– Снова тебя увидеть. Напомнить самому себе, что я не одинок.
– А почему ты думаешь, что ты не одинок?
Парень отвернулся и осмотрел улицу. Вдалеке показалось такси, но свет его фар не мог проникнуть сквозь темноту и добраться до них.
– Это было жестоко, – сказал он, наконец повернувшись к ней.
Козетта снова пожала плечами:
– Ты меня расстраиваешь своими ответами. То, что ты говоришь, причиняет мне боль. И Пэддиджек частенько плачет из‑за тебя.
– Я просто говорю правду.
Козетта уперлась подбородком в ладонь и долго смотрела в его лицо.
– Розалинда говорит, что правда неуловима, как привидение, – сказала она. – Каждый видит ее по‑своему.
Парень молча выдержал ее взгляд.
– И ты одинок, – добавила Козетта, – только потому, что сам этого хочешь.
– Ты действительно так думаешь?
– Ты сам говорил это Пэдциджеку, а он передал мне.
– Пэддиджек похож на большого щенка. Он ходил за мной повсюду, пока я не сказал, что хочу побыть один. Я не хотел, чтобы он пострадал, а там, где я бываю, порой небезопасно для него.
– Но ты редко появляешься, мы тебя совсем не видим.
– Ну вот я здесь.
– Но не из‑за меня, – улыбнулась Козетта. – Ты хочешь побольше узнать об Изабель. Хочешь выяснить, зачем она приехала в город. Ты понимаешь, что это не просто визит к подруге, но не знаешь, что за этим кроется. Я права?
– Признаюсь, меня мучает любопытство.
– Вот видишь? – с оттенком разочарования в голосе сказала Козетта. – Тебе тоже что‑то нужно от меня. Значит, и твои поступки подчинены выгоде.
– Я никогда не утверждал, что идеален.
– Но ты всегда притворялся, что счастлив.
– Даже и не думал. Я действительно был счастлив одно время, но это было очень давно.
– Вот тебе еще одна загадка, – сказала Козетта. – Если любовь причиняет мучительные страдания, зачем люди так к ней стремятся?
Не успел он ответить, как Козетта закрыла глаза и представила себе картину «Дикарка», висящую в Детском фонде. В следующий момент она уже оказалась перед полотном, стоя на ковре в своих новых ботинках.
– Это происходит потому, что мы не знаем ничего прекраснее, – произнес темноволосый юноша, обращаясь к пустому пространству, где недавно стояла Козетта. – И никогда не можем перед ней устоять.
IX
– Что это было? – спросил Алан, поворачиваясь к кухонному окну.
– А что там?
– Мне послышался какой‑то шум снаружи.
Алан поднялся со стула и выглянул в окно, но не смог увидеть ничего, кроме темноты и пожарной лестницы, выступающей в потоке света, льющегося из кухни.
– Я ничего не слышала, – сказала Мариса.
– Думаю, там была кошка.
Но в его голосе не было уверенности, и Алан задержался у окна, всматриваясь во что‑то, что мог видеть только он один. Его фигура выражала такое одиночество, что Марисе захотелось подойти и утешить его, но она осталась сидеть за столом, уронив на колени руки со сплетенными пальцами.
– Иногда по вечерам, – заговорил Алан, – мне кажется, что здесь есть призраки – но не умерших людей, а тех, какими мы были в прошлом или могли бы быть. – Он обернулся и взглянул на Марису. – Тебе никогда не приходилось задумываться о таких вещах?
– Наверно, приходилось, – ответила она. – Но не о призраках. Я часто думаю о прошлом и о выборе, который я сделала. И что могло бы произойти, если бы я выбрала что‑то другое.
Алан вернулся на свое место у стола и повертел в руках пустую чашку:
– А ты бы отказалась выйти замуж за Джорджа, если бы можно было изменить прошлое?
Мариса покачала головой:
– Если бы я не вышла за Джорджа, я никогда не приехала бы в Ньюфорд и не встретила бы тебя.
Произнося эти слова, Мариса не спускала глаз с лица Алана, ожидая, что он наконец снимет свою маску. Но Алан только наклонился над столом и взял ее за руку. В этом жесте не было никакого обещания. Они просто утешали друг друга, вот и всё, но сейчас Марисе было достаточно и этого.
