22 июня 1941 г., спустя несколько часов после вторжения войск гитлеровской Германии и ее союзников на территорию Советского Союза, по радио выступил премьер-министр Великобритании У.Черчилль. Нападение Германии на Россию, говорил премьер-министр, представляет собой не «передышку» в войне за мировое господство, а «прелюдию к готовящемуся вторжению на британские острова». Гитлер «продолжает процесс уничтожения своих врагов по одиночке». Затем он «перейдет» к подчинению «своей воле и своей системе» всего западного полушария. «Угроза России — это угроза нам и угроза Соединенным Штатам», — продолжал Черчилль, призывая США выступить в поддержку русских, сражающихся за «свой дом и домашний очаг» (33).
Многие американцы не были готовы следовать призыву Черчилля, особенно те, кто выступал за политику изоляционизма. В то же время.за оказание немедленной помощи Советскому Союзу выступили такие газеты, как «Нью-Йорк пост»,»Каспер трибюн-геральд», «Балтимор сан» и др. Газета «Каспер трибюн-геральд» подчеркивала, что «русские борются за свой образ жизни», против нацизма (7).
Через несколько дней после речи Черчилля «Нэшнл бродкастинг корпорейшн» опубликовала суммарное резюме мнений американской прессы о начавшейся войне. Подавляющее большинство периодических изданий высказалось за поддержку и помощь России (так в Америке обычно именовался Советский Союз).
В формировании общественного мнения большую роль играли президентские республиканцы и президентские демократы. Президентские республиканцы контролировали 3/4 средств массовой информации. Им принадлежало большинство радиостанций, крупных еженедельников, газет, выходивших на Восточном побережьи.
Среди тех, кто сразу же поддержал «интервенционистскую политику», т.е. политику вмешательства в европейские дела, были издания магната Г.Люса, а также такие влиятельные газеты, как «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост», «Крисчен сайенс монитор», «Атланта конститьюшн». Изоляционисты, коими являлись республиканцы из конгресса, могли рассчитывать лишь на издания Херста и Маккормика, на газету «Сэтердей ивнинг пост», некоторые религиозные издания. Этим республиканцам, как показала жизнь, было не под силу тягаться со своими оппонентами.
В июне 1941 г..институт общественного мнения Гэллопа провел опрос. На вопрос: на чьей стороне вы находитесь в современной войне между Германией и Россией, 72% опрошенных высказались за Россию, 4% поддержали Германию, 17% ответили, что им безразлично, как закончится эта война, 7% заявили, что не имеют определенного мнения. На вопрос: стоит ли США вступать в войну немедленно, положительно ответили 21% опрошенных. Организаторы опроса, суммируя ответы, отмечали, что Россия не является империалистической страной, а Германия — да. Если Россия выиграет войну, она не вторгнется в Соединенные Штаты, если победит Германия, то вторжение возможно.
Настроения консервативных кругов Америки безо всяких обиняков выразил сенатор от шт. Миссури Г.Трумэн: «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, мы будем помогать России, если будет выигрывать Россия, мы будем помогать Германии. Пусть они как можно больше убивают друг друга». В то же время Трумэн добавил: «Мне не хочется ни при каких условиях видеть Гитлера в победителях» (34). В этом заявлении просматривалась несколько необычная комбинация «изоляционизма» и «интервенционизма».
Общая позиция республиканцев конгресса и их сторонников сводилась к тому, что любая моральная или материальная поддержка России может сделать США союзником «международного коммунизма». «Интервенционистам» удалось, однако, убедить общественность в том, что Россия является «врагом фашизма» (Подр.: 11).
Политические силы США, выступавшие за оказание помощи России, завоевали на свою сторону общественное мнение страны. Существенную роль в этом сыграли четыре фактора. Во-первых, Россия была втянута в смертельную борьбу с фашизмом и США вынуждены были признать этот факт, независимо от того, нравилось им это или нет. Признание этого само собой вело к отказу от ложной теории, уравнивающей нацизм и коммунизм. Во-вторых, Англия — лучший друг США — должна была получить хотя бы короткую «передышку». В-третьих, папа римский, который не поддерживал Россию, отказался признать утверждения Риббентропа и Гитлера, что германский бросок на Восток представляет собой «священную войну». В-четвертых, перспектива фашистского господства над всем миром делала невозможным признание какого-либо другого врага, как Гитлера.
