«Здравствуй», – сказала Вася лошади своим телом речью лошадей.
Кобылица тряхнула ухом.
«Здравствуй, – сказала она. – Ты не лошадь».
«Нет, – сказала она. Олег прикрепил веревку от ее запястий к седлу и сел на спину лошади. – Но я тебя понимаю. Ты можешь мне помочь?».
Кобылица растерялась, но не возражала.
«Как?» – спросила она и пошла от прикосновения ноги Олега. Вася пыталась придумать, как это объяснить, пока спотыкалась за ней, молясь, что ее сил хватит.
* * *
Вскоре она поняла, что Олег держал ее близко, чтобы унизить ее, но и чтобы уберечь ее от опасных представителей армии. Может, он верил ей больше, чем показывал, насчет послания от Дмитрия Ивановича. Может, он и не был так верен татарам, как казалось. Когда в нее кто–то бросил лошадиным навозом, Олег повернулся с обманчиво мягким словом, и ее больше не беспокоили.
Но день был тяжелым, и часы медленно тянулись. Пыль попала в ее глаза, рот. Утром прошел дождь, пыль стала грязью, и она была рада, пока не стала дрожать в мокрой одежде. Солнце вышло, и она снова потела.
Лошадь легко слушалась Васю, шагала так, чтобы не сбить Васю с ног. Но лошади нужно было шагать ровно час за часом. Она тянула Васю за собой. Девушка задыхалась, ноги пылали, порез на голове болел. Олег не оглядывался.
Они не остановились, пока солнце не поднялось высоко, и то ненадолго. Как только они остановились, Вася прижалась к лошади, дрожа. Она услышала, как Олег спешился.
– Еще колдовство? – ровно спросил он.
Она подняла гудящую голову и презрительно моргнула.
– Я растил ее, – объяснил он, похлопав по шее лошади. – Она не укусила тебя, а теперь ты еще и прильнула к ней.
– Может, она просто не любит мужчин, – сказала Вася, вытирая пот со лба.
Он фыркнул.
– Может. Вот, – он протянул ей флягу медовухи, и она сделала глоток, вытерла рот рукой. – Мы идем дотемна, – сказал он, ставя ногу в стремя. – Ты сильнее, чем выглядишь, – добавил он. – Повезло тебе.
Вася молилась, чтобы дотянуть до полуночи.
Олег еще не забрался на спину, его лошадь опустила ухо, и Челубей подъехал. Олег с опаской обернулся.
– Уже не так гордишься собой, девчонка? – сказал Челубей на русском.
Вася сказала:
– Я хочу увидеть брата.
– Нет. Его день хуже, чем твой, – сказал Челубей. – Он мог сделать все проще, но повторяет ложь, что бы мухи ни делали с его спиной.
Она проглотила волну тошноты.
– Он – человек Церкви, – рявкнула она. – Вы не имеете права вредить ему!
– Если бы он оставался в монастыре, – сказал Челубей, – я бы его не тронул. Люди Церкви должны сидеть и молиться, – он склонился. Головы людей Олега поворачивались. – Один из вас расскажет мне, что я хочу знать, или я убью его, – сказал он. – Ночью.
Конь Челубея поравнялся с лошадью Олега. Вася не двигалась, но вдруг гнедая лошадь ударила задними ногами в бок коня Челубея. Конь завопил, отпрянул, сбросил всадника с дикими глазами и отпрянул, на его шкуре были следы двух копыт.
Лошадь Олега повернулась, вскочила на дыбы, и Вася упала на землю. Она была этому рада, хоть и с болью рухнула в пыль. Никто не знал, что она сделала это намеренно. Олег потянулся и поймал уздечку своей лошади.
Все его люди смеялись.
– Ведьма! – рявкнул Челубей, поднимаясь из пыли. К удивлению Васи, он выглядел немного испуганно, хоть и злился. – Ты…
– Ты не можешь винить девицу в характере моей лошади, – отметил Олег за ней. – Ты подвел лошадь слишком близко.
– Я заберу ее с собой, – сказал Челубей. – Она опасна.
