1993 год запомнился мне главным образом тем, что происходило за спиной Майкла. Это был год, когда мечта потеряла контроль, и никто не мог ни предотвратить это, ни согласиться с тем, что это случилось. С этого времени, казалось, повсюду были интриганы, заговорщики и организаторы, вызвавшие разрушительную цепь событий, которая повлияла на всю дальнейшую жизнь моего брата. За пределами армии фанов больше не было речи о любимом и почитаемом артисте Майкле Джексоне; теперь речь шла о властях и СМИ, омерзительно ожидающих его крушения. Ни секунды наша семья не предполагала, что успех Майкла обернется таким предательством.
Мы не сталкивались с подобным в Motown, поэтому Майкл не осознал силы всего произошедшего, пока не столкнулся с этим кошмаром лицом к лицу. Мы, отдавшие наши жизни «the Jacksons», пытавшиеся управлять нашими целями, стратегией, имиджем и музыкой, мы проснулись однажды и увидели, как весь этот ад вырвался на свободу. В такие моменты ты понимаешь, что полностью бессилен. Только Бог и непоколебимая вера Майкла в Него помогли моему брату пройти через величайшую несправедливость, которую я когда-либо видел.
Венис-Бич – одно из тех мест отдыха, которые я всегда избегал из-за их многолюдности. По выходным это туристическая ловушка с ее мимами, экстрасенсами, уличными артистами, собаками, рэпперами, музыкантами и танцорами, которые пытают свое счастье на дощатом настиле побережья океана. В один из уикендов на пляже был Уэйд Робсон, один из тех уличных исполнителей, которые пытались подражать движениям Майкла. Уэйду было около 10 лет и он, его сестра и мама Джой, были все еще регулярными гостями в Neverland. К тому же у них была квартира на западе Лос-Анджелеса. Уэйд Робсон, как и Макалей Калкин, снялся в клипе Майкла "Black or White", но все еще оставался просто лицом в толпе, особенно на Венис-Бич. Никто не должен был знать кто он такой, уже не говоря о его связи с Майклом.
|
|
Никто и не знал до тех пор, пока какой-то «писака-фрилансер» по имени Виктор Гутьеррес незаметно не подошел к маме Уэйда и не объявил, что разузнал о том, что Майкл Джексон "такой педофил". Как он узнал, кто она такая? Джой достала визитную карточку Майкла и немедленно позвонила в его офис. Это было в начале лета 1992 – за год до какого либо формального заявления или полицейского расследования – когда бабочка начала бить крыльями возле пляжа Венис-Бич. [думаю, Жермен здесь ссылается на «Эффект бабочки» — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем. Незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия где-нибудь в другом месте и в другое время]. Будь он сегодня все еще поблизости, он сказал бы вам, что был осторожен с людьми, с которыми сотрудничал. За эти годы Майкл воспитал, вынянчил или вырастил 10 или 15 детей. И это было для него благодеяниями в глазах Бога. И чем больше он помогал, тем больше он практиковал то, чему его учили всю его жизнь. Майкл был сыном своей матери. Всех нас – каждого из нас – учили видеть хорошее в каждом человеке.
С тех пор, как Мама пригласила поклонников Jackson5 за свой кухонный стол, в то время как мы были на гастролях, наши отношения «артист-поклонник» были превосходно сбалансированы. Даже в Hayvenhurst мы были бы усажены за обеденный стол, если звонок в воротах произносил: – Привет, мы из Австралии, и мы здесь для того, чтобы просто увидеть семью. Джозеф пригласил бы их присоединяться к нам.
|
|
Мы были, вероятно, единственной семьей в Голливуде с политикой открытых дверей. Но ирония такого положения была для меня очевидна: закройся от внешнего мира, когда работаешь над осуществлением мечты, но будь открыт для всех, как только мечта стала реальностью. А поскольку, в нашем представлении, мы все еще оставались людьми из Гэри, временно обосновавшимися в Калифорнии, то никогда не хотели потерять связь с поклонниками. К тому же Мама всегда напоминала нам: – Не было бы никаких «Jackson 5» и Майкла Джексона без поклонников. Помня это, возможно, будет легче понять, почему Майкл был неопытен в общении со случайными людьми в своей жизни.
Майским днем 1992 г. Майкл вел машину по Бульвару Уилшир (Беверли Хиллз) – и машина сломалась. К счастью, по близости находилась Rent-a-Wreck, поэтому он мог взять машину на прокат. [Rent-a-Wreck - компания по прокату автомобилей, которая, прежде всего, известна тем, что она арендует подержанные машины по сниженным ценам. – прим. пер. ] Владельцем компании был пожилой человек по имени Дэйв Шварц. Его молодую привлекательную жену звали Джун, у которой был сын от предыдущего брака – 13-летний Джорди Чандлер.
