила, что это какие‑то ржавники‑пироманьяки восстали из мертвых!
Все расхохотались. Тэлли так приятно было ощущать тепло внимания этой компании… Словно она рассказывала ребятам из своего интерната о редкостно успешной проделке, только это было еще лучше, потому что она ведь на самом деле чудом спаслась. Дэвид и Шэй впитывали каждое слово. Тэлли радовалась тому, что еще не активировала свой медальон. Вряд ли бы она смогла сидеть здесь и наслаждаться вниманием дымников к своей персоне, если бы уже предала их всех. Она решила дождаться полуночи, остаться одна. «Уж тогда сделаю, что должна сделать».
– Наверное, натерпелась ты страха… – Голос Дэвида вывел Тэлли из неприятных раздумий. – Столько дней одна посреди орхидей – ничего не делать и только ждать, ждать.
Тэлли пожала плечами.
– А мне орхидеи понравились. Они такие красивые. Я ведь ничего не знала про то, что это такой суперсорняк.
Дэвид укоризненно глянул на Шэй.
– Ты совсем ничего не сказала ей об этом в своей записке?
Шэй покраснела.
– Ты сам велел мне не писать ничего такого, чем бы я могла выдать Дым, вот я вроде как и зашифровала все насчет цветов.
– Выходит, из‑за твоего шифра она чуть не погибла, – заключил Дэвид, и Шэй явно стало больно от этих слов. Он повернул голову к Тэлли. – Редко кому удается проделать такой путь в одиночку, когда человек впервые выбирается из города.
– Но я бывала за городом раньше, – возразила Тэлли и, чтобы утешить Шэй, обняла ее за плечи. – Со мной все было в порядке. Цветы как цветы. А из города я ушла с запасом еды на две недели.
– А почему ты стащила только «СпагБола»? – спросил Крой. – Наверное, это твоя любимая еда?
Он рассмеялся, все остальные последовали его примеру.
Тэлли постаралась изобразить улыбку.
– А я даже не видела, что беру. По три порции спагетти по‑болонски девять дней подряд… Я уже после второго дня их еле переваривала, но есть‑то хотелось.
Все понимающе закивали. Они знали о трудностях путешествий. Судя по всему, они знали и о том, что такое тяжелая работа. Тэлли обратила внимание на то, как много все ели за обедом. «Может быть, Шэй тут и не умрет от недоедания, – подумала Тэлли. – Раз она себе полную тарелку еды навалила и съела все до крошки».
– Что ж, я очень рад, что ты до нас добралась, – сказал Дэвид, протянул руку и бережно прикоснулся к царапинкам на лице Тэлли. – Но похоже, ты пережила больше приключений, чем рассказываешь.
У Тэлли ком встал в горле от волнения. Она сглотнула слюну и пожала плечами, надеясь, что тем самым выказала скромность.
Шэй улыбнулась и обняла Дэвида.
– Я знала, что тебе понравится Тэлли.
Тут прозвучал звонок, и те, кто еще не закончил обед, спешно принялись доедать свои порции.
– Что это такое? – поинтересовалась Тэлли.
Дэвид усмехнулся.
– Это значит: пора на работу.
– Ты пойдешь с нами, – сказала Шэй. – Не бойся, это не смертельно.
По пути до места работы Шэй успела рассказать Тэлли кое‑что о длинных и плоских «американских горках», которые на самом деле назывались железными дорогами. Некоторые из них тянулись через весь континент, бороздили его, будто шрамы, – частица оставленного человечеству ржавниками наследства. Но в отличие от большинства руин железные дороги приносили пользу и годились не только для того, чтобы летать над ними на скайбордах. Для дымников они служили главным источником металла.
Примерно год назад Дэвид обнаружил очередную железнодорожную ветку. Она не вела ни к каким полезным местам, поэтому Дэвид разработал план, как воровать оттуда металл и устраивать с его помощью новые маршруты для скайбордов в долине. Шэй, прибывшая в Дым десять дней назад, уже трудилась над этим проектом.
