Они были вознаграждены красочным зрелищем, которое происходило на Васильевском спуске. Здесь разыгрывались свержение и казнь предателя Гришки. Чучело Отрепьева, изготовленное в театральных мастерских, затащили на колокольню Ивана Великого и под свист и улюлюканье сбросили на брусчатку Ивановской площади. Потом зарядили в чугунную, набитую порохом пушку и пальнули в сторону Москва-реки. Чучело полетело, смешно размахивая руками, выкрикивая голосом Буратино «Партия — наш рулевой». Плюхнулось, поплыло вниз по реке, с тем чтобы вскоре попасть в Оку, далее в Волгу, а уж там, даст Бог, и в Каспийское море.
Толпа на Васильевском спуске от души веселилась. Ее бесплатно кормили сбитнями, угощали водкой и квасом. Чудо-повара испекли огромный, во всю Красную площадь, блин, в который пытался завернуться мэр Лужков. Над ним махали лопатами, забрасывали красной икрой.
— За Русь-матушку!.. — поднес к губам чарку боевой генерал, еще недавно хромавший в коммунистических шествиях. — Прав Никита Михалков, не может Русь без царя!.. — и выпил за монархию.
После устранения из календаря революционного праздника «7-ое ноября» метафизическое поле, питавшее стоицизм коммунистов, заметно ослабело. Открывалась долгожданная возможность вынести из мавзолея тело Ленина. Стрижайло в мельчайших подробностях разработал ритуал, где не могло быть второстепенных деталей, ибо все касалось сокровенных сущностей истории. Уникальность идеи состояла в том, что Ленин из мавзолея отправлялся не в землю, а в Космос. Не на Волковское кладбище Санкт-Петербурга, где завещал себя похоронить, а на космодром «Плесецкий», где его ожидала ракета. Статус похорон не понижался, а повышался, что должно было успокоить ревнителей, готовых скорее умереть, чем позволить забальзамированному телу покинуть усыпальницу на Красной площади.
|
|
Накануне выноса по правительственному телеканалу выступил Председатель компартии Дышлов. Он стоял на Красной площади, перед мавзолеем, в свете студеного осеннего дня, окруженный стальным мерцанием брусчатки, на фоне розово-черного мавзолея. Когда говорил, из его энергичных губ вырывалось облачко пара, — знак горячей веры в праведность произносимых слов:
— Ленин — не является достоянием одной России. Он принадлежит всему человечеству, всей Вселенной. Убежден, если бы к 24-ому году, к моменту смерти Ильича, советская Россия располагала космическими кораблями, то Политбюро приняло бы решение отправить тело Ленина в Космос, чтобы он воссиял над всеми народами мира… — Стрижайло, смотревший телевизор, радовался, с какой искренностью Дышлов воспроизводил его, Стрижайло, аргументы, будто они явились результатом долгих раздумий, проистекавших в коллективном разуме партии. — Только благодаря беспрецедентному давлению на власть со стороны нашей партии удалось добиться от нынешних бездарных правителей России этого решения. Выделен специальный ракетоноситель, подготовлен космический саркофаг, выбрана для этой цели недавно открытая в астероидном поясе планета, которой присвоено имя «Ленин». В этом факте признание несомненных заслуг перед человечеством вождя мирового пролетариата. И что интересно, товарищи, эта планета своей формой, своими уступами чем-то напоминает мавзолей. Таким образом, Ленин в буквальном смысле становится светилом, путеводной звездой для землян… — Стрижайло радовали элементы импровизации в речи Дышлова, что указывало на то, как глубоко он воспринял идею перезахоронения, какой глубокий отклик она нашла в его потрясенной, требовавшей утешения душе. После ужасной сцены, когда Потрошков подавил его волю и обрек на бездействие, у Дышлова вновь появилась крупная цель, он снова был в центре исторического процесса, мог влиять на него, подтверждать свой статус крупного общественного деятеля. — Мы консультировались