Поначалу, казалось, все идет хорошо. Как выяснилось, мальчик был большим поклонником Майкла, поэтому он и его сестра Лили срочно были доставлены в офис Шварца прежде, чем кумир Джорди уехал. Майкл, вероятно, провел с ними не более пяти минут, но ему сказали, что он может не платить за автомобиль, если возьмет номер телефона Джорди. Мальчик был бы счастлив, если бы Майкл позвонил ему однажды. Пожалуйста. Это было бы сбывшейся мальчишеской мечтой.
|
|
Давление на моего брата было, по-видимому, вежливым, но настойчивым. К тому же, в свои тринадцать Майкл сделал все, чтобы встретить Фреда Астера. И еще следует учесть, что Майклу было очень комфортно поддерживать связь по телефону. Поэтому мой брат «сдался»: он взял номер телефона мальчика, пообещав ему позвонить. И слово свое сдержал.
Майкл позвонил Джорди и его маме в течение нескольких следующих месяцев во время своего путешествия: прежде чем кто-либо, включая нашу семью, узнал о том, что они были частью его окружения, и прежде чем на фотографиях, просочившимся в прессу, их стали называть «приемной семьей Джексона». Однако один человек был, без сомнения, по-настоящему доволен этим: отец мальчика – доктор Эван Чандлер – дантист, лишенный опеки над своим ребенком, и лелеявший мечту стать сценаристом. Чандлер уже имел опыт в сценарном деле: он подал идею, которую Мел Брукс развил в своем фильме «Робин Гуд: Мужчины в трико» – но хотел большего. [https://www.kinopoisk.ru/film/1725/ – прим. пер.] Он хотел получить Оскар. И единственное, что требовалось для этого – деньги. Но теперь его сын Джорди явно был новым лучшим другом Майкла Джексона и, как сказал дантист своей бывшей жене, – что мы услышали в суде много лет спустя – эти отношения были "замечательным средством, которое позволит Джорди не беспокоиться всю оставшуюся жизнь".
Майкл все больше избегал контакта с внешним миром. Мы знали, что он звонил Маме и спрашивал, все ли у нас в порядке. Но я был несчастлив от того, что он опять вернулся в режим пассивного общения.
И на сей раз, вместо того, чтобы оставлять бесполезные телефонные сообщения, я послал брату множество писем, в которых напомнил ему о семейном уговоре и о том, насколько это важно – держаться вместе. Многие из этих писем были посланы в слепой надежде, что они будут переданы Майклу, и, в апреле 1993, я выразил свою надежду, написав брату: "Я послал тебе много писем. Я надеюсь, что ты получил их все".
Когда я не получил ответ, написал снова: "Мне действительно нужно поговорить с тобой о наших отношениях. Я твой брат и я безумно скучаю по тебе". В следующем месяце я снова написал: "Дорогой Майкл, было бы замечательно, если бы мы – только ты и я – могли бы провести какое-то время вместе и просто поговорить о чем-нибудь... Что для меня сейчас важно, так это наша дружба. Пожалуйста, ответь как можно скорее. Жермен".
И снова не было никакого ответа. И я просто продолжал молиться за его благополучие.
В феврале 1993 г. – во время большого интервью Опры – Джорди Чандлер, его сестра и мать гостили в Nerverland. Иногда на ранчо Майкла гостила целая компания семей. И – как и у любого другого родителя, гостившего у моего брата, – у Джун "никогда" не было проблем с тем, что ее сын Джорди проводил время в спальне Майкла, потому что, как она выразилась, "это была комната мальчика... комната большого мальчика, где было много игрушек и вещей". Казалось, все ночевали там. Как мы позже узнали, Джун тогда пригласила Майкла погостить в своем доме в Санта-Монике, где брат провел в общей сложности 30 ночей. Даже доктор Чандлер проявил гостеприимство: для Майкла было счастьем дважды гостить в его доме с его сыном – все трое закончили тем, что устроили битву водяными пистолетами. Я знаю это из судебного слушания. Тем временем доктор Чандлер настолько преуспел в отношениях с Майклом, что попросил моего брата заплатить за "новое крыло" его земельной собственности. К счастью, у Майкла был здравый смысл отказаться. Возможно, именно этот отказ зажег негодование в докторе Чандлере – негодование, которое начало крепнуть, после того, как Джорди, вместо того, чтобы провести выходные с отцом, остался в Neverland, где Майкл баловал его дорогими подарками, поездками на частных самолетах Sony с его матерью и остановками в пятизвездочных отелях. Позже это будет представлено как способ соблазнения, "чтобы вынудить несовершеннолетнего выполнить свои сексуальные требования". Но Джорди Чандлер не был единственным, к кому Майкл относился подобным образом. Мой брат всегда был щедр со своими племянницами и племянниками. Он разрешал им забирать любые понравившиеся игрушки из своей комнаты игр или брал их на «охоту» в Toys "R" Us, где они могли закрыть магазин, и Майкл командовал:
– Вперед! Покупайте все, что хотите!
[https://en.wikipedia.org, https://www.toysrus.com/shop/index.jsp?c … Id=2255956 - прим. пер. ]
В моих глазах щедрость Майкла была его сверхкомпенсацией тех детских лет, когда ему только и было известно, что делать покупки в магазине Армии Cпасения. [https://www.samoeinteresnoe.com/medecina/ARMIYA_SPASENIYA.htm, https://londonmania.ru/stories?id=179 - прим. пер. ] Это было его способом вернуть то, чего он никогда не знал.
Однако Майкл баловал не только мальчика Джорди. Он купил его маме Джун ювелирное украшение от Картье [https://www.ru.cartier.com - прим. пер. ], подарочный сертификат на 7000 долларов в бутике Фреда Сигала [https://mir.travel/sights/77189 - прим. пер. ] и даже позволил ей воспользоваться своей кредитной картой для покупки двух дизайнерских сумочек – и никто никогда не обвинил его в попытке обольстить ее.
Между тем, время шло – и доктор Чандлер все больше злился, потому что Майкл перестал звонить ему; он чувствовал себя отвергнутым. Внезапно он заговорил о том, что что-то "было неправильно" в отношениях Майкла с его сыном. Никто из нас не мог знать, что он предпримет против Майкла, и, если бы отчим Джорди, Дэйв Шварц, не записал тайно на пленку телефонный разговор с участием доктора Чандлера, чтобы защитить интересы своей жены, мы никогда не узнали бы правду о том, что произошло дальше.
Доктор Чандлер собирался – якобы с помощью своего "определенного набора слов... отрепетированного", как он выразился, – потребовать от Майкла 20 миллионов долларов на раскрутку своих сценариев (по 5 миллионов на каждый). Месяцем ранее он назвал Дэйву конкретные цифры в телефонном разговоре, который был записан Шварцем. Это было вымогательство, предъявленное моему брату лично в отеле 4 августа 1993 года. Майкл, в конечном счете, платить отказался.
Одинокий человек, – имеющий, как оказалось, долг в размере 68000 долларов, – доктор Чандлер был абсолютно уверен в том, что ему удастся взять в оборот самого влиятельного и богатого артиста в индустрии шоу-бизнеса. Возможно, он чувствовал, что ему нечего терять, но, казалось, действовал он не один. Как он сказал, "все идет по определенному плану, который является не только моим... Есть другие, заинтересованные люди, которые ждут моего телефонного звонка, и которые находятся специально в... определенных местах". Я полагаю, он имел в виду свою команду юристов, даже если он консультировался у одного поверенного. Так или иначе, он будет следовать своему "плану".
Отныне основное внимание будет сосредоточено не на отсутствии факта совращения, а на зрелищности этого события. Никто не будет слушать, когда команда моего брата проведет пресс-конференцию, на которой представит запись телефонного разговора какого-то доктора Чандлера. Никто не будет слушать, даже когда его злонамерение раскроет себя громко и ясно:
– … во всем этом я расцениваю его [Майкла] как... устройство дополнительного заработка. Это само по себе произведет такой сильный толчок, что нам не придется вмешиваться. Это будет необыкновенно гигантский...
– Я о том, что это может быть расправой, если я не получу то, что хочу...
–... Майкл должен быть там. Он единственно важен. Он тот, кого я хочу. Никому в этом мире не позволено разделять эту семью. Если я пройду через это, я выиграю время... Я получу все, что хочу, и они будут уничтожены навсегда.
– Майкл Джексон... будет невероятно унижен. Ты не поверишь в это. Он не поверит в то, что с ним произойдет... превзойдет его худшие кошмары... он не поставит еще один рекорд. [ Скорее всего, имеется в виду рекорд «Thriller» – прим. пер. ]
Отец использовал своего собственного сына для вымогательства денег. А люди гадали, почему Майкл так стремился дарить
любовь детям.
Майкл был в Таиланде, входившем в азиатскую часть Dangerous World Tour, когда полиция совершила набег на Neverland, вооружившись ордерами на обыск и слесарем. Мы узнали об этом лишь два дня спустя из телевизионных новостей. У нас не было возможности сразу же связаться с ним, и мы благодарили Бога, что Билл Брей был с ним рядом, потому что на него можно было положиться так же, как и на семью. Все, что мы могли – сидеть в стороне и наблюдать, как разворачивается весь этот кошмар.
Когда Майкл отказался платить, дантист отвел своего сына к психиатру, чтобы обсудить растление несовершеннолетних. Стандартная процедура приема привела к звонку в Департамент детских и семейных услуг, который, в свою очередь, сообщил в Отдел по делам детской сексуальной эксплуатации Департамента полиции Лос-Анджелеса. Охотники за славой почуяли кровь. А затем произошли два события: Доктор Чандлер подал гражданский иск на сумму в 30 миллионов долларов, сославшись на оскорбление своего ребенка действием, совращение и халатное отношение; и в то же самое время было открыто уголовное дело под надзором двух окружных прокуроров: Тома Снеддона (для округа Санта-Барбара) и Джила Гарсетти (для округа Лос-Анджелес). Это произошло в то время, когда конвой LAPD прибыл в Neverland в поисках улик. Обыск не увенчался успехом: конвой покинул Страну Вечного Детства с не чем иным, как с памятными сувенирами. В этом набеге не было ничего изощренного: полиция потеряла контроль так же, как и любой другой, кто входил в контакт с миром Майкла. Один из величайших артистов Америки превратился в самую большую полицейскую мишень Америки.
Несколько дней спустя полиция также обыскала квартиру Майкла в Сенчури-Сити (микрорайон Вестсайда в Лос-Анджелесе; Вестсайд ЛА – район на западе округа Лос-Анджелес), но к тому времени брат был так опустошен обыском в Hayvenhurst, что реагировать на это вторжение уже не было сил: он не хотел приносить беду к дверям Матери. К счастью Мама и Джозеф в момент обыска находились за пределами дома, поэтому были избавлены от необходимости объяснять полиции, что находится в домашней аптечке и для чего используется. Стражи порядка разгромили в пух и прах старые апартаменты Майкла и ничего не нашли. И все же они захватили с собой частные записки и письма, которые оказались набросками лирики – семенами идей Майкла, которые уже никогда к нему не вернулись и, мало того, на протяжении многих лет появлялись в журналах. Эти три обыска дали нулевой результат – полиция не нашла ничего, но через поверенных до нас дошла информация, что офицеры верили в то, что Майкл "соответствует описанию особенностей педофила", потому что использует слова "чистый" и "невинный", предпочитает быть по-детски непосредственным и покупает подарки мальчикам. На смену честной детективной работе пришло сумасшедшее собачье дерьмо образца «всех под одну гребенку». Никто не смотрел на уникальный опыт моего брата, его характер или на то, что он сделал для людей.
А тем временем Джорди Чандлер – под контролем своего отца – дал ложные показания под присягой, содержащие обвинения о растлении и описания тела моего брата. Вооруженные этими показаниями, два детектива появились у Майкла с камерой и видеокамерой, чтобы подвергнуть его тому, что он справедливо охарактеризовал "бесчеловечным и унизительным" личным досмотром. Он был вынужден пройти через него, потому что, как сказали детективы, отказ от досмотра "будет признанием виновности". Лишив чувства собственного достоинства, Майкла заставили стоять голым посреди комнаты и поднять свой пенис так, чтобы можно было сфотографировать его и мошонку спереди, справа и слева. Когда он поворачивался, для того, чтобы один детектив мог сфотографировать его ягодицы, грудную клетку и спину, другой детектив стоял рядом с блокнотом в руках, фиксируя в нем каждую мельчайшую деталь. Итог личного досмотра был таков: ни одна точка на теле Майкла не соответствовала описанию, данному мальчиком – в действительности, плоды воображения не имели ничего общего с реальностью.
Когда мы были детьми и росли в Гери, мы верили в американскую мечту – в то, что каждый гражданин, черный или белый, наделен свободой преследовать свой шанс и заслуживает успеха; в то, что личная мотивация будет вознаграждена. Мы верили в "Землю свободных, Дом храбрых" (цитата из гимна США) – в то, что если ты заработал свое процветание, ты будешь признан примером того, что делает Америку великой. Это было верой на всю жизнь, которая рассыпалась с каждой последующей минутой.
«КАК ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ СПАТЬ В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ С ДЕТЬМИ?» – этот неизменный вопрос Майклу стали задавать в каждом телевизионном интервью.
Я все еще вижу Дайану Сойер (канал ABS) и Мартина Башира (канал BBC), пытающихся понять логику ночных посиделок – привычки, о которой Майкл охотно рассказал и ни разу не пытался скрыть. Для меня было примечательно то, что вопрос никогда не задавался в ключе «почему Майкл делил свою постель с детьми» (выделено пер.), а всегда имел сексуальный подтекст "спать с кем-либо". Особенно, когда речь шла о горячем молоке и печенье, которые брались с собой в постель, и просмотре кино.
Людям, не знавшим Майкла, трудно передать врожденное понимание и доверие к этим ночевкам, поэтому простой ответ на вышеуказанный вопрос (имеется в виду вопрос «Как взрослый человек может спать в одной постели с детьми?» - прим. пер.) – это было проявлением любви и дарением объятий – тотчас разбивается о стену подозрения. Подозрения, у которого нет ничего общего ни с Майклом, ни со всем, что связано с современной проблемой жестокого обращения с детьми. Но в наше время охваченный паникой родитель видит опасность на каждом шагу.
Я просто спрошу: есть ли в вашей семье или вашем кругу человек, которому Вы слепо доверили бы своего ребенка? Человек, о котором вы можете сказать: «Я доверил бы ему свою жизнь». Таким человеком был для нас Майкл. Для нас и для каждого родителя, доверявшего своего ребенка на попечение брата. А это были родители, которые не воспринимали посторонних, вещающих с экрана телевизора или с газетной полосы о том, что подойдет их ребенку. Меня беспокоит, что наши умы взяли вверх над нашими сердцами – и страхи, предрассудки и пелена осуждения стояла теперь на пути элементарной любви, выражаемой детям. Если мы знаем, что человек делит постель с ребенком, игнорируя при этом достоинства этого человека, мы немедленно ухватываемся за подозрительные мысли в стиле «куда катится этот мир»? И, кроме того, ошибочно сосредотачиваться на том, что Майкл делил постель только с мальчиками. Юные девочки, такие как Шанталь Робсон, Мари-Николь Кассио или сестры Маккалея Калкина и Брета Барнса, играли в его спальне и прыгали на тех же самых кроватях. Я также знаю, что некоторые родители могли присоединиться к своим сыновьям, дочерям и Майклу в кровати и, прижавшись друг к другу, смотрели кино и ели попкорн. Это было, порой, как в колыбельной: «В постели было десятеро – и малыш сказал: «переворачиваемся, переворачиваемся…»
Речь шла о пребывании с детьми, которые были непорочны и потому принимали Майкла таким, каким он был; с детьми, чье присутствие приносило ему утешение и, вероятно, уносило его в те дни, когда он делил с Марлоном битком набитую братьями двухъярусную кровать. Я удивлялся, сколько людей считают, что Майкла беспокоило пребывание в своей спальне в одиночестве, поэтому он заполнил ее манекенами и детьми, которые не задавали лишних вопросов. Настоящий ключ к разгадке реальных причин такого поведения состоит в следующем: Майкл открыл свою спальню детям, чтобы дети были там всегда, – но некоторые люди видят только то, что хотят видеть.
В свою очередь я хотел бы, чтобы люди могли видеть, как детей естественным образом тянуло к Майклу как магнитом. Трое детей Тито вместе с моими детьми ходили за Майклом хвостом по всему Neverland и Hayvenhurst: они следовали за ним по пятам как утята за мамой-уткой вверх, вниз, в кухню и даже в туалет – и все это сопровождалось приступами хохота брата. По иронии судьбы, лучше всего охарактеризовала этот феномен "магнита" Джун Чандлер, которая на суде 2005 года произнесла то, что когда-то сказала Майклу: «Ты как Питер Пэн: каждый хочет проводить рядом с тобой 24 часа в сутки”.
ВСЕЙ СЕМЬЕЙ МЫПОШЛИ НА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЮ, назначенную в Северном Голливуде. Это была преднамеренная демонстрация силы на предварительно заказанном мероприятии, которое анонсировало специальную телепрограмму канала NBC под названием «The Jackson Family Honors» – празднование в честь гуманитарной деятельности мистера Горди и Элизабет Тейлор, которая в это время постоянно находилась рядом с Майклом и была источником утешения в жизни нашего брата. Мама говорила с Майклом по телефону – и все согласились, что “шоу должно продолжаться”. с нашей специальной телепрограммой и его Дальневосточным туром (азиатская часть Dangerous World Tour - прим. пер.). Хотя со слов Билла Брея мы знали, что брат боролся: Билл рассказал нам, что у Майкла «болит желудок, но он остается сильным» – мы подозревали, что Билл просто утешал нас, дабы мы перестали тревожиться.
Гуманитарная тематика нашего шоу дала нам подходящую почву, чтобы продемонстрировать семейную солидарность. Все мои письма, оставшиеся без ответа, казались мне теперь неважными; важно было сказать правду в то время, когда СМИ платили бывшим работникам Майкла шестизначные суммы за самые дикие обвинения – чем смачнее обвинение, тем больше чек. Позже я узнал, что к Джой Робсон, матери Уэйда, обращались репортеры из таблоида «National Enquirer» и предлагали ей шестизначную сумму за то, чтобы она изменила свою историю и заявила, что Майкл совратил ее сына. К счастью у таких людей, как Джой, есть совесть. Джой, как и все другие родители и дети, проводившие время в Неверленде, не подкрепила заявления доктора Чандлера даже под нажимом полиции.
Один из шерифов, участвовавших в расследовании, был записан на пленку, когда убеждал ребенка-свидетеля (мы услышали эту запись только в 2005-м): «То, что он отличный парень, пишет музыку, – это все ерунда… Он – растлитель детей…»
Американские и британские СМИ выписывали баснословные чеки, и люди ринулись наперегонки, чтобы успеть поучаствовать в этом сезоне охоты на моего брата. Учитывая все, что мы узнали за годы, нам сложно сейчас не рассматривать это преследование Майкла полицией и СМИ как начало вражеской кампании, призванной привести его к краху.
Но в тот день, когда мы с мамой, Джозефом, Ребби и Тито сидели в кожаных креслах на сцене в Северном Голливуде, мои глаза были еще не так широко открыты. Когда телевизионные эксперты затаили дыхание, ожидая нашей реакции, я подумал, что прозрачность этого дела сейчас станет всем очевидной. Этот оптимизм я принес с собой и на пресс-конференцию, где нас ждала плотная толпа людей с фотоаппаратами и телекамерами. В чем-то это было похоже на джексономанию, только без любви. Пока в комнате эхом отдавались звуки сотен затворов, я думал только об одном: если нас встречают так, то каково бедному Майклу в Сингапуре?
Когда в комнате воцарилась тишина, я сказал речь от имени всех нас: «Майкл стал жертвой в очевидной жестокой махинации с целью воспользоваться его славой и успехом. Мы, как и весь мир, знаем: он посвятил свою жизнь тому, чтобы дарить счастье молодым людям по всей планете. Его способность к состраданию легендарна, и мы не сомневаемся, что его достоинство и гуманность одержат верх в этой непростой ситуации».
После этого нам оставалось лишь одно: Джозеф, Ребби и братья стали собираться к Майклу в Тайвань.
В Тайбэе перед отелем Raffles, где остановился Майкл, первыми нас встретила толпа молодых людей, которые с восторгом рассказали нам о том, как следовали за Майклом по всей Азии. «Солдаты любви» были у Майкла по всему миру – это была армия, стоявшая плечом к плечу и ни разу не усомнившаяся в нем. И хотя иногда Майкл чувствовал себя изолированным, он никогда не оставался один: с ним всегда были любовь и поддержка веривших в него миллионов людей.
Перед его отъездом из Сингапура к нему присоединилась Элизабет Тейлор. Среди всех друзей Майкла она и Марлон Брандо оставались неизменно преданными ему. Элизабет чувствовала особое родство с моим братом, а он находил ее «веселой и остроумной». Их связывал схожий опыт детства во славе. Их отношения были выстроены на уважении, верности и любви, и Элизабет всегда была готова помочь Майклу.
В отеле мы увидели Элизабет не сразу – первым человеком, который нас встретил, был пиар-менеджер Боб Джонс. Мы знали Боба еще со времен Motown и нашей первой поездки в Австралию. Когда Майкл начал соло-карьеру, он нанял Боба Джонса к себе. Что мне сразу не понравилось, так это то, что, как мне показалось, Боб Джонс препятствовал нашему прямому контакту с Майклом. Голливудское окружение тем и живет, что заслоняет артиста от внешнего мира, иногда даже без ведома самого артиста. Но после того, как мы облетели полмира, чтобы поддержать брата, я не собирался позволять кому-то встать между нами. Тем более, Майкл знал о нашем приезде. Когда Боб начал объяснять, что «сейчас не время» и «Майкл спит», я потерял терпение и разговор превратился в ссору.
В конце концов я не выдержал. «Боб, уйди с дороги! Не тебе указывать нам, когда мы можем, а когда не можем видеться с братом!» - рявкнул я. «Я просто выполняю свои обязанности, Джермейн», - ответил он в свое оправдание и отступил в сторону.
И точно, отговорки Боба оказались фальшивыми. Мы постучали в дверь Майкла и вошли. Он был рад видеть нас, хотя картина, открывшаяся нашим глазам, была слегка неожиданной: Майкл сидел под капельницей, висевшей у него над головой, с трубкой, идущей к запястью.
«Что происходит?» - спросил Джеки, как всегда инстинктивно готовый защищать брата. Он подошел к пакету, чтобы убедиться, что в нем физиологический раствор.
Майкл рассказал, что в Сингапуре ему стало плохо перед концертом и шоу пришлось отменить. Врач, который находился с нами в номере, объяснил, что у Майкла «обезвоживание», что Майклу тяжело, что они беспокоятся за его кровообращение…
Он говорил и говорил, а я перестал слушать и только смотрел на Майкла: Майкл выглядел печальнее, чем я когда-либо видел его перед концертом. Обычно он бывал собран и полон энергии. А теперь он казался выжатым – сидел там, словно выбившийся из сил, изнемогающий от жажды бегун-марафонец на финишной прямой. И при этом ему предстоял полуторачасовой концерт. «Это просто стресс, вот и все, - сказал Майкл. – Мне просто нужна жидкость». Его глаза, которые обычно улыбались, были затуманены; он заметно потерял в весе. Майкл и в хорошие-то времена ел неохотно, но под действием стресса он вообще переставал питаться. Судя по тому, каким разбитым он выглядел, он не ел или не спал около недели.
Адвокаты и журналисты тогда строили предположения, будто Майкл «изображает из себя жертву» на публике, однако человек, которого я видел в приватной обстановке, выглядел так, будто собирал последние силы, чтобы держаться и выступать. Но он не сдавался и не умолял о понимании (во всяком случае не раньше того унизительного личного досмотра, который ждал его два месяца спустя). Было видно, что физически испытание на нем сказывается, но его дух был непобедим.
Перед уходом мы напомнили Майклу о том, что приехали поддержать его, и пообещали вернуться на следующий день. Так мы и поступили. Мы уверяли Майкла, что он справится, и подбадривали его просто, по-братски. Но исход расследования, казалось, не сильно беспокоил его. Когда мы увиделись на следующий день, его занимала другая загадка. «Что они пытаются сделать со мной? Почему, вы думаете, это происходит?» - спрашивал он вслух.
Мы знали, что наша семейная солидарность выстоит перед любой бедой. Пока мы держались вместе, мы чувствовали, что справедливость восторжествует. Поэтому когда по телевизору выступила Ла Тойя из Тель-Авива и обвинила Майкла, ощущение было такое, будто в нас на полной скорости влетела машина на перекрестке. «Майкл мой брат, - сказала Ла Тойя, - и я очень его люблю, но я не хочу быть и не буду молчаливым соучастником его преступлений против маленьких детей!»
Я смотрел эту пресс-конференцию и ее последующее интервью на NBC и не мог поверить своим глазам. Она говорила перед камерой так свободно и, казалось бы, импровизированно! Для зрителей интервью Ла Тойи выглядели убедительным признанием вины, но мы-то знали нашу сестру и знали, как она ведет себя при обычных обстоятельствах. В тот момент, когда она заявила, что мама назвала Майкла «проклятым педиком», мы поняли: эти слова были вложены ей в уста ее менеджером-бойфрендом Джеком Гордрном. Как вспоминает теперь Ла Тойя, он грозил избить ее до полусмерти, если бы она не сказала то, что он велел. Но не мне об этом рассказывать. Это история Ла Тойи, и она поделилась своей версией событий в своей книге «Starting Over». Важно знать то, что и Майкл, и остальные члены семьи в итоге простили ее.
Прошло около двух месяцев. В ноябре, когда нам казалось, что худший оборот дело принять уже не может, мы вдруг услышали, что у Майкла случился какой-то срыв и его забрали в реабилитационную клинику в Англии. У нас ушла целая вечность на то, чтобы разобраться, что произошло, но мы знали, что с ним Элизабет Тейлор, Билл Брей и Карен Фей, и что он отменил остаток тура Dangerous. Майкл покинул Мехико и улетел в Лондон. Было очевидно, что с тех пор, как мы оставили его, его физическое и психическое состояние ухудшилось.
У Майкла развилась зависимость от рецептурного препарата Демерол. Все эти переживания из-за ложных обвинений сказались на нем. Его врач увидел, что происходит, и теперь Майклу предстояла шестинедельная реабилитационная программа под профессиональным присмотром доктора Бичи Колклафа. Конечно же, поскольку по времени это совпало с расследованием, Майкла начали обвинять в том, что все это - хитрый план, чтобы уйти от ответственности. Меня всегда поражало то, как при жизни Майкла все активно заявляли, будто он симулирует зависимость, а как только он умер, тут же с удовольствием записали его в «наркоманы». Мы знали, что Майкл принимал Демерол с самого ожога в 1984 году. Я мало что знаю о времени, которое он провел в реабилитационной клинике, поэтому не могу говорить об этом здесь, но некоторые заблуждения считаю нужным развеять. Мне не нравится, что люди вешают на Майкла ярлык «наркомана». Есть громадная разница между зависимостью в результате волевого выбора и случайной зависимостью от выписанных лекарств. Майкл был страстным противником наркотиков и впал в отчаяние, когда оказался в западне зависимости, вызванной, в основном побочными эффектами препаратов. Я читал истории, в красках описывающие то, как иногда его речь становилась невнятна, а взгляд казался отсутствующим, как у человека «под кайфом». Но мало кто, наверное, задумывался о том, что Демерол воздействует на нервную систему и, блокируя боль, создает ощущение в чем-то напоминающее кайф от наркотика. В 1997 году Майкл написал песню «Morphine», которая высмеивала истерию, поднявшуюся из-за этой проблемы. Слова «Демерол, Демерол! О, боже, он принимает Демерол!» говорят за себя. Эта песня стала его ответом критикам, ответом за 12 лет до смерти. К сожалению, она не явилась последним словом в этом вопросе, которое Майкл оставил бы за собой.
Он был человеком, страдавшим от боли с 1984 года, после ужасного несчастного случая. Позже у него диагностировали еще и волчанку, которая сама по себе может вызывать сильнейшую боль. Я не возьмусь рассуждать об этом, потому что не испытывал на себе симптомы этой хронической болезни, но в Америке живет два миллиона человек, которые знают о ней не понаслышке. И все, чего когда-либо хотел Майкл, это чтобы боль – внутренняя и внешняя – оставила его в покое.
Когда Майкл наконец вернулся в Америку, окрепший после курса реабилитации, его превосходную форму заметили все окружающие. Но ситуация все еще была непростой. Во-первых, Майкл сразу попал под пристальное внимание СМИ. Во-вторых, оба окружных прокурора решили созвать Большое жюри, чтобы попробовать выдвинуть официальное обвинение. Майкл решительно настаивал на том, чтобы очистить свое имя, но казалось, что идти ему предстоит не в заслуженный Суд штата Калифорния, а за игорный стол в Лас-Вегасе, где на карту поставлены его свобода и карьера. Во всяком случае, так видели ситуацию его приближенные. Чего многие люди не знают, так этого того, что сам Майкл готов был рискнуть всем и пойти на процесс. На уголовный процесс, с угрозой тюремного заключения, а не на гражданский процесс с наказанием в виде денежного штрафа. Вот настолько он был уверен в собственной невиновности! Он даже дал своим адвокатам распоряжение добиться отсрочки гражданского процесса, чтобы уголовные слушания моги пройти вперед и вердикт «при полном отсутствии оснований для сомнения» был вынесен раньше, чем вердикт на основе «соотношения вероятностей». В таком случае оправдательный вердикт серьезно ослабил бы шансы доктора Чандлера в гражданском иске.
Но в ноябре 1993 года судья отклонил это ходатайство, потому что формальных обвинений Майклу к тому моменту так и не выдвинули. Вместо этого судья принял решение о безотлагательном гражданском судебном разбирательстве, чтобы мальчик не забыл прошедшие события. Дата начала слушаний была назначена на март. Это решение изменило все: если гражданский процесс обернулся бы не в пользу Майкла, как он мог ожидать справедливого уголовного суда? Ничего удивительного, что в таких обстоятельствах было принято решение уладить гражданский иск вне суда. Эти деньги (по слухам, около 15 миллионов долларов) были заплачены не за молчание и не за то, чтобы обмануть правосудие, потому что в данном случае это правосудие обманывало Майкла. Это были деньги, призванные спасти его от пародии на справедливость. Люди забывают и о том, что в принятии этого решения участвовал еще и страховщик, покрывавший личную ответственность Майкла. Помните: Майкл намеревался бороться до конца. Но в ситуации постоянно менявшихся обстоятельств и среди многочисленных ходатайств было принято командное решение уладить дело вне суда. И договор об урегулировании дела недвусмысленно заявлял в письменной форме, что этот платеж не являлся признанием вины.
Еще одно распространенное заблуждение, которое следует развеять, это что Майкл этими деньгами купил молчание Чандлеров. На самом деле договор лишь запрещал Чандлерам обсуждать это дело в СМИ, но вовсе не запрещал им давать показания на уголовном процессе – что и было со временем подтверждено (в 2005 году, во время процесса по делу Арвизо – прим. перев.). Урегулирование дела было единственным способом для Майкла закончить этот кошмар. В то время это казалось его команде наименьшим из зол – и доктор Чандлер в итоге не так уж много выиграл, потому что, как сообщалось, он и его жена получили лишь около полутора миллионов каждый, а остальные деньги отошли мальчику, который в будущем порвал отношения с родителями.
В ноябре 2009 года, через четыре месяца после смерти Майкла, 65-летний доктор Чандлер был найден мертвым в своей квартире в Нью-Джерси. Он умер от огнестрельного ранения, и в руке у него был обнаружен пистолет.