Глава 13. Самая трудная победа

Если бы пришлось выделить из многих десятилетий только один, самый выдающийся год, это был бы 1984-й. Великий, особый год, полный побед, памятных событий и рекордных достижений. Друг нашей семьи Джесси Джексон стал первым в истории "черным" кандидатом в президенты США. Мой приятель Уолтер Пейтон из Национальной Футбольной Лиги, который играл за Chicago Bears, побил рекорд, установленный Джимом Брауном, пробежав 12,312 ярдов (и подарил мне один из своих разбитых шлемов). А новый спортивный герой Америки, Карл Льюис сравнял счет с Джесси Оуэнсом, получив четыре золотых медали на летних Олимпийских играх в Лос-Анджелесе.

В этом же году Брюс Чандлисс стал первым космонавтом, который вышел в открытый космос с портативной системой жизнеобеспечения, а Статуя Свободы впервые за 100 лет осталась без своего факела - его сняли для ремонта. "Охотники за привидениями" сорвали куш, заработав в прокате за первые полгода 212 млн долларов. И, конечно же, это был год, когда Майкл получил рекордное количество статуэток Грэмми и стал 1793-м артистом, который получил свою звезду на Голливудской Аллее Славы.

Затем был тур "Victory". Наше масштабное воссоединение. Шестеро братьев собрались вместе ради самого амбициозного и тщеславного проекта. Это было апофеозом нашей общей мечты, ведь мы установили новый рекорд, распродав все до последнего билеты в то лето, когда гастролировали также Брюс Спрингстин и Принс. Этот рекорд не побит до сих пор. Я хвастаюсь этим без тени смущения и очень горжусь всем, что касается этого тура, ведь ни одно достижение не доставалось нам легко.

На сцене и в гримерке все было по-прежнему. А за кулисами и в конференц-залах обстановка была пропитана интригами и напряжением, подтверждая, что когда в семейный совет вмешиваются посторонние, все меняется, как кислота, попадая в воду, меняет ее. Но каким каменистым ни был путь, это была победа! Неважно, как часто ты падаешь во время игры - важен конечный результат. Все дело в настойчивости. Кровь, пот и слезы, которые были пролиты во время тура и выпуска альбома, стоили того. Victory - это была самая трудная победа, которую я помню.

Виктори-тур был еще одной идеей, которую продали Майклу без его согласия. И, как и с Мотаун-25, благодаря тому, что Майкл изменил свое мнение, он снова попал на страницы Книги Рекордов Гиннеса. Также говорили, что мы, братья, "давили на него" и "уговаривали" его участвовать в туре. Это стало началом ошибочных и продолжительных слухов о том, что мы хотели воспользоваться славой и влиянием Майкла, будто он внезапно стал знаменитым и мы только что узнали о его таланте, а не росли с ним бок о бок.

Я не видел того финансового краха, который многие в красках расписывали как повод для гастролей. В рамках моего дебютного альбома с Arista должны были выйти синглы "Dynamite" и "Do What You Do"; я был увлечен сотрудничеством с Уитни Хьюстон и спел дуэтом с Пией Задорой песню "When The Rain Begins To Fall", которая стала номером 1 в четырех странах Европы. Но это стало уже привычным для нашей семьи: реальные факты противопоставлялось ощущениям и иллюзиям - и факты всегда проигрывали.

Мы никогда не видели в Майкле машину для зарабатывания денег, в отличие от Epic и затем Sony. Он был нашим братом и мы хотели разделить с ним славу. Мы одинаково сильно желали выступать с ним - и в нашем маленьком доме с двухъярусными кроватями, и в Голливуде. Эта конкуренция существовала между братьями было всегда - и до того, как мы стали знаменитыми, и после этого. Но где-то на пути от "Джексоно-мании" до "Майкло-Джексоно-мании" мешки фан-почты превратились в страницы лжи и выдумки. Мы прочли целые тома о непрестанной вражде, безумной зависти и о том, как братья "отказывались разговаривать друг с другом по пути на стадион". Мне кажется еще, что в этом заключалась иная сторона вновь обретенной славы Майкла: по классике жанра каждый национальный герой должен иметь своего злодея.

Майкл не поддерживал слухи, витающие вокруг Victory. Когда мы давали интервью журналу "Ebony", он сказал: "Я не говорил, что не хочу выступать. Я с радостью сделаю это для семьи..." Четыре года спустя он написал в своей автобиографии: "Я не хотел выступать в туре Victory, я боролся против этого..." И первое и второе заявление - правда своего времени, они точно иллюстрируют его сомнения в этом вопросе. В конце концов победила "зависимость от сцены" - это выражение лучше всего показывает, почему он согласился участвовать в туре. Сколько раз он клялся сделать передышку в гастролях в 1981 году. Но, как и любой исполнитель, принадлежащий сцене с раннего детства, он не мог ей противостоять.

В конечном счете, фактически это он настаивал на туре. Часами рисовал дизайн сцены и разрабатывал концепцию выступлений. Он стал самопровозглашенным художником-декоратором и в результате сделал все сам. В том числе наброски двух гигантских пауков (стоимостью 250 000 долларов каждый), а также гидравлику сцены, сложное освещение и всю пиротехнику. Прежде чем мы узнали об этом, он представил свою концепцию шоу, включая дизайн костюмов, координатору тура Ларри Ларсону. Он действительно был очень увлечен. Туры всегда были его страстью. Именно поэтому мы никогда не боялись предлагать ему новые идеи, потому что творчество было частью нашего детства, мы знали, что сердцем он тоже очень привязан к нашему общему прошлому, стоит только взглянуть на его личную галерею фотографий. Что он ненавидел, так это интриги, юридические претензии и напряжение между нашими личными адвокатами и промоутерами. Именно это присутствовало с самого первого дня, когда Джозеф упомянул о туре, и именно это выбивало почву из-под его ног.

Наш отец не собирался оставаться в стороне, успех Мотаун-25 и альбома Триллер вскружил ему голову и он продолжал мечтать, как когда-то в Гэри. Вместе с мамой он планировал свой собственный тур Victory и, несмотря на сомнения братьев в его организаторских способностях, без проблем мог замахнуться даже на мировой тур. Мне кажется, Джозеф чувствовал, что сможет отстоять свою точку зрения. Сперва он предложил, чтобы в туре участвовали Ла-Тойя и Джанет, что, безусловно, отсылало нас в прошлое к водевилю в Лас-Вегасе и заставляло сомневаться в правоте Джозефа. Тогда Майкл впервые запротестовал. Но больше всех возмущался Джеки, настаивая, что в туре должны быть только братья. И тогда Майкл пересмотрел свое мнение.

Я всегда подозревал его окружение в том, что это они навязывали ему мысль о том, что наш тур - плохая идея, что он встанет на пути его сольной карьеры и будет шагом назад - так было и с Мотаун-25. После Триллера мы, семья Майкла, видели, как его люди оградили его, как артиста, вырыли вокруг него ров, чтобы мы не могли к нему приблизиться; со временем этот ров становился только шире и глубже. Как нам пришлось узнать, с энтузиазмом строя империю, окружение не заботится о продвижении семейных ценностей в Голливуде. Как всегда во время конфликтов, Майкл обратился к матери, объясняя, что планировал провести 1984 год работая над идеями фильмов. "Я думаю, очень важно расти", - говорил он маме. "Я так много гастролировал, что иногда чувствую себя 70-летним стариком." Если кто-либо знал, как он разрывался между советами своего окружения и чувством долга перед семьей, то это была мать. "Просто подумай над этим," - сказала она, предоставив ему самому принимать решение. Несколько дней спустя он [Майкл] согласился. Он знал, что CBS Records не соблюдали прописанные в контракте даты релизов для остальных братьев, носящих фамилию Джексонов. Я думаю, это заставило его почувствовать, что он своим успехом подпишет смертный приговор нашей группе. Это тактика блокирования, используемая в музыкальной индустрии: задвинуть остальных членов группы подальше на полку и если они попытаются уйти, сказать, размахивая контрактом: "Никуда вы не уйдете, вы должны нам альбом". Майкл знал, что тур повлечет за собой новый альбом и выручит его братьев, поэтому он согласился принять участие. Как бы там ни было, его решение говорит о его самоотверженности. Но в глубине души он всегда хотел, чтобы это был его последний тур с нами - даже если мы думали иначе. Он предложил назвать его "Последний занавес".

