– Ну… да. Они мне не то чтобы не нравятся. Я просто не смогла их надеть.
– Понимаю, конечно. Это я во всем виноват. – Он обвел взглядом столовую, наполненную дымниками. – Мы можем уйти отсюда? Мне нужно кое‑что сказать тебе.
Тэлли кивнула, ощущая холодное прикосновение цепочки и помня об обещании, данном Шэй.
– Хорошо. Мне тоже кое‑что нужно тебе рассказать.
Они пошли по поселку, мимо костров, которые уже гасили, забрасывая дерном; мимо окон, за которыми загорались свечи и электрические лампочки; мимо горстки малышей‑уродцев, гонявшихся за убежавшим цыпленком. Дэвид привел ее на гряду холмов, откуда Тэлли впервые увидела Дым, к плоскому прохладному камню, вокруг которого росли деревья. За деревьями открывался вид на долину. Как обычно, Тэлли замечала, как ловки и изящны движения Дэвида, словно бы он давно «на ты» с каждым поворотом тропинки, каждым уступом. Даже красавцы и красотки, чьи тела идеально сбалансированы, чьи фигуры созданы, чтобы идеально выглядеть в любой одежде, не двигаются с такой безупречной легкостью.
Тэлли нарочно отвела взгляд от Дэвида. Внизу, на равнине, в лунном свете зловеще белели орхидеи – замерзшее море у темного берега леса.
Дэвид заговорил первым:
– Ты знаешь, что ты – первая беглянка, пришедшая сюда совсем одна.
– Правда?
Он кивнул, не отрывая глаз от белых цветочных полей.
– Чаще всего беглецов привожу я.
Тэлли вспомнила последнюю ночь перед уходом Шэй из города и разговор о том, что ее заберет загадочный Дэвид и отведет в Дым. Тогда Тэлли с трудом верилось, что такой человек в самом деле существует. А теперь он сидел рядом с ней и выглядел вполне реальным. Он относился к миру серьезнее любого из знакомых Тэлли уродцев – даже более серьезно в действительности, чем взрослые красавцы вроде ее родителей. Странно: его взгляд отличался почти такой же напряженностью, как у жестоко‑красивых чрезвычайников, но при этом был лишен холодности.
|
|
– Раньше этим занималась моя мама, – сообщил Дэвид. – Но теперь она слишком стара.
Тэлли облизнула пересохшие губы. В школе им постоянно твердили, что уродцы, не подвергшиеся операциям, постепенно теряют здоровье.
– О, мне очень жаль. Сколько же ей лет?
Дэвид рассмеялся.
– Да нет, она еще в полном порядке. Просто уродцам легче доверять кому‑то вроде меня, кто ближе им по возрасту.
– Ну да, конечно.
Тэлли вспомнила, какое впечатление на нее в первый день произвел Босс. А всего через пару недель она стала намного спокойнее смотреть на людей самого разного возраста.
Иногда несколько уродцев отправляются в путь сами по себе, имея в своем распоряжении шифровки вроде той, что тебе оставила Шэй. Но меньше трех‑четырех человек в группе никогда не бывает. Никто еще не приходил сюда один‑одинешенек.
– Ты, наверное, считаешь меня идиоткой.
– Вот уж нет. – Дэвид взял Тэлли за руку. – Я считаю, что ты повела себя очень храбро.
Она пожала плечами.
– На самом деле не такое уж ужасное у меня получилось путешествие.
– Храбрость нужна не для того, чтобы проделать путь, Тэлли. Мне случалось в одиночку одолевать гораздо большие расстояния. Я говорю о том, что ты покинула дом. – Он провел копчиком пальца по потрескавшейся ладони Тэлли. – Я просто представить себе не могу, как бы я сумел уйти из Дыма, бросить все, что мне знакомо, понимая, что, скорее всего, никогда не вернусь назад.
|
|
Тэлли сглотнула подступивший к горлу ком. Ей пришлось нелегко. Но с другой стороны, выбора у нее попросту не было.
