Джефф кивнул.
— Занятно. Я рад, что вы чувствуете себя в безопасности.
— Вон мой дом, в самом начале улицы. С кошкой на крыльце. — Джефