Медведь стал огромным, полным жара лета, болезни и страданий, и его голос для Васи звучал громче грома, он гнал армию. Медведь не напоминал уже человека: он был в облике медведя, широкие плечи закрывали звезды.
Дмитрий пронзил мечом еще одного, но клинок застрял. Он не мог вытащить меч, и Вася оттащила его в безопасность стражи вовремя. Квадрат сжался.
– У вас обоих кровь, – сказала Ольга с небольшой дрожью в тоне, и Вася опустила взгляд – у нее был порез на руке, у Дмитрия – на щеке.
– Не бойся, Ольга, – сказал ей Дмитрий. Он еще улыбался, спокойно и ярко. И Вася поняла, почему ее брат был так ему верен.
Из кольца стражей закричал мужчина, и Морозко прыгнул, но спасать его было поздно. Медведь рассмеялся, хоть Морозко бросил мертвеца на землю. Их прибывало все больше.
– Где Саша? – спросила Вася у Дмитрия.
– Ушел в монастырь за Сергеем, конечно, – сказал великий князь. – Я отослал его, как только священник сошел с ума. Хорошо. То работа святых, а не воинов. Мы умрем без помощи, – он сказал это спокойно, как генерал, оценивающий шансы своих сил. А потом, щурясь, он посмотрел на Константина, онемевшего рядом с тенью Медведя. В этом была смерть. Мертвые не замечали священника. – Я знал, что священник что–то затеял, он так старался очернить моего двоюродного брата, – Дмитрий говорил рывками, срубил голову еще одному существу. – Я бросил Сашу в темницу, чтобы отвести Константина. Когда я пошел отпускать его, Саша все поведал мне. Вовремя. Я подозревал, что священник обманывает. Но не думал…
Дмитрию казалось, что Константин все делал сам, управлял мертвыми. Он не видел Медведя. Вася знала лучше. Она видела боль на лице Константина во вспышках молнии. И она видела радость на хищном лице Медведя.
Вася сказала:
– Мне нужно к Константину. Он рядом с дьяволом, что все это устроил. Но я не могу пересечь двор живой.
Дмитрий поджал губы. Он молчал. Он кивнул после паузы, повернулся и стал отдавать приказы.
* * *
– У тебя нет власти над мертвыми, – шептал дворовой на ухо Константина. Тот чуть вздрогнул от звука, ужас сковывал его. – Но есть власть над ним.
Константин медленно повернулся.
– Да?
– Твоя кровь, – сказал дворовой, – свяжет демона. Ты не бессилен.
* * *
Нос Васи был полон запаха земли, гнили и сухой крови. В воздухе шипел дождь, шаркали шаги. Вся сцена озарялась вспышками молний. Она слышала, как Ольга, защищенная кольцом людей, тихо и беспрестанно молилась.
Лицо Морозко жутко пылало бело–голубым светом, волосы прилипли к голове от дождя. Он не напоминал человека. Она видела звезды леса за жизнью в его глазах. Она схватила его за руку, когда он проходил мимо кольца людей. Он повернулся к ней. На миг Вася ощутила весь вес его странной силы, бесконечных лет в его взгляде. А потом на его лице появилось немного человечности.
– Нам нужно к Медведю, – сказала Вася.
Он кивнул. Она не была уверена, что он мог говорить.
Дмитрий все еще отдавал приказы. Он сказал Васе:
– Я разделю людей пополам. Половина останется с княгиней. Другая клином прорежет двор. Помогай нам, чем можешь.
Дмитрий закончил приказывать, и люди тут же разделились. Ольга была окружена сузившимся кольцом, ее уводили к двери дворца.
Остальные стали клином и пошли вперед, крича, к Медведю и Константину, пробивая толпу мертвых.
Вася бежала с ними, десяток упырей вспыхнул по краям. Морозко быстро ловил мертвых за запястья и горло, изгоняя их.
Их было так много. Движение замедлилось, но они все приближались к Медведю. Ближе. Теперь люди запинались, на лицах был страх. Даже Дмитрий вдруг испугался.