Группа из шести человек подняла скайборды в воздух и направилась к противоположному краю долины, потом – вниз по течению реки, над бурными порогами, потом – вдоль острого как бритва горного гребня, богатого железной рудой. Только здесь Тэлли поняла, как далеко в горы она забралась, уйдя от побережья. Перед ними, казалось, простирался весь континент. Выше лежал плотный слой облаков, ниже – более редкие облака, но леса, луга и мерцающие извилистые ленты рек можно было разглядеть через вуаль дымки. С этого склона горной страны было видно и море белых орхидей, сверкающее под солнцем, будто бескрайняя пустыня.
– Какое все огромное! – вырвалось у Тэлли.
– А когда находишься внизу, ни за что не скажешь, – объяснила Шэй. – Не поймешь, насколько малы города. В каких крошечных загончиках заставляют жить людей.
Тэлли кивнула. Но жители поселка, оставшиеся позади, в долине, свободно разгуливающие посреди дикой природы, рубящие деревья и убивающие животных ради пропитания, и представлялись ей чем‑то вроде воскресшей машины ржавников, перемалывающей все на своем пути.
И все же она ни на что не променяла бы эти мгновения, когда парила в воздухе над горным склоном и смотрела на раскинувшиеся внизу долины и равнины. Последние четыре года Тэлли каждый день любовалась Нью‑Красотауном, раскинувшимся до самого горизонта, и считала этот вид самым прекрасным зрелищем на свете. Но теперь она больше так не думала.
Примерно на середине горного склона железнодорожную ветку, найденную Дэвидом, пересекала еще одна река. Добраться сюда от Дыма можно было с разных сторон благодаря залежам железной руды, речкам и высохшим руслам ручьев – и ни разу не пришлось сходить со скайбордов. Шэй объяснила, что о пешем походе не может быть и речи – ведь обратно придется нести груз металла.
Железнодорожная колея густо заросла ползучими растениями, во многих местах ее завалили упавшие деревья. Каждое место соединения рельсов со шпалами обвивали десятки растительных щупалец. В некоторых местах, откуда рельсы уже сняли, лес вокруг был вырублен, но большая часть колеи оставалась в его цепких объятиях.
– Как же мы сумеем хоть что‑то вытащить? – спросила Тэлли.
Она попыталась поддеть ногой кривой корень и поразилась тому, насколько крепок тот оказался.
– Смотри, – сказала Шэй и вытащила из рюкзака инструмент – металлический стержень длиной примерно от кончиков пальцев до локтя. В разложенном виде длина инструмента почти равнялась росту Тэлли. Шэй покрутила один конец стержня, и с другой стороны появились четыре короткие распорки, похожие на спицы зонта. – Это называется «домкрат». С его помощью можно передвигать почти все, что угодно.
Шэй снова повертела рукоятку инструмента, и распорки убрались внутрь. Затем она подвела один конец домкрата под шпалу и еще раз повернула рукоятку. Металлический стержень начал подрагивать, а деревянная шпала издала стонущий звук. Подошвы туфель Шэй заскользили по земле, но она налегла на домкрат всем весом, не давая инструменту уйти из‑под шпалы. Древняя шпала начала медленно подниматься, обрывая корни и стебли растений, рассыпая землю и выгибая рельс, лежавший поперек нее. Тэлли увидела, как распорки домкрата расходятся в стороны под шпалой и постепенно заставляют ее подниматься все выше. Рельс начал освобождаться от креплений и всего, что было на нем навалено.
Шэй весело подмигнула подруге.
– Я же тебе говорила!
– Дай‑ка мне попробовать.
Тэлли, широко раскрыв глаза, протянула руку к домкрату.
Шэй засмеялась и вынула из рюкзака второй инструмент.
– Поставь его вон там, а я буду эту шпалу держать.