К середине июля 1941 г. с помощью опросов общественного мнения стало ясно, что американцы поддерживают Советский Союз в пропорции восемнадцать к одному. Россия, однако, не признавалась «союзником» США в том смысле, в каком этот термин относился, например, к Великобритании. Мнения о войне между Германией и СССР формировали многочисленные газеты и более 1 тыс. радиостанций. В последнюю неделю июня 1941 г. «русско-германская война» и «американо-русские отношения» занимали 72,3% первой страницы обычной ежедневной американской газеты (52, с.7). Вплоть до событий в Пирл-Харборе, а потом спустя два месяца, советско-германская война находилась в фокусе американской прессы и радио.
Наиболее важным источником распространения дружественной информации являлись американские корреспонденты в Советском Союзе. Корреспондент «Коламбия бродкастинг систем» Э.Колдуэл передал 3 июля 1941 г. текст обращения И.В.Сталина к советскому народу. Колдуэл комментировал это обращение следующими словами: «У меня, как у обозревателя, сложилось мнение, что это обращение открывает новую эру в жизни советского народа». Корреспондент говорил с девушкой, стоявшей в толпе, которая слушала обращение на улице. «Победа в этой войне стала теперь единственной целью ее жизни, -продолжал Колдуэл...Сейчас очевидно, — заключал он, — что Советский Союз мобилизовал все свои силы, как гражданские, так и военные, чтобы развернуть всеобъемлющую войну против Германии. Если существует понятие тотальной войны, то эта война должна быть таковой. Битва на русских просторах сделает все предыдущие войны репетицией к ней» (55). Другой корреспондент Си-би-эс, г-жа Бурке-Уайг, комментируя участие в войне советских женщин, их жертвенность, передавала: «Я им завидую. Я хочу вместе с ними идти на фронт». Бурке-Уайт рассказывала о женщинах, которые на заводах и фабриках сменили своих мужей, ушедших на фронт (56).
Передавались сводки и комментарии к событиям войны, составленные сквозь призму американской пропаганды. Однако на информационном рынке доминировали сообщения корреспондентов из Москвы, различного рода газетные материалы в поддержку военных усилий СССР. Большинство крупнейших периодических изданий Америки во второй половине 1941 г. либо занимали пророссийскую позицию, либо отмалчивались.
С большим энтузиазмом выступали либеральные или демократические издания, поддерживавшие президента Рузвельта. «Будущее Запада и шансы на установление жизнеспособного международного порядка во многом зависят от того, найдут ли общую основу и будут действовать народы Америки, Англии, Китая и России, — в журнале «Нью рипаблик» писал М.Лернер. «Время на стороне русских,-отмечал в редакционной колонке тот же журнал, — и время также на нашей стороне, если мы правильно распорядимся им и не позволим пойти против нас» (29). Видный теолог Р.Ниебур в августе 1941 г. отмечал, что американцы должны благодарить Бога за здоровье и выносливость, оказавшиеся у «безбожных русских».
В октябре 1941 г., когда немецкие дивизии рвались к Москве, популярный журнал «Лайф» писал: «Американцы могут встать перед кошмарным фактом, если Москва падет и Сталин решит, что окровавленная Россия заслуживает мира. В этом случае США останутся одинокими в мире с единственным союзником-Англией» (19). «Россия — это не та страна, которую легко покорить, — писал журнал «Тайм». -Пришло время пересмотреть нашу позицию по отношению к политике Советов. Если мы будем продолжать рассматривать русских как «врагов», наши шансы на создание устойчивого спокойного мира к концу конфликта могут улетучиться» (51).
В благоприятном свете Советский Союз выглядел в ряде влиятельных консервативных изданий. «Бизнес уик» воздавал хвалу Литвинову — новому послу СССР в США — как «одному из способнейших в мире дипломатов». Консерваторы, полярно изменив свои прежние убеждения, убеждали американцев, что не следует ждать чего-либо опасного от коммунизма (3).