– А ты, – продолжал Дэвид, – ушла из своего родного города, единственного места, которое ты знала в этой жизни, совсем одна. Ты даже не встречалась ни с кем из дымников – с кем‑то, кто имел бы право убедить тебя в том, что этот поселок на самом деле существует. Ты совершила побег по зову сердца, потому что тебя позвала подруга. Думаю, именно поэтому у меня такое чувство, что тебе можно доверять. Тэлли перевела взгляд на поля орхидей. С каждым словом, произнесенным Дэвидом, у нее становилось все тяжелее на сердце. Если бы только он знал, почему она на самом деле находится здесь.
– Когда Шэй мне в первый раз сказала о том, что ты должна прийти, я на нее здорово рассердился.
– Потому что я могла выдать местонахождение Дыма?
– Отчасти. А отчасти из‑за того, что шестнадцатилетней городской девчонке действительно опасно в одиночку пускаться в путь длиной в несколько сотен миль. Но если честно, больше всего меня пугало то, что Шэй рискнула совершенно напрасно и что ты ни за что даже не выберешься из окна своей комнаты. – Он посмотрел на нее и бережно взял за руку. – И как же я удивился, когда увидел, как ты сбегаешь вниз по склону холма.
Тэлли усмехнулась.
– В тот день я представляла собой довольно жалкое зрелище.
– Ты была вся исцарапанная, волосы и одежда – обгоревшие, но зато ты так радостно улыбалась…
Тэлли показалось, что лицо Дэвида, озаренное луной, светится изнутри.
|
|
Она зажмурилась и покачала головой. Блеск. Он был готов вручить ей награду за храбрость, когда на самом деле ее надо было пинками гнать из Дыма за предательство.
– А теперь вид у тебя совсем не радостный, – негромко заметил Дэвид.
– Не все в восторге от того, что я сюда пришла.
Дэвид рассмеялся.
– Ну да, да. Крой мне рассказал о своем великом открытии.
– Да?
Тэлли вытаращила глаза.
– Ты его не слушай. Как только ты тут появилась, его сразу начали мучить подозрения – как это и почему ты явилась одна‑одинешенька. Он решил, что тебе кто‑то помогал по пути. Кто‑то из города. Но я ему сказал, что он чокнутый.
– Спасибо.
Дэвид пожал плечами.
– Когда вы с Шэй увидели друг дружку, вы так обрадовались. Я понял, что ты в самом деле скучала по ней.
– Это правда. Я за нее волновалась.
– Конечно, это понятно. И тебе хватило храбрости отправиться на поиски Дыма в одиночку, хотя ради этого тебе пришлось покинуть маленький мирок, где ты жила. Ты ведь пришла по большому счету не потому, что тебе хотелось бы жить в Дыме, верно?
– Это ты о чем?
– Ты пришла, чтобы посмотреть, все ли в порядке с Шэй.
Тэлли посмотрела Дэвиду в глаза. Пусть он ошибался в ней на все сто процентов, но как ласкали душу его слова! До этих минут весь день она была окружена подозрениями и сомнениями, а глаза Дэвида светились искренним восхищением перед тем, что она совершила. По телу Тэлли разлилось тепло благодарности и словно бы прогнало холодный ветер, гулявший по холмистой гряде.
Но в следующий миг Тэлли внутренне содрогнулась. Она осознала, что точно так же у нее теплело на душе, когда она говорила с Перисом‑красавцем или когда ее хвалили учителя. Еще никогда ни один уродец не вызывал у нее подобных чувств. Уродцы, лишенные больших глаз идеальной формы, просто не способны на такое. Но лунный свет, дивный пейзаж вокруг, тишина, а может быть, сами слова Дэвида сделали его красивым. На несколько мгновений.
Вот только это волшебство зародилось на лжи. Тэлли не заслуживала, чтобы Дэвид так на нее смотрел.