Это делал Медведь. Он улыбался. И люди дрожали, а упыри бросались с новой силой. Один из людей Дмитрия пал, горло было разорвано. Потом другой. Третий закричал от ужаса, острые зубы погрузились в его запястье.
Вася стиснула зубы. Страх бил и по ней, но он не был настоящим. Она это знала. Это была уловка Медведя. Она выпустила огонь из души снова, и он вспыхнул на шкуре Медведя.
Тот повернул голову, лязгнул зубами, и огонь тут же потух. Но она воспользовалась его отвлечением. Морозко не подпускал к ней мертвецов, и Вася бросилась последние пару шагов, сняла с запястья золотую веревку и бросила на его голову.
Медведь как–то уклонился от звеньев, пока они летели. Смеясь, он бросился, раскрыв пасть, к Морозко. Демон холода пригнулся, и у Васи не было времени на другую попытку. Движение увело Морозко в сторону, и мертвецы подобрались к ней.
– Вася! – закричал Морозко. Склизкая рука поймала ее за волосы. Она не смотрела, а подожгла существо. Оно отпрянуло с воем. Но их было слишком много. Клин Дмитрия раскололся, люди бились в своих сражениях по всему двору. Медведь не пускал Морозко к ней, и мертвецы смыкали ряды…
Новый голос прозвучал со стороны ворот. Не черт, не упырь.
Ее брат стоял там с мечом в руке. А рядом с ним был его наставник, Сергей Радонежский. Они оба были растрепаны, спешили по опасным улицам. Дождь стекал по мечу Саши.
Сергей поднял руку и стал чертить крест.
– Во имя Отца, – сказал он.
Поразительно, но мертвые застыли. Даже Медведь замер от звука того голоса. Где–то во тьме зазвонил колокол.
Страх появился даже в глазах зимнего короля.
Снова вспыхнула молния, озаряя лицо Константина, которое вытянулось от ужаса и удивления. Вася подумала:
«Он думал, что в этом мире есть только демоны и его воля».
Молитва Сергея была тихой, размеренной. Но его голос пронзал стучащий дождь, и каждое слово четко разносилось по двору.
Мертвые все еще не двигались.
– Покойтесь с миром, – закончил Сергей, – и больше не беспокойте мир живых.
И все мертвые повалились на землю.
Морозко выдохнул раз и с дрожью.
Вася увидела, как лицо Медведя исказил гнев. Он недооценил веру людей, и его армия пропала. Но сам Медведь все еще не был скован. Теперь он убежит в ночь, в бурю.
– Морозко, – сказала она. – Быстрее…
Но молния вспыхнула еще, показала им Константина. Его золотые волосы потемнели от дождя, он стоял перед большой тенью Медведя. Порыв донес голос священника до ее ушей:
– Ты соврал и об этом, – сказал Константин слабым, но ясным голосом. – Ты сказал, что Бога нет. Но святой отец помолился и…
– Бога нет, – услышала Вася Медведя. – Есть только вера.
– В чем разница?
– Не знаю. Нам пора. Идем.
– Ты врал. Соврал снова, – безукоризненный голос оборвался, захрипел, как старик, когда кашлял. – Бог был там… все время.
– Возможно, – сказал Медведь. – А, может, нет. Никто не знает правду, ни люди, ни черти. Идем со мной. Они убьют тебя, если ты останешься.
Константин смотрел на Медведя.
– Нет, – сказал он. – Не убьют, – он поднял меч. – Вернись туда, откуда выполз, – сказал он. – У меня есть сила. Черти рассказали мне это, и когда–то я тоже был божьим человеком.
Медведь взмахнул когтистой рукой. Но священник был быстрее. Константин провел мечом по своему горлу.
Медведь поймал клинок, убрал. Поздно. Никто не издавал ни звука. Молния вспыхнула снова. Вася увидела лицо Медведя, он поймал Константина ладонями человека. Кровь лилась из горла священника.
Вася шагнула вперед и обвила шею Медведя веревкой, крепко затянула.