с учеными, которые заняты сохранением тела Владимира Ильича, уберегают его от естественного распада. Они сказали, что, несмотря на титанические усилия, на чудодейственные эликсиры, бальзамы и смолы, естественный распад продолжается и в условиях земли, увы, необратим. Лишь в Космосе, в условиях невесомости, при полном вакууме, возможно сохранение биологических тканей. Ученые с радостью восприняли идею космического захоронения. Готовы и впредь с помощью телескопов и радиолокаторов следить за сохранностью тела Ленина… — Стрижайло ничего не знал о переговорах Дышлова с учеными и мысленно похвалил его за глубокую проработку темы. — Там, на удаленной планете, Ленин как бы утратит свою материальность, превратится в чистый свет, нематериальный дух, великую всеобъемлющую идею. Станет центром ноосферы, замкнув на себя все великие достижения человеческой мысли от Аристотеля до Королева, — Стрижайло оценил великолепный пассаж, говоривший о том, что если даже Дышлов покинет пост партийного лидера, он будет прекрасным профессором на кафедре обществоведения, или директором музея-заповедника в Шушенском, куда его определит Потрошков. — Поэтому, товарищи, призываю вас завтра, в 10 часов утра прийти на Красную площадь и принять участие в космическом вознесении Ленина, которое будет транслироваться всеми телекомпаниями мира. Гагарин был послан Лениным в Космос, проложил человечеству дорогу в космические дали. Теперь по этой, проложенной Гагариным дороге, движется Ленин…
|
|
|
|
Выступление кончилось на патетической ноте. Сменилось пафосным исполнением песни «Ленин всегда живой…» Стрижайло больше не сомневался, что вынос Ленина состоится при одобрении самых яростных ленинцев и обойдется без эксцессов.
На другой день было ветряно, морозно, по брусчатке летела колючая пурга, множество красных флагов хлопало и трепетало у стен Кремля. К мавзолею стекались толпы, несли венки, цветы. То и дело раздавались вопросы, ни отложат ли запуск ракеты в связи с погодными условиями, какой климат царит на планете «Ленин», можно ли взять в качестве сувенира пуговицу с ленинского пиджака.
На трибуну мавзолея, впервые после поражения коммунизма, был открыт доступ. На ней собрались представители всех коммунистических партий, чтобы проводить в космический полет основателя русского коммунизма. Их выступления напоминали исторические речи, произнесенные над гробом вождя Сталиным, Троцким, другими большевиками, в лютую январскую стужу 24-го года. Первым говорил Дышлов, без шапки, по-ленински стискивая в кулаке кепку, страстно и рокочуще прочитал напутственный стих:
Лети, мой звездолет, к планете «Ленин»,
Мы никогда не встанем на колени…
Вслед за ним выступал неистовый, неукротимый Виктор Анпилов, слегка пародируя свою куклу, которую еще несколько лет назад демонстрировало НТВ. Он прочитал стихотворение, в котором были такие слова:
Товарищ Ленин, так уж вышло,
Что нас возглавил не ты, а Дышлов.
Но мы и дальше будем рубить сплеча,
Не отдадим Дышлову кепку Ильича…
Следом выступала Нина Андреева, укутанная поверх шубы в большую черную шаль:
Пусть моя траурная шаль
Не навевает о Ленине печаль.
Я не Дышлов и не тупица,
Чтобы принципами поступиться…
Егор Лигачев, бодрый, малиновый на холодном ветру, напоминая слегка подмороженный бурак, представлял КПСС, последний десяток борцов когда-то могучей, пятнадцатимиллионной партии:
Пусть в новом поднебесном мавзолее
Тебе, Ильич, лежится веселее.
А Горбачева с Ельциным в придачу
Мы переправим к сатане на дачу…
Последним выступал Семиженов, тщательно сверяя свое нынешнее облачение с фотографией, на которой Сталин у гроба Ленина, в распахнутой шубе, свитере, с заиндевелой шевелюрой, выдавливал из себя скупые слова:
Среди предательских речей и заявлений
Бороться, Дышлов, мы с тобой не перестали.
Пусть рядом с планетой «Ленин»
Откроют планету «Сталин»…
Эти выступления, напоминавшие праздник поэзии, прерывались ликующими возгласами толпы, здравицами в честь Ленина, Дышлова, Семиженова.
Следом на трибуну вывели глубокого старца, с трудом переставлявшего подагрические ноги, скрюченного и перекошенного он невзгод. Это был последний представитель тех, когда-то многочисленных счастливцев, которые «Ленина видали». Старец долго молчал, вздыхал перед микрофоном, пока Дышлов ни наклонился к нему и ни помог:
— Папаша, расскажи при каких обстоятельствах, ты Ленина видал.
— В гробу я его видал, — вымолвил старец, который на самом деле был недобитым, столетним белогвардейцем из армии Деникина.
Затем состоялся торжественный вынос тела. Представители коммунистических партий скрылись в глубине мавзолея. Некоторое время над площадью стояла тишина, в которой хлопали флаги. Затем из громкоговорителей брызнула ликующая песня «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…» Чугунные двери распахнулись, и на плечах коммунистов показался стеклянный гроб. Сквозь прозрачную крышку пенилась белая ткань, над ней виднелась выпуклая желтоватая голова, странно розовели сложенные на груди руки. Этот гроб, через семьдесят лет выплывавший из мрака на свет, странным образом напоминал кондитерское изделие, накрытое прозрачным колпаком, — волнистые узоры белого крема, желтоватый марципан, засахаренные мандаринные дольки.
Толпа нахлынула, но ее оттеснила цепочка дружинников из «Трудовой России» с красными повязками на рукавах. Гроб плыл над головами к артиллерийскому лафету. Сквозь стекло слабо мерцала на лбу Ленина капелька бальзама, словно слезинка смолы, излившаяся из сосны.
Саркофаг установили на лафете среди темно-алых живых цветов, заиндевелых венков, красно-золотых лент с надписями, в которых райкомы и обкомы КПРФ желали Ленину счастливого полета, мягкого приземления, заверяли в преданности и любви.
За лафетом выстраивалась процессия. Ученый из «Института мозга», прижимая к груди, нес огромную банку с формалином, в которой, словно в аквариуме, плавал мозг Ленина, — так же, как и само тело, он отправлялся в космическую ноосферу, где ему было уготовано место среди великих идей и мыслей. Далее ступали комсомолки и комсомольцы, боевой отряд КПРФ, которые несли алые подушечки. На них лежали — подлинник «Завещания Ленина», взятый из партийного архива. Фотография больного Ленина в Горках. Металлическая шпилька, принадлежавшая Надежде Константиновне. Костяной гребень из прически Инессы Арманд.
Величаво, потупив глаза, с обнаженными головами, с лысинами и остатками седых волос, шествовали преподаватели марксизма-ленинизма, — несли в руках полное собрание сочинений Ленина. Большинство из них давно оставило кафедры. Некоторые преподавали богословие в духовных семинариях. Особенно выделялся епископ в золотом облачении, когда-то защитивший диссертацию на тему: «Свет ленинизма и тьма поповщины». Он нес третий том сочинений, где среди редколлегии значилось и его имя.
Процессия выстроилась, и лафет с гробом, прикрепленный к бронетранспортеру, медленно двинулся через площадь. Путь пролегал через Васильевский спуск, Каменный Мост, Новокузнецкую, Садовое кольцо, — к Павелецкому вокзалу, где уже стоял под парами мемориальный паровоз, тот самый, что в далекий январь 24-го привез из Горок бездыханное тело вождя. Теперь, соединяя цепь времен, тот же паровоз должен был доставить вождя в Архангельскую область, на космодром «Плесецкий».
Триумфальное шествие двигалось по Москве, вовлекая в себя воодушевленных жителей. Машины ГАИ, расплескивая по фасадам оранжево-голубые сполохи, прокладывали путь лафету. Встречные автомобили, провожая Ленина в космическое странствие, гудели сиренами. Из банков, министерств, муниципальных учреждений высыпали чиновники и клерки и восторженно махали. Из игорных домов, ночных клубов и «казино» выбегали завсегдатаи, прервав азартные услады, и бежали за лафетом, благоговейно взирая на желтоватое недвижное лицо, понимая, что видят его в последний раз. Приезжие иностранцы и гости столицы старались поближе протиснуться к процессии, неустанно мерцали фотовспышками. Среди толпы можно было разглядеть представителей всех партий, всех общественных движений, правозащитников, артистов театра «Современник», режиссеров Табакова и Марка Захарова, сенатора Маргелова, феминистку Машу Арбатову и ветерана «Альфы» Гончарова. Было много азербайджанцев с вещевых и продуктовых рынков, желавших положить голландские цветы и шашлыки на железный лафет. Чеченские террористы, забыв об осторожности и отложив проведение теракта, снимали папахи. Продавцы и покупатели супермаркетов «Рамстор», «Икея», «Метро» отвлекались от оптовых и розничных распродаж, оставляли на время храмы торговли, чтобы отдать дань уважения отцу русской революции. На краю тротуаров, скрестив стройные ноги, стояли девушки, приехавшие специально из Химок, чтобы проститься с «прадедушкой Лениным». Звучали выступления звезд эстрады, которые, отказываясь от гонораров, подымались на помосты, сооруженные по пути следования. Престарелый, но все еще держащийся на ногах Лещенко исполнял шлягер семидесятых годов «И Ленин такой молодой, и новый октябрь впереди…» Кобзон, рыдая от воспоминаний, разевал огромный, десятилетиями незакрывавшийся зев: «Ленин всегда живой…» Молоденькая самочка из телепередачи «Поющее мясо» исполняла милую песенку: «Хочу такого, как Ленин». Тысячи корреспондентов бежали перед процессией и следом за ней, выставляли фотокамеры, диктофоны, телеобъективы, мохнатые набалдашники, надеясь, что вдруг случится чудо, и они услышат от Ленина какой-нибудь краткий тезис. Крупнейшие телекомпании мира, включая Си-Эн-Эн, вели прямой репортаж из Москвы, и весь мир мог видеть лицо мирового вождя, на котором застыла печальная, всепрощающая улыбка человека, летящего к звездам. При въезде на Садовое кольцо мерцала красно-золотой этикеткой огромная рекламная бутыль нового пива «Ленин».
Внезапно из толпы на проезжую часть выскочил человек. Немолодой, щуплый, в поношенном пальто, в очках, с пепельной, черно-седой головой. Воздел руки, загораживая путь транспортеру:
— Люди!.. Остановитесь!.. Это обман!.. Дышлов лжет!.. Отбирает у нас Ленина!.. Вас обманули, люди!.. Руки прочь от Ленина!.. — его глаза сквозь окуляры тоскливо блестели. Обращался к толпе, к водителю «бэтээра», к представителям партий и общественных организаций. — Дышлов предатель!.. Он хуже Каплан!.. Люди, не дайте себя обмануть!..
Но толпа недовольно шумела, не желала слушать. Женщины кидали на лафет конфетти. Молодежь пускала петарды. Шнур, солист группы «Ленинград», весело и талантливо матерился. Марк Захаров отвернул гордое античное лицо. Дышлов, слыша обвинения в свой адрес, презрительно улыбался, приглашая людей не обращать внимания на выходку пожилого, невменяемого человека, в котором он узнал писателя Бушина, всегда укорявшего его в оппортунизме.