Тэлли отвернулась и снова перевела взгляд на море орхидей.
– Готова поклясться: теперь Шэй очень жалеет о том, что вообще рассказала мне про Дым.
– Может быть, сейчас жалеет, – согласился Дэвид. – Может быть, так будет еще какое‑то время. Но это не навсегда.
– Но ведь вы с ней…
– Мы с ней. – Дэвид вздохнул. – Знаешь, Шэй очень непостоянна.
– Что ты имеешь в виду?
– В первый раз она захотела уйти в Дым еще весной. Когда ушли Крой и еще несколько человек.
– Она мне говорила. А она струсила, да?
Дэвид кивнул.
– Я так и знал, что она струсит. Ей хотелось бежать только потому, что так решили ее друзья. Иначе бы она осталась в городе совсем одна.
Тэлли вспомнила, как ей самой жилось без друзей после операции Периса.
– Да. Это чувство мне знакомо.
– Но в ту ночь она не пришла на место встречи. Так бывает. И я, честное слово, очень удивился, когда встретил ее на Ржавых руинах несколько недель спустя. Тогда она заявила, что твердо решила навсегда покинуть город. И уже тогда она говорила, что приведет с собой подругу, хотя тебе еще ни о чем таком ни слова не сказала. – Он покачал головой. – Я уже был готов сказать ей, чтобы она вообще забыла о Дыме, оставалась в городе и становилась красоткой.
Тэлли вздохнула. Насколько бы проще все сложилось, если бы он и вправду так сказал Шэй! Тэлли бы уже была красоткой и в эти самые минуты веселилась бы напропалую в бальной башне вместе с Шэй и новыми друзьями. Но почему‑то мысль о бальных башнях не вызвала у Тэлли привычного восторга; картинка выглядела плоской и тусклой, как песня, которую ты слышал сто раз.
Дэвид сжал ее руку.
– Я рад, что не сделал этого.
Что‑то заставило Тэлли ответить:
– Я тоже.
Она произнесла эти слова и поразилась тому, что они прозвучали совершенно искренне. Она внимательно посмотрела на Дэвида. Его лицо снова заставило всколыхнуться теплую волну в ее душе. Она видела, что его лоб слишком высок, видела небольшой шрам, белевший поперек брови. И улыбка у него была заметно кривоватой. Но Тэлли теперь смотрела на него другими глазами, и лицо Дэвида казалось ей красивым. Тепло его тела прогоняло осеннюю прохладу, и Тэлли подвинулась ближе.
– Шэй очень старалась оправдаться за свою трусость, – сказал Дэвид, – и за то, что дала тебе зашифрованные инструкции, хотя обещала мне, что не станет этого делать. Теперь она решила, что Дым – самое лучшее место на свете. И что я – самый лучший человек на свете. Потому что привел ее сюда.
– Ты ей на самом деле нравишься, Дэвид.
– И мне она тоже нравится. Но просто она не…
– Что?
– Несерьезная. Не такая, как ты.
Тэлли отвела взгляд. Мысли путались у нее в голове. Она понимала, что должна сдержать свое обещание сейчас, иначе это у нее больше никогда не получится. Ее пальцы потянулись к медальону‑сердечку.
– Дэвид…
– Да, я заметил это украшение. После твоей улыбки это было второе, что я заметил.
– Ты понимаешь, что кто‑то мне это подарил.
– Догадываюсь.
– И я… я рассказала им про Дым.
Дэвид кивнул.
– И насчет этого я тоже догадался.
– И ты на меня не сердишься?
Он пожал плечами.
– Ты мне ничего не обещала. Я с тобой даже знаком не был.
– Но ты все‑таки…
Дэвид смотрел ей в глаза, его лицо снова излучало тепло и радость. Тэлли отвела взгляд и попыталась утопить свои неправильные чувства в море белых цветов.
Дэвид негромко вздохнул.