X
Изабель разбудил Рубенс, лапами мявший подушку совсем рядом с ее головой, так что длинные кошачьи усы щекотали лицо. Она повернула голову и увидела, что Джилли еще спит на другой стороне широкой кровати. Тогда Изабель вытащила руку из‑под одеяла и погладила кота. Спрятанный в его груди моторчик тут же громко заурчал.
– Знаю, знаю, – прошептала Изабель. – Ты хочешь выйти, но не можешь.
Видя, что хозяйка не встает с постели, кот нагнул голову и потерся о ее щеку.
– Мы же не дома, – терпеливо объяснила Изабель, словно надеясь, что Рубенс ее поймет.
Кот немного помедлил, а потом переместился к изножью кровати и лег, не спуская глаз с ее лица. Изабель пришлось подняться с постели, хотя бы ради того, чтобы избавиться от укоризненного взгляда своего любимца. Она приняла душ и оделась, а затем решила пойти куда‑нибудь позавтракать. Накануне они с Джилли засиделись допоздна, проведя время за разговорами и воспоминаниями, обмениваясь накопившимися новостями, так что Изабель не стала будить подругу.
Сама Изабель провела ночь почти без сна, без конца поворачиваясь с боку на бок на незнакомой кровати. Она пыталась не обращать внимания на городской шум и не ворочаться, чтобы не будить Джилли. Но неумолкающий гул не позволил ей заснуть, хотя это была не единственная причина бессонницы. Она старалась не думать о том, что беспокоило ее со вчерашнего дня: о книге Кэти; о том, что Джилли видела Джона, которого Изабель считала погибшим.
Изабель насыпала сухой корм в миску Рубенса, а потом написала короткую записку и приколола к мольберту Джилли:
"Доброе утро, соня!
Я решила встать пораньше и заняться всякими мелочами. Надеюсь, ты не возражаешь против присутствия Рубенса. Я вернусь около полудня и заберу его с собой.
И."
Рубенс с надеждой подбежал к выходу, но удостоился лишь прощального объятия, прежде чем Изабель выскочила из квартиры и закрыла за собой дверь. Она немного постояла снаружи, гадая, не станет ли кот мяукать.
«Хороший мальчик, – подумала она, не услышав ни звука. – Дай Джилли возможность выспаться как следует».
Придерживаясь рукой за стену, Изабель спустилась по лестнице и вышла на улицу. Там еще раз удостоверилась, что положила ключ в карман, а потом направилась к метро, чтобы доехать до автобусной станции.
Ключ, как она и ожидала, оказался бесполезным. Он вошел в замочную скважину, но не поворачивался. Изабель сделала несколько тщетных попыток, потом сравнила номер ячейки с цифрами на ключе. Номера совпадали, но ключ не открывал дверцу. Она и не надеялась ни на что другое. Не было ни единого шанса, что оставленная Кэти посылка будет ждать ее все эти годы. Но всё же Изабель ощутила некоторое разочарование, что после смерти Кэти ее магия перестала действовать. По глубокому убеждению Изабель, никто, кроме Кэти, не мог так ловко манипулировать случайностями. Но этот дар умер вместе с подругой. В конце концов Изабель всё же отправилась на поиски охранников и обнаружила их кабинет в маленьком коридорчике позади зала ожидания. Внутри сидели двое мужчин в форме. Один из них, ее ровесник, развалился в кресле и читал книгу. При виде посетительницы он ненадолго поднял на нее взгляд своих карих глаз, а потом снова вернулся к чтению. Его более пожилой напарник встал из‑за стола, показав круглый животик, перевешивающийся через ремень и странным образом не соответствующий в целом стройной фигуре.
– Вы должны нас понять, мисс, – произнес он, когда Изабель рассказала о своей проблеме. – Мы проверяем все ячейки раз в три месяца. То, что там находится, хранится на складе еще какое‑то время, а затем мы избавляемся от этих вещей.
У Изабель защемило сердце. Она не имела понятия, что оставила Кэти в камере хранения. Для посторонних людей эта посылка могла не представлять никакой ценности, но Кэти послала ей ключ, значит, там было нечто важное для них обеих. Она не могла без содрогания подумать о том, что эта вещь была просто выброшена на помойку.
– А вы не можете сказать, куда потом всё это попадает?
– Мы придерживаемся инструкции. Всё, что можно продать, передается в различные благотворительные организации. Остальное отправляется на свалку.
– Да, но...