– Лошадь или девицу? – невинно спросил Олег. Люди снова рассмеялись. Вася смотрела на Челубея. Русские окружили ее, смыкая ряды против татарина. Кто–то поймал лошадь Челубея. Он смотрел на Васю с гневным восхищением. А потом резко отвернулся и сказал:
– Приведи девицу ко мне с наступлением ночи, – он забрался на коня, сжал его бока и умчался с пылью.
Вася смотрела ему вслед. Олег качал головой.
– Я думал, что Дмитрий Иванович умнее, – сказал он. – Но тратить родню, и ради чего? – увидев ее белое неподвижное лицо, он добавил, будто утешая. – Вот, – он дал ей кусок лепешки. Но она не могла пока есть, сунула еду в рукав.
* * *
День тянулся, и люди Рязани начали испытывать нечто странное. Их лошади замедлялись. Не от слабости, не от болезни. Но мужчины сжимали бока и били, а лошади вяло бежали и замирали пару шагов спустя, прижав уши.
Олег и его люди отстали от быстрого войска татар. К ночи они пропали из поля зрения основного отряда. Только пыль, слабая на фоне желтеющего неба, показывала, где остальная армия.
Все тело Васи болело. Голова гудела от попыток без слов общаться со всеми лошадьми. К счастью, кобылица Олега была умной, и ее уважали остальные. Она помогала создавать промедление, как и просила Вася. Если Васю притащат к Челубею, она хотела бы, чтобы это было ближе к полуночи.
Они нашли ручей, дали лошадям попить. Вася, охнув, опустилась у реки. Она глотала воду и не была готова, когда Олег схватил ее за руки и поднял, развернул. Ее ладони еще были мокрыми.
– Хорошо, – мрачно сказал он. – Это ты?
– Что я? – спросила Вася.
Он тряхнул ее, и ее зубы сжали язык. Она ощутила кровь. Она вспомнила, что, как бы ни помогал ей этот князь, он предавал Дмитрия Ивановича ради своего народа, и он легко убьет ее.
– Я защищал тебя. Я заслужил обман? – осведомился Олег. – Челубей сказал, что ты очаровала лошадь в Москве. Я сомневался, но… – он махнул рукой на пропавший отряд. – Мы застряли. Ты что–то делаешь с лошадьми?
– Я была на виду все время, – сказала она, не скрывая усталость и поражение в тоне. – Как я могла что–то сделать с лошадьми?
Он смотрел на нее пару мгновений, щурясь, и он сказал:
– Ты что–то затеваешь. Что это?
– Конечно, затеваю, – утомленно сказала она. – Я пытаюсь спасти брата. Я еще ничего умного не придумала, – она подняла на него взгляд. – Вы знаете способ, Олег Иванович? Я сделаю все, чтобы спасти его.
Он вдохнул, с тревогой глядя в ее глаза.
– Все?
Она молчала, но посмотрела в его глаза.
Он сжал губы, посмотрел на ее глаза, на губы. Вдруг он отпустил ее и отвернулся.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сухо сказал он.
Он был благородным и не дураком, он мог угрожать, но не ляжет с двоюродной сестрой Дмитрия. Но он злился, потому что искушался. И он злился, это она видела по его напряженной шее. Но он не встряхнул ее снова, и он перестал думать о лошадях. Этого она и хотела.
А остальное – она собиралась уйти с братом раньше, чем вопрос поднимется снова.
Олег забрался на лошадь, сжал ее бока, повел дальше. Больше остановок не будет.
* * *
Ночь, луна давно взошла, когда люди Олега нашли их место в лагере. Их лошади были свежими, им понравилась игра Васи, но люди вспотели и хмурились.
Комментарии звучали как незлые возмущения со всех сторон, пока русские устраивались на ночлег в лунном свете. Утомленные люди ругались на беспокойных лошадей. Олег не сводил с нее взгляда последний час пути, Вася была уверена. Они остановились, он спрыгнул с седла и мрачно смотрел на нее.
