Пробный вариант зелья памяти Игнац сварил еще в Дракии. Повторить его в Хоринисе не составило проблем. Зурис с радостью принял целую партию на реализацию и не без интереса расспрашивал о путешествии. Оказалось, что и он, кроме дороги до святилища Инноса, повидал не слишком-то много, даже внутри монастыря не бывал. Не пустили туда и Игнаца с Робаром, которые в компании Зуриса и Дарона отправились проводить Бабо-младшего. Послушник по имени Педро утверждал, что может открыть ворота лишь для того, кто хочет в будущем стать магом и имеет при себе тысячу золотых и овцу в качестве подношения. Тысяча золотых у Бабо-младшего была, но вот, чтобы купить овцу, пришлось бы идти на одну из ферм. Тут помог Дарон — договорился с кем-то из главных в монастыре, они накинули еще пятьсот золотых сверху, которые Зурис и Игнац вскладчину помогли уплатить, и Бабо-младший с совершенно счастливым лицом вошел в заветные ворота.
Письмо от Алоисии пришло ровно через неделю — со следующим кораблем. Она писала, что скучает и ждет Игнаца в гости. А он перечитывал каждую строчку раз по сто и, прикрыв глаза, вдыхал аромат бумаги — она пахла теми маслами, которые Алоисия налила в корыто, что принесла когда-то в комнату. Тогда Игнац опять сумел увильнуть, теперь же раздумывал, что, может, и стоило во всем сознаться сразу, чтобы эта чудесная женщина не питала ложных надежд.
Игнацу снилось нечто до невозможности приятное. Надя танцевала с огнями — танцевала одна, перед ним, только для него. И это было почти так же прекрасно, как смотреть на ясное звездное небо в глубокой ночи.
Надя подошла ближе к Игнацу и провела рукой по его щеке. Он прижал ее ладонь своей и припал к ней губами, прикрыв глаза. А когда снова открыл их, увидел перед собой Алоисию — с распущенными черными волосами, едва прикрывающими пышную грудь. На ней был белый фартук — он один — и больше ничего. Игнац шагнул к ней, мечтая упасть в ее объятия, но она отдалилась, все так же гладя его рукой.
Игнац уткнулся носом в ее ладонь, которая почему-то пахла пылью и испарениями от алхимических зелий, которыми пропитано все в доме.
Алоисия провела пальцами по его губам. И засунула указательный в его в ноздрю.
Игнац чихнул — и сел на кровати.
Робар, повадившийся спать в постели с ним, и сейчас лежал рядом. Он грыз какую-то кость, придерживая ее передними лапами. Продрав глаза окончательно, Игнац узнал в этой кости обтянутую желтоватой иссушенной кожей руку — запястье, кисть с пальцами, на конце которых были длинные заостренные когти…
Руку гарпии!
— Ах ты засранец! — воскликнул Игнац, отвесив Робару подзатыльник.
Руку гарпии он тут же отобрал и понес назад владелице. Та печально косилась на обглоданную до локтя конечность и, как всегда, молчала.
Кое-как удалось приладить назад кость предплечья, но остальное восстановить так и не вышло. Игнац несколько дней не разговаривал с Робаром. Все это время тот ходил с понурой головой, лежал на Мигелевой подстилке и изредка уныло раскапывал яму под крепостной стеной.
Игнац то и дело доставал свиток с рецептом силы мужского корня и вертел его в руках. Все необходимое, кроме яиц гигантского крыса, было заготовлено уже давно в необходимых пропорциях.
«Отрезают ведь яйца свиньям, — думал Игнац. — И те живут себе после этого припеваючи, только толще и счастливей становятся. Чем хуже крыса?»
Делать подобное со свиньями на ферме Лобарта приходилось не раз. Игнац приготовил целебное зелье, иглу с нитью, все необходимые примочки, обработал лезвие серпа. А потом подозвал Робара, который подкрался на полусогнутых лапах, всеми силами пытаясь показать, что виноват, но очень хочет исправиться. Погладил его по влажному носу, почесал за ушами. Робар радостно застучал зубами, понимая, что наконец прощен, и перевернулся на спину, подставляя теплое пушистое брюшко.
Теперь он был уже совсем взрослым гигантским крысом, и яйца у него выросли знатные, чуть ли не в два кулака Карла каждое. Игнац, поглаживая его живот, пододвинул серп к краю стола, встал на колени и взял в руки сонное зелье. Его Робар не слишком-то жаловал, но, если напоить им из бутыли, наверняка бы выпил.
Робар изогнулся и лизнул Игнацу пальцы. Руки задрожали.
Сонное зелье плеснулось на пол, а Игнац ощутил, как ком подступает к горлу, а на глаза наворачиваются слезы.
Он отбросил бутыль подальше от себя и прижал Робара к груди.