Изабель почувствовала на себе любопытный взгляд карих глаз второго мужчины, уставившегося на нее поверх книги. Как только она повернулась к нему, молодой охранник провел рукой по волосам и снова уткнулся в книгу.
– Мисс, прошло уже пять лет, – объяснял ей старший охранник.
– Да, я понимаю.
– И вы даже не знаете, что ваша подруга там оставила.
– Да, конечно, – протянула Изабель. – Но всё же... – Что поделать, этот мужчина ничем не сможет ей помочь. Изабель, еле сдерживая подступившие слезы, направилась к двери.
– Мне очень жаль, – сказал охранник. – Я бы с радостью вам помог...
– Спасибо, я...
Она беспомощно пожала плечами и уже собиралась выйти, когда младший охранник отложил книгу и попросил ее задержаться. Он поднялся, открыл ящик своего стола и принялся что‑то искать. Когда Изабель подошла к нему, он протянул ей фотографию. На снимке были изображены трое: Кэти, Алан и она сама. Они сидели на траве парка Фитцгенри, и солнечные лучи, льющиеся с голубого неба, освещали их молодые счастливые лица. Изабель уже успела забыть, какой она была в молодости, но тот день она помнила; Алан установил фотоаппарат на ветке дерева и воспользовался автоспуском, чтобы снять всех троих.
– Это ведь вы, не так ли? – спросил охранник. Изабель утвердительно кивнула:
– Где... где вы взяли эту фотографию?
– Она была в посылке вашей подруги. – Изабель изумленно взглянула на старшего охранника, но он казался не менее удивленным, чем она сама.
– Я не понимаю, – произнесла девушка.
– Я был страстным поклонником Катарины Малли, – заговорил младший сотрудник. – Когда она была здесь, я ее сразу узнал. Хотел даже попросить автограф, но у меня не было при себе ни одной из ее книг. Поэтому написал записку с просьбой зайти в кабинет, когда она вернется за вещами, и положил ее в ячейку. Но потом она... умерла.
– Марк, – вмешался его старший товарищ. – Если ты скажешь, что открывал ту ячейку, я буду вынужден...
– Никоим образом. Я ждал девяносто дней. А потом припрятал найденные там вещи. Я считал, что кто‑нибудь обязательно за ними придет. Получилось в точности как в одной из ее историй. – Он повернулся к Изабель в поисках поддержки. – Вы помните, как она писала, что любое самое незначительное событие является составной частью сложной системы? Как в сказке «Судьба», где два приятеля всё же встречаются, несмотря на то что один из них умер двадцать лет назад.
– Судьба, – вполголоса повторила Изабель.
– Да, – кивнул Марк. – Наверно, я не зря держал эти вещи, раз вы пришли сюда через пять лет после ее смерти. Судьба.
– И вы готовы отдать их мне? – спросила Изабель.
– Сверток теперь хранится в моей личной ячейке. Побудьте здесь, я принесу его через минуту.
Как только он вышел из кабинета, старший охранник обратился к Изабель:
– Должен вас предупредить, что действия Марка идут вразрез с нашими правилами.
– Вы не услышите от меня ни единого слова жалобы, – заверила его Изабель.
Она подумала, что Марк, вероятно, исследовал содержимое ячейки Кэти, но Изабель испытывала такой восторг от находки, что не могла на него сердиться.
– Скажите, ему не грозит наказание за этот поступок?
– Ну, строго говоря, ему не следовало прятать содержимое ячейки. Наша полиция весьма щепетильно к этому относится.
– Но ведь я в конце концов его получу.
– Да, верно...
Разговор на этом прервался, поскольку в этот момент вернулся Марк с пластиковой сумкой в руке. Он достал два заклеенных свертка. Казалось, ни один из них не был вскрыт.
– Вот и всё, что было в той ячейке, – сказал он. – Два свертка и фотография, лежащая поверх них.
Изабель провела пальцем по ленточке скотча, не в силах поверить, что парень за столько лет даже не попытался заглянуть внутрь.
– И вы их не разворачивали? – всё же спросила она.
– Я не мог решиться. Как будто мне лично доверили их сохранить. – Марк пожал плечами. – Я знаю, это звучит глупо, но вы сможете меня понять. Я впервые начал читать ее книги не в самый лучший период моей жизни. Мне не приходилось встречаться с ней лично, но ее истории перевернули мою душу. Словно она была моим близким другом, а в частную жизнь друга нельзя вторгаться без приглашения; приходится ждать, пока он сам начнет говорить.
