ОБРАЗ РОДИНЫКАК АТРИБУТ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
Духовность всегда была на Руси выше иных ценностей. Это видение основано на источниках русской духовной культуры, главными из которых выступают русская иконопись, образцы декоративно-прикладного искусства, литературные памятники (летописи, сказы, былины), в которых образ Родины раскрывается через символику духовных приоритетов русского народа вне зависимости от типа государственной власти.
Как пишет Е. Трубецкой [1], замечательный исследователь древнерусской живописи, отличие человека от мира животных заключается в том, что «в человеке есть зачатки другого мира, другого плана бытия», и этот другой мир дан в духовной жизни человека. Такой мир может быть отображён, передан визуально с помощью духовидцев, иконописцев, которые умеют не просто писать икону, но творить образ.
Само понятие духовного образа исконно русское. В художественном творчестве существуют слова, призванные выражать особенности художественного освоения действительности: русский «образ», греческая «икона», западный «имидж». Однако эти понятия несут совершенно разную нагрузку, и «…наш «образ» по своему глубинному, отточенному в течение веков значению, можно сказать, противоположен западному «имиджу» [2].
Удивительно, что образ Родины прямо находит свое воплощение в русской иконе: он ясно передан через работу безымянного иконописца, когда в ликах русских святых и в их глазах читается «не личная или индивидуальная скорбь, а печаль обо всей земле русской, обездоленной, униженной и истерзанной татарами» [1]. В русских иконах ХV - ХVI вв. Родину мы видим уже без утайки, ведь «в этих иконах решительно все обрусело - и лики, и архитектура церквей, и даже мелкие, чисто бытовые подробности. Оно и неудивительно. Русский иконописец пережил тот великий национальный подъем, который в те дни переживало вообще все русское общество» [1]. Такие лики Родины не случайны. Образ родной земли в иконе – указание того, что «поверившая в себя Россия увидела в небесах свой собственный образ», переданный через дар иконописца, который, «забывший уроки греческих учителей, стал писать образ Христов с русскими чертами. Это - не самопревознесение, а явление образа святой Руси в иконописи» [1].
Все предметы и явления на иконе не отображаются в привычных человеку пропорциях, не передают натуральность красок, не стремятся воссоздать естественный цвет, то есть несут иной, символический смысл, поскольку «икона исповедует иной по своему характеру образ». Так на русских иконах отображена и природа родного края: она неприметная, скромная, тихая и печальная, - тем самым иконописец подчеркивал святость русской земли, её избранность, оторванность, непохожесть на иные земли и страны. В морских водах, суровых северных скалах, в изображениях пустыни соловецкой обители находит воплощение любовь иконописца к русской земле и её выражение как «внешнее явление иного, духовного облика родины».
Идея священности Родины как места рождения четко обозначена и в русской вышивке, символика которой насыщена многочисленными элементами архаики, прямо указывающими на плодородие, рождение, новую жизнь. В изображениях рожениц, идущих из глубин древних охотничьих мифов, встречаются многократные символьные указания вышивальщиц на идею сакральной связи рождения с небом. Уже в ранней русской вышивке встречается указание на языческий обряд отпускания на волю двух птиц (семейной пары), чаще лебедей. Традиция такого обряда есть передача определенной закрепленной черты психологии этноса, ее наличие практически у каждого представителя этнической общности, что соответственно определяет схожесть типичных представлений о Родине у большинства членов одной этнической группы [3].
Так или иначе, любой узор народной вышивки представляет собой идеограмму, зашифрованную молитву о Родине. В орнаментах русских вышивок повсеместно встречаются символы жизни родного места: олени, жеребята, кони, птицы, цветы, травы, деревья, в орнаментике видное место занимает колос. Все такие идеограммы несли заклинательную функцию. Повествуя об образе родной земли, недостаточным было лишь методичное перечисление всего, что окружало человека, необходимо предание таким символам динамики (в многократном повторе) и повелительного наклонения как утверждения вечной жизни пространства родного места, нерушимости уклада и традиций. Ценность русских вышивок состоит в сохранении и передаче народной памяти. Как отмечает Б. Рыбаков, «полотняный фольклор» сохранил в механической передаче то, что уже выветрилось из памяти людей» [4].