Можете себе представить, как это воспринималось. Это звучало очень негативно, обозначая точку невозврата. Для нас тур представлял собою встречу с нашим детством. В этих выступлениях мы хотели показать все то, чего мы достигли и чему научись за долгие годы упорного труда. Вот почему в конечном итоге мы назвали наш тур Victory. Пока Майкл был занят разработкой дизайна сцены, каждый старался сделать все, чтобы этот тур стал "космическим". Как они с Марлоном позже шутили: "Вас вызывает звездолет!"

В день первой встречи, когда мы все собрались за столом, чтобы обсудить детали, я заметил одно неприятное отличие между прошлым и настоящим. С Джозефом мы все были едины, сейчас же каждый пришел как одиночный игрок, со своим личным юридическим представителем. У Майкла был свой адвокат и менеджер, у меня тоже, остальные четверо братьев имели общего представителя. Как проницательно заметила мама: "Каждый привел на кухню своего шеф-повара, не спросив других братьев".

На самом деле такое положение вещей означало лишь то, что Джеки, Тито, Марлон и Рэнди держались вместе и в случае каких-либо разногласий имели решающий голос. Их адвокат мог заявить, что действует от имени четырех братьев. У них было четыре голоса вместо одного, поэтому они имели власть наложить вето на любое наше решение. Теоретически, мы с Майклом были бессильны и понимали, что наши адвокаты не разбогатеют, устанавливая между нами мир. С самого начала шансы сохранить согласие были довольно призрачны.

Майкл имел невероятный успех. Журнал "Time" назвал его "самым страстным певцом после Элвиса Пресли". И вот, он сидел за этим столом - человек, получивший восемь статуэток Грэмми - и его голос не значил ровным счетом ничего. Дальнейший тон беседы был определен после того, как представители наших братьев решили, что нашли подходящего промоутера. Человек по имени Сесил Холмс встал и выложил чек на 250 000 долларов в качестве аванса. Для нас этого было недостаточно, такой суммы хватило бы только на одного из огромных пауков, которых задумал Майкл.

Джозеф на наших глазах разорвал чек и бросил его на пол. "Вы что, меня разыгрываете? Мы не собираемся продаваться так дешево!" - воскликнул он. Майклу понравилось это новое отношение. В былые времена Джозеф, возможно, согласился бы и на такую сумму.

Вскоре после этого наш отец объявил, что нашел подходящего для организации тура человека: Дон Кинг - одиозная фигура, с дико торчащими волосами, в белом лимузине, в золотых цепях и норковой шубе - был промоутером целого ряда боксеров, но его имидж заставлял в нем сомневаться. "Пусть докажет, что у него серьезные намерения", - ответили мы. Однако через пару дней Дон Кинг появился и выписал каждому из нас чек на 500 000 долларов. "Ребята, вы должны знать, что я отношусь к этому очень серьезно", - сказал он.

На той же неделе мы подписали контракт. Средства массовой информации смаковали подробности сделки - они никак не могли взять в толк, что Дон, известный как промоутер Мохаммеда Али и Шугар Рэй Леонарда, может смыслить в организации концертов Джексонов. Но промоутер есть промоутер: он должен уметь сделать из любого боксерского матча или концерта событие мирового масштаба - и Дон Кинг это умел. После его назначения многие в музыкальной индустрии отвернулись от нас, СМИ распускали ложные слухи. Заявление, что мы считали его "слишком показушным" и не тем, кого бы нам хотелось видеть своим промоутером, было неверным. По крайней мере вначале. Если у нас была какая-то доля сомнения, то дружба с Али убедила нас, что Дон - хороший человек. Сейчас партнеры Майкла говорят, что у журналистов была другая история.

Дон проигрывал в такте и дипломатии, но именно благодаря своему непомерно раздутому эго он стал промоутером. Он действовал нагло, но эффективно. Видя их вдвоем, скромника Майкла и горлопана Дона, можно было подумать, что это ребенок со своим немного шокирующим, но забавным дядей. Никогда не забуду той встречи, когда мы обсуждали концепцию шоу, и Майкл стал говорить о том, что хочет поблагодарить своих фанов и двигаться дальше.