Он не уклонился. Он не мог, уже пойманный жертвой священника. Он просто дрожал, опустив голову от силы веревки.
Вася обвила другой золотой частью его запястья. Он не двигался.
Она должна была радоваться.
Все было кончено, и они победили.
Но Медведь посмотрел на нее, и на его лице не было гнева. Он смотрел на брата за ней.
– Прошу, – сказал он.
Прошу? Сжалиться? Освободить снова? Но Вася так не думала. Она не понимала.
Медведь посмотрел на умирающего священника в грязи, он едва замечал золотую веревку.
Торжество в голосе Морозко смешалось со странной нотой невольного понимания.
– Ты знаешь, что я не стану.
Медведь скривил губы. Не в улыбке.
– Я знаю, – сказал он. – Я должен был попробовать.
Золотая и синяя головы потемнели от дождя, смерть принесла бледность. Константин поднял руку, во тьме лилась кровь. Медведь сказал:
– Дай коснуться его, – Васе, и она отошла с ошеломлением, дала Медведю опуститься и поймать дрожащую руку священника. Он крепко сжал своими толстыми пальцами его, не замечая скованные запястья. – Ты – дурак, божий человек, – сказал он. – Ты не понимал.
Константин сказал шепотом с кровью:
– Не понимал чего?
– Что я верю, но по–своему, – сказал Медведь. Его губы дрогнули. – Я любил твои руки.
Рука художника с выразительными пальцами и жестокими ногтями обмякла, как мертвая птица, в хватке черта. Глаза Константина помутнели, смотрели на Медведя в смятении.
– Ты – черт, – сказал он, хватая воздух, кровь оставляла его тело. – Я не… разве ты не побежден?
– Побежден, божий человек.
Константин смотрел, но Вася не понимала, на что. Может, он видел лицо над ним, существо, что он любил и бранил, как любил и бранил себя.
Может, он видел только лес со звездами и дорогу без возврата.
Может, в конце его ожидало спокойствие.
Может, там была лишь тишина.
Медведь опустил голову Константина в грязь, волосы уже не были золотыми, а темными от крови и воды. Вася поняла, что прижимала ладонь ко рту. Злые не должны были горевать, сожалеть или видеть своего тихого Бога в вере других.
Медведь медленно отпустил руку священника и неспешно встал. Золотая веревка тянула его к земле, жутко сияла. Связанные руки Медведя сжали ладони зимнего короля.
– Брат, веди священника мягко, – сказал он. – Он теперь твой, а не мой, – он посмотрел на изломанное тело в грязи.
– Ни одного из нас, – сказал Морозко. Вася пыталась перекреститься, едва осознавая это.
Открытые глаза Константина были полны дождя, что выливался по вискам, как слезы.
– Ты победила, – Медведь поклонился Васе, махнул на поле мертвых. Его голос был холоднее, чем когда–либо у Морозко. – Надеюсь, тебя это радует.
Она молчала.
– Ты видела наш конец в тех молитвах, – сказал Медведь. Он кивнул на Сергея. – Брат, мы с тобой останемся в нашей бесконечной войне, даже когда станем пеплом и льдом, и мир изменится. Для чертей теперь нет надежды.
– Мы разделим этот мир, – сказала Вася. – В нем будет место для всех: людей, чертей и колоколов.
Медведь только тихо рассмеялся.
– Идем, близнец?
Морозко без слов протянул руку, поймал золотые путы на запястьях брата. Ледяной ветер поднялся, и они растаяли во тьме.
* * *
Вода стекала с волос Дмитрия, по его кровавой ведущей руке. Он пересек двор тяжелыми шагами, убирая мокрые волосы с глаз.
– Я рад, что ты не мертва, – сказал он Васе. – Двоюродная сестра.
Она едко сказала:
– И я.
Дмитрий заговорил с Васей и ее братом:
– Ведите княгиню Серпухова домой, – сказал он. – А потом… вернитесь. В тайне, ради Бога. Это не конец. Дальше будет хуже, чем несколько мертвецов.
Без лишних слов он оставил их, плюхая по двору, уже крича приказы.