Домкрат был несколько тяжелее, чем казался с виду, но управляться с ним было не так трудно. Тэлли разложила его и подвела под место соединения шпалы с рельсом, указанное Шэй.
Она стала медленно вращать рукоятку, и наконец домкрат у нее в руках начал дрожать.
Шпала сдвинулась с места. Руки Тэлли ощущали напряжение металла и сопротивление почвы. Рвались корешки вылезающих из земли ползучих растений. Тэлли чувствовала их сопротивление сквозь подошвы туфель – оно ощущалось, словно далекое землетрясение. Воздух наполнился скрежетом металла, когда начал изгибаться рельс. Он освобождался от растений и здоровенных ржавых железных гвоздей (они называются «костыли», узнала потом Тэлли), скреплявших рельсы со шпалами несколько сотен лет. Наконец домкрат раскрылся на всю длину, но рельс только наполовину избавился от своих древних пут. Тэлли и Шэй стали пытаться высвободить свои домкраты из‑под шпал.
– Весело, а? – спросила Шэй, утирая пот со лба.
Тэлли кивнула, радостно усмехаясь.
– Ну, что же мы стоим? Давай работать.
ДЭВИД
Через несколько часов в одном из углов вырубки высилась куча искореженного металла. Требовался целый час, чтобы высвободить кусок рельса, и усилия всех шестерых работников, чтобы его перенести. Шпалы складывали в другом месте. По крайней мере, не все дерево попадало в Дым живым. Тэлли даже не верилось, какую гору ценных материалов они тут добыли, в буквальном смысле вырвав дерево и металл из цепких лап леса.
И еще она не могла поверить в то, что стало с ее руками. Они покраснели, кожа местами потрескалась, ладони покрылись болезненными водянками.
– Выглядит скверно, – заметил Дэвид, взглянув через плечо Тэлли на ее руки, которые она с искренним изумлением разглядывала.
– По ощущениям еще хуже, – отозвалась Тэлли. – А я только что заметила.
Дэвид рассмеялся.
– Тяжелая работа хорошо отвлекает от всего на свете. Но, пожалуй, тебе стоит сделать перерыв. Я как раз собирался пройтись по колее, разведать очередной участок. Хочешь прогуляться?
– С удовольствием, – с благодарностью ответила Тэлли.
От мысли о том, чтобы снова орудовать домкратом, у нее начинали дрожать руки.
Оставив ребят на вырубке, они встали на скайборды и полетели над корявыми деревьями вдоль едва заметной посреди лесной чащобы железнодорожной колеи. Дэвид держался над самыми кронами, изящно лавируя между веток и лиан. Казалось, он следует по знакомой слаломной трассе. Тэлли успела заметить, что у него не только обувь самодельная, но и вся одежда. В городе стежки и швы использовали только для украшения, а куртка Дэвида, похоже, была скроена из десятка кусков кожи разного цвета и размера. Это лоскутное произведение напомнило Тэлли о чудовище Франкенштейна, и стоило ей об этом подумать, как в голову помимо ее воли полезли разные жуткие мысли.
А что, если эта куртка и вправду сшита из настоящей кожи, как в древние времена? Из шкуры…
Тэлли поежилась. Нет! Не может быть, чтобы Дэвид расхаживал в шкурках убитых зверьков. Не дикари же они, дымники. Но при всем том Тэлли не могла не признать, что куртка необыкновенно хорошо сидит на Дэвиде. Кожа повторяла линию его плеч, будто была их старым добрым другом, а хлещущие ветки отлетали от нее лучше, чем от форменной куртки Тэлли, сшитой из микрофибры.
Через некоторое время они вылетели на опушку леса, и Дэвид притормозил. Перед ними высилась отвесная скала.
– Жуть какая! – вырвалось у Тэлли.
Железнодорожная колея словно бы врезалась прямо в гору, исчезала посреди груд валунов.
– Ржавники очень уважали прямые линии, – объяснил Дэвид. – Когда они укладывали рельсы, то не любили идти в обход.