— Прости, дружок, прости! Прости, что я посмел даже думать о том, чтобы сделать с тобой это!
Робар обхватил его шею цепкими тяжелыми лапами, положил голову на плечо и продолжал постукивать зубами.
С новым кораблем пришло очередное письмо от Алоисии. Игнац так и не решился написать ей ничего в ответ. Просто не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства. Зато работа над изобретением кипела в полную силу.
Из Дракии Игнац привез не только кротокрысов корень и варантский мозгокрут, но и много других трав, что не росли в Хоринисе. И теперь делал из них вытяжки и смешивал в самых невероятных сочетаниях, чтобы получить одно — замену яиц гигантской крысы.
И наконец что-то начало получаться!
Из перегонного куба засочились первые капли зелья силы мужского корня. Его запах показался Игнацу на редкость отвратным, но Робар тут же заинтересовался и сунул нос в колбу, куда оно стекало. Первую пробу снимал тоже он, буквально выдирая из рук Игнаца бутыль своими когтистыми лапами. Оставалось лишь надеяться, что для него это безопасно. Остатки допил сам Игнац, морщась и сдерживая рвотные позывы, — если уж помирать, то вместе, друзья они или как?
Через пять минут ничего не изменилось. Через полчаса — тоже. И через час.
Игнац испробовал все способы, которыми можно было проверить эффект от зелья: и обложку с выгрызенным силуэтом Нади достал, и к гарпии за помощью обратился — все было бесполезно. В Робаре он тоже не видел перемен — тот только лежал на подстилке и тщательно вылизывал яйца.
Наутро Робар пропал. Игнац искал его повсюду, но нашел только ход, прорытый под крепостной стеной. Он вел как раз в тот лес, за которым Игнац хотел укрыть Мигеля. И, конечно, первым делом он обшарил те места. Исследовал каждый метр, каждое дерево и камень, заглянул в потайную пещеру. Едва унес ноги от стаи глорхов и даже нарвался на мракориса, который, по счастью, спал, как обычно и делают эти твари днем.
Прошелся по крепостному рву вдоль стены от Южных ворот до Восточных. Поискал дальше. Без Робара этот путь оказался вовсе не таким безопасным, но Игнацу было плевать. Зелья ускорения, которыми он запасся перед выходом, помогали сбежать даже от самых опасных тварей.
Он обнаружил несколько выводков гигантских крыс, и каждый раз, завидев серо-коричневую спину или чешуйчатый хвост, ощущал, как в надежде замирает сердце. Но Робара среди них не было, это были самые обычные крысы — злые и голодные, они рады были бы закусить человечиной, и пусть даже этот человек был старым и ни на что не годным.
В поисках минул не один день. Игнац ходил вокруг города и звал Робара. Но единственным результатом его трудов был очередной слух, расползшийся по Хоринису — о том, что в округе появился какой-то фанатичный верноподданный, который сутки напролет славит короля, выкрикивая его имя.
Карл приходил к Игнацу каждый день, спрашивал, как идут дела с поисками. Вместе с ним заглядывала Эдда с тарелкой своей вечной ухи. Если бы не эта незавидная еда, Игнац, пожалуй, помер бы с голоду — заботиться о собственном пропитании не было ни желания, ни времени. Даже Зурис пару раз притаскивался с целебными зельями собственного изготовления и не уходил до тех пор, пока Игнац не выпивал их до последней капли.
К тому моменту, как пришло очередное письмо от Алоисии, отчаяние казалось совершенно беспросветным. В письме Алоисия спрашивала, жив ли Игнац. И просила хотя бы просто просто сообщить, что да, если это правда. Говорила, что ее бросали не раз, и она все готова понять. Но не хочет жить с камнем на сердце, думая, что с мужчиной всей ее жизни могло случиться непоправимое.
Игнац тогда всю ночь сидел на табуретке возле письменного стола, с трудом снося осуждающий взгляд гарпии. А на следующий засел за ответное письмо. Он перевел всю бумагу, что была у него в запасе, пытаясь написать что-то вразумительное, и даже сбегал в лавку Зуриса за новой партией. Но лишь на последнем листке понял, что надо остановиться и перестать писать всякую ерунду, рвать бумагу и начинать заново. Нужно было сказать правду.
Или хотя бы ее часть.
«Я жив, — коротко сообщил он. — Робар пропал, и я не могу его найти».
А потом, подумав, добавил: «Мое сердце — твое навсегда».
И пририсовал внизу большое неровное сердечко.
Письмо он отправил с первым же кораблем.
Следующее письмо он написал куда более осознанно. Алоисия звала его в гости в ответном, и он обещал приехать. И будь что будет!
Игнац собрал вещи, предупредил Зуриса, Карла и Эдду. Даже заказал у Карла большой навесной замок на дверь. Кто знает, как скоро доведется вернуться. А может, не доведется вообще.