Культурную память о Родине бережно хранит и народная игрушка. В русском народном творчестве известны куклы («пеленашка», «московка», «гремотуха», «столбушка» и др.), а также игрушки определенной местности, сохраняющие и бережно передающие уклад, ремесло и образ мира (систему представлений) определенной местности России (дымковская игрушка, каргопольская игрушка, Гжель, филимоновская игрушка, Палех, хлудневская игрушка, богородская игрушка). Стремление сохранить народные традиции есть самое прямое желание утверждения бытия Родины, неискоренимости ее образа, попытка его фиксации и констатации вневременного, вечного, сакрального его значения.
Отметим, чтоРодина в России всегда мыслилась в образе женщины(слово «Отечество» несёт, скорее, оттенок государственности). Такая традиция восходит ко времени М. Грека, который писал о России, как о сидящей «при пути в задумчивой позе, в черном платье» плачущей женщине, думающей о своем будущем [4. С.5].
Эта мысль была позднее оформлена в концепции «вечно бабьего» у русского философа Н. Бердяева, такая идея пронизывает творчество и работы русских мыслителей В. Соловьева, В. Розанова и многих других.
Однако после октябрьской революции образ старой России пытались всячески очернить, в 1920-е гг. вполне приемлемыми были такие строки об образе Родины [5]:
Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?
Что же! Вечная память тебе.
Не жила ты, а только охала
В полутемной и тесной избе...
Костылями скрипела и шаркала,
Губы мазала в копоть икон,
Над просторами вороном каркала,
Берегла вековой тяжкий сон.
Эх, старуха! Слепая и глупая!...
(В. Александровский, газета «Правда», 1925)
Советское государство провозглашало новую Россию, многонациональную, сильную, молодую.
Как отмечает исследователь О.В. Рябов, образ России-матушки в течение длительного периода «имел прочные ассоциации с идеологией и мифологией царизма», а потому на смену ему пришел образ молодого пролетария [6], материнский же образ России возвращается в пропаганду лишь в период до Великой Отчественной войны, а также в послевоенный период, когда были установлены памятники «Мать-Родина» на Пискаревском кладбище (В. Исаева и др., 1960) и «Родина-мать зовет!» (Е. Вучетич и др., 1967).
Однако в новой, советской стране, к сожалению, не нашлось места для русской культуры и национального самосознания титульного этноса, особенно после XII съезда РКП(б), где выступил И.Сталин по национальному вопросу о проблеме великодержавного шовинизма русских [7]. Тем не менее, именно в ХХ веке тематика образа Родины отражена в отечественной литературе как в зеркале духовной культуры народа, где наиболее выразительно показаны переживания личности как носителя этнического сознания.
К середине ХХ века в советской прозе наибольшую разработанность получил концепт «малой родины», который до указанного периода в толковых словарях вообще не значился. Понятие «малой родины» ввёл в литературу поэт А. Твардовский, который в статье «О родине большой и малой» в 1958 г. писал: «У большинства людей чувство родины в обширном смысле – родной страны, отчизны – дополняется ещё чувством родины малой, первоначальной, родины в смысле родных мест, отчих краёв, района, города или деревушки. Эта малая родина со своим особым обликом, со своей - пусть самой скромной и непритязательной - красотой предстает человеку в детстве, в пору памятных на всю жизнь впечатлений ребяческой души, и с нею, этой отдельной и личной родиной, он приходит с годами к той большой родине, что обнимает все малые и - в великом целом своем - для всех одна» [8]. Свою поэму о В. Теркине поэт посвящает солдату, который идёт с боями освобождать малую родину, Смоленщину, при этом его образ Родины оказался близким для представителя любой народности, большого и малого этноса, входящего в состав советского государства. Необходимое и возможное единство общенационального и глубоко личного образа Родины верно передано в лирике советского удмуртского поэта Федора Васильева [9]:
Хватает Волге широты и сини,
Но с Камою она ещё сильней,
И для меня бы
Не было России
Без маленькой Удмуртии моей.
Важнейшими ключевыми вопросами в современной России выступают возрождение национального самосознания, поиск духовных основ коллективной идентичности и осознания общего «мы». Духовная сфера жизни народа – богатейший ларец, настоящим сокровищем которого выступает образ Родины как духовное достояние нации, отражающее её исторический путь и судьбу, а также и то уникальное, что указывает на национальную специфику, поступательное развитие, самосохранение и единение. Мы разные, но Родина у нас на всех – одна.