– Что дальше? – спросила Вася у Саши.
– Татары, – сказал Саша. – Отведем Олю домой. Я хочу сухую одежду.
Часть пятая
Перемены
Как только Ольга оказалась в безопасности своего терема, Вася и Саша сменили грязную и мокрую одежду на сухую и поспешили к великому князю. Вася накинула меховой плащ, что ей дали в Полуночи, на плечи. Дождь прогнал жару, и во влажной тьме было прохладно.
Их тихо провели во дворец, и они тихо собрались в маленькой прихожей Дмитрия. Ветер ревел в широко открытых окнах. Слуг не было, только стол с кувшином и четырьмя кружками, хлебом, вяленой рыбой и маринованными грибами. Еда была простой, ради Сергея. Старый монах ждал их с Дмитрием. Он медленно пил медовуху и выглядел очень утомленно.
Дмитрий выделялся, дикий и беспокойный, среди лоз, цветов и святых, нарисованных святых на его стенах.
– Садитесь, оба, – сказал он, когда Саша и Вася появились. – Завтра я посоветуюсь с боярами, но сначала хочу решить сам.
Разлили по кружкам медовуху, и Вася, съевшая несколько безвкусных кусочков у реки, теперь уверенно поглощала хлеб и масляную рыбу, слушая при этом.
– Стоило понять, – начал Дмитрий, – что желтоволосый обманщик не просто пришел в Москву изгонять нежить. Мы думали, это была божественная сила, а все это время он был заодно с дьяволом.
Вася хотела бы, чтобы Дмитрий не говорил об этом. Она видела лицо Константина, каким оно было под дождем.
– Хорошо, что мы избавились от него, – продолжал Дмитрий.
Сергей сказал:
– Вы созвали нас, таких уставших, не поглумиться.
– Верно, – торжествующее поведение Дмитрия угасло. – Я получал вести... татары в нижней части Волги, идут на север. Мамай все еще в пути. Вестей от Владимира Андреевича нет. Серебро...
– Серебро было утеряно, – вспомнила Вася.
Все повернули головы.
– Его смыло потопом, – продолжила она. Она отставила кружку и выпрямила спину. – Если серебро было выкупом, Дмитрий Иванович, то он не уплачен.
Они все смотрели, Вася глядела в ответ.
– Клянусь, это так. Вы хотите услышать, откуда я это знаю?
– Нет, – сказал Дмитрий, крестясь. – Я хочу узнать больше. Владимир мертв? Жив? В плену?
– Этого я не знаю, – сказала Вася и сделала паузу. – Но могу выяснить.
Дмитрий лишь задумчиво хмурился, ходил по комнате мрачно, беспокойно, но величаво.
– Если мои шпионы подтвердят твои слова о серебре, то я разошлю весть князьям Руси. У нас нет выбора. Нужно собраться в Коломне до лунного затмения, а потом пойти на юг для боя. Или мы позволим захватить Русь? – Дмитрий говорил со всеми, но смотрел на Сашу, который когда–то просил его не биться с татарами на поле.
Теперь Саша сказал с мрачностью под стать Дмитрию:
– Кого из князей удастся собрать?
– Ростов, Стародуб, – сказал Дмитрий, загибая пальцы, все еще расхаживая. – Они под моим началом. Нижний Новгород, ведь князь оттуда – отец моей жены. Тверь из–за договора. И хотелось бы князя Серпухова. Он умный, верный, и мне нужны его люди, – он остановился, глядя на Васю.
– А Олег Рязанский? – спросил Саша.
– Олег не придет, – сказал Дмитрий. – Рязань слишком близко к Сараю, а Олег осторожен, не станет рисковать, чего бы ни хотели его бояре. Или он пойдет с Мамаем. Но мы будем биться, даже если без Рязани и Серпухова. Мы должны. Есть ли у нас выбор? Мы пытались выкупить княжество Московское, но не смогли. Сдаться нам или сражаться? – в этот раз вопрос был адресован всем троим.
Они молчали.