Американские коммунисты в своих немногочисленных изданиях выступали против каких-либо забастовок или локаутов, тормозивших производство военных материалов.
В ноябре 1941 г. в Нью-Йорке вышел первый номер журнала «Рашен ревью», обещавший писать о такой России, «какова она есть». Редактор журнала У.Чемберлен отмечал: «Американцы мало что знают о России, ее территории, политической значимости, ее вкладе в мировую культуру. Даже образованный американец плохо знаком с основными этапами русской истории по сравнеию с историей крупных стран Западной Европы... И хотя у нас масса книг о послереволюционной России, их качество оставляет желать много лучшего» (47). «Что бы американцы не думали о советских людях, -писала публицистка А.Стронг, — они сейчас на передовой линии зашиты нашей демократии, нашей науки, нашего равенства, всего того, что мы чтим. Это им выпала тяжелая обязанность военной зашиты цивилизации и человеческой свободы против черных сил, которые угрожают повернуть стрелки часов мира назад» (49, c.VII).
УДюранти в своей широко разрекламированной книге «Кремль и народ» (12) предложил собственное видение советской внутренней и внешней политики. Касаясь предшествовших войне лет, он утверждал, что, несмотря на жестокий характер «чисток», они сыграли свою роль: убрали «пятую колонну в России». Мюнхенский сговор был «величайшим унижением» для Советского Союза, который страна пережила за годы после бреет-литовского договора. Этот сговор расчистил путь для заключения германо-советского пакта. Русские, по мнению Дюранти, не были «ни коммунистами, ни рабами, а непонятными людьми, покорно переносящими все, что выпадало на их долю». Что касается советской экономической системы, то она скорее походит на «государственный капитализм, чем на социализм». Сами русские не рвутся к «алтарю необузданного индивидуализма», но по своему образу жизни они «не менее свободны, чем мы» (12, с. 138, 161, 184).
Еще большей популярностью пользовалась книга Дж.Дэвиса «Миссия в Москву», вышедшая накануне бомбежки японцами Пирл-Харбора. Дэвис поведал американцам о тех годах, когда он был послом США в Москве. Акцентируя свое внимание на советском руководстве, он писал, что оно состоит из «способных сильных людей». Дэвис не соглашался с ними по многим аспектам, но питал к ним большое уважение за «честные убеждения и благородство целей». После Пирл-Харбора оценки Дэвиса принимались американцами без тени каких-либо сомнений. Спустя год после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз вышел очередной номер журнала «Ньюсуик» с портретом Сталина на обложке. «Год против Гитлера. Сталин доказал, что его имя означает «сталь». Такова была надпись под портретом.
После бомбежки Пирл-Харбора и вступления США в войну источниками «международного зла» стали Германия, Италия и Япония. Смолкла критика России и Великобритании со стороны консервативной прессы. Администрация США была в растерянности: на каком фронте начинать наступление — в тихоокеанском регионе или в Европе.
Согласно опросам общественного мнения, в октябре 1941 г. 14% опрошенных желали (по разным причинам), чтобы США не оказывали помощи России. В феврале этот показатель понизился до 4%. В октябре 1941 г. 51% опрошенных выступали за совместные усилия США и России, в феврале 1942 г. — 43%. В октябре 1941 г. 22% опрошенных хотели, чтобы к России относились как к равному партнеру, как к Великобритании, в феврале 1942 г. -41% (14). Суммарно около 15 млн. взрослых американцев после Пирл-Харбора рассматривали Россию как равного партнера. Они же повлияли на решение администрации США оказать помощь (ленд-лиз) Советскому Союзу. Начались суждения о возможности открытия «второго фронта».
Зима и ранняя весна 1941–1942 гг. показали мировой общественности, что восточный фронт является определяющим во второй мировой войне. Однако лидеры США и Англии считали «немыслимым» открытие второго фронта в Европе.