Список литературы:
1. Трубецкой Е. Россия в ее иконе // Евгений Трубецкой. Этюды по русской иконописи: Умозрение в красках. Два мира в древнерусской иконописи. Россия в ее иконе. - М.: 1921. URL: https://lib.eparhia-saratov.ru/books/18t/trubeskoy/umozrenie/14.html (дата обращения: 20.06.2012).
2. Моторин А. Русский «образ», греческая «икона» и западный «имидж» // Икона и образ, иконичность и словесность / А.Моторин. - М.: Паломник, 2007. - С. 56.
3. Гузенина С.В. Образ Родины как духовная основа социального поведения: Монография. / С.В.Гузенина. - Saarbrusken.: LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co. KG, 2014. - 356с.
4. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. - М.: 1981. URL: https://www.gumer.info/bogoslovBuks/Relig/Rubak/09.php (дата обращения: 03.09.2012).
5. Гедеон, Митрополит Ставропольский и Владикавказский. Россия на перепутье. URL: https:// www.zavet.ru/ gedeon.htm (дата обращения: 08.09.2012).
6. Рябов О.В. «Родина-Мать»: история образа // Женщина в российском обществе. 2006. № 3. С. 33-46.
7. 12-й съезд РКП(б) (17-22 апреля 1923 года): стенографический отчет. М.: Политиздат, 1968. 904с.
8. Твардовский А. О родине большой и малой. URL: https://www.nasledie-smolensk.ru /pkns/ index.php? option=com_ content& task =view &id =544& Itemid=112 (дата обращения: 01.10.2012).
9. Троицкий Е.С. Патриотизм – движущая сила преодоления кризиса российского общества // Патриотизм: общероссийский и национальный. Истоки. Сущность. Типология. Сборник статей. М.: 1996.
Гузенина С.В.
«ЛЮБИТЬ ПО-РУССКИ»
(РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ О СМЫСЛЕ ЛЮБВИ)
До сих пор в мире людей нет ничего, что ставилось бы на одну ступень в иерархии человеческих ценностей выше любви (выше даже жизни, вспомним известный и передающийся через века тезис «Любовь сильнее смерти»). Можно совершенно определенно сказать (во всяком случае, на основании итогов регулярно проводимых в России социологических опросов), что значимость любви очень высока, даже в бескрайнем потоке бесчисленных благ и иллюзий ХХI века, всегда подразумевающих какую-либо определенную цену в денежном эквиваленте. Вполне оправдан тезис о том, что логика человечности (и любви как её части) существует обособленно и никак не связана с логикой мировой истории, циклов культуры, политических процессов, экономических формаций [1].
Особое место в истории русской духовности занимает религиозная философия, всплеск которой пришелся на вторую половину XIX и начало XX вв.; её источником явилось православие, а в центре ее внимания - тема Бога и человека, а также и взаимоотношения между ними.
В русской религиозной философии тематика гендерной любви, в отличие от западной философской традиции, не представлена особенно ярко. Исключение составляют работы В.Соловьева, Н.Бердяева и В.Розанова, в которых находит воплощение квинтэссенция мировосприятия русского человека, принимающего любовь как неизбежное начало, без которого немыслима его жизнь.
Миниатюра (Федоскино), художник Б. Шавырин
Виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии, Василий Розанов (1856-1919), посвятил теме любви достаточно много своих глубоких изречений, составивших впоследствии его знаменитую книгу «Опавшие листья», где он, в частности пишет: «Покорить брак закону любви (курсив В.Розанова) … казалось бы, в этом ведь христианство: всё покорять закону согласия, мира, тишины. Но именно в христианстве - не в мусульманстве, не в еврействе – две тысячи лет бьется другой принцип: Покорить любовь закону брака (курсив В.Розанова). И все в этом задыхаются» [2, С.259].
Заметим при этом, что В.Розанов был очень религиозным человеком, откуда такие мысли? Всё дело в том, что любовь в русской, в том числе, и религиозной философии, никак не связана с миром социальности, частным проявлением которого и является семья. Любовь существует автономно от мира людей, она сама и есть Бог, поскольку приводит человека к рождению новых смыслов, ломке или трансформации жизненного сценария, христианская любовь всегда жертвенна, а потому не может быть связана с логикой рациональности. «Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого)» [2, С.28]. В рамках такого понимания любви рождается опыт обретения русского коллективного сознания, где феномен любви преломляется не как призыв к созданию семьи, но как духовная свобода от социальности, ведь лишь в этом духовном поле человек может быть самим собой. Более того, в пространстве любви человек может быть и Другим, оставаясь при этом собой (феномен «Я-как бы Ты»).
Русская религиозная мысль формулирует любовь одновременно и как Божий дар, и как испытание на духовную зрелость при встрече личности с вечностью. В любви каждому даётся шанс на преодоление собственного эгоизма и бренности временной человеческой телесности. Животные не умеют любить, а потому чем дальше мы от мира животных, тем выше способность преодолеть свою телесность, ибо здесь нет места лжи. Поскольку любовь всегда наивна и доверчива, неверность не может присутствовать там, где есть истинная любовь. В.Розанов пишет: «Будь верен человеку, и Бог ничто тебе не поставит в неверность. Будь верен в дружбе и верен в любви: остальных заповедей можешь и не исполнять» [2, С.103], таким образом, верность выступает в русском религиозном сознании важнейшим маркером и символом любви, духовным залогом неспособности причинить зло другому, поверившему. При этом по мысли философа, нет ничего более важного, чем испытать такой духовный опыт, поскольку хоть он труден, и требует самоотдачи, и не несёт ровным счетом никаких бонусов, тем не менее, все «мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете» [2, С.97]. Так формулирует философ своё кредо, так видит его и русский человек, воспитанный в религиозной традиции. Ничего не может быть в его жизни важнее, чем пережить опыт любви, что означает успеть отдать, а не взять. Необходимо со смирением и благодарностью принять то преодоление себя, что послано небом: пережить, понять, измениться, и все время помнить о том, что только Бог через любовь открывает человеку его душу и помогает стать лучше, добрее, мудрее, потому что «общество, окружающие убавляют душу, а не прибавляют» [2, С.3].
Один из виднейших представителей русской религиозной философии ХХ столетия, Николай Бердяев (1874-1948), первый в России представитель школы религиозного экзистенциализма, в своих трудах неизменно противопоставляет свободу человеческого духа прокрустову ложу объективной необходимости.
В работе «Смысл творчества» Н.Бердяев, как и В.Розанов, указывает на то, что «семья родилась из необходимости, а не из свободы», а «жизненное благоустройство, семейное благоустройство – могила любви» [3, С.264]. Философ противопоставляет жизнь семьи, связанную с необходимостью деторождения и природу любви, разводит их, поскольку «она не от «мира сего», она не здешний цветок, гибнущий в среде этого мира» [3, С.258]. Н. Бердяев подчёркивает очевидную трагичность любви, творческое начало и жертвенность, а потому святость, ибо в ней ясно явлено «отречение от всякой жизненной перспективы, жертва жизнью» [3, С.264], любовь есть «акт творческий, созидающий иную жизнь, побеждающий «мир», преодолевающий род и природную необходимость. В любви утверждается личность, единственная, неповторимая» [3, С.256].
Миниатюра (Федоскино), художник Н. Стрелкина
В этом ключе довольно интересен аспект любви к Родине в работах величайших представителей философской мысли нашей страны. У Н.Бердяева читаем: «Любовь наша к России как и всякая любовь – произвольна, она не есть любовь за качества и достоинства, но любовь эта должна быть источником творческого созидания качеств и достоинств России» [3, С.145].
Таким образом, и человека, и Родину мы любим не «потому что…», а «несмотря на...», имея в виду целый комплекс качеств, которые в любви оказываются не слишком важными. Особенность любви состоит в том, что практически никакие социальные, природные и культурные факторы не влияют на её зарождение, однако они оказывают весьма значительную роль на её развитие, становление, эволюцию. Зрелая личность вполне сознаёт факт того, что Родина должна быть сильна и благополучна, однако философ В.Розанов замечает нам: «счастливую и великую Родину любить не велика вещь. Мы её должны любить, именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно когда наша мать пьяна, лжёт и вся запуталась в грехе – мы не должны отходить от неё…»[2, С.26]. Жертвенность любви вполне логично выходит у философа и на макроуровень, ясно раскрываясь не только в гендерной любви, но и в патриотизме.