– Я отправлю весть князьям завтра, – сказал Дмитрий. – Святой отец, – он повернулся к Сергею, – вы пойдете с нами, чтобы благословить армию?
– Да, сын мой, – сказал Сергей. Он звучал утомленно. – Но даже победа будет дорогой ценой.
– Я постараюсь избежать войны, – сказал Великий князь. – Но вряд ли смогу, так что... – его лицо сияло. – Мы сразимся после лета страха. С Божьей помощью, может, сбросим с себя ярмо.
«Да поможет им Бог, – подумала Вася. Когда Дмитрий так говорил, они ему верили. Она знала без сомнений, что князья придут к нему. – Да поможет нам всем Бог».
Великий князь резко повернулся к Васе.
– У меня меч твоего брата, – сказал он. – И благословение святого отца. А что я получу от тебя, Василиса Петровна? Было больно думать, что ты мертва. Но потом я услышал, что ты подожгла мой город.
Она повернулась к нему.
– Я виновата пред тобой, государь, – сказала Вася. – Но я дважды помогла одолеть врагов города. Огонь был из–за меня, но снежную бурю... призвала я. А наказание? Я была наказана, – она повернула голову, чтобы свет огня озарил шрам на ее щеке. Она легонько сжала фигурку соловья в рукаве, но не собиралась показывать этим людям печаль. – Чего ты хочешь от меня?
– Ты дважды чуть не сгорела заживо, – сказал Дмитрий, – но вернулась спасти этот город от зла. Может, стоит тебя наградить. Чего ты хочешь, Василиса Петровна?
Она знала ответ, не смягчала слова.
– Есть способ узнать, жив Владимир Андреевич или нет. Если он жив, я найду его. Вы собираетесь через две недели?
– Да, – с опаской сказал Дмитрий. – Но...
Она прервала его:
– Я буду там, – сказала она. – И если Владимир Андреевич жив, то он будет там со своими людьми.
– Невозможно, – сказал Дмитрий.
Вася сказала:
– Если я преуспею, то посчитаю свой долг вам и этому городу отплаченным. А сейчас? Я хочу попросить о доверии. Не к мальчику, что назвался Василием Петровичем, а ко мне.
– С чего мне доверять тебе, Василиса Петровна? – спросил Дмитрий с пристальным взглядом. – Ты – ведьма.
– Она защитила Церковь от зла, – сказал Сергей и перекрестился. – Пути господни неисповедимы.
Вася перекрестилась в ответ.
– Может, я и ведьма, Дмитрий Иванович, но силы Руси должны объединиться. Князь и Церковь должны быть вместе с незримым миром. Иначе нам не победить.
«Сначала мне нужны люди, чтобы одолеть черта, – подумала она. – А теперь черти, чтобы одолеть людей».
Но кто, если не она? Морозко говорил, что она могла стать мостом между людьми и чертями. Теперь она понимала это.
Мгновение не было звука, лишь ветер радостно задувал в окна. А потом Дмитрий просто сказал:
– Я доверюсь тебе, – он легонько опустил ладонь на ее голову, так князь благословлял воина. Она замерла от его прикосновения. – Что тебе нужно?
Вася размышляла. Она все еще радовалась словам «Я тебе доверюсь».
– Одежда как у сына купца, – сказала она.
– Брат, – сказал Саша. – Если она идет, я должен пойти с ней. Она уже достаточно путешествовала без родни.
Дмитрий был удивлен.
– Ты нужен мне здесь. Ты знаешь татарский, знаешь страну отсюда до Сарая.
Саша молчал.
Понимание озарило лицо Дмитрия. Может, он вспомнил ночь костра, когда сестре Саши пришлось уйти во тьму одной.
– Я не помешаю тебе, Саша, – с неохотой сказал он. – Но ты должен быть на собрании, преуспеет она или нет.
– Саша... – начала Вася, а он подошел к ней и тихо сказал:
– Я плакал по тебе. Даже когда Варвара сказала, что ты жива, я плакал, презирал себя, что оставил сестру терпеть такие ужасы одну, и я презирал себя сильнее, когда ты пришла к моему костру такой изменившейся. Я не отпущу тебя одну.