– Придя сюда, ты оставила позади очень многое – родителей, родной город, всю свою жизнь. И тебе начинает нравиться Дым, я это вижу. Ты воспринимаешь то, чем мы тут занимаемся, так, как это не дано большинству беженцев.
– Мне тут нравится. Но может быть… у меня не получится остаться.
Дэвид улыбнулся.
– Понимаю. Послушай, я тебя не тороплю. Может быть, тот, кто подарил тебе это сердечко, появится, а может быть, нет. Может быть, ты к нему вернешься. Но пока… не могла ли бы ты кое‑что сделать для меня?
– Конечно. Что?
Дэвид поднялся и протянул Тэлли руку.
– Я бы хотел познакомить тебя с моими родителями.
ТАЙНА
Они стали спускаться с холма по дальнему склону, по крутой и узкой тропке. Дэвид быстро уводил Тэлли в темноту, без колебаний находя дорогу, хотя тропа была почти не видна. Тэлли оставалось только поспевать за ним.
Весь день она получала удар за ударом, и вот теперь – это надо же! – ей предстояло знакомство с родителями Дэвида. Меньше всего она ожидала чего‑либо подобного после того, как показала ему свой медальон и сказала, что проболталась насчет Дыма. Дэвид вел себя так, как не повел бы никто из ее знакомых. Может быть, потому, что вырос здесь, вдалеке от городских обычаев. А может быть, он просто был… другой.
Знакомые очертания холмов остались позади, в стороне возник крутой горный склон.
– Твои родители живут не в Дыме?
– Нет. Это слишком опасно.
– Отчасти из‑за того, о чем я рассказывал тебе в первый день, в пещере на железной дороге.
– О твоей тайне? О том, как ты родился и вырос не в городе, а здесь, на природе?
Дэвид остановился, обернулся и посмотрел на Тэлли в темноте.
– Дело не только в этом.
– А в чем?
– Пусть они сами тебе расскажут.
Через несколько минут на темном склоне горы стал виден небольшой квадратик тусклого света. Тэлли поняла, что это окно и свет, горящий за задернутой темно‑красной шторой. Дом, стоящий на склоне горы, казалось, наполовину зарылся в землю.
На расстоянии броска камня Дэвид остановился.
– Не хотелось бы их застать врасплох. Еще испугаются, – сказал он и прокричал: – Привет!
Через секунду открылась дверь, появилась широкая полоса света.
– Дэвид? – окликнул женский голос. Дверь открылась шире, Дэвида и Тэлли залил свет. – Эз, это Дэвид.
Они подошли ближе, и Тэлли увидела, что на пороге стоит пожилая уродка. Трудно было сказать, моложе или старше Босса эта женщина, но смотреть на нее было не так страшно. Глаза у нее сияли, совсем как у красотки, а когда она крепко обняла сына, ее лицо озарилось теплой улыбкой.
– Привет, мам.
– А ты, наверное, Тэлли?
– Рада с вами познакомиться.
«Руку, что ли, надо пожать?» – гадала Тэлли. В городе не принято было проводить много времени с родителями других уродцев – только если ты гостил у кого‑то из ребят на каникулах.
В хижине было намного теплее, чем в домах в поселке, а деревянные половицы оказались очень гладкими. Видимо, родители Дэвида жили здесь так долго, что их шаги успели отполировать пол. Хижина почему‑то выглядела солиднее, прочнее любой из построек Дыма. Тэлли поняла, что дом и в самом деле врыт в гору. Одна из стен представляла собой голую скальную породу, покрытую каким‑то прозрачным герметиком.
– Я тоже рада познакомиться с тобой, Тэлли, – сказала мать Дэвида.
«Как же ее зовут?» – подумала Тэлли. Дэвид всегда говорил о своих родителях, называя их «мама» и «папа», а Тэлли Сола и Элли так называла только в детстве.
К Дэвиду подошел мужчина, пожал ему руку, потом обратился к ней:
– Рад знакомству, Тэлли.