– И что же, они просто пробивали дорогу во всем, что бы ни встретилось на их пути?
Дэвид кивнул.
– Ну да. Тут когда‑то был туннель, прорубленный прямо в горе. Наверное, он обрушился вскоре после начала катастрофы ржавников.
– Думаешь, там, внутри… кто‑то был? В смысле, когда это случилось.
– Кто знает? Может быть, там целый поезд, набитый скелетами ржавников.
Тэлли облизнула пересохшие губы, пытаясь представить этот кошмарный поезд – расплюснутый, похороненный в темноте столетия назад.
– Лес тут гораздо чище, чем в других местах, – сказал Дэвид. – Работать легче. Я только боюсь – не знаю, как поведут себя эти валуны, когда мы начнем орудовать домкратами.
– На вид они тяжелые и крепкие.
– Ты так думаешь? Давай проверим.
Он спрыгнул со скайборда на один большой камень и смело шагнул на пятно тени.
Тэлли подвела свой скайборд ближе и соскочила на крупный валун рядом с Дэвидом. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что позади валунов – пустое пространство. Дэвид лег на живот, протиснулся в щель в завале и исчез в темноте.
– Иди сюда, – позвал он.
– А там… там ведь на самом деле нет поезда со скелетами ржавников?
– Пока мне ничего такого не попадалось. Но может быть, нам сегодня повезет.
Тэлли легла на живот и поползла внутрь туннеля, между холодных, тяжелых камней.
Впереди мелькнул огонек, и Тэлли увидела Дэвида, сидящего с фонариком в руке на корточках в небольшой пещерке. Тэлли подползла ближе и села рядом с ним на плоский обломок камня. Их окружили огромные тени.
– Значит, туннель обрушился не целиком.
– Вовсе нет. Скала растрескалась на куски – большие и маленькие. – Дэвид направил луч фонарика в расселину между собой и Тэлли. Тэлли прищурилась, вгляделась в темноту и увидела внизу более обширное пустое пространство. Блеснул металл – это был отрезок колеи. – Ты только представь себе, что мы смогли бы туда забраться, – мечтательно проговорил Дэвид. – Не пришлось бы выпутывать рельсы из всех этих лиан. Лежит колея и только ждет, когда мы к ней придем.
– Ну да, всего сотня тонн скал на пути.
Он кивнул.
– Это верно, но оно того стоит. – Он направил луч на свое лицо и скорчил жутковатую гримасу. – Тут никого не было сотни лет.
– Круто.
У Тэлли мурашки бежали по коже, ее взгляд то и дело падал на темные трещины в скалах, окружавших их. Может быть, люди сюда и вправду давно не наведывались, но в темных прохладных пещерах мало ли кто мог обосноваться.
– А я все думаю, – проговорил Дэвид, – что туннель мог бы открыться перед нами, если бы только мы смогли сдвинуть с места самый правильный камень…
– Главное, чтобы не самый неправильный, из‑за которого нас всех тут придавит.
Дэвид рассмеялся и перевел луч фонарика на Тэлли.
– Я так и думал, что ты это скажешь.
Тэлли вгляделась в темноту, пытаясь рассмотреть выражение лица Дэвида.
– Ты о чем?
– Я же вижу, как сопротивляешься.
– Сопротивляюсь? Чему?
– Жизни в Дыме. У тебя она вызывает сомнения.
У Тэлли снова по спине побежали мурашки, но на этот раз не от страха перед тем, что где‑то рядом – змеи, летучие мыши или кости давно умерших ржавников. «Неужели Дэвид уже догадался, что я шпионка?»
Ну… да, пожалуй. Мне и правда все это кажется несколько сомнительным, – немного скованно отозвалась она.
Дэвид кивнул, его глаза сверкнули в темноте.
– И хорошо. Ты воспринимаешь все всерьез. А многие ребята попадают сюда и думают, что здесь сплошные развлечения и игры.
– Я ни одной секунды так не думала, – тихо проговорила Тэлли.