Вася опустила ладонь на руку брата.
– Тогда, если ты пойдешь со мной ночью, – она сжала его руку, посмотрела в его глаза, – знай, дорога ведет сквозь тьму.
Саша сказал:
– Тогда мы пойдем сквозь тьму, сестра.
* * *
Когда они вернулись к Ольге, Варвара ждала их в купальне. Саша спешно помылся и лег в постель. Скоро наступит Полночь, время их отбытия. Но Вася задержалась.
– Я так и не отблагодарила тебя, – сказала она Варваре. – За ту ночь на реке. Ты спасла мне жизнь.
– Я бы не смогла, – сказала Варвара. – Я смогла бы лишь горевать, но Полуночница заговорила со мной. Я так давно не слышала ее голос. Она сказала, что нужно делать, и я пошла к костру.
– Варвара, – сказала Вася. – В царстве Полуночи... я встретила твою мать.
Варвара сжала губы.
– Наверное, приняла тебя за Тамару. Но управлять она могла той дочерью, что не была влюблена в чародея.
Вася не отвечала на это. Вместо этого она сказала:
– Зачем ты вообще пришла в Москву? Стала служанкой?
Старый гнев проступил на лице Варвары.
– У меня нет дара зрения, – сказала она. – Я не вижу чертей. Я слышу сильные голоса и немного понимаю речь лошадей. Для меня нет чудес в царстве матери, только холод, опасность и уединение, а потом – гнев матери. Она слишком жестоко поступила с Тамарой. И я бросила ее, отправилась на поиски сестры. Со временем я пришла в Москву, в этот город людей. Я нашла там Тамару, но ей уже было нее помочь, она блуждала, сломленная горем, что было выше ее сил. Она родила ребенка, которого я защищала, как могла, – Вася кивнула. – Но я не пошла на север за тем ребенком, когда ее выдали замуж. У нее была няня, ее муж был хорошим человеком. А я не хотела жить среди леса без людей. Мне нравился звон колоколов, нравились краски и спешка Москвы. И я осталась и ждала. Со временем появилась девочка моей крови, и я снова стала целой, заботилась о ней и ее детях.
– Но зачем быть слугой?
– Ты спрашиваешь? – осведомилась Варвара. – У слуг больше свобод, чем у знатных женщин. Я могу ходить, где хочу, бывать под солнцем с непокрытой головой. Я была счастлива. Ведьмы умирают в одиночестве. Мои мать и сестра показали мне это. Твой дар принес тебе счастье, огненная девица?
– Да, – Вася не уточняла. – Но и горе, – в ее голос проникло немного гнева. – Раз ты знала и Тамару, и Касьяна, почему ничего не сделала для нее или после ее смерти? Почему не предупредила нас, когда Касьян прибыл в Москву?
Варвара не двигалась, но ее лицо вдруг стало острым, полным теней – отголосков старого горя.
– Я знала, что дух сестры остался во дворце. Я не могла упокоить ее, и я не знала, почему она задержалась. Касьяна, когда он пришел, я не узнала. У него было другое лицо в Москве, не таким он соблазнял Тамару у озера во время летнего солнцестояния.
Она явно увидела сомнения в глазах Васи, потому что вспылила:
– У меня нет твоих бессмертных глаз и твоей безумной смелости. Я – лишь женщина, не достойная своего рода, которая, как могла, заботилась о своем.
Вася молчала, но вытянула руку, обхватила ладонь Варвары, и они молчали мгновение. А потом Вася с усилием сказала:
– Ты расскажешь моей сестре?
Варвара раскрыла рот для резкого ответа, а потом замешкалась.
– Я не осмелилась до этого, – сказала Варвара ворчливо. Но в ее голос закрались сомнения. – С чего ей мне верить? Я не выгляжу так старо, чтобы годиться в двоюродные бабушки.