Тэлли часто заморгала, у нее перехватило дыхание. Пару секунд она не могла говорить. Почему‑то Дэвид и его отец выглядели… похоже!
Как же так? Разница в возрасте между ними должна была составлять не меньше тридцати лет, если к моменту рождения Дэвида его отец уже был врачом. Но форма подбородка, лоб и даже слегка кривоватые улыбки у них были почти одинаковыми.
– Тэлли? – окликнул ее Дэвид.
– Извини. Просто вы… вы такие похожие!
Родители Дэвида дружно рассмеялись, а Тэлли почувствовала, что краснеет.
– Мы привыкли, что все удивляются, – объяснил отец. – Вас, городских деток, это всегда шокирует. Но ведь тебе кое‑что известно о генетике, правда?
– Конечно. Я все знаю про гены. У меня есть две знакомые уродки, они сестры и выглядят почти одинаково. Но родители и дети? Поверить не могу!..
Мать Дэвида постаралась сохранить серьезное выражение лица, но в ее глазах играла улыбка.
– Черты, которые мы наследуем от родителей, это и есть то, что делает нас разными. Большой нос, тонкие губы, высокий лоб – все то, что отнимает у нас операция.
– Предпочтение отдается всему среднему, – добавил отец.
Тэлли кивнула, вспоминая школьный курс биологии. Средние показатели характеристик лица человека служили главным шаблоном для операции.
– Конечно. В чужом лице человек всегда ищет черты, близкие к средним.
– А в семьях из поколения в поколение передаются как раз не средние черты. Погляди на наши большие носы. – Отец ущипнул Дэвида за нос, Дэвид выпучил глаза.
Тэлли заметила, что нос у Дэвида крупнее, чем у любого из красавцев. Почему же она до сих пор этого не замечала?
– Это одна из многих вещей, с которыми расстаешься, когда становишься красивым. Фамильный нос, – сказала мать Дэвида. – Эз, включи‑ка обогреватель.
Только теперь Тэлли почувствовала, что дрожит, но вовсе не от холода. Все это выглядело так странно! Поразительное сходство Дэвида с отцом просто не желало помещаться у нее в голове.
– Все нормально, – промямлила она. – Тут у вас очень здорово… м‑м…
– Мэдди, – представилась мать Дэвида. – Может быть, присядем?
Судя по всему, Эз и Мэдди их ждали. В гостиной на столе стояли четыре старинные чашки на блюдечках. Вскоре на электрической плите негромко засвистел чайник. Эз налил кипяток в заварочный чайник, и по комнате распространился цветочный аромат.
Тэлли огляделась по сторонам. Этот дом очень отличался от жилищ в поселке. Он больше походил на стандартное жилище пожилых красавцев, наполненное не самыми нужными вещами. В углу – мраморная статуэтка, на стенах – красивые коврики, расцвечивающие комнату яркими красками и сглаживающие острые углы. Похоже, собираясь бежать из города, Мэдди и Эз захватили с собой много багажа. И в отличие от уродцев, которые не имели ничего, кроме форменной одежды своего интерната и прочих одноразовых вещей, эти двое явно обрастали имуществом всю жизнь до самого побега.
Тэлли выросла в окружении работ Сола – абстрактных фигурок, в которые он превращал подобранные ею в парках сучья и ветки. Может быть, детство Дэвида не так уж отличалось от ее детства.
– Все это выглядит так знакомо, – призналась она.
– Дэвид тебе не говорил? – спросила Мэдди. – Мы с Эзом из того же города, откуда пришла ты. Если бы мы остались там, возможно, именно мы превратили бы тебя в красотку.
– О… наверное, – пробормотала Тэлли.
Если бы они остались в городе, не было бы Дыма и Шэй никогда никуда не убежала бы.
– Дэвид говорит, что ты добралась сюда в одиночку, – сказала Мэдди.
Она кивнула.
– Я ушла из города, потому что хотела разыскать подругу. Она оставила мне указания.