В то же время за скорейшее открытие второго фронта выступили два видных американца: У.Уилки и Дж.Дэвис. (Подр.: 16, с.34–37). «Русские люди сражаются на нашей стороне и со времени американской революции мы должны помнить это, — говорил по радио Дэвис. — Русские люди всегда были с нами во всех наших войнах. Мы не должны терять из виду тот факт, что, помогая русским, мы помогаем сами себе и помогаем русскому правительству разбить Гитлера» {9).
В июне 1942 г. на книжных полках появилась публицистическая работа Дж.Рестона «Прелюдия победы», оказавшая значительное влияние на формирование общественного мнения (работа переиздавалась в Нью-Йорке в августе и ноябре 1942 г.). Рядом с заголовком был начертан призыв: «Вставай и вступай в борьбу!» Рестон, признав Россию «другом Америки», обратил внимание на прессу Херста, Питтерсона и Маккормика, которая печатала всякого рода инсинуации в адрес Советского Союза. «Рептильная пресса» — так Рестон окрестил эти издания (46, с.6,32–33).
В 1942 г. в США появились работы, посвященные Красной Армии. «Как бы не развивались события на русском фронте, — писали МБерчин и Э.Бен-Хорин в книге «Красная Армия», — Россия будет продолжать сражение. Ссылаясь на разговор с советским капитаном СКурнаковым, авторы приводят его мнение о том, что второй фронт должен быть открыт в Европе тогда, когда на восточном фронте развернутся решающие сражения. Как только это произойдет, Германия будет повержена»(5, с.УП).
С. и Б.Уэбб в 1942 г. выпустили в Нью-Йорке книгу «Правда о Советской России». В ней отмечалось, что Сталин не является диктатором», что «принятая в 1936 г. Конституция СССР является наиболее всеобъемлющей и демократичной в мире» (54, с. 16,19). А в биографии Сталина, написанной Э.Людвигом,говорилось о том, что «большевизм 1942 г.» — наиболее совершенный для этого времени «социальный порядок». Под руководством Сталина русскому народу удалось создать «это славное государство» (21, с. 163).
С одобрением американское общественное мнение встретило заявление, сделанное Сталиным в мае 1942 г., о том, что СССР представляет собой силу, способную спасти мир от гитлеровской чумы. Администрация США бьша довольна и тем, что в своем докладе Сталин ничего не сказал о втором фронте. «Сталин был великолепен, когда он от имени России подтвердил ее стремление воздерживаться от расширения своей территории и от желания навязывать свою политическую волю другим народам», — отмечала «Ашервиль ситизен». Видный публицист УЛиппман считал, что Сталин ясно заявлял финнам и немцам, а также венграм и румьшам, что разгром германской армии и падение нацистского режима не приведут к военной оккупации Россией этих «иностранньк государств».
К незамедлительному открытию второго фронта призывали американские коммунисты. У.Фостер весной 1942 г. опубликовал брошюру «От зашиты к наступлению». В ней приводились убедительные аргументы о необходимости открытия на Западе второго фронта. Каждый номер газеты «Дейли уоркер» содержал статьи, поддерживающие эту необходимость. 29 апреля 1942 г. газета опубликовала перепечатку статьи из журнала «Нейшн», в которой бывший министр иностранньк дел республиканской Испании Адель Ваш поддерживал идею открытия второго фронта. 2 мая 1942 г. газета в редакционной статье писала, что следует расстаться с иллюзиями о необходимости «выжидания», которое приведет к мобилизации огромных армий.
За открытие второго фронта выступали видные американские военачальники. Генерал-лейтенант Д.Эйзенхауэр — будущий президент США — отмечал в своем дневнике: «Мы должны отправиться в Европу и сражаться. Нам следует отказаться от практики разбрасываться своими ресурсами по всему миру. И еще хуже — тратить время» (цит. по: 10, с. 187). Эйзенхауэр докладывал генералу Маршаллу о том, что «потеря Англии или России позволит странам оси немедленно свести к нулю все наши будущие усилия» (44, с. 13O). Сам Маршалл, как начальник штаба армии США, в своей лекции перед выпускниками военной академии в Вест-Пойнте сказал, что американские войска скоро высадятся во Франции (35). А влиятельный журнал «Арми энд Нейви реджистер» призвал к немедленному открытию второго фронта (36).