– Думаю, Ольга повидала достаточно чудес, чтобы поверить тебе, – сказала Вася. – Тебе стоит ей сказать, это ее обрадует. Хотя твоя точка зрения понятна, – Вася посмотрела на Варвару новыми глазами. Ее тело было сильным, а светлые волосы едва тронула седина. – Сколько тебе лет?
Варвара пожала плечами.
– Не знаю. Больше, чем дашь по виду. Мать не говорила, от кого нас родила. Но я всегда думала, что моя долга жизнь – подарок от него. Кем бы он ни был, я счастлива здесь, Василиса Петровна. Я никогда не хотела власти, я хотела заботиться о ком–то. Спаси Москву для них и забери мою дикую Марью туда, где она сможет дышать, и я буду рада.
Вася улыбнулась.
– Я так и сделаю... тетя.
* * *
Варвара ушла, и Вася помылась и переоделась. Чистая, она вышла в крытый проход, что соединял купальню и терем. Дождь все еще лился, но тише. И молний было меньше, буря проходила.
Вася не сразу различила тень. Она замерла, задевая спиной дверь купальни.
Она сказала тонким голосом:
– Готово?
– Готово, – ответил Морозко. – Он скован моей силой, жертвой его соратника и золотой уздечкой Кощея – всем сразу. Больше он не вырвется, – холодный дождь бил по летней пыли.
Вася отошла от двери. Дождь шелестел по крыше. Она пересекла проход, увидела его лицо, задала вопрос, что беспокоил ее:
– Что Медведь имел в виду, – спросила она, – когда умолял тебя?
Морозко нахмурился, но вместо ответа поднял ладонь, сложенную чашей. Вода собиралась в его ладони.
– Я подозревал, что ты спросишь, – сказал он. – Дай руку.
Вася послушалась. Вода осторожно полилась из его ладони на порезы на ее руке и пальцах. Они заживали, пронзая мгновение болью, раз и все. Вася отдернула руку.
– Мертвая вода, – сказал Морозко, стряхнув оставшиеся капли. – Это моя сила. Я могу восстанавливать плоть, живую или мертвую.
Она знала, что он мог исцелять, с первой ночи, когда встретила его, и он исцелил ее обморожение. Но она не связывала это со сказкой, не подозревала...
– Ты сказал, что можешь исцелять только раны, которые нанес сам.
– Да.
– Еще ложь?
Он сжал губы.
– Часть правды.
– Медведь хотел, чтобы ты спас жизнь Константина?
– Не спас, – сказал он. – Я мог восстановить плоть, но он уже далеко ушел. Медведь хотел, чтобы я исцелил плоть его священника, чтобы он мог вернуть его. Мы с братом вместе можем возвращать мертвых, ведь дар Медведя – живая вода. Потому он просил.
Вася хмуро разглядывала руку и пальцы со шрамами.
– Но, – добавил Морозко, – мы не действовали вместе. С чего нам? Он ужасен. Он и его сила.
– Медведь горевал, – сказала Вася. – Горевал, когда отец Константин...
Морозко издал нетерпеливый звук.
– И злодеи могут горевать, Вася.
Она промолчала. Она замерла, пока дождь лил вокруг них, ошеломленная тем, сколько всего не знала. Зимний король был частью задержавшейся бури, его человечность была тенью его истинной сущности, и его сила росла, пока лето шло на убыль. Его глаза блестели в темноте. Но он заботился о ней, придумывал планы. Зачем ей думать о Медведе или Константине? Они оба были убийцами, оба пали.
Стряхнув тревогу, она сказала:
– Ты встретишься с моей сестрой? Я пообещала.
Морозко удивился.
– Прийти к ней и попросить твоей руки? – спросил он. – Это что–то изменит? Может стать хуже.
– И все же, – сказала Вася. – Иначе я...
– Я – не человек, Вася, – сказал он. – Клятвой меня не связать, и я не могу жениться на тебе по законам твоего бога и народа. Если ты хочешь уважения сестры, ты его не получишь.
Она знала, что это так, но...
– Я бы хотела, чтобы ты все равно встретился с ней, – сказала Вася. – Может... она хоть не будет бояться за меня.