Остановимся более подробно также на работе «Смысл любви», принадлежащей перу титана русской религиозной мысли и создателя мощного течения русской религиозной философии, Владимиру Соловьёву (1853-1900), в которой он замечает, что «самая сильная любовь весьма часто бывает не разделенною», и в этом факте многие видят явную или скрытую несправедливость. На самом деле, весь «смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности чрез жертву эгоизма». Поскольку через любовь человек спасается, смысл любви как раз и состоит «в способности переходить за границы своего фактического феноменального бытия, в способности жить не только в себе, но и в другом. Всякая любовь есть проявление этой способности, но не всякая осуществляет ее в одинаковой степени, не всякая одинаково радикально подрывает эгоизм», поскольку «любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое, как перестановка самого центра нашей личной жизни » [4].
Любовь как атрибут духовной жизни русского человека фундаментальна, поскольку составляет базис его мироотношения, мировоззрения. В этом смысле весьма интересной выступает тема любви не только к близким, но и к совершенно незнакомым, чужим, далёким, и даже врагам. Хотелось бы привести для большей иллюстративности слова известного представителя школы неофрейдизма, психолога Э.Фромма: «Любить собственную плоть и кровь не бог весть какое достижение. Животное тоже любит своих детенышей и заботится о них... И только в любви к тем, кто не служит никакой цели, любовь начинает раскрываться. Не случайно главный объект в Ветхом завете — бедняк, чужестранец, вдова и сирота, — и, наконец, национальный враг — египтянин и эдомит» [5,С.308]. В этой цитате полностью раскрывается бескорыстие любви, которое всегда подчеркивалось и видными представителями русской религиозной философии. При этом отметим, что религиозное понимание любви в России не столько теория, сколько практика её воплощения: это гуманитарная поддержка тем, кому сложно и тяжело в любом уголке земного шара: голодающим, больным, детям; помощь тем, кто пережил землетрясение или ракетные налёты; это рука дружбы братским странам. В России много своих проблем, сирот, нищих, стариков, больных детей. Но религиозное сознание русского человека не позволяет ему быть жестоким, а приказывает жить по совести, то есть – жалеть и делиться даже последним с теми, кому плохо, идти на помощь, слушать и слышать, раскрываться в своей искренности и вселенской любви, совсем не ожидая встречного ответа.
В.Соловьёв показывает смысл такой любви в концепции всеединства через сизигическое отношение и всеобщность. Всеединство – это такое целое, в котором каждая часть находит своё место, обретает свой смысл и при этом не теряется, не растворяется, так же как и в игре симфонического оркестра, где каждый инструмент, вписываясь в общую музыкальную гармонию, сохраняет своё значение и самостоятельность. По убеждению В.Соловьева, христианство – это не только вера в Бога, но и вера в человека, поскольку в Христе соединились две природы, это должно произойти и человеческом обществе, и в коллективе: «…социальное все, в силу положительной солидарности всех своих элементов, должно для каждого из них являться как действительное единство, как бы другое, восполняющее его (в новой, более широкой сфере) живое существо» [5]. В свою очередь, необходимость «всеобщего бытия совершенствует самую индивидуальность, сообщая ей единство и полноту жизненного содержания, и тем самым возвышает и увековечивает основную индивидуальную форму любви» [4].
В двойственности, в промежуточности человека, который является связующим звеном между божественным и природным миром, – и трагизм положения, и надежда, и подаренная ему через любовь возможность на обретение новых духовных вершин.
Список литературы:
1. Гузенина С.В., Яковлева Е.Л. Абсурдность и смысл любви / С.В.Гузенина, Е.Л.Яковлева// Научные дискуссии о ценностях современного общества. Сборник материалов VII-й международной научно-практической конференции (г. Липецк,10 февраля 2015 г.) / Отв. ред. Е.М.Мосолова.- Липецк: «Ра-Души», 2015. с. 47-54.
2. Розанов В. Опавшие листья/ В.В.Розанов. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. 383с. https://www.magister.msk.ru/library/philos/rozanov/rozav024.htm
3. Бердяев Н. Смысл творчества/ Николай Бердяев. – М.АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. 414с.