Изабель провела рукой по одному из свертков. Уже по очертаниям она знала, что там спрятано. В первом определенно лежала книга. Во втором – картина.
Она даже ощутила, как прогнулось полотно под весом ладони.
– Ваш поступок меня приятно удивил, – сказала она Марку. – С вашей помощью возродилась вера во всё лучшее, что есть в людях.
– Теперь вы понимаете? – обрадовался Марк. – Это судьба. И всё благодаря книгам Малли и их воздействию на меня.
Изабель повернулась к старшему из охранников:
– Вы не возражаете? Я могу это забрать?
Он немного поколебался, потом пожал плечами:
– Вот черт! Почему бы и нет? Только прошу вас никому об этом не рассказывать.
– Спасибо вам обоим, – поблагодарила их Изабель, складывая свертки обратно в сумку.
– Не забудьте и это, – остановил ее Марк, протягивая фотографию.
Изабель еще раз посмотрела на снимок. Ее воспоминаниям не требовалось дополнительных стимулов.
– Почему бы вам не оставить его у себя? – предложила она.
– А можно?
– Это самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить. Еще раз спасибо.
Изабель за руку попрощалась с обоими мужчинами и вышла из кабинета, прижимая к груди пластиковую сумку.
«Произошло одно из необъяснимых совпадений, и вещи попали по назначению, – думала она, покидая здание автобусной станции. – А может, судьба и магический дар Кэти еще раз подействовали, даже после ее смерти».
XI
Мысли о странной девушке, так таинственно появившейся прошлым вечером в помещении фонда, а потом не менее таинственно исчезнувшей, никак не выходили из головы Роланды. И сон, приснившийся той ночью, тоже казался ей загадочным. Роланде снилось, что Козетта сидит на краешке кровати и внимательно изучает ее лицо. Просыпаясь, она осматривалась, но на кровати, кроме нее самой, разумеется, никого не было. Стоило ей снова заснуть, как видение возвращалось.
Наконец Роланда решила встать и закончить финансовый отчет, начатый накануне вечером. Если уж невозможно выспаться, надо хотя бы с пользой провести время.
Она сварила у себя на кухне чашку крепкого кофе и спустилась вниз. На пороге кабинета она замерла от удивления. И причиной тому был даже не странный запах, витавший в воздухе. В углу, на кушетке, свернулась калачиком маленькая фигурка. Козетта, одетая всё в тот же свитер и башмаки, положив голову на подлокотник и крепко прижав руки к груди, изогнулась в виде буквы Z.
Роланда тихонько прошла к своему столу и поставила чашку. Рука некстати дрогнула, и несколько капель коричневой жидкости пролились на одну из страниц отчета, но Роланда даже и не подумала их стереть. Она только молча смотрела на загадочную незнакомку и удивлялась странному запаху, заполнившему помещение. Опомнившись наконец, Роланда сходила в кабинет Шауны, принесла оттуда одеяло и накрыла Козетту.
– Я не сплю, – отозвалась девушка.
Роланда вздрогнула от неожиданности и медленно опустилась на край журнального столика рядом с кушеткой.
«Что ты здесь делаешь? – хотела спросить она. – Как ты сюда попала?» Но вместо этого произнесла совсем другие слова:
– Полагаю, тебе не очень‑то удобно лежать на кушетке. У меня наверху есть кровать, можешь поспать там.
Девушка серьезно посмотрела в ее лицо:
– Вы же помните, я не нуждаюсь в отдыхе и не могу видеть сны.
Резкая смена темы разговора не обескуражила Роланду, в подобных местах к этому быстро привыкаешь.
– Все видят сны, – сказала она. – Просто ты их не помнишь, вот и всё.
– Тогда почему я не могу рисовать? – спросила Козетта.
– Я не уверена, что улавливаю связь между снами и рисованием.
Козетта села на кушетке и подняла с пола еще не просохший холст. Увидев его, Роланда догадалась о происхождении запаха. Растворитель. До этого ей никак не удавалось определить этот запах, поскольку данное вещество было в фонде совершенно не к месту.
– Посмотрите, – сказала Козетта. – Это ужасно.
Роланда назвала бы рисунок произведением в примитивистском стиле. Мазки темно‑голубой, красной и фиолетовой красок, использованных Козеттой, складывались в образ спящей в постели женщины. Перспектива была несколько искажена, пропорции соблюдались неточно, но в портрете, несмотря на явный недостаток техники, было определенное чувство – какого‑то тягостного беспокойства.