– Я должен отвести тебя к Челубею.
Холодок страха проник в ее живот. Но она смогла выдавить:
– Где? Где мой брат?
– В юрте Мамая, – он точно увидел невольный страх в ее глазах, грубо добавил. – Я не оставлю тебя там, девица. Постарайся изобразить неведение. Я должен сначала устроить людей.
Ее оставили сидеть на бревне со стражем. Вася посмотрела на луну, пыталась ощутить время. Было поздно. Ее одежда пропиталась потом за день жары, а теперь холодила ее. Она глубоко вдохнула. Близко ли полночь? Скорее всего.
Ее голова прояснилась, хоть она очень устала. Тошнота прошла, голова гудела. Она пыталась отогнать страх за брата и сосредоточиться. Мелочи. Мелкая магия была подвластна ей, не свела бы ее с ума. Она сидела на теплой земле и забыла, что путы крепкие.
И веревка подалась. Немного. Она заставила себя расслабиться. Веревка еще немного подалась. Она смогла двигать покрасневшими запястьями, крутить ими.
Она огляделась, поймала взгляд лошади Олега. Кобылица послушно встала на дыбы, вопя. Это сделали все русские кони. Они предались страху, брыкались, дико глядели вокруг, бились в поводьях. Вася слышала ругательства людей вокруг. Они поспешили к лошадям, даже страж Васи. Никто не смотрел на нее. Поворот, и она освободила запястья. Хаос в лагере растекался, словно паника лошадей заражала остальных.
Она не знала, где была палатка Мамая. Она юркнула в смятение людей и лошадей, прижала ладонь к шее кобылицы. Лошадь все еще была с седлом, в мешке на нем даже был длинный нож.
– Ты понесешь меня? – прошептала она.
Лошадь вскинула голову по–доброму, и Вася забралась на ее спину. Она вдруг увидела поверх смятения. Она повела лошадь вперед, оглядываясь через плечо.
Она могла поклясться, что увидела Олега Рязанского, он смотрел ей вслед и молчал.
Пожар
Вася шептала их лошадям об огне, волках и жутких вещах. Куда бы она ни шла, она оставляла хаос. Вспыхивали костры, взлетали искры. Десятки лошадей – больше – паниковали сразу. Некоторые убегали, топтали людей по пути, другие просто брыкались и бились в веревках. Вася ехала на лошади среди обезумевших созданий. Она была рада уму лошади, ее ровной поступи. Опасность гудела в ее горле и животе.
Тьма и хаос были лучшими союзниками, чем магия.
Вася приблизилась к палатке Мамая и слезла со спины лошади.
– Жди меня, – сказала она лошади. Кобылица послушно опустила голову. Лошади тут тоже брыкались, всюду ругались люди. Она набралась смелости и проникла в палатку Мамая, молясь под нос.
Ее брат был там один. Его руки были заведены назад и привязаны к шесту, что удерживал палатку. Он был голым по пояс, спину покрывали следы хлыста. На его лице были синяки. Вася подбежала к нему.
Саша поднял утомленный взгляд на ее лицо. На его правой ладони не было двух ногтей.
– Вася, – сказал он. – Уходи.
– Уйду. С тобой, – сказала она. У нее был нож из седла Олега, она одним взмахом разрезала его путы. – Идем.
Но Саша растерянно качал головой.
– Они знают, – сказал он. – Что ты встревожила лошадей. Челубей… говорил что–то о коне и лошади в Москве. Он знал, что это была ты, как только начался шум. Они… готовились к этому, – пот стекал в его бороду, блестел на его висках, на выстриженной голове. Вася обернулась.
Они стояли на входе в палатку: Мамай и Челубей, смотрели с людьми, столпившимися за ними. Челубей что–то сказал на своем языке, и Мамай ответил. Что–то пылало в их глазах.
Вася глядела на них, но помогла брату подняться на ноги. Он встал, когда она потянула, но было ясно, что движения были для него агонией.
– Отойди от него. Медленно, – сказал ей Челубей на русском. Она видела свою медленную смерть в его глазах.