Тишина, и она поняла, что он дрожал от беззвучного смеха. Она обиженно скрестила руки.
Он посмотрел на нее сияющими глазами.
– Вряд ли твоя сестра успокоится, – сказал он, перестав смеяться, – но я приду, если хочешь.
* * *
Ольга была в комнате Марьи, приглядывала за сном дочери. На бледном лице девочки были следы долгого напряжения. Она взяла на себя слишком много, и Ольга ощущала себя не менее уставшей.
Вася замерла на пороге, вдруг засомневавшись, будут ли ей рады.
Кровать была с периной, шкурами и шерстяным одеялом. Вася на миг захотела снова быть ребенком, упасть на кровать рядом с Марьей и уснуть, пока сестра гладила ее волосы. Но Ольга повернулась на тихие шаги Васи, и желание пропало. Она уже не могла отступить.
Вася пересекла комнату, коснулась щеки Марьи.
– Она будет в порядке? – спросила Вася.
– Она просто устала, как мне кажется, – сказала Ольга.
– Она была очень смелой, – сказала Вася.
Ольга без слов пригладила волосы дочери.
– Оля, – смущенно сказала Вася. Все спокойствие, которое она собрала в комнате Дмитрия, покинуло ее. – Я... говорила, что ты можешь с ним встретиться, если захочешь.
Ольга нахмурилась.
– С ним, Вася?
– Ты просила. Он здесь. Встретишься с ним?
Морозко не ждал ответа, но и не прошел в комнату через дверь, как человек. Он просто вышел из теней. Домовой сидел у печи; а теперь вскочил на ноги, скалясь. Марья заерзала во сне.
– Я не собираюсь им вредить, кроха, – сказал Морозко домовому.
Ольга вскочила на ноги перед кроватью Марьи, словно пыталась защитить ребенка от зла. Вася напряглась, вдруг увидела демона холода глазами сестры – как тень с холодными глазами. Она начала сомневаться в своей затее. Морозко отвернулся от домового и поклонился Ольге.
– Я тебя знаю, – прошептала Ольга. – Зачем ты пришел сюда?
– Не за жизнью, – сказал Морозко. Его голос был ровным, но Вася ощущала, что он опасался.
Ольга сказала Васе:
– Я помню его. Помню. Он забрал мою дочь.
– Нет... он... – неловко начала Вася, но Морозко бросил на нее тяжелый взгляд. Она притихла.
Его лицо не изменилось, но все тело было напряжено. Вася понимала, почему. Он хотел быть ближе к людям, чтобы его помнили, чтобы он мог существовать. А Вася тянула его еще ближе, как мотылька огонь свечи. Теперь он смотрел на Ольгу, понимал боль в ее глазах. Ему придется носить это с собой по долгим дорогам жизни.
Он не хотел. Но не двигался.
– Это мало утешает, – осторожно сказал Морозко, – но у твоей старшей дочери впереди долгая жизнь. А младшую... я буду помнить.
– Дьявол, – сказала Ольга. – У моей малышки даже не было имени.
– Я все равно буду ее помнить, – сказал зимний король.
Ольга еще миг смотрела на него, а потом ее тело согнулось от горя. Она закрыла лицо руками.
Вася беспомощно подошла к сестре, робко обвила ее руками.
– Оля? – сказала она. – Оля, прости. Мне так жаль.
Ольга молчала, и Морозко стоял на месте. Он больше не говорил.
Повисла долгая пауза. Ольга глубоко вдохнула. Ее глаза были мокрыми.
– Я никогда не плакала, – сказала она. – С той ночи, как потеряла ее.
Вася крепче обняла сестру.
Ольга осторожно убрала руки Васи.
– Почему моя сестра? – спросила она Морозко. – Из всех женщин мира – она?
– Из–за ее крови, – сказал Морозко. – А потом из–за ее смелости.
– Ты можешь хоть что–то предложить ей? – спросила Ольга. И добавила с дрожью. – Кроме шепота во тьме?
Вася подавила возмущение. Если Морозко опешил от вопроса, то не подал виду.