"Майкл! - сказал Дон, игнорируя его монолог. - Запомни: не имеет значения, богатый ты ниггер, или бедный, или просто ниггер. Неважно, чего ты достиг, к тебе все равно будут относиться как к ниггеру". Другими словами, он считал, что чернокожие всегда будут слугами в музыкальной индустрии, так что стоит забыть том, чтобы кого-то переплюнуть. Все замерли. Дон поразил нас своей прямотой. Первым, нарушив молчание, рассмеялся Майкл. Это показалось ему забавным, немного шокирующим, но он не обиделся. Нас это тоже не задело. Один чернокожий поговорил с другим - вряд ли это удивит того, кто вырос в Гэри, штат Индиана. Дон часто выходил из себя, он чувствовал, что многие завидуют тому, что он вложил большие деньги и организовал такой огромный тур, к тому же с самим Майклом Джексоном. Это заставляло руководителей студий звукозаписи, журналистов-циников и поверенных мира шоу-бизнеса чувствовать себя болванами. Как позже заметила мама: "Мы всегда знали, что есть люди, которые готовы сделать все, чтобы тур не состоялся, пока Дон с нами. Вот почему я никогда не хотела быть в этом бизнесе".

Майкл не любил и вообще не пил Pepsi. Это стало потенциальной проблемой после того, как Джозеф и Дон заключили с Pepsi спонсорскую сделку на 5 млн. долларов, которая предполагала съемки двух рекламных роликов с использованием "Billie Jean" в качестве саундтрека. Когда Майклу объяснили, что он не обязан пить Pepsi во время съемок, он был счастлив и согласился. Был один забавный момент во время тура - если бы представители Pepsi увидели это, их точно хватил бы удар. Однажды в гримерке Майкл решил продырявить жестяную банку Pepsi, залил еду на тарелке напитком вместо соуса и позировал так для фотографии: крупным планом его блестящая перчатка, представляющая это "блюдо". Если когда-либо существовала фотография, которая бы иллюстрировала его чувство юмора и показывала разницу между Майклом-брендом и настоящим Майклом, это была именно такая фотография.

В январе 1984 года мы приступили к съемкам двух рекламных роликов для Pepsi. Первый снимался в Голливуде, на "New York street", где мы танцевали с детьми, представляющими "новое поколение Pepsi". Второй - в Shrine Auditorium в Лос-Анджелесе, где мы "давали концерт" перед толпой кричащих фанов, которые держали в руках стаканы с Pepsi. В этом ролике, который снимал наш любимый режиссер Боб Джиральди, мы играли на сцене, а Майкл должен был торжественно появиться наверху освещенной лестницы, осыпаемый искрами от взрывов магниевых бомб.

Мы уже сделали пять дублей, когда Боб попросил Майкла задержаться наверху на пару секунд дольше, чтобы захватить его силуэт. И вот мы опять принялись за дело. Шестой дубль. Я стоял с басом справа от сцены, лицом к залу. "Снимаем!" - воскликнул кто-то. Публика поднялась и начала кричать. Зазвучал знакомый ритм "Billie Jean". Затем послышался звук взрывающейся бомбы. Я знал, что Майкл сейчас спускается по лестнице. Я повернул голову, и в этот момент ад обрушился на землю. Мельком я увидел в волосах Майкла огонь, но он этого не замечал. Он продолжал танцевать. Затем начал быстро вращаться и огонь погас, окутывая его голову облаком дыма, но Майкл уже успел получить ожог. Из-за кулис к нему устремились пять человек, они положили его на пол. Все произошло так быстро, что я сперва не понял, что случилось. Я был убежден, что в моего брата стреляли, паника вокруг напоминала мне о попытке убийства президента Рейгана в 1981 году, на него тоже тогда все налетели. Я бросил гитару и помчался к Майклу, он уже поднимался на ноги. Ошеломленный, тяжело дыша, он ощупывал голову. Я увидел у него на макушке проплешину, волосы были выжжены огнем. Искры, летевшие из бомб, воспламенили лак для волос, которым мы пользовались. Позже, просматривая снятый материал, мы ясно видели пламя на его голове, когда он спускался вниз. За каких-то пять секунд огонь охватил все волосы. Как будто у него на голове был стог сена. Он лежал за кулисами, удивительно спокойный. Думаю, он был в состоянии шока, поэтому не волновался. Я присел рядом и взял его за руку, вокруг столпились братья. "С ним все будет хорошо... Майкл, все будет в порядке!" - повторял я больше для себя, чем для него. Слава Богу, рядом не было нашей матери. Ей не стоило это видеть. И слава Богу, что Билл Брей сумел сообщить ей о случившемся по телефону, умолчав о нашей панике.

Скорая увезла Майкла в медицинский центр Cedars-Sinai в Западном Голливуде, мы поехали следом в одном автомобиле, все еще одетые в наши яркие костюмы. Собралась вся наша семья, ведь так было всегда: если с кем-то из нас случалось что-то плохое, мы бросали все и бежали к нему. Один за всех и все за одного. Майкл получил ожог кожи головы третьей степени (почти до кости), и стоит ли говорить, как ему повезло, что он остался жив. Позже его перевели в больницу Brotman Memorial в Калвер-Сити, где он сидел в постели с повязкой на голове и смотрел видео. Он признался, что испытал трепет от езды на машине скорой помощи, ведь он тайно мечтал об этом с самого детства. Слава Богу за силу духа, которую имел Майкл!

Он не собирался предъявлять иск Pepsi, но насмотревшись на ужасное состояние других обожженных людей, Майкл разработал план. Вместо того, чтобы говорить о своих ожогах, он начал говорить о благотворительности: переименовал ожоговый центр Бротмана в "Ожоговый Центр Майкла Джексона" и заставил Pepsi пожертвовать 1.5 млн. долларов. В сутяжнической Америке странно было видеть человека, который пренебрегает собственными страданиями, чтобы помочь тем, кому еще хуже. Поверьте мне, Майкл страдал от боли. Хотя он смог полностью восстановиться и к началу тура в июле чувствовал себя хорошо, ему пришлось перенести операцию, чтобы удалить шрам и растянуть кожу головы над обожженным участком. У него было что-то вроде имплантата, который причинял мучительную боль. Он страдал не только в первые несколько недель, но и много лет спустя. Иногда боль была настолько сильной, что он хватался за голову. Единственным, что могло облегчить его мучения, было рецептурное лекарство Demerol. Это не обычное противовоспалительное средство. Это болеутоляющее, по силе действия не уступающее морфину, которое приносило желанное облегчение. Вообразите себе самую сильную боль, какую вы когда-либо испытывали, и вспомните, как вы были готовы сделать все, чтобы это поскорее закончилось - вот через что прошел мой брат! Я сомневаюсь, что в таком состоянии он был способен размышлять о побочных эффектах Демерола, одним из которых может быть привыкание.

Следующим на больничную койку перед самым туром угодил Джеки. Он поехал на машине в кинотеатр под открытым небом и попал в аварию. У него было раздроблено колено. Джеки достаточно долго пролежал в больнице в гипсе от бедра до лодыжки. К сожалению, он не успел поправиться к началу тура. Джеки был расстроен, ведь он понимал, что эти концерты будут особенными. Он ездил с нами, выходил на сцену для приветствия, но выступать не мог. Это стало ударом для всех, ведь вместо шести исполнителей нас осталось пятеро, и думаю, не я один задавался вопросом, не проклял ли кто этот тур. "Они готовы рыться в любой грязи, чтобы отыскать компромат и разрушить этого человека," - говорил Джозеф после начала клеветнической компании против Дона Кинга. Кто-то где-то проговорился, что в 1966 году Дон был осужден за непреднамеренное убийство. Дон Кинг убил человека, а сейчас он организовывает концерты Майкла Джексона. Этим "открытием" упивалась пресса и все враги Дона. Я сочувствовал ему, ведь они не случайно выбрали время, чтобы вспомнить эту историю и никто не принимал во внимание, что он говорил с высоты своего четырехлетнего тюремного опыта о тщетности насилия. Его оправдание и доводы не находили должного отклика. Каждый считал своим долгом бросить камень в его огород.

Короче говоря, когда Майкл услышал об этом, он сказал, что отказывается от гастролей, если Дон останется нашим промоутером. "Он обманщик, а мы с обманщиками не работаем," - заявил он.

Чтобы Дон остался, пришлось вмешаться Джозефу. "Вот что пресса делает с такими парнями!" - говорил он. "Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас отступить. Дон работал без выходных, чтобы мы имели успех. Нельзя его наказывать."
Майкл взял паузу, чтобы хорошенько все обдумать и в конце концов решил, что Дон продолжит заниматься туром, но с некоторыми поправками. Дон получил официальное письмо, запрещающее ему вести дела или переговоры с кем-либо от имени братьев.

В конце концов, за месяц до начала тура, для равновесия и большего контроля решено было взять еще одного, четвертого промоутера. Им стал Чак Салливан, владелец New England Patriots, который имел внушительные связи со многими стадионами страны. Фактически, его назначение сместило Дона, Джозефа и маму с лидирующих позиций, но Дон этому противился. "Если вы хотите забрать у меня тур, вам придется мне заплатить," - говорил он. Так и вышло. Он получил три процента от прибыли и передал бразды правления в другие руки.

Все изменилось и в то же время не изменилось ничего. В день нашей первой репетиции воскресли наши старые дружеские отношения, как и вновь обретенная уверенность в том, что все будет хорошо. На сцене мы были братьями, выступающими как одна семья, а за кулисами - противоборствующими командами, каждый за себя. Мы не привыкли гастролировать с адвокатами, в остальном же все было как всегда. Течение времени не повлияло на нашу связь - дайте нам новую сцену, бросьте нам вызов и мы устоим. Мы провели репетиции на стадионе Zoetrope в Голливуде, владельцем которого был режиссер Фрэнсис Форд Коппола, снявший Диснеевский фильм Капитан Ио, где Майкл сыграл главную роль. Эти репетиции очень ободрили нас - чем больше мы репетировали, тем более вдохновлялись. Майкл ничем не отличался от остальных: так же тренировался, выкладываясь на пятьдесят процентов. Свою тысячу процентов он всегда приберегал для сцены.

А еще, как и раньше во время туров, он шел домой и там оттачивал свой танец. Каждое сложное движение должно было быть идеальным и он делал для этого все. Он мог отработать всю репетицию, а потом доводить танец до совершенства дома, повторяя движения снова и снова... и снова. Он рассказывал мне, что иногда так уставал, что едва мог дотащиться до своей комнаты. В Неверленде у него был репетиционный зал с зеркалами повсюду и деревянным полом. Так вот, он буквально протер дырки в этом полу, отрабатывая вращения и повороты. Его танец всегда носил свою собственную, неповторимую марку.

В июле мы прибыли в Канзас-сити для открытия тура и все внимание журналистов переключилось с Дона на Майкла. СМИ были рады любым сплетням, но особенным успехом пользовалась одна: о том, что Майкл гомосексуалист. Эти слухи впервые появились в семидесятых, когда какой-то журнал опубликовал оскорбительную историю о том, что Майкл якобы соперничал с какой-то женщиной за любовь к мужчине-поэту. Эта чушь время от времени всплывала на протяжении всей жизни Майкла. Но тогда, в середине 1984-го ему надоело слушать одни и те же вопросы репортеров и читать скрытые инсинуации в прессе. Он знал, как работают СМИ: они спрашивают, не инопланетянин ли Майкл и когда он отрицает, появляются заголовки: "МАЙКЛ ОТРИЦАЕТ, ЧТО ОН ИНОПЛАНЕТЯНИН". Спрашивают: "Ты гей?" Он отрицает. "МАЙКЛ ОТРИЦАЕТ, ЧТО ОН ГЕЙ." И вскоре люди начинаю задаваться вопросом, почему он отрицает что бы то ни было?
Эти заголовки могли разрушить его жизнь. Вот почему он решил молчать и ничего не говорить, надеясь, что его музыка превыше всего, что она будет говорить за него. Но тогда, в Канзасе, один репортер спросил, как Майкл отреагировал на слухи о том, что он гей. Майкл ответил, что он не гомосексуалист и удивляется, почему людям так нравится вешать ярлыки. "Мы все - люди. Что в этом такого?"