– Я это понял. Для тебя это не просто забава, как для большинства беглецов. Даже Шэй, которая твердо верит в то, что Операция Красоты не нужна, не до конца понимает, до какой степени это серьезно – Дым.
Тэлли промолчала.
После долгой паузы Дэвид продолжал:
– Тут опасно. Большие города – они как эти камни. Могут казаться прочными на вид, но стоит их расшевелить, и они обрушатся.
– Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Тэлли. С того дня, когда она отправилась на операцию, она чувствовала, как давит на нее оставшийся теперь за спиной город. Она из первых рук узнала о том, что места вроде Дыма очень мешают жить людям типа доктора Кейбл. – Но все‑таки мне не совсем ясно, почему они там так из‑за вас бесятся.
– Это долгая история. Но некая ее часть…
Тэлли немного подождала и спросила:
– Что?
– Ну… Это тайна. Обычно я не рассказываю об этом никому, пока они какое‑то время не поживут здесь. Несколько лет. Но ты, похоже… человек довольно серьезный и сможешь понять.
– Можешь доверять мне, – выпалила Тэлли и тут же подумала: «С какой стати? Я – шпионка, я – подсадная. Я – последний человек, которому должен доверять Дэвид».
– Надеюсь, что это так, Тэлли, – проговорил Дэвид, потянувшись к ней. – Потрогай мою ладонь.
Она взяла его за руку и провела кончиками пальцев по ладони. Кожа оказалась грубой, шершавой, как крышка стола в столовой, а на большом пальце загрубела мозоль – жесткая и сухая, как задубевшая от времени шкура. Неудивительно, что он целый день работал и не жаловался.
– Вот это да! А долго надо зарабатывать такие мозоли?
– Лет восемнадцать.
– Лет во… – Тэлли не договорила. Она в изумлении умолкла, мысленно сравнила мозоли Дэвида со своей нежной, покрывшейся водянками кожей и попыталась представить себе изнурительные полдня тяжкой работы, растянутые на всю жизнь. – Но как же это?
– Я не беглец, Тэлли.
– Не понимаю.
– Мои родители были беглецами, а я нет.
– О… – Тэлли почувствовала себя очень глупо, но ей такое и в голову не приходило.
Ведь если кто‑то умудрился прожить в Дыме всю жизнь, он мог тут и детьми обзавестись. Правда, малышей она пока не видела. И вообще, поселок показался ей таким хрупким, таким непостоянным… Рожать в нем – все равно что рожать в туристическом походе.
– Но как же они смогли? В смысле – без всяких врачей…
– Они сами врачи.
– А‑а… Но… погоди. Врачи? Сколько же им было лет, когда они убежали?
– Не так уж мало. Они в то время уже не были уродцами. Кажется, это называется «красавцы среднего возраста».
– Ага, наверняка они были уже среднего…
Юные красавцы и красотки при желании могли учиться или работать, но на практике мало из них кто задумывался о профессии, пока не переходил в категорию «зрелых».
– Стоп. Что ты хочешь сказать? Что значит «они уже не были уродцами»?
– Не были. А теперь они уродцы.
Тэлли пыталась заставить свой разум осмыслить сказанное Дэвидом.
– Ты хочешь сказать, что им не делали третью операцию? Они уже старики, но выглядят на средний возраст?
– Да нет, Тэлли. Я же сказал. Они врачи.
Тэлли содрогнулась. Это известие поразило ее куда сильнее, чем срубленные деревья или жестокие красавцы и красотки. Таких потрясений ей не приходилось переживать с того дня, как из Уродвилля ушел Перис.
– Они сделали операцию, чтобы отменить последствия предыдущих двух?
– Да.
– Они оперировали друг друга? Здесь, в этой глуши? Чтобы стать… – У нее перехватило дух, она чуть не захлебнулась собственными словами.
– Нет. Они обошлись без хирургии.