– Я бы не сказала, что это ужасно, – произнесла Роланда, внимательно всматриваясь в картину.
Ее внимание привлек контур изголовья. Это же ее собственная кровать! Козетта нарисовала Роланду, спящую в своей спальне наверху. Значит, это был не сон. Девочка на самом деле наблюдала за ней.
– Но вы же не станете утверждать, что работа хороша, не так ли?
Роланда с трудом заставила себя вернуться к разговору. Мысль о том, что Козетта проникла в квартиру, сидела в спальне и наблюдала, совершенно выбила ее из колеи. Как ей это удалось? Входная дверь внизу заперта, дверь в квартиру тоже.
– Ну как? – настаивала Козетта. Роланда откашлялась.
– Как давно ты занимаешься рисованием? – спросила она.
– О, годы и годы. Но мне ни разу не удалось изобразить предмет так, как он выглядит на самом деле, как это делает Изабель. Будь я на ее месте, ни за что не отказалась бы от своего дара.
В словах девушки звучала такая искренность, что Роланда не удержалась от улыбки.
– А ты заканчивала какие‑нибудь курсы? – спросила она. – Обучение живописи – долгий процесс. Большинство художников для этого учатся в университете или берут уроки у опытных мастеров. Я не знаю никого, кто в твоем возрасте создавал бы шедевры.
– Я старше, чем выгляжу.
– Да, ты мне уже говорила, – кивнула Роланда.
– Но это правда.
– Я тебе верю.
– Я так выгляжу только потому, что Изабель в таком виде изобразила мой переход. На самом деле я уже не ребенок.
– А кто такая Изабель?
Козетта показала рукой на картину «Дикарка», висевшую на противоположной стене.
– Вот одна из ее картин. Эту она рисовала с меня.
– Но картина висит здесь уже несколько лет...
– Я знаю. Я же говорила, что выгляжу моложе своего возраста. С тех пор как она вызвала меня сюда, прошло пятнадцать лет.
Роланде показалось, что она перенеслась в один из старых черно‑белых комедийных фильмов, где разговор постоянно перескакивает с одного предмета на другой. Она снова внимательно осмотрела Козетту. Действительно, девушка полностью соответствовала персонажу картины Изабель Коплей, но она никак не могла служить моделью. Для этого она была слишком молода. Роланда уже хотела указать Козетте на несоответствие в ее рассказе, но вспомнила об основном правиле для всех работников фонда: никогда не опровергать слов своих подопечных, по крайней мере в первое время. Они могли обманывать, и это было очевидно, но не стоило ловить их на лжи. К тому времени, когда дети решались обратиться в фонд, их жизнь была уже настолько запутанной, что самым главным считалось накормить их и дать безопасное пристанище. Со всём остальным можно было разобраться позже.
– Что ты имела в виду, когда говорила, что мисс Коплей вызвала тебя сюда? А где ты была раньше?
– В прошлом, – пожала плечами Козетта.
– В каком прошлом?
– Я не знаю. Там были разные истории, но они больше нам не принадлежат. Здесь мы должны были начать свои новые истории. Но это нелегко, поскольку мы не такие, как вы. Мы не видим снов. И красная птица не машет крыльями у нас в груди.
Роланде захотелось сделать передышку и позвонить кому‑нибудь еще, чтобы посоветоваться. Например, Алану Гранту, упомянутому девушкой. Или той художнице, Изабель Коплей. Что‑то важное ускользало от нее, и Роланда сознавала это, но никак не могла понять, что именно. Можно было списать этот странный рассказ Козетты на действие наркотиков, но у девочки не было ни единого признака наркомании. Она казалась совершенно нормальной. Но ее утверждения...
– Ты должна меня извинить, – обратилась она к Козетте, – но, боюсь, я почти ничего не понимаю в этих вещах. Красная птица, переход из прошлого и тому подобное. Но мне бы очень хотелось понять.
– Может, я лучше просто покажу, – согласилась Козетта.
Она откинула одеяло, поднялась с кушетки и прошла к письменному столу. Немного порывшись среди лежащих бумаг, девушка вернулась, держа в руке острый нож для разрезания бумаг, которым Роланда обычно вскрывала посылки.
– Смотрите, – сказала она и провела лезвием по ладони.