Но этого было мало. Пресса стала выяснять, что он имел в виду, когда сказал: "Что в этом такого?", не понимая, что Майкл пытался удержать баланс между отрицанием и поддержкой сообщества гомосексуалистов. У него не было шансов.

Что до меня, то я считал все споры о его сексуальной ориентации нелепыми. Мне кажется, что люди неверно истолковывали тот факт, что он был трудоголиком. Они смотрели на холостого парня, с косметикой на лице вместо щетины, на его детские поступки и привязанность к шимпанзе и делали неправильные выводы. Майкл также не боялся демонстрировать женскую сторону своего характера, его голос соответствовал представлениям общества о том, какой голос у гомосексуалистов. Но в нашей семье у всех мужчин довольно высокие голоса. Я на собственной шкуре испытал насмешки по этому поводу. Когда я впервые сам ехал в Лос-Анджелес, меня остановила полиция. Мужчина-офицер, услышав мой голос, рассмеялся и сказал своей коллеге-женщине: "Кто будет ее искать?"

Майкл всегда говорил: "Моя жена - это моя музыка, я женат на своем ремесле," - именно поэтому он достиг величия. Но он также был преданным Свидетелем Иеговы и жил в соответствии с Библией. Из-за своей религии он был намного более сдержанным, чем остальные братья. Он жаждал иметь серьезные близкие отношения. После Триллера он, казалось, был в постоянном ожидании той единственной, которая должна была войти в его жизнь, которой он мог бы доверять, которая, он должен был быть уверен в этом, была бы с ним не потому, что он Майкл Джексон и любила бы его самого, а не его образ.

Мой брат был ребенком в душе и хотел найти такие же качества в своей избраннице. Он не думал о страсти, чувственности и драмах. Его голова была забита играми, битвами на водяных пистолетах, комиксами и фильмами. Он хотел делиться своими мечтами о благотворительности, посещать больницы и смотреть на мир глазами ребенка. Вот такой он видел свою идеальную женщину. И пока он ее искал, он пытался впустить в свою жизнь кого-то.

Достаточно скоро Лондонский таблоид Sun придумал кличку "Wasko Jacko". Это прозвище, которое Майкл считал отвратительным, было частью стратегии СМИ по внедрению странных историй о нем. Майкл всегда говорил, что не имел ничего общего с этими пиар-технологиями и я ему верил. В Мотаун он занимался творчеством и музыкой, больше ничем.
Сначала в National Enquirer вышла статья под заголовком "Майкл Джексон планирует дожить до 150 лет" с фотографией, где Майкл лежал в кислородной камере. Это была подлинная фотография. Такие камеры использовались для лечения ожоговых пациентов в Brotman Memorial, и во время одного из визитов Майкл не удержался и залез внутрь. Не потому, что это было частью его лечения, а потому, что это выглядело футуристично, а он хотел получить забавную фотографию. Он пролежал внутри лишь несколько секунд, с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. Enquirer сопроводил фотографию словами "близкого друга", который сказал, что Майкл планирует купить себе кислородную камеру для сна, чтобы остановить процесс старения. Невероятно, но люди верили в это. За многие годы я потерял счет сколько раз меня спрашивали: "Это правда, что ваш брат спит в кислородной камере?" Мне хотелось сказать: "Мой брат не любит спать в кровати, что уж говорить о камере!"

Вторая история была настолько нелепой, что даже не заслуживала никаких объяснений: Майкл с помощью своего менеджера Фрэнка Дилео намеревался купить кости Человека-слона. Опять же, люди этому поверили. Или может быть они просто решили верить, потому что каждый хочет успокоить себя тем, что не бывает гения без чудачеств. Я никогда этого не понимал. Наша семья читала эти статьи, мы не верили, но однажды мама узнала, что за этой глупостью стоит Фрэнк Дилео. "Ты не должен распространять такие слухи! - сказала она. - Ты выставляешь моего сына идиотом". Фрэнк, очевидно, не волновался. "Люди обращают на него внимание... именно этого нам и надо".

Глава четырнадцатая.
Воссоединение