4. Соловьёв В. Смысл любви https://www.magister.msk.ru/library/philos/ solovyov/ solovv21.htm
5. Гусев Д.А. Великие философы / Д.А.Гусев, П.В.Рябов. - М.: АСТ: Астрель: Транзиткнига, 2005. - 455с.
Гузенина С.В.
«ВСЁ ТЕ ЖЕ МЫ: НАМ ЦЕЛЫЙ МИР – ЧУЖБИНА…»[1]
«…перед русской душой открываются дали и нет очерченного горизонта перед духовными её очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, Божественной правды… и мука ее не знает утоления»
Н.Бердяев
Сегодня в России наблюдается пристальный интерес к проблемам национального самосознания, патриотизма, космополитизма, эмиграции, сохранению национального культурного достояния и духовной безопасности. Несмотря на экономические дефолты, политические кризисы и открытие границ, массовые поездки за рубеж, бизнес-коммуникации, торговые контракты, дружбу и межнациональные браки, мы все также и в шутку, и в серьез ощущаем себя особыми, абсолютно несхожими с «ними», другими, что наиболее явно проявляется в дни горя или радости.
Однако имеющиеся на современном этапе российской истории научные данные свидетельствуют о том, что народности и нации, проживающие на территории РФ, довольно трудно объединить термином «общая российская история», поэтому некоторые характеристики русского менталитета имеют свою специфику. Назовем причины, которые этому способствовали:
- несимметричность влияния на племенную психологию культурных норм Севера и Юга: Юг ассоциировался с кочевыми племенами печенегов, хазар, еврейского каганата, половцев. В отношении же Севера, культурная традиция совсем иная; во всяком случае, влияние культуры викингов на словен, меря, чудь и другие северные этносы представляется очевидным;
- бинарность (двойственность, амбивалетность) русского менталитета, наличие которой, так или иначе, можно найти уже в описаниях отечественными историками психологических особенностей характера наших далёких предков.
Культурная самобытность православного этноса, создавшего когда-то государство Киевская Русь, наиболее полно представлена в устном народном творчестве. Именно здесь раскрывается понимание типологических качеств и ментальных черт общности, которую целиком и полностью нельзя идентифицировать через категории «Восток» или «Запад». Негаснущим отблеском архаичного гилозоизма в русском ментальном пространстве остается сакрализация земли, а также особое отношение к небу, лесу, ветру, полю (во многих русских сказках, былинах и песнях человек обращается к солнцу, реке, берёзе, дубу за советом, говорит с ними как с искренними друзьями, просит о помощи). Затрудняясь найти верные решения на задачи, которые ставит перед нами жизнь, мы и сегодня пытаемся отыскать их в социальном опыте своего народа, оставленном как голос далёких предков, говорящий с нами сквозь многие столетия.
Даже отношение к бедности, богатству в нашей стране зачастую определяется не объективной практичностью, рациональностью, но, во-многом, опосредовано ментальной традицией, а потому и российские социологические данные по указанным вопросам могут показаться весьма странными, парадоксальными, а порой и выходящими за рамки здравого смысла. И, тем не менее, все такие особенности имеют самое прямое отношение к специфике русского менталитета, а значит - русской истории и культуре.
Историк Н.Карамзин пишет: «Между достопамятными чертами древних Русских нравов заметим также отменное уважение к старцам: Владимир слушался их совета; в гражданских Вечах они имели первенство. Наконец, сей народ, еще грубый, необразованный, умел любить своих добрых Государей: плакал над телом великого Олега, мудрой Ольги, Св. Владимира и потомству своему оставил пример благодарности, который делает честь имени Русскому».
Одновременно с этим особенности русского менталитета напрямую связаны с практикой вечного поиска свободы от государства и счастливого Беловодского царства. Именно этот факт способствовал освоению крестьянами русского Севера, Сибири и Аляски; такая причина разжигала и извечные русские бунты, была в основе восстания дакабристов, в котором сами его лидеры «действовали против своих имущественных, сословных и классовых интересов» во имя справедливости.