В конце мая — начале июня 1942 г. в Вашингтоне состоялась встреча президента США Рузвельта и генерала Маршалла с министром иностранньк дел СССР Молотовым. Результаты встречи с энтузиазмом были встречены общественностью. «США и Россия нашли полное взаимопонимание по проблемам достижения прочного мира», — отмечал «Ньюсуик» (ЗО). Корреспондент Си-би-эс А.Уорнер информировал миллионы слушателей о том, что «проблема второго фронта вызвала на встрече пристальное внимание. Итоги встречи получили одобрение конгресса США»(57). Большинство сенаторов и конгрессменов приветствовали скорейшее открытие второго фронта, хотя формального соглашения между Рузвельтом и Молотовым на сей счет не было.
Президент Рузвельт отказывался расшифровывать слово «взаимопонимание». В своем обращении к народу по случаю первого Дня Объединенных наций 14 июня 1942 г. американский призидент высоко оценил «великий союз, посвященный разгрому нашего врага и установлению подлинного мира, основанного на свободе человека... У Объединенных Наций имеются и силы, и люди, и воля, чтобы защитить человеческое наследие» (58).
Летом 1942 г. общественное мнение США было целиком на стороне военной элиты, считавшей необходимым начать военные действия против фашистов на европейском театре войны. Согласно данным института Гэллопа, в середине июля 1942 г. 48% опрошенных журналистов, придерживавшихся различных политических убеждений, высказались за немедленное открытие второго фронта, 34% считали нужным «накапливать силы» и 18% воздержались от высказываний. Гэллоп отмечал при этом, что лейтмотив в пользу военной акции союзников заключался в том, что «каждый час отсрочки работает на Гитлера» {37}.
По-иному реагировали на требование немедленного открытия второго фронта консерваторы. Таковыми считались республиканцы и некоторые демократы из конгресса, а также наиболее рьяные католики. В 1941 г. они считали, что Россия и Германия должны «разобраться» между собой сами. Не изменилась их позиция и в 1942 г. Глава газетного концерна Р.Маккормик не переставал утверждать, что у России хватит сил позаботиться о себе. Подтекстом в его заявлениях проходила мысль, что ничего особенного не произойдет, если он ошибается (подр.: 23).
Сенатор-республиканец С.Бриджес из шт. Нью-Хэмпшир, чья антикоммунистическая риторика создала ему славу в послевоенные годы, открыто обвинял Советский Союз в том, что он не начал войну против Японии. Он утверждал также, что открытие Советским Союзом второго фронта против Японии должно предшествовать открытию второго фронта союзниками против Германии. По логике Маккормика и Бриджеса Германия должна была разгромить СССР.
Накал страстей вокруг открытия второго фронта спал в августе 1942 г., когда администрация США приняла решение ограничить действия своих вооруженных сил африканским фронтом. «Давление народа на открытие одного или многих возможных фронтов не несет в себе позитивного смысла». Так комментировало это решение Управление военной информации (48, с. 177–178).
К концу 1942 г. в умеренной американской прессе стало появляться больше критических комментариев по отношению к внешней политике США. «Нам следует расстаться в своем мышлении с делением союзников на «первоклассных» и «второклассных», — заявил Уилки — специальный помощник президента США. — Я повторяю снова и снова: мы и наши союзники должны открыть второй воюющий фронт в Европе» (32). Уилки при этом охарактеризовал позицию государственного департамента как «реакционную».
8 ноября 1942 г. американцы узнали о высадке своих войск во французской Африке, об их поддержке военно-воздушными силами Великобритании. Англо-американское наступление, заявил Рузвельт, является «эффективным вторым фронтом нашей помощи нашим героическим союзникам в России» (38). Президент США, таким образом, снял с повестки дня вопрос об открытии настоящего второго фронта в Европе. Вопрос этот откладывался и в 1943 г. Между тем советские войска, неся огромные потери, очищали от гитлеровцев территорию Советского Союза.