Роланда вскрикнула и попыталась остановить ее, но не успела:
– О боже!
– Не волнуйтесь, – успокоила ее Козетта.
Она уронила нож на пол и протянула Роланде раскрытую ладонь:
– Просто взгляните.
«Господи, я же не переношу вида крови», – подумала Роланда.
Но крови не было. На ладони Козетты появилась только белая полоска, да и та уже начинала исчезать.
– Ч‑ч‑что это?
– У нас нет крови. – Козетта повертела рукой, потом снова продемонстрировала открытую ладонь. – И поэтому мы не видим снов. И в груди не бьется красная птица. Мы... мы словно пустые внутри.
Роланда не могла отвести глаз от руки Козетты, а когда наконец решилась, то обернулась к картине Коплей «Дикарка».
Эту она рисовала с меня.
Она медленно повернула голову и снова уставилась на бескровный порез. Картине было уже десять или пятнадцать лет. Но Козетте на вид нельзя было дать больше пятнадцати...
С тех пор как она вызвала меня сюда, прошло пятнадцать лет.
Ее рана не кровоточила. И девушка ничуть не изменилась за все пятнадцать лет. Роланда невольно содрогнулась. Все правила, предписанные уставом фонда, отступили на задний план.
– Кто... кто ты такая? – спросила Роланда. – Что тебе от меня надо?
Козетта уронила руку на колени и опустила голову, но Роланда всё же заметила слезы в ее глазах.
– Я и сама не знаю, кто я.
Ее слова прозвучали так тихо, что сидевшая рядом Роланда с трудом сумела их разобрать. А потом Козетта разрыдалась. В первый момент Роланда не могла даже пошевелиться, только ошеломленно смотрела на девочку. Наконец придвинулась ближе и осторожно обняла хрупкие плечи. Она с опасением дотронулась до Козетты, словно ожидая встретить пустоту. Но под свитером она ощутила тепло живого тела, содрогающегося от рыданий. Неважно, кто она такая, она всё равно еще ребенок. Обиженный ребенок. И Роланда не могла от нее отвернуться, как не могла оставить без внимания любого ребенка, пришедшего в фонд.
Она опустилась на одно колено перед кушеткой и крепко прижала Козетту к своей груди. Так они сидели, пока поток слез не иссяк. Затем Роланда отвела девочку наверх и уложила в свою кровать. Спустя некоторое время внизу послышались голоса сотрудников фонда, начинался новый рабочий день, а Роланда еще долго сидела рядом с кроватью, держа в ладонях руку Козетты. Она посмотрела на лицо девочки, но под опущенными веками не заметила движений глазного яблока; порез на ладони исчез бесследно.
Мы не видим снов. И красная птица не машет крыльями у нас в груди.
Роланда совершенно растерялась, но даже не могла представить, к кому обратиться за помощью. Следовало показать Козетту доктору, созвать специалистов... Она вздохнула. Для сотрудников фонда на первом месте всегда стоял ребенок, и ей не хотелось превращать Козетту в подопытного кролика. Роланда помнила роман «Испепеляющая взглядом». Это, конечно, фантастика, но в реальной жизни события вполне могут развиваться подобным образом. Таких испытаний она не могла пожелать ни одному ребенку.
– Что же мне с тобой делать? – прошептала Роланда.
Пальцы Козетты напряглись, но девочка не пошевелилась.
XII
Джилли обыскала все уголки студии, но так и не смогла найти двух тюбиков масляной краски, купленных накануне в магазине «Амос и Кук». Она точно помнила, что купила краски, принесла их домой и оставила на столе позади мольберта, даже не вынув из бело‑оранжевой пластиковой сумки. А когда наутро собралась приступить к работе, их там не оказалось. В процессе поисков выяснилось, что пропали еще полупустая банка с растворителем, кусок загрунтованного холста, приготовленного для работы на улице, и две кисти, причем одна из них самая любимая. Вероятно, всё это забрала Изабель, решила Джилли, хотя не могла даже представить, для чего ей это понадобилось. Изабель и так перевезла с острова половину содержимого своей мастерской. Кроме того, не в правилах Изабель было брать что‑либо не спросив или не оставив хотя бы записки. Но другого объяснения Джилли придумать не смогла.
– Я правильно подумала? – спросила она Рубенса. – Это Изабель взяла мои вещи? Или домовой? Ты ведь знаком с маленьким народцем, наверно, на острове они тоже водятся.