– И ты решила пойти одна? Разве ты не могла подождать, пока тебя заберет Дэвид?
– Не было времени ждать, – объяснил Дэвид. – Тэлли ушла ночью перед своим шестнадцатилетием.
– Вот уж воистину – тянула до последнего, – покачал головой Эз.
– Да, зато это так романтично, – одобрительно проговорила Мэдди.
– На самом деле у меня почти не оставалось выбора. Я даже не слышала о Дыме до тех пор, пока Шэй, моя подруга, не объявила мне, что уходит из города. А это случилось примерно за неделю до моего дня рождения.
– Шэй? Похоже, мы с ней не знакомы, – заметил Эз.
Тэлли посмотрела на Дэвида. Тот пожал плечами. «Он никогда не приводил сюда Шэй? Что же между ними все‑таки было?»
– Значит, ты быстро приняла решение, – заключила Мэдди.
Тэлли поспешно вернулась к реальности.
– Пришлось. Другого шанса у меня не было.
– Так сказать мог бы только истинный дымник, – проговорил Эз и разлил по чашкам темную жидкость. – Чаю?
– Да, с удовольствием.
Тэлли взяла чашку с блюдцем и почувствовала жар, исходящий от тонкого белого материала чашки. Догадавшись, что это одно из обжигающих зелий дымников, Тэлли сделала осторожный глоток. Напиток оказался горьковатым, Тэлли невольно скривила губы.
– Ох. Я… Простите. Если честно, я раньше никогда не пила чай.
Эз удивленно широко раскрыл глаза.
– Правда? Но когда мы жили в городе, чай там был очень популярен.
– Я слышала об этом. Но его больше пьют старики. То есть… я хотела сказать, что чай больше любят пожилые красотки и красавцы.
Тэлли стоило больших усилий не покраснеть.
Мэдди рассмеялась.
– Ну, мы уже распрекрасно состарились, поэтому нам чай вполне годится.
– Говори за себя, дорогуша.
– А ты вот так попробуй, – посоветовал Дэвид и опустил в чашку Тэлли маленький белый кубик.
Следующий глоток оказался сладковатым. Сладость прогнала горечь. Теперь можно было пить и не кривиться.
– Думаю, Дэвид тебе успел немного рассказать о нас, – сказала Мэдди.
– Он… Он сказал, что вы убежали из города давно. До его рождения.
– Да? – вздернув брови, проговорил Эз.
Выражение лица у него стало в точности такое, как у Дэвида, когда кто‑нибудь из бригады, трудившейся на расчистке железнодорожной колеи, делал что‑нибудь легкомысленное или опасное, держа в руках вибропилу.
– Я не все Тэлли рассказал, – отозвался Дэвид. – Только то, что я вырос не в городе, а здесь.
– Остальное нам оставил? – немного напряженно выговорил Эз. – Очень любезно с твоей стороны.
Дэвид в упор посмотрел на отца.
– Тэлли пришла сюда для того, чтобы убедиться, что с ее подругой все в порядке. Она добиралась до Дыма совсем одна. Но, возможно, она не захочет остаться.
Мы никого не принуждаем силой жить здесь, – возразила Мэдди.
– Я не об этом говорю, – покачал головой Дэвид. – Я думаю, она должна узнать правду, прежде чем решит вернуться в город.
Тэлли перевела взгляд с Дэвида на его родителей. Эти трое удивляли ее тем, как они общались между собой. Совсем не так, как старики обычно разговаривают с уродцами. Так, скорее, спорят между собой подростки‑уродцы. Как равные.
– О чем я должна узнать? – тихо спросила Тэлли.
Все смотрели на нее. Мэдди и Эз не отрывали от нее испытующих взглядов.
– О большой тайне, – сказал Эз. – О том, из‑за чего мы убежали из города почти двадцать лет назад.
– Вообще‑то мы об этом никому не рассказываем, – скупо проговорила Мэдди, выразительно глянув на Дэвида.