Васе хватило. Она уже не страдала от удара по голове. Она подожгла палатку.
Огонь побежал от входа в палатку в десятки сторон, мужчины отпрянули с криками тревоги. Вася схватила брата и потянула его, хромая, в другую сторону палатки, ножом разрезала ткань.
Она не вышла, а ждала, задержав дыхание от дыма, и свистнула раз между зубов. Хорошая кобылица пришла, даже опустилась, когда Вася попросила, несмотря на дым и огонь, чтобы Саша мог забраться на ее спину.
Он не мог оставаться на лошади сам. Васе пришлось забраться перед ним, обвить его руками свою талию.
– Держись, – сказала она. Лошадь побежала от крика сзади. Она рискнула оглянуться. Челубей схватил лошадь, когда та вырвалась из дыма. Шесть человек присоединились к нему, они догоняли ее. Это была гонка: наступит раньше полночь или ее догонят.
Сначала она думала, что она победит. Ее кости говорили ей, что полночь близко, и лошадь хорошо разогналась.
Но лагерь был людным, кипел, и они не могли пройти насквозь, нужно было обходить. Саша держался за нее изо всех сил, тихо хрипел с болью, выдыхая, от каждого удара копыт лошади. Лошадка уже страдала от веса двоих.
Вася дышала, позволила воспоминанию о ночи пожара в Москве вернуться к ней. Ужас и сила. Реальность искажалась, и все костры в армии татар взмыли столбами.
Голова кружилась, Вася пыталась держаться, рискнула оглянуться, пытаясь увидеть за братом. Многие, что преследовали их, отстали, их лошади паниковали. Но некоторые управляли лошадьми, и Челубей еще гнался. Ее лошадь замедлялась. Полуночи не было.
Челубей кричал на свою лошадь. Он поравнялся с боком ее кобылицы. В одной его руке был меч. Вася коснулась лошади, и та отодвинулась, прижав уши, потеряв еще больше скорости. Челубей гнал их к лагерю. Саша давил на ее спину. Челубей поравнялся с ними снова, его лошадь была быстрее. Он во второй раз поднял меч.
Он не успел опустить оружие, Саша бросился в сторону, схватил татарина и сбросил его на землю.
– Саша! – завизжала Вася. Лошадь побежала быстрее, веса стало меньше, но Вася уже разворачивала ее. Ее брат и Челубей бились на земле, но татарин был сильнее. Его кулак ударил по голове Саши, и Вася увидела блеск крови в свете огня. Он поднялся на ноги, оставив ее брата на земле. Челубей позвал свою лошадь, кричал другим всадникам.
Саша поднялся на колени. На его губах была кровь. Он сказал губами одно:
– Беги.
Она замешкалась. Лошадь ощутила это и замедлилась.
И огонь вспыхнул на небе.
Будто падала алая, синяя и золотая звезда. Полоса огня опустилась ниже, как волна, и вдруг там появилась высокая золотая лошадь, сияя в траве, бежала рядом с ними.
Крики гнева и удивления от татар.
– Пожара, – прошептала она. Лошадь махнула ухом другой лошади, второе ухо повернула к мужчинам, что гнались за ними.
«Залезай мне на спину».
Вася не спрашивала. Она встала на спине гнедой кобылицы, пока та бежала. Пожара замедлила шаги, чтобы не обогнать другую лошадь, и Вася шагнула в сторону, легко опустилась на золотую спину кобылицы. Кожа лошади горела между ее колен.
У нескольких мужчин были луки, стрелы свистели возле ее ушей. По ним еще могли попасть, они поворачивали к месту, где лежал ее брат. Что делать? Чудо, что теперь у нее была скорость Пожары, но ее брат был на земле. Другая стрела пронеслась мимо ее щеки, она заметила дорогу Полуночи.
В голову пришла идея, безумная. Вася не могла дышать. С гневом и страхом в сердце, понимая, как ограничены ее знания и умения, она не могла придумать другое.
– Нам нужно вернуться в эту же полночь, – мрачно сказала она лошади. – Но сначала нужна помощь.
«Ты не поняла», – сказала тогда Полуночница.
Лошадь ступила на дорогу Полуночи, и их проглотила ночь.
* * *
Они вернутся в лагерь татар в ту же полночь, иначе она не ушла бы. Но было ужасно, она будто бросила брата умирать, пока неслась в дикой тьме, деревья били ее по лицу. Вася всхлипывала в шею лошади от ужаса, боясь за Сашу, испытывая отвращение к себе и ограниченности своих навыков.
Золотая лошадь двигалась не как Соловей. Соловей был крупнее, ехал легко. Пожара была быстрее, худее, ее бока были с резкими краями, а бежала она рывками, словно вместе с волной.
Через пару мгновений Вася подняла голову и взяла себя в руки. Она могла сделать это? Она даже не обдумала, все еще видела перед глазами брата в крови, окруженного врагами. Она пыталась придумать что–нибудь еще.
Что угодно.
Она не могла.
И она сосредоточилась на том, куда хотела пойти. Это было просто и быстро. Ее кровь знала путь, она едва думала об этом.
После пары минут галопа они вырвались из черного леса на знакомое поле, зашуршала пшеница. Небо было рекой звезд. Вася села прямее, Пожара замедлилась, дико гарцуя.
Деревушка стояла на возвышении за убранными полями. Ее было плохо видно на фоне звезд, но Вася знала все ее изгибы. Тоска сдавила горло. Полночь в деревне, где она родилась. Где–то неподалеку были ее брат Алеша, ее сестра Ирина.
Но она пришла не за ними. Однажды она может вернуться, познакомить Марью с ее народом, поесть хороший хлеб, сидя на теплой летней траве. Но сейчас она не могла отдыхать тут. У нее было другое дело.
– Пожара, – сказала Вася. – Почему ты вернулась?
«Дед Гриб, – сказала лошадь. – Он собирал вести ото всех грибов на Руси, гордился собой, рассказывая всем, что он – твой самый важный союзник. Сегодня он пришел ко мне, сказав, что ты снова в опасности, а я зря не помогаю. Я пошла искать тебя, чтобы он умолк, а потом увидела, какой огонь ты делала. Хороший огонь, – лошадь звучала почти одобрительно. – И ты мало весишь. Даже не было неудобно».
– Спасибо, – сказала Вася. – Ты понесешь меня дальше?
«Нас ждет что–то интересное?» – спросила лошадь.
Вася подумала о Морозко в белой тишине его зимнего мира. Там ее ждали, она знала. Но не помогли бы. Она могла притянуть его тенью, чтобы он снова покинул зиму, но зачем? Он не мог бороться с татарами вот так, не мог спасти ее брата.
Только один мог это сделать.
Она мрачно сказала:
– Интереснее, чем ты представляешь, – она снова задумалась, не поступала ли глупо.
Но потом она подумала о Полуночнице. О ее словах: «Мы надеялись, что ты была другой».
Вася, казалось, поняла ее.
И Пожара от ее прикосновения повернулась и побежала по лесу.
Между Зимой и Весной
Поляна на границе между зимой и весной. Когда–то Вася назвала бы это мгновением, но теперь знала, что на краю земель земли было такое место.
В центре поляны стоял дуб. Его ствол был большим, как изба, ветки раскинулись, как крыша, как прутья клетки.
Под деревом, прислонившись к стволу, притянув колени к груди, сидел Медведь. Была еще полночь. Поляна была темной, луна пропала за горизонтом. Был только свет Пожары и его отблески на золоте, что сковывало запястья и горло Медведя. В лесу стояла тишина, но Вася ощущала на себе взгляды невидимых глаз.
Медведь не двигался, увидев их, лишь скривил губы в выражении, не похожем на улыбку.
– Пришла поглумиться? – спросил он.
Вася слезла со спины лошади. Ноздри демона раздувались, пока он разглядывал ее растрепанный вид, порез на виске, ноги в грязи. Пожара в тревоге попятилась, глядя на Медведя, может, вспоминая зубы упырей в своем боку.