Представления о богатстве на Руси всегда были неоднозначными. Сегодня нам внушают приоритеты богатства, однако всегда на Руси понятия «богатство» и «довольство» могли противопоставляться: «Богатым быть трудно, а сытым (а довольным) не мудрено». Пословицы и поговорки о богатстве и бедности раскрывают отношение русского крестьянина, рабочего человека к деньгам, заставляют задуматься над проблемой денег. Пословицы и поговорки рассказывают, в чём ценность денег, в чём их сила, а в чём зло. Поэтому герой русского фольклора, наделенный такими качествами как доброта, щедрость, честность глубоко симпатичен русскому народу.
Богатство как явление положительное связывалось с наличием ума и со способностью самостоятельно мыслить: «Богатство ум рождает», «Смотря на людей, сыт не будешь». Идеальное представление русского крестьянина о богатстве ассоциировалось «не с количеством материальных благ, а с полнотой бытия», не было противопоставления материального богатства духовному, экономического благосостояния нравственному совершенствованию, а «спутником материального достатка» должно было быть «нравственное и душевное здоровье».
Часто считали, что любое богатство связано с грехом: «Богатство перед Богом — большой грех»; «У кого деньги вижу, — души не вижу»; «Пусти душу в ад — будешь богат». Отсюда следовали выводы: «Лучше жить бедняком, чем разбогатеть с грехом». То есть образ бедняка больше согласовывался с народным идеалом. Отсюда особое отношение у русского человека к юродивым, «несчастненьким», как особо отмеченным Богом.
Исследуя социальные представления о бедном и богатом сказочных персонажах, ученые А.Л. Журавлев и Т.В. Дробышева указывают их следующие характеристики: в большинстве русских народных сказок главное место занимает повествование о действиях и поступках бедняка, а не богача. При этом как бедные, так и богатые сказочные герои обладают и положительными, и отрицательными качествами личности. Однако бедный персонаж, как правило, проходит через множество испытаний, изменяется, приобретает опыт и либо становится другим (при условии, что его образ изначально включал много отрицательных характеристик), либо остается таким же, как и был. В конце повествования, если бедняк устоял перед трудностями, вынес много положительного для себя и проявил это по отношению к другим, то он обычно получает вознаграждение, причем как материального, так и морального характера. В любом случае его образ в сказках более динамичен, чем образ богатого персонажа. В целом, богатый по сравнению с бедным производит впечатление в большей степени отрицательного, чем положительного героя. Отношение русского к богатому человеку амбивалентно: почти все наиболее значимые характеристики имеют близкое число упоминаний в описании и бедного, и богатого, причем как положительные, так и отрицательные. К примеру, в волшебных сказках, в которых число упоминаний о бедном три раза больше, чем о богатом, бедному человеку предоставляется возможность в конце повествования стать богатым, успешным и счастливым.
Отрицательная оценка богатства связана со следующими причинами:
1. Большое богатство – это большие заботы; бедному, напротив, не о чем беспокоиться, так как ему нечего терять;
2. Богатство закономерно ведет к высокомерности и надменности; высокомерное же и спесивое поведение однозначно отождествляется с глупостью;
3. Богатство – грех: большого состояния нельзя нажить честным трудом; где богатство, там безнравственность и преступления; честная бедность предпочтительнее греховного богатства;
4. Где богатство, там, как правило, скупость и жадность.
Россия всегда мыслилась в образе женщины (слово «Отечество» несёт, скорее, оттенок государственности). Такая традиция восходит ко времени М. Грека, который писал о России как о сидящей «при пути в задумчивой позе, в черном платье» плачущей женщине, думающей о своем будущем. Эта мысль была позднее оформлена в концепции «вечно бабьего» у русского философа Н. Бердяева, такая идея пронизывает творчество и работы русских мыслителей В.Соловьева, В.Розанова и многих других. Бинарность же женских типологических черт можно проследить в русских сказках: женщина на Руси – не только тихая и кроткая, но и защитница, советчица (Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая, слабая и одновременно трудолюбивая Крошечка-Хаврошечка, недобрая, но дающая ценные советы Баба Яга и т.д.).