Темная пещера вдруг словно бы сдавила Тэлли со всех сторон, вытеснила воздух из ее грудной клетки. Усилием воли девочка заставила себя дышать.
Дэвид убрал руку. Только теперь Тэлли смутно осознала, что все это время они сидели, взявшись за руки.
– Не стоило мне тебе рассказывать об этом.
– Нет‑нет, Дэвид, прости меня. Это мне не надо было так охать и ахать.
– Я виноват. Ты только‑только оказалась здесь, а я столько всего обрушил на тебя.
– Но мне хочется, чтобы ты мне… – ей было тяжело произносить это слово, но она все же его произнесла: – Доверял. Чтобы ты мне рассказывал про всякое такое. Я ко всему этому серьезно отношусь.
А вот тут она не погрешила против правды.
– Конечно, Тэлли. Но, пожалуй, пока с тебя хватит. Пора возвращаться.
Он развернулся и пополз в ту сторону, откуда в пещеру попадал солнечный свет.
Тэлли поползла вслед за ним, вспоминая слова Дэвида о валунах. Какие бы они ни были здоровенные, они запросто могли обрушиться, если их неудачно толкнуть, нечаянно задеть. Они могли рухнуть и раздавить тебя.
Она чувствовала тяжесть висящего на шее медальона – едва заметную, но настойчивую. Доктор Кейбл наверняка уже вся извертелась, ожидая сигнала. Но из‑за откровения Дэвида все вдруг стало намного сложнее. «Дым – это не просто убежище для разномастных беглецов, – понимала теперь Тэлли. – Это настоящий город. И если я активирую медальон, я не просто положу конец грандиозному приключению Шэй. Я отниму у Дэвида его родину, всю его жизнь».
Словно бы вся тяжесть горы обрушилась на Тэлли. С трудом дыша, она выбралась наружу, под свет солнца.
ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ
Вечером у костра, за ужином, Тэлли рассказала историю о том, как она спряталась в реке в тот день, когда в первый раз прилетел рейнджерский вертолет. И снова все слушали ее с вытаращенными глазами. Похоже, ее путешествие от города до Дыма получилось одним из самых богатых на приключения.
– Нет, вы представляете? Я вся голая сижу по шею в воде, а эта ржавниковская машина крушит мою стоянку!
– Но почему они не приземлились? – удивился Астрикс. – Разве они не заметили твоих вещей?
– Я думала, заметили.
– Рейнджеры подбирают уродцев только посреди белых цветов, – объяснил Дэвид. – И мы беглецам всегда там встречу назначаем. Они не могут подбирать кого попало, иначе однажды, сами того не желая, приведут сюда шпиона.
– Да, это вам вряд ли нужно, – негромко пробормотала Тэлли.
– И все же им бы надо поосторожнее себя вести с этими вертолетами, – заметила Шэй. – В один прекрасный день кого‑нибудь винтом на кусочки разрубит.
– Вот‑вот! – подхватила Тэлли. – Они такой ветрище подняли, что у меня чуть скайборд не унесло. А спальный мешок поднялся над землей и угодил прямо под лопасти винта. Одни клочья остались.
Ее обрадовало изумление на лицах ребят.
– И где же ты спала? – осведомился Крой.
– Не так уж было ужасно. Ведь я только… – Тэлли вовремя прикусила язык. На самом‑то деле без спальника она провела всего одну ночь, но, по легенде, ей пришлось торчать на орхидейных полях целых четыре дня. – Было не так уж и холодно.
– Тебе бы лучше на ночь новым спальником обзавестись, – посоветовал ей Дэвид. – Тут у нас намного холоднее, чем среди цветов.
– Я ее отведу в обменник, – пообещала Шэй. – Это вроде центра приобретений, Тэлли. Только, когда что‑то берешь, нужно что‑то другое оставить взамен.
Тэлли неловко поерзала на скамье. Она еще не свыклась с мыслью о том, что тут за вещи надо платить.
– А у меня только «СпагБол».