Вася шагнула вперед.
Он вскинул бровь без шрама.
– Или пришла соблазнить? – спросил он. – Моего брата тебе мало?
Она молчала. Он не мог отступить, прижатый к дереву, но его глаз раскрылся шире. Он напрягся, скованный золотом.
– Нет? – сказал он. – Тогда зачем?
– Ты горевал по священнику? – спросила она.
Медведь склонил голову и удивил ее, сказав просто:
– Да.
– Почему?
– Он был моим. Был красивым. Мог творить и разрушать словом. Он вкладывал душу в пение и иконопись. Он мертв. Конечно, я горюю.
– Ты разбил его, – сказала она.
– Возможно. Но не я делал трещины.
Пожалуй, для отца Константина подходило то, что о его смерти сожалел дух хаоса. Медведь прислонил голову к стволу дерева, словно был спокоен, но следил за ней глазом.
– Девушка, ты тут не для того, чтобы оплакивать Константина Никоновича. Тогда зачем?
– мой брат в плену у татар, а с ним муж моей сестры.
Медведь фыркнул.
– Мило, что ты сообщила. Надеюсь, они умрут с криками.
Она сказала:
– Я не могу освободить их одна. Я пыталась и не справилась.
Глаз окинул взглядом ее растрепанный вид.
– Да? – его улыбка была почти капризной. – При чем тут я?
Ладони Васи дрожали
– Я должна спасти их, – сказала она. – А потом – спасти Русь от вторжения. Я не могу сделать это одна. Я вступила в войну между тобой и твоим братом, когда помогла Морозко сковать тебя. Но теперь я хочу, чтобы ты вступил в мою войну. Медведь, ты поможешь мне?
Она потрясла его. Серый глаз расширился. Но его голос все еще был бодрым.
– Помочь тебе?
– Я заключу с тобой сделку.
– С чего ты взяла, что я буду придерживаться слова.
– Потому что, – сказал она, – ты вряд ли хочешь провести вечность под этим деревом.
– Хорошо, – он склонился вперед, насколько позволяло золото. Слова были почти как дыхание на ее ухе. – Что за сделка, девушка?
– Я уберу золотые оковы, – сказала она, обводя линию пут от горла до запястья и ладони. Золотая уздечка хотела держаться, она была создана, чтобы подавлять волю другого. Она сопротивлялась, но, когда Вася просунула под нее палец и немного потянула, она отстала от его кожи.
Медведь поежился.
Она не хотела видеть надежду в его глазах. Она хотела, чтобы он был чудовищем.
Но чудовища были для детей. Он был по–своему сильным, и она нуждалась в нем, чтобы спасти брата.
Думая об этом, она порезала большой палец о свой кинжал. Он невольно потянулся к ее крови. Она отодвинулась, не дав ему коснуться.
– Если я тебя отпущу, ты будешь служить мне, как Полуночница служит моей прабабушке, – мрачно сказала Вася. – Ты будешь биться в моих сражениях и приносить мне победы. Ты будешь отвечать на мой зов. Ты поклянешься никогда не врать мне, а советовать. Ты не предашь меня, всегда будешь верным. Ты поклянешься не насылать на Русь ни огонь, ни ужас, ни мертвых. Только при таких условиях я отпущу тебя.
Он рассмеялся.
– Какая наглость, – сказал он. – Только из–за того, что мой брат позарился на твое страшное лицо? Скажи, с чего мне быть твоим псом?
Вася улыбнулась.
– Потому что мир широк и очень красив, а тебе надоела эта поляна. Я видела, как ты смотрел на звезды у озера. Потому что, если ты заметил, я сама как дух хаоса, и куда бы я ни пошла, начинается беспорядок. Такое тебе нравится. А еще потому, что война между тобой и твоим братом завершена, вы оба пойдете в мой бой. И, может, тебе понравится служить мне. Это будет, по меньшей мере, сражение умов.
Он фыркнул:
– Ты про свой разум, ведьма?