Заметим, что и женственность России, и такая бинарная символьность сигнализируют о присутствии в русской душе того же качества – неустанного стремления к свободе и анархизму, Россия всегда «стремилась к абсолютной свободе и к правде, невместимой ни в какую государственность». Видимо, как отмечает Н. Бердяев, «несоединенность мужественного и женственного в русском духе и русском характере» и составляет основу духовной жизни России: ее непонятности для иностранцев, вечных исканий русской интеллигенции, нежелании русского человека жить жизнью мещанина: тихо сидеть на месте, довольствоваться малым, поскольку «перед русской душой открываются дали и нет очерченного горизонта перед духовными её очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, Божественной правды и спасения для всего мира и мука ее не знает утоления. Душа эта поглощена решением конечных, проклятых вопросов о смысле жизни».
Академик РАН Д.С.Лихачёв, тем не менее, подчёркивает, что русская культура по своему типу - европейская, поскольку «она всегда в своей глубочайшей основе была предана идее свободы личности», несмотря на то, что эпоха Петра I внесла свои колоссальные коррективы в самосознание русского народа. Петровские реформы разделили Россию на два лагеря – высшее общество со своей культурой и отношением к Западу, желанием подражать западным эталонам и ту часть русского населения, которая осталась вне европейского стиля жизни и культурных традиций. Такая поляризация оказала серьезное влияние на общественную психологию: с одной стороны Запад олицетворяется с прогрессом и развитием, интеграцией в мировое сообщество, но с другой мыслится как неизбежное зло, под которым подразумеваются раскол, утрата этнических корней, потеря самобытности и национальной культуры.Социологические же исследования, проведенные сравнительно недавно (десятые годы ХХI века) показывают, что до сих пор живы тенденции отмежевания России от Запада. Эта отстраненность оформляется еще в концепции славянофилов, отстаивающих для страны собственный, не похожий на западный путь социально-экономического развития.
Логически это сближает Россию с восточным миром, хотя современный подход к образу Востока в России чрезвычайно сложно определить однозначно. Формирование такого образа в массовом сознании уже не слишком зависит от художественного или поэтического творчества или научных разработок, поскольку на сегодняшний день в России образ Востока связан объективно с рядом факторов, важнейшими из которых являются: территория нашей страны и этнический состав населения современной России, куда входят многочисленные народности, этнические группы и общности, имеющие прямое отношение к стереотипам «Кавказ», «восточные народы» и «лица кавказской национальности»; опыт войн и военных действий России в Афганистане, Чечне, Дагестане; актуальность и сохраняющаяся опасность террористической угрозы; отношение к исламскому фундаментализму; события на Ближнем Востоке. Признаем и тот факт, что сегодня в образе Востока, скажем, москвичей, где многие приезжие из Средней Азии находят себе работу, и жителей провинциальных российских городов, где такого притока из бывших союзных республик не наблюдается, есть существенная разница. Верным, скорее, будет вывод о заметной трансформации стереотипа в отношении Востока. Для такой трансформации есть несколько причин - пришло понимание многомерности и поликультурности мира, необходимости поиска диалога, а не углубления противоречий и конфронтации.
Кроме того, в массовом сознании россиян «Восток» стал не так однороден, но многолик благодаря возможности свободно пересекать границы и открыто общаться (как через Интернет, так и лицом – к- лицу, на самых разных уровнях): учиться, дружить, любить, создавать семьи. Коммуникация соответственно определяет и искреннее желание узнавать другую культуру глубже: знакомиться с традициями, читать первоисточники (причём и на языке оригинала), отмечать праздники, посещать мероприятия (в том числе религиозного характера) и так далее.
По результатам опроса, проведенного автором, в котором принимали участие студенты областного центра ЦФО[2] (выборка квотная по полу и возрасту), в массовом сознании современного российского студенчества, у 93% респондентов, вне зависимости от пола и возраста, образ Востока ассоциируется с понятиями «духовность» и «реальность». Молодёж ь отмечает, что её волнуют события, происходящие на ближнем Востоке (88%), и, хотя они признают, что Восток и Запад – два полярных мира (97%), однако считают, что противоречия Востока и Запада – давняя проблема и информация об обострившемся противостоянии между Востоком и Западом создаётся искусственно в СМИ(73%).
Духовное национальное наследие является неотъемлемой частью как личностного развития, так и гарантом исторического пути каждого народа. Лишь открыв полноценно сущность народного можно понять отдельного человека, при этом уяснив, что все духовное ес