Рубенс не обратил на ее слова никакого внимания. Он расположился на широком подоконнике и наблюдал за тремя уличными котами, дерущимися из‑за сухого корма, который положила для них Джилли на площадке пожарной лестницы. Присутствие Рубенса действовало котам на нервы, и очень скоро все трое сбежали, несмотря на очевидный голод. Только тогда Рубенс перевел взгляд на Джилли.
– Тебе придется научиться ладить с соседями, – стала поучать его Джилли. – В следующий раз окно может оказаться открытым и кто‑нибудь из них зайдет внутрь и задаст тебе трепку.
Она оставила Рубенса обдумывать это заявление, а сама занялась поисками куртки, чтобы отправиться в магазин за новыми красками. Наконец Джилли наткнулась на вчерашний свитер и натянула его, позабыв про куртку. Она окинула критическим взглядом свое отражение в зеркале и направилась к выходу. В этот момент в дверь кто‑то постучал. Джилли открыла и с удивлением увидела на пороге Джона Свитграсса.
– Привет, – поздоровалась она. – Ты не тратишь времени зря.
– Извините?
– Я хотела сказать, что ты быстро выяснил, где остановилась Изабель. Как ты вообще узнал, что она в городе? А, знаю, тебе сказал кто‑то из «Joli Cceur», так?
Парень изумленно посмотрел на нее:
– Мы с вами знакомы?
– Брось, Джон, мне не до шуток. Я уже совсем собралась заняться вчерашней картиной, как вдруг оказалось, что придется снова идти в «Амос и Кук» за красками, которые я только вчера покупала.
– Вы меня с кем‑то спутали. Меня зовут не Джон.
– А, конечно. Теперь ты – Мизаун Кинникин‑ник, правильно?
Парень только помотал головой:
– Скажите, могу я видеть Изабель Коплей? – Теперь уже Джилли окинула его удивленным взглядом:
– Так ты действительно не Джон Свитграсс?
– Я уже сказал, что это не так. А теперь ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
Джилли продолжала рассматривать его лицо. Она с отвращением решила, что опустилась до уровня той категории белых людей, для которых все коренные американцы одинаковы, но иначе никак не могла объяснить тот факт, что незнакомец выглядел точь‑в‑точь как бывший приятель Изабель.
– Есть какая‑то причина, по которой вы тянете с ответом?
– Что?
– Я ищу Изабель Коплей. Здесь она или нет?
– Но твое имя не Джон?
– Послушайте, леди...
– И ты меня не знаешь?
– Я вас не знаю и знать не хочу. Просто ответьте на мой вопрос. Если произнести «да» или «нет» для вас слишком сложно, можете просто покачать головой...
– Скотина, – со сладкой улыбкой обратилась к нему Джилли. – Возвращайся, когда научишься хорошим манерам. А лучше не приходи никогда.
С этими словами Джилли захлопнула дверь у парня перед носом и заперла ее на два замка. Он снова постучал, но Джилли и не подумала открывать. Каков нахал! Кем он себя возомнил, что притворяется, будто они незнакомы, да еще обращается с ней как с грязью под ногами.
Стук снаружи не прекращался. Тогда Джилли пришлось отреагировать.
– Я считаю до трех и, если ты не уберешься, звоню 911. Телефонная трубка уже у меня в руке. Один. Два...
Стук затих.
– Три, – тихо закончила Джилли.
Она выждала еще несколько минут, потом подошла к окну, выходившему на пожарную лестницу. Джилли пришлось спихнуть с подоконника Рубенса, и только тогда она смогла поднять раму и выбраться на металлическую лесенку. Кот тотчас же запрыгнул обратно, но она уже успела закрыть за собой окно. Джилли спустилась вниз и, стараясь держаться в тени стены, повернула в сторону Йор‑стрит. Прежде чем выйти на тротуар, она заглянула за угол и как раз вовремя. Парень, утверждавший, что он не Джон, удалялся в противоположном направлении. В его пружинистой торопливой походке чувствовалось раздражение, что совершенно не соответствовало легким и свободным шагам того Джона Свитграсса, которого она помнила.
Всё это показалось Джилли очень странным. Она всего несколько дней назад встретила Джона, и, хотя их никогда не связывали дружеские узы, в его поведении не было и намека на грубость. А в поведении этого двойника сквозила даже не грубость, а злоба.