– Я стараюсь стать лучше, – сказала Вася и коснулась его лица ладонью, которую порезала.
Он отдернулся, но его плоть стала тверже под ее пальцами. Он сжал кулаки под золотыми путами.
Он смотрел на Васю, быстро дыша.
– О, теперь я знаю, почему брат хотел тебя, – прошептал он. – Морская дева, дочь ведьмы. Но однажды ты сойдешь с ума от магии. Как все ведьмы и колдуны, что когда–либо были. А потом ты станешь моей. Может, я просто... подожду.
– Однажды, – сказала Вася, убрав руку, – я умру и пойду во тьму, в лес между мирами, где твой брат проводит мертвых. Но я буду собой. Если я обезумею, не стану твоей. А мертвой я не буду его.
Он издал смешок, но взгляд серого глаза пронзал.
– Возможно, – сказал он. – И все же обменять плен на рабство? Носить золотую веревку здесь, пойманный кровью священника? Или носить ее где–то еще, слушаясь тебя? Ты еще не предложила мне ничего, что привлекло бы мою помощь.
Пожара вскрикнула неподалеку. Вася не обернулась, но звук придал ей храбрости. Она знала, что не сохранит верность лошади, если сделает рабом кого угодно с помощью той золотой уздечки.
Она глубоко вдохнула.
– Нет, веревки не будет. Я не Кощей Бессмертный. Я заставлю тебя поклясться. Это тебя свяжет, Медведь?
Он глядел.
Она продолжала:
– Полагаю, может, раз твой брат поверил твоему слову. Поклянись мне, и я освобожу тебя. Лучше сидеть тут или воевать?
Голод мелькнул на его лице и пропал.
– Воевать, – выдохнул он.
Она подавила волнение, заставила себя спокойно сказать:
– Война Мамая и Дмитрия, – сказала она. – Ты должен знать. Из–за тебя серебро пропало.
Он пожал плечами.
– Я лишь сыплю хлеб на воду и смотрю, что всплывет его съесть.
– Что ж, войны не избежать. У Дмитрия не было выбора. А ты, любитель сражений, можешь нам помочь. Ты поклянешься мне и придешь ночью? – она встала и отошла. – Или предпочтешь остаться тут? Может, достоинство не позволяет тебе служить девице.
Он долго хохотал, а потом сказал:
– За тысячу жизней людей я никому не служил, – он разглядывал ее. – И это разозлит моего брата, – Вася прикусила губу. – Клянусь... Василиса Петровна, – он поднял связанное запястье ко рту и вдруг впился в ладонь на стыке указательного и большого пальцев. Выступила кровь с запахом серы. Он протянул ладонь с толстыми пальцами.
– Что твоя кровь делает с теми, кто не мертв? – спросила она.
– Карачун рассказал? – сказал он. – Она дает жизнь, дикая. Разве я не поклялся не вредить тебе?
Вася замешкалась, а потом сжала его ладонь, ее кровь липла к его коже, его кровь обжигала. Вася ощутила вспышку неприятной энергии, сжигающей ее усталость.
Она отдернула руку и сказала:
– Если нарушишь клятву, вернешься к этому дереву, связанный золотой уздечкой по рукам, ногам и горлу. А я выколю тебе второй глаз, чтобы ты жил во тьме.
– Ты была таким милым ребенком, когда я встретил тебя у этого дерева, – отметил Медведь. – Что случилось? – его голос был насмешливым, но Вася ощущала его напряжение, пока убирала золотые путы.
– Что случилось? Любовь, предательство и время, – сказала Вася. – Что случается со всеми, кто начинает понимать тебя, Медведь? Это жизнь, – она скользила ладонями по золоту, расстегивала пряжки. Она задумалась на миг, как Кощей сделал уздечку. Может, где–то там был ответ, тайны магии, позволяющей не только разводить огни и видеть чертей.
Может, однажды она познает их в далеких странах под дикими небесами.
Золото быстро упало. Медведь не спешил двигаться, разминал ладони с потрясением, которое не мог скрыть. Она встала на ноги. Золото разделились на две части: поводья и оголовье уздечки. Вася обвила ими свои запястья: ужасный выкуп князя сиял.