– Тэлли заслуживает того, чтобы узнать правду, – заявил Дэвид, не отрывая глаз от матери. – Она поймет, как это важно.
– Она совсем ребенок. Городская девочка.
– Она пришла сюда одна, пользуясь только запиской с черт знает как зашифрованными указаниями.
Мэдди укоризненно проговорила:
– Ты никогда не бывал в городе, Дэвид. Ты понятия не имеешь о том, как они изнежены. Они всю жизнь живут под колпаком.
– А она одна‑одинешенька прожила девять дней, мама. Она выбралась из пожарища, когда рейнджеры палили цветы.
– Пожалуйста, прошу вас, – вмешался Эз. – Она же сидит здесь, рядом с вами. Верно я говорю, Тэлли?
– Верно, – негромко ответила Тэлли. – И мне бы хотелось понять, о чем вы говорите.
– Прости, Тэлли, – сказала Мэдди. – Но это очень важная тайна. И очень опасная.
Тэлли кивнула и уставилась в пол.
– Тут все опасно.
Некоторое время тишину нарушало только позвякивание ложечки, которой Эз мешал чай.
– Видите? – спросил Дэвид. – Она все понимает. Вы можете доверять ей. Она заслуживает, чтобы ей сказали правду.
– Все заслуживают этого, – тихо вымолвила Мэдди. – В принципе.
– Что ж, – выговорил Эз и сделал глоток чая. – Думаю, придется рассказать тебе, Тэлли.
– Что рассказать?
Дэвид сделал глубокий вдох.
– Правду о красоте.
МИКРОТРАВМЫ
– Мы были врачами, – начал рассказ Эз.
– А если точнее – пластическими хирургами, – добавила Мэдди. – Каждый из нас провел несколько сотен операций. А когда мы познакомились, меня только что избрали в Комиссию по морфологическим стандартам.
Тэлли вытаращила глаза.
– В Комиссию красоты?
Услышав прозвище организации, Мэдди улыбнулась.
– Мы готовились к Морфологическому конгрессу. Это такое мероприятие, когда все города обмениваются данными об операциях.
Тэлли кивнула. Города очень дорожили своей независимостью, каждый был сам по себе, но Комиссия красоты представляла собой всемирную организацию, следившую за тем, чтобы красавцы и красотки выглядели более или менее одинаково. Если бы люди из одного города становились красивее, чем люди из другого, это извратило бы саму идею операции.
Как большинство уродцев, Тэлли часто мечтала о том, что в один прекрасный день ее изберут в комиссию и она станет одной из тех, кто решает, как будет выглядеть следующее поколение. В школе, правда, все это звучало жутко скучно – графики, цифры средних показателей, измерение диаметра зрачков…
– А я в это время занимался одним независимым исследованием в области анестезиологии, – сказал Эз. – Разрабатывал более безопасный способ операции.
– Более безопасный? – удивилась Тэлли.
– До сих пор каждый год на операционных столах умирают несколько человек, как и при любом другом хирургическом вмешательстве, – объяснил отец Дэвида. – И чаще всего это происходит из‑за того, что им приходится слишком долго находиться под наркозом.
Тэлли прикусила губу. Она ни о чем таком никогда не слышала.
– Ой.
– Я обнаружил, что средство для наркоза, употребляемое во время операции, дает осложнения. Микротравмы мозга. Едва заметные даже при обследовании с помощью самой мощной техники.
Тэлли не очень хотелось, чтобы ее слова прозвучали глупо, но все же она спросила:
– Что такое «микротравма»?
– В принципе, это группа клеток, выглядящих не так, как надо, – ответил Эз. – Как рана или раковая опухоль – вообще что‑то чуждое.
– А нельзя было сразу сказать по‑простому? – хмыкнул Дэвид и выразительно посмотрел на Тэлли. – Медики – они такие…
Мэдди пропустила укол сына мимо ушей.