Среди американских историков второй мировой войны бытует мнение, что подвижка принятия решения об открытии второго фронта в Европе на 1944 г. была во многом обусловлена желанием Черчилля. Американская администрация учла его совет начать вторжение с британских островов. Уже на конференции в Касабланке в январе 1943 г. Рузвельт согласился со всеми доводами Черчилля. Ради полного взаимопонимания (6, с.318–32O).
В конце октября 1943 г. состоялась Московская конференция министров иностранных дел союзных держав. В заключительной декларации и коммюнике подтверждалась решимость союзников сражаться с государствами «оси» до их безоговорочной капитуляции и продолжать тесное сотрудничество в послевоенном мире. Конференция не только сцементировала единство союзников, но и укрепила ослабленное было доверие между министром иностранных дел СССР и государственным департаментом США. Государственный секретарь США КХэлл был восторженно встречен в Вашингтоне как герой конференции. Х.Кэнтрил из Пристонского университета — один из видных авторитетов в сфере общественного мнения -докладывал Рузвельту, что доверие американцев к России увеличилось на 16%. 2 ноября 1943 г., когда пресса и радиокомментаторы донесли до миллионов американцев результаты конференции, 54% опрошенных высказались за оказание полной помощи Советскому Союзу (4О).
Конференция глав государств-союзников в Тегеране вызвала более сдержанные комментарии в американской прессе и на радио. Объединенная декларация тегеранской конференции была краткой и неопределенной. Она не давала ясного представления о будущем Европы. Американцы были удовлетворены тем, что «болыгая тройка» теперь представлялась «друзьями по духу и целям». Однако многие так и не получили ответа на вопрос: по каким конкретно задачам и целям главы государств пришли к согласию.
Продолжавшиеся опросы общественного мнения показывали, что большинство американцев выступали за поддержку Советского Союза. Но это большинство не было стабильным, поскольку зависело от степени информированности американцев.
Ответы на вопросы, касающиеся создания атмосферы доверия в послевоенный период, а также возможного военного сотрудничества с Советским Союзом, разнились по регионам. Центральные штаты Запада были уверены в желании СССР сотрудничать с США. За ними в порядке очередности следовали северо-восточные штаты и штаты дальнего Запада, южные и восточно-центральные штаты.
«Серьезным заблуждением нашего времени является то, что Америку разрывают разногласия по вопросам внешней политики»,-писал исследователь общественного мнения УЛидгей (22, с.45). Свою аргументацию автор основывал на результатах опросов, проведенных с 1941 по 1944 г., главным образом на ответах на вопрос: «Согласны ли вы с теми людьми, которые думают, что Соединенные Штаты должны принять активное участие в международной сфере после войны, или с теми людьми, которые полагают, что Соединенным Штатам следует воздерживаться от такого участия?» Большинство американцев отвечали «да» на первую половину вопроса (в мае 1944 г. — 72% американцев, проживавших в штатах Среднего Запада и 73% всех американцев).
Отношение к судьбе Советского Союза в известной мере определялось этническими, расовыми, религиозными особенностями опрашиваемых. Так, многие черные не проявляли большого интереса к событиям международной жизни вообще. О России изредка вспоминали лишь видные деятели Национальной ассоциации за прогресс цветного населения. Лидер черных ЭДжонсон писал в 1942 г. в мартовском номере журнала «Кристиэнити энд крайсиэ» о том, что американцам и русским необходимо решать расовые отношения. И ни слова о происходивших в России событиях.
Одна из наиболее важных этнических групп, проявлявшая свое отношение к событиям в России, состояла из американцев польского происхождения (6–8 млн. человек). Эта группа оказывала большое влияние на политическую жизнь в крупнейших индустриальных штатах Северо-Востока и Среднего Запада. Многие американцы польского происхождения признавали крупный вклад Советского Союза в военные усилия против Германии. Другие с недоверием относились к деятельности консервативного польского правительства в эмиграции.
Отношение к России других крупных этнических групп больше определялось религиозными соображениями. Многие американцы польского, ирландского и итальянского происхождения были католиками (их насчитывалось около 4О млн. человек).