Шэй улыбнулась.
– Это отличная штука для обмена. Мы тут обезвоженные продукты производить не можем – только сухофрукты делаем, а обычную еду брать в дорогу – морока жуткая. Так что «СпагБол» идет на вес золота.
После ужина Шэй отвела Тэлли к большому деревянному дому, стоящему ближе к центру поселка. Внутри на полках лежали разные вещи и продукты, сделанные в Дыме, но попадалось и кое‑что, привезенное из городов. Городские вещи большей частью были старые, изношенные, потертые, латаные‑перелатаные, а вот все, что было сделано вручную, зачаровало Тэлли. Она проводила кончиками еще не заживших пальцев по поверхности глиняных горшков и деревянных рабочих инструментов, поражаясь тому, что каждый из этих предметов на ощупь особенный, каждый имеет разный вес. Здесь все выглядело таким весомым и… серьезным.
В обменнике всем заправлял взрослый уродец, но он выглядел не так жутко, как Босс. Он выложил на прилавок шерстяные вещи и несколько спальных мешков из серебристой ткани. Одеяла, шарфы и перчатки были симпатичные, неярких цветов и с простыми узорами, и все это очень приглянулось Тэлли, но Шэй настаивала на том, чтобы Тэлли взяла себе спальный мешок городского производства.
– Он намного легче, а когда его сложишь – он совсем маленький становится. Это намного лучше, когда идешь в разведку.
– Конечно, конечно, – пытаясь улыбаться, кивнула Тэлли. – Вот здорово было бы!
В итоге она отдала двенадцать пакетиков «СпагБола» за спальник и еще шесть – за свитер домашней вязки. Осталось еще восемь пакетиков. Тэлли не могла поверить, что свитер – коричневый, с красными полосками и вышитыми зелеными буквами – стоит всего вполовину меньше старого спального мешка, покрытого заплатками.
– Тебе здорово повезло, что ты не потеряла водяной фильтр, – сообщила ей Шэй, когда они шли домой. – Фильтр ни на что не выменяешь.
Тэлли вытаращила глаза.
– И что бывает, если фильтр сломается?
– Ну… Говорят, можно из речки воду пить без очистки.
– Шутишь.
– Не‑а. Очень многие из старожилов Дыма так и делают, – заверила ее Шэй. – Даже если у них есть фильтры, они не заморачиваются.
– Ничего себе.
Шэй хихикнула.
– Да‑да, кроме шуток. Но если что, всегда можешь у меня взять фильтр.
Тэлли положила руку на плечо Шэй.
– А ты – у меня.
Шэй пошла медленнее.
– Тэлли?
– Что?
– Ты собиралась мне что‑то рассказать – когда мы были в библиотеке, перед тем, как на тебя заорал Босс.
У Тэлли противно засосало под ложечкой. Она отстранилась, ее рука непроизвольно потянулась к висящему на шее медальону.
– Вот‑вот, – сказала Шэй. – Что‑то насчет этого сердечка.
Тэлли кивнула, но она не знала, как начать. Она до сих пор не активировала медальон, а после разговора с Дэвидом уже не знала, сможет ли это сделать. «Может быть, вернусь в город через месяц, голодная, ни с чем, и доктор Кейбл надо мной сжалится».
«А если не сжалится? Если выполнит свое обещание, и я навсегда останусь уродиной? Пройдет лет двадцать, и я вся покроюсь морщинами, стану отверженной, такой же страшной, как Босс. А если я останусь здесь, в Дыме, то мне придется спать в старом спальном мешке и со страхом ждать дня, когда сломается мой водяной фильтр».
Она так устала всем врать.
– Я тебе не все рассказала, – выговорила она.
– Знаю. Но я, кажется, догадалась.
Тэлли смотрела на подругу, боясь вымолвить хоть слово.
– Но ведь все так ясно, правда? Ты жутко расстроена, потому что нарушила клятву, которую дала мне. Ты проболталась насчет Дыма.