Алоисия была прекрасной женщиной, и да, им предстоял трудный разговор. Но не писать же на бумаге такие признания!
Игнац ждал очередного корабля, идущего на материк через Дракию, когда по Хоринису пронесся слух, что рухнул магический Барьер, окружавший Рудниковую Долину. С дальних ферм — Бенгарда и Онара — доходили слухи, что орды каторжников ринулись на свободу, заполоняя остров.
У Игнаца сжималось сердце при мысли, что среди них может оказаться Мигель. Сумеет ли он добраться до города в целости и сохранности? И жив ли он вообще?
Может, стоило отложить поездку в Дракию? Дождаться Мигеля, а после — очередного корабля. Быть может, они отправились бы туда вместе? Бабо-старшему ведь нужен помощник, которому он сумел бы передать дела. Мигель подошел бы как нельзя лучше.
С этими мыслями Игнац не сумел заснуть. И в туманном рассвете услышал, как кто-то скребется в дверь. Скребется до боли знакомо.
Он подскочил с кровати и отворил замки. На пороге, переминаясь на всех своих четырех лапах стоял Робар. За его спиной была еще одна крыса, чуть меньше размером. Самка, сразу догадался Игнац. А рядом с ней — пятеро маленьких пушистых крысят, почти таких же, каким был и сам Робар, когда Игнац поймал его когда-то на пляже за пристанью.
— Дружок, это твои дети? — растерянно спросил Игнац.
Робар постучал зубами в ответ.
— О, святой Иннос! — пробормотал Игнац, чувствуя, что вот-вот готов готов рухнуть на пол без сознания. — Проходите. Проходите все.
Дама Робара оказалась диковатой. Гладиться она не давалась и не подпускала к себе близко. Но и укусить не пыталась. Зато мелкие крысята вслед за отцом очень быстро залезли к Игнацу на руки, с радостью принимали все угощения и пытались не слишком умело, но очень упорно стучать зубами от удовольствия.
Новый шум за дверью Игнац разобрал не сразу. Теперь на пороге стояла Надя — очень уставшая, сонная и немного похмельная.
— Бромор послал меня за лекарством для Сони, — чуть пошатываясь, она протянула Игнацу записку от хозяина «Красного фонаря» и, заглянув внутрь хижины, отшатнулась. — О, боги!
Игнац едва успел дернуть ее за руку и прижать к себе, когда она, потеряв сознание, чуть не приложилась головой о дверной косяк. Оттащил ее на свою кровать, побрызгал на лицо холодной водой.
Робар с крысятами успели пристроиться рядом с ней в постели.
Пока она приходила в себя, Игнац развернул записку от Бромора. «Соня, зараза, опять подцепила паладинский насморк. Изготовь ей что-нибудь целебное, да побыстрей. С меня причитается», — гласила она.
— Они такие милые! — воскликнула Надя, сев на постели.
Крысята копошились у нее на коленях, а Робар, уперевшись передними лапами в край кровати, лизал ее щеку.
— Я знаю, — с улыбкой пробормотал Игнац.
Зелье для Сони он сделал быстро — авось, не в первый раз. А Надя, отсчитывая положенную плату, уперлась плечом в угол шкафа, и изгиб ее тела при этом напомнил тот, что был изображен на злосчастном портрете.
— А почему ты не бываешь в «Красном фонаре?» — будто бы между делом, спросила она. — Я вижу тебя иногда, когда выступаю с огнем. Но ты никогда не заходишь.
Игнац замялся. Можно было придумать целую сотню отговорок, но где-то в Дракии его ждала Алоисия, которой все равно пришлось бы сказать правду. Так что сейчас терять?
— Видишь ли, милая Надя, — краснея, начал Игнац. — Я уже немолод. Думаю, если бы я и пришел в «Красный фонарь», то не сумел бы сделать то, за что отдал бы Бромору плату.
— Хм… — Надя покрутила в пальцах прядь своих темных, остриженных до плеч волос. — Думаешь? А ты пробовал?
И быстрыми умелыми движениями она расшнуровала корсет на своем платье, спустив его до пояса. У Игнаца при этом упала челюсть.
— А если так? — она взяла руки Игнаца и положила их на свою обнаженную грудь. — Чувствуешь что-нибудь?
Сделав шаг навстречу, она поцеловала его в шею, потом — чуть выше. Прикусила зубами мочку уха…
— Да-а! — простонал Игнац. — Да!
Он обнял Надю так крепко, что она даже пискнула.
— Спасибо! — Игнац поцеловал Надю в щеку, взъерошил ее волосы и отпустил.
Робар смотрел на него большими удивленными глазами, а его дама подгребала себе под брюшко крысят, пытаясь закрыть им глаза своими лапами.
— Дружок! — воскликнул Игнац, наклонившись к Робару. — Мы едем к Алоисии!