– Когда Эз показал мне результаты своей работы, я начала собственное исследование. В базе данных местной комиссии хранились миллионы томограмм головного мозга. Я говорю не о той чепухе, которую помещают в учебниках по медицине, а самые настоящие данные о красавцах и красотках по всему миру. И всюду – церебральные микротравмы.
Тэлли нахмурилась.
– Вы хотите сказать, что эти люди были больными?
– Больными они не казались. И микротравмы не были злокачественными, поскольку они не росли, не распространялись. Но эти повреждения обнаруживались почти у всех и размещались всегда в одном и том же месте.
Она указала на точку на макушке.
– Чуть левее, дорогая, – уточнил Эз, опустив в чай белый кубик.
Мэдди передвинула палец левее, потом опустила руку и продолжала:
– Что было гораздо важнее, эти микротравмы обнаружились практически у каждого человека по всему миру. Если они грозят здоровью, получалось, что у девяносто девяти процентов населения должны проявляться какие‑то симптомы.
– Но эти травмы – они были не естественными? – робко спросила Тэлли.
– Нет. Они наблюдались только у людей, перенесших операции, – то есть у красавцев, – ответил ей Эз. – У уродцев ничего подобного не обнаруживалось. Эти поражения явно были последствиями операции.
Тэлли поерзала на стуле. От мысли о том, что у всех в голове кроется маленькая зловещая тайна, ей стало не по себе.
– А вы узнали, откуда берутся эти поражения?
Мэдди вздохнула.
– В каком‑то смысле узнали. Мы с Эзом очень тщательно изучили случаи, где эти поражения отсутствовали – а отсутствовали они у считанных красавцев и красоток, – и попытались выяснить, чем они отличались от других людей. Откуда у них взялся иммунитет к этим странным микротравмам? Мы брали в расчет такие показатели, как группа крови, пол, рост и вес, коэффициент интеллекта, генетические маркеры, но все это, похоже, не имело никакого отношения к случаям отсутствия микротравм. Эти люди ничем не отличались от остальных.
– А потом мы наткнулись на странное совпадение, – сказал Эз.
– Их работа, – кивнула Мэдди.
– Работа?
– Каждый из тех, у кого не обнаруживались микротравмы мозга, работал в определенной сфере деятельности, – объяснил Эз. – Пожарные, надзиратели, врачи, политики и все, кто трудился в Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам. У всех представителей этих профессий никаких микротравм не было, а у всех остальных похорошевших людей – были.
– Значит, у вас их тоже не оказалось?
Эз кивнул.
– Мы проверили себя, и результаты оказались отрицательными.
– Иначе мы бы тут не сидели, – негромко добавила Мэдди.
– Что вы имеете в виду?
Тут слово взял Дэвид.
– Эти микротравмы – не случайность, Тэлли. Они – составная часть операции, как придание правильной формы черепу, как снятие кожи. Это часть того, как красота тебя изменяет.
– Но вы же говорите, что такие травмы – не у всех.
Мэдди кивнула.
– У некоторых похорошевших людей травмы исчезают или их намеренно лечат. Это те люди, профессия которых требует быстрой реакции – как работа врача «скорой помощи» или тушение пожаров. Люди, имеющие дело с конфликтами и с опасностью.
– Люди, сталкивающиеся с необходимостью делать выбор, – добавил Дэвид.
Тэлли медленно выдохнула, вспомнив кое‑какие подробности своего пути.
– А рейнджеры?
Эз понимающе кивнул.
– У меня в базе данных, кажется, было несколько рейнджеров. У всех травмы отсутствовали.
Тэлли помнила, как выглядели лица рейнджеров, которые ее спасли. Их отличала незнакомая уверенность и решительность. Та же, что светилась в глазах Дэвида, но напрочь отсутствовала у новоиспеченных красоток и красавцев, над которыми всегда потешались они с Перисом.
Перис…
Тэлли сглотнула сжавший горло горький ком. Она попыталась вспомнить, как вел себя Перис, когда она ворвалась на бал в особняк Гарбо.