Бородатый человек видел, что на него не обращают внимания. Опьяненная толпа, захваченная ликованием, не желала внимать голосу правды. Как во все века, предпочитала быть обманутой. В его измученном сердце фронтовика и пламенного публициста взывала огромная страшная истина, жгла нестерпимая боль. Ленин был беззащитен перед обманутыми, желающими увеселений людьми. Коммунистические идеалы были безжалостно попраны предателями народа и партии. Голос писателя был слаб, заглушаем музыкой, воплями толпы, истошным ревом Кобзона. И желая привлечь обезумевший народ, раскрыть ему страшную правду, он прибег к последнему средству. Выхватил из кармана бутыль с бензином, неловко облил себя с ног до головы, чиркнул спичкой и поджег. Живой факел метался на мостовой перед лафетом. Из огня высовывались руки, несся крик:
— Люди, очнитесь!.. Не отдавайте Ленина!..
Появились пожарные в касках. Направили на самосожженца металлический раструб, из которого повалила густая пена. Писатель, наполовину сгоревший, упал, погребенный в пышных хлопьях, слово в сбитых сливках. Обгорелое тело унесли, путь очистился, процессия устремилась к Павелецкому вокзалу.
Увитый венками паровоз с платформой принял драгоценный груз. Взревел на прощанье, и, окутанный паром, работая масляным шатуном и начищенным кривошипом, тронулся в дорогу. Кочегар, чудом сохранивший после реформы ЖКХ навыки обращения с котлами, подбрасывал уголек в топку.
По пути следования на узловых станциях к поезду выходили депутации, — купечество с хлебами, духовенство с молебнами, градоначальники с земством. Желали засвидетельствовать почтение, оказать высшие знаки внимания. Из окрестных сел являлись ходоки, клали на платформу челобитные с жалобами на злоупотребления, с предложениями об улучшении основ, о создании приютов и ремонте дорог. Всех выслушивали, всем воздавалось по их званию и усердию.
В предзимних ночных полях было не видно ни зги. В опустевших деревнях давно, стараниями Чубайса, погасли «лампочки Ильича». Лишь кое-где тускло розовели окна, затянутые бычьим пузырем, за которыми теплилась лучина, и девушка сучила пряжу, напевая о своей горькой доли. Зато в огромном количестве на насыпь выходили из лесов голодные волки. Их изумрудные злые глаза воспринимались машинистом, как зеленый огонь светофора, и паровоз мчался на север сквозь великую русскую мглу, осыпая заснеженные перелески красными искрами.
На космодроме на старте уже возвышалась ракета. Окруженная синими елями, охваченная стальными опорами, она казалась огромным ледяным бивнем. Сквозь иней, затуманенная, просвечивала строгая надпись «Ленин». Генералы космодрома, испытатели, военные сопровождали стеклянный гроб к месту старта, где бесшумный лифт вознес саркофаг с вождем к вершине ракеты, погрузил в грузовой модуль. С командного пункта было видно, как среди голубых далей, под холодным вечерним небом, одиноко и дивно белеет ракета, где уже находится великий космонавт, открывший человечеству галактику коммунизма, по спирали которой, подчиняясь законам диалектики, развивался весь XX-ый век.
Генералы запросили американскую систему ПРО, может ли быть осуществлен внеплановый запуск русской ракеты, не собьет ли ее американская антиракета с Аляски. В ответ, в манере гангста-рэпа, услышали голос американского командующего:
Мы ведь тоже здесь про Ленина слыхали,
Книги Ленина читали и листали.
Он был красный босс и любил шалаши.
Мы тоже ленинцы и его кореши.
Потому что мы черные парни,
Потому что мы черные парни…
Это было разрешение на старт. Оператор повернул ключ. Ракета окуталась белым паром. Засверкал, замерцал ослепительный белый огонь. Ракета медленно стала возноситься на пылающем факеле. Прянула ввысь на огромной жаркой метле. Устремилась в зеленое небо, превращаясь в ослепительную звезду. Покидая атмосферу, прошла сквозь прозрачное перистое облако, превратив его на мгновение в дивную радугу, словно засветился розовым, голубым и зеленым батистовый платок. Это был прощальный воздушный поцелуй, посланный Лениным Земле.
Было видно, как в раскаленной реактивной струе вслед за ракетой несутся конные армии, неистовые тачанки, несметные, под красными знаменами толпы. Как вслед за вождем покидают землю устремленные в труды и сражения поколения мечтателей и героев. И последним, кто вслед за ракетой устремлялся в несказанное райское будущее, был публицист Бушин, сгоревший на Садовом кольце. Невесомый, с восхищенным лицом, окруженный золотистым нимбом, летел, выставив черную бороду, развевая полами изношенного пальто, и за его спиной трепетали алые крылья ангела.
Стрижайло и Потрошков наблюдали в телескопы полет ракеты. В огромное увеличительное стекло был виден звездный мерцающий Космос и небольшой астероид, своими уступами и неровностями действительно напоминавший мавзолей. По странному стечению обстоятельств эта небольшая планета «Ленин» находилась рядом с другим, недавно открытым астероидом, носившем имя балерины Колобковой.
Стрижайло в телескоп видел, как приближается к планете космический корабль. Как запускаются на нем тормозные двигатели, похожие на паяльные лампы. Как снижается корабль на озаренную солнцем планету. Но очевидно сказалось недостаточное финансирование космической отрасли, — спуск корабля произошел неточно. Во время касания с планетой последовал сильный удар. Корабль раскололся, Ленин вывалился из саркофага. Было видно, как неловко лежит на боку выброшенное тело, воздев руки, словно Ленин обращался к солнцу, умоляя о защите.
Солнце откликнулось на мольбу. Огненные лучи, не встречая атмосферы, стали опалять лежащего Ленина, испаряли бальзамы, иссушали пропитанную эликсирами кожу. Высохла и исчезла капелька масла на высоком ленинском лбу. Ленин уменьшался в размерах, ссыхался, становился плоским. От него оставались только кости, обтянутые сухим пергаментом кожи. Пылевая буря посыпала усохшее тело прахом, словно сахарной пудрой. Войдя в тень Земли, планета стала остывать, и тело Ленина покрылось кристаллами аммиачного льда. Светилось на темной планете, как светится в арктической ночи вмороженный в льдину тюлень. Планета вышла из тени, и снова огненное дыхание Солнца опалило недвижное тело.
Быстрые смены температур, радиация, пылевые бури очень скоро превратили кожу и кости в дымчатый отпечаток, какой палеонтологи встречают на кремне, где заметен оттиск странного скелета, — большой клюв, когтистая птичья лапа. Быть может, астронавты будущего, высадившись на астероиде, обнаружат на грунте отпечаток человеческого тела, и возникнет теория о космическом происхождении человека, о явлении земного человека из Космоса, что, в приложении к истории русского коммунизма, не далеко от истины.
Проведя немало часов за телескопами, Стрижайло и Потрошков убедились, что операция по удалению Ленина из мавзолея завершилась успешно. Потрошков обнял Стрижайло.
— Вы гений, мой друг. Смотрите, что я вам покажу, — он извлек из кармана небольшую костяную пуговицу.
— Что это? — изумился Стрижайло.
— Пуговица с брюк Владимира Ильича. У меня есть слабость, — собираю пуговицы великих людей. В моей коллекции есть пуговицы Гарибальди, Николая Второго, Гесса, артиста Гердта. Не моли бы вы подарить мне свою пуговицу?
— Завещаю пуговицу с гульфика, — засмеялся Стрижайло, проверяя на всякий случай, застегнута ли у него эта деликатная часть туалета и не похож ли он на премьера Касьянова, который, узнав об отставки, вышел к прессе с незастегнутой ширинкой.
Между тем, опустевшему мавзолею не позволили пустовать слишком долго. Словно боялись, что очнувшиеся коммунисты попытаются вернуть на Красную площадь тело вождя. Зная о дефиците выставочных площадей в Историческом музее, Потрошков распорядился открыть в мавзолее экспозицию древнего Египта, перенести из запасников мумию одного из египетских фараонов. Что и было сделано. Мумия с выступавшими берцовыми костями лежала, как экспонат, к ней допускали посетителей музея. А первые лица государства, не боясь, что их заподозрят в симпатиях к Ленину, получили возможность в дни национальных торжеств подниматься на мавзолей. Восхождение совершалось под музыку из оперы Верди «Аида», что косвенным образом указывало на размещение в мавзолее египетской мумии.
После устранения календарной даты «7-ое ноября» и выноса тела Ленина из мавзолея сравнительно простой операцией выглядело снятие с кремлевских башен рубиновых звезд.
Группа альпинистов и скалолазов поднялась на островерхие шатры и отвинтила огромные золоченые гайки на золоченых болтах, удерживающих звезды. Ночью над Кремлем, в лучах голубоватых прожекторов, появились грузовые вертолеты. Нависли над башнями, вращая стеклянно-сверкающими винтами. На звезды были накинуты петли. Синхронно, все разом, вертолеты стали набирать высоту и сняли звезды с шатров. Медленно, выдерживая дистанцию, поплыли над Москвой, неся под брюхом рубиновые, продолжавшие светить звезды.
Бомж, проснувшийся в на скамье Нескучного сада от рокота винтов, разомкнул слипшиеся веки. Увидел в черном небе медлительно плывущие красные звезды, оставлявшие гаснущий розовый свет. В том месте, где проплывала звезда, небо бледнело, мелело, словно из него утекала невесомая субстанция, оставляя бесцветную муть. Бомж подумал, что ему снится пьяный сон, перевернулся на другой бок и заснул, завернувшись в лохмотья.
Вертолеты ушли за Москва-реку, в сторону Юго-запада. Звезды превратились в рубиновые капли, в крохотные красные искры. Исчезли среди ночных миганий, туманных реклам, бессчетных московских огней.
Через некоторое время вертолеты вернулись, неся под фюзеляжами двуглавых морских коньков, изготовленных из сердоликов. Нависли над кремлевскими башнями в свете прожекторов. Умелые скалолазы завинтили на золоченых болтах тяжелые золоченые гайки.
Утром москвичи увидели над Красной площадью воздетых коньков. Развернув в разные стороны лошадиные головы, скрутив в спирали ребристые драконьи хвосты, коньки были прозрачны, светились мертвенным жемчужным светом. В них перетекали странные пузырьки, будто шло непрерывное выделение газов. Люди гадали, что означают эти таинственные существа, всплывшие из бездонных глубин русской истории.
глава двадцать четвертая
Наступил долгожданный день выборов, совпавший с первым снегопадом. Народ огромной, заваленной снегом страны пробирался к избирательным урнам. Люди, ослепшие от пурги, утопали по колено в сугробах, шли на запах пирожков, которые раздавались бесплатно на избирательных участках. Добирались, опираясь на посохи, разматывали башлыки, сбрасывали наполненные снегом шубы, съедали пирожок и шли к столам, за которыми сидели миловидные пожилые женщины, выдававшие бюллетени. Одними глазами и легким движением губ давали понять избирателю, что тот получает индульгенцию о прощении грехов, в том случае, если проголосует за партию власти, «Единую Россию». Тут же указывали на автограф Папы Римского, заверившего индульгенцию перед тем, как впасть в кому. Этого малозаметного нарушения не могли углядеть многочисленные наблюдатели, присланные на участок политическими партиями и общественными организациями, Евросоюзом и ОБСЕ. Первые и вторые были подкуплены и не следили за ходом выборов. Вторых и третьих опоили водкой с тмином, и они на ломанном русском языке флиртовали с игривыми девками, румяными от мороза, засланными администрацией.
Избирательная компания катилась вслед за солнцем из одного часового пояса в другой, накатываясь на страну, как весна. Ни один человек не был обделен вниманием Председателя Центризбиркома Череповым, чьи голубые карбункулы в костяной голове сверкали в этот день особенно проникновенно и дивно. Избирательные урны вертолетами доставлялись в самые отдаленные стойбища, где в голосовании принимали участие не только малые народы Севера, но и тюлени, моржи, небольшие киты и те из белых медведей, кто поддерживал «Единую Россию». Урны проникали сквозь тюремные стены и железные засовы. Воры в законе и рецидивисты, насильники и людоеды, видя в кандидатах от «Единой России» остававшихся на свободе товарищей, голосовали за них, желая им депутатского иммунитета. Психлечебницы наполнялись воплями восторга, ибо вместо уколов и активной терапии шизофреникам и невротикам приносили урну, и они опускали в нее бюллетени, покрытые красочными рисунками, — галлюциногенные бреды, связанные с «партией власти». На подводные лодки и в ракетные шахты, в секретные бункеры и изолированные гарнизоны вносили красочную, оббитую шелковыми оборочками урну. Обрызганная духами, с изящным депутатским значком, урна напоминала даму — вице-спикера от «партии власти». Одичавшие от одиночества солдаты норовили засунуть в щель вместе с бюллетенем всю руку, отдавая голоса «Единой России».
Страна повальной демократии, выстрадав свободу, шла выбирать, шатаясь от голода, с обезумившими глазами. И уже поступали известия из сельских районов, что несколько избирателей по пути к урнам были загрызены волками, а из городов-миллионников сообщалось, что целые кладбища проголосовали досрочно, а это увеличивало процент явки и повышало шансы на победу «партии власти».
Стрижайло был лично зван Потрошковым в здание Центризбиркома, наблюдать за ходом голосования. Он был главный герой и гений избирательных технологий, кому «партия власти» была обязана своей неизбежной победой с результатами, обозначенными до начала голосования на электронном, алмазно-сверкающем табло. Компьютерный зал был выполнен, как молельня, в которой совершался религиозный обряд. Подобно часовням антропософов, повторяла черепной свод главы Центризбиркома, который специально для этого сделал томограмму мозга, передав дизайнером снимок своей головной полости.
С потолка свешивалась вяленая туша кенийского козла, добытого на сафари Череповым. Стены и компьютеры были вымазаны высохшей козлиной кровью. Внутренности козла были съедены сотрудниками избиркома на жертвенном ритуальном поедании, а выделанная скорняками шкура пошла на переплет нового издания «Конституции Российской Федерации».
Стены были выложены плоскими экранами, по числу регионов, с контурами территорий. Над каждым горели цифры запланированных заранее результатов голосования. На огромном экране была электронная карта страны, на которой, по мере голосования, цветными пятнами станут высвечиваться зоны партийных побед и поражений, где синий цвет соответствовал «Единой России», красный — КПРФ, зеленый — «Яблоку», оранжевый — СПС, фиолетовый — ЛДПР. Здесь и висели алмазно-сверкающие результаты голосования, ради которых двигались в снегах и буранах миллионы людей, еще не ведая о божественной предрешенности их суверенного выбора, об электронных цифрах, горевших, как бриллиантовые созвездия Космоса.
Центральное место в часовне занимал суперкомпьютер электронной системы ГАС «Выборы», — российский хай-тек, соединяющий демократию и электронику, свободу и спецслужбы, суверенный выбор и голубые карбункулы Черепова. Этот белый, словно из родосского мрамора, компьютер лишь слегка был обрызган кровью кенийского козла. Возвышался на алтаре, словно языческое божество, в электронных недрах которого скрывался вездесущий и всеведающий дух. В компьютер из бесчисленных источников, через космическую связь, спутники, подземные волноводы, многоканальные кабели и радиоантенны поступали сигналы с избирательных участков страны. Результаты суммировались, перепроверялись, кодировались, защищались от случайных или умышленных вторжений, гарантировали абсолютную достоверность. Это был эталон точности, неподкупности, бесстрастной и объективной истинности.