В октябре 1943 г. был проведен опрос среди верующего населения относительно того, можно ли верить России в ее желании сотрудничества. Скептиков среди католиков оказалось больше, чем среди протестантов. 59% зажиточных протестантов и 5О% зажиточных католиков высказались за доверие и соответственно ЗО% и 5О% -наоборот. Среди лиц, имевших средний доход, соответствующее соотношение было: 48% и 48%, 31% и 34%; среди лиц с низким доходом — 44% и 32% и 34% и 48% (53, с.513–522).
Многие американские евреи в силу разных причин выступали за различные формы сотрудничества с Россией. Больше всего их вдохновляло отсутствие антисемитизма в Советском Союзе. В 1943 г. ведущий еврейский еженедельник «Америкэн хибри» отмечал, что евреи в СССР «пользуются не только всеми политическими и культурными правами наравне со всем остальным населением. Самым замечательным является то, что они обладают таким экономическим и социальным равенством, какое отсутствует в некоторых демократических государствах». Обозреватель У.Цуккерман добавлял, что антисемитизм в Советском Союзе «был полностью сметен» (59, с. 10).
Лидеры социальных христиан занимали полностью позитивную позицию в отношении СССР. Об этом свидетельствовали статьи и другие материалы, публиковавшиеся в популярных еженедельниках «Крисчиэн сенчури» и «Кристиэнити энд крайсиз».
В целом политизированных американцев в начале 4О-х годов можно разделить на две силы: «силы порядка» и «силы действия». Иногда между этими силами не было видно различия, иногда эти различия становились реальными. Но большинство творцов общественного мнения были обязаны видеть не только эти различия, но и говорить о них вслух.
Силы действия в 1943 г. компоновались из президентских демократов, ряда президентских республиканцев и конгрессменов-демократов. Члены этих влиятельных группировок с известной долей симпатии относились к тред-юнионам, к достижению прогресса в отношении черных, к дефицитному бюджету, к солидарности с Великобританией и Россией в военное и послевоенное время. Президент Рузвельт и вице-президент Уоллес являлись главными президентскими демократами, Уилки и Дьюи были ведущими президентскими республиканцами, а сенаторы Коннели и Баркли представляли видных демократов в конгрессе.
Взгляды этих лидеров представляли взгляды большинства американцев, чем и объясняется популярность России в Америке в 1943 г.
Силы порядка, которых представляли республиканцы конгресса, некоторые демократы конгресса, некоторые президентские республиканцы, пытались выступать против администрации практически по всем аспектам внутренней и внешней политики. Сипы порядка делали все, чтобы увязать в одну проблему свое негативное отношение к Советскому Союзу с рузвельтовским «новым курсом» вообще.
Большую роль в создании и определении общественного мнения играли американцы, получившие высшее образование. Их взляды и мнения отражались в газетах «Нью-Йорк тайме», «Крисчен сайенс монитор», журналах «Тайм», «Форчун», «Нейшн». Большинство таких американцев с дружелюбием воспринимали Советский Союз и выступали за сотрудничество после войны.
На формирование взглядов определяющий отпечаток накладывала информированность. Хорошо и объективно информируемые американцы с доверием смотрели на Россию, на дружественное развитие отношений между США и СССР. Вместе с тем они гибко реагировали на меняющуюся обстановку. Негативное отношение к проблемам России концентрировалось в среде малоинформированных американцев.
На фронтах Великой Отечественной войны шли кровопролитные баталии, но американская администрация в конце 1943 — начале 1944 г. не выносила, как и ранее, на обсуждение общественности вопроса об открытии второго фронта. Ее больше беспокоил вопрос о том, что будет делать Россия после того, как она разгромит Германию.
Обсуждалась и проблема возможностей России влиять на дальнейшее процветание Америки.
Если раньше среди американцев бытовало мнение, что в послевоенном мире останутся мощными только две ведущие индустриальные державы — США и Великобритания, то после Сталинградской битвы заговорили и о России. В марте 1943 г. вышел в свет специальный выпуск журнала «Лайф», посвященный Советскому Союзу. В истории журнала это бьш последний номер, в котором СССР рассматривался в благожелательном свете.