Медведь встал рядом с ней. Его спина была прямой, глаз сиял.
– Идем, госпожа? – сказал он отчасти с насмешкой. – Куда отправимся?
– К моему брату, – мрачно сказала Вася. – Пока полночь, он еще жив. Но сперва...
Она повернулась, искала во тьме:
– Полуночница, – сказала она.
Она не сомневалась в догадке, и та на самом деле вышла на поляну. Большие копыта Ворона хрустели папоротником за ее спиной.
– Ты предала меня, – сказала Вася.
– Но ты все–таки поняла, – сказала Полуночница. – Твоей задачей не было отличить добро от зла. Ты должна объединить нас. Мы – один народ.
Вася пошла вперед.
– Могла бы и сказать. Они пытали моего брата.
– Такое не скажешь, – отозвалась Полуночница. – Такое можно лишь понять.
Ее прабабушка говорила так же. Вася ощущала взгляд Медведя. Он издал смешок, когда она без слов сняла золотую веревку с руки, взмахнула ею и поймала Полуночницу за горло. Та пыталась вырваться, но не могла, пойманная силой золота. Она издала приглушенный звук и замерла с большими глазами.
Вася сказала:
– Я не люблю предательств, Полуночница. Ты не пожалела меня после костра, не пожалела моего брата. Может, стоит привязать тебя к дереву.
Черный конь встал на дыбы, вопя. Вася не двигалась, хоть большие копыта оказались возле ее лица.
– Я заберу ее с собой, Ворон, если ты убьешь меня.
Конь притих, и Вася заставила себя держаться. Полуночница смотрела на нее с искренним страхом.
– Медведь поклялся мне в верности, и ты так сделай, Полуночница. Ты больше не предашь меня.
Полуночница глядела на нее с ужасом и невольным восхищением.
– Теперь ты – истинная наследница Бабы Яги, – сказала она. – Когда закончишь с делами людей, приходи к озеру. Ведьма будет ждать в полночь.
– Я еще не закончила, – мрачно сказала Вася. – Я собираюсь спасти брата. Ты поклянешься мне, Полуночница, и поможешь мне.
– Я поклялась твоей прабабушке.
– А я, как ты сказала, ее наследница.
Они смотрели друг на друга в битве силы воли. Полуночница первой отвела взгляд.
– Тогда я клянусь.
– В чем ты клянешься?
– Служить тебе и слушаться тебя. И больше никогда не предавать.
Вася рывком освободила Полуночницу от золотой веревки.
– Я клянусь питать тебя, – сказала она. – Кровью и памятью. Мы не можем и дальше воевать между собой.
Медведь бодро сказал сзади:
– Думаю, это мне понравится.
Враг моего врага
Саша смутно осознавал происходящее, когда сбросил Челубея с седла. Он почти не думал, делая это. Просто был меч и уязвимое горло его сестры, и он ненавидел татарина так, как еще никого в жизни не ненавидел. Ненавидел его жестокость, ум и мягкие вопросы.
И когда татарин поравнялся с ними, Саша увидел шанс и не мешкал. Но он был ранен, а Челубей – силен. Удар по челюсти вызвал искры перед его глазами, а потом Челубей закричал над головой Саши, подгоняя других людей. Саша поднялся на колени, увидел сестру на лошади, разворачивающуюся к нему.
«Вася, – пытался кричать он. – Беги».
И мир потемнел. Когда он пришел в себя, он все еще лежал на земле. Челубей стоял над ним.
– Она ушла, – услышал Саша голос. – Исчезла, – он выдохнул с облегчением, а Челубей подошел и ударил его по ребрам. Треснула кость, Саша согнулся, не хватало дыхания, чтобы кричать.
– Думаю, – сказал Челубей, – после веселья этой ночи генерал не будет возражать насчет твоей смерти от моих пыток. Поднимите его на ноги.
Но мужчины не смотрели на Сашу. Они пятились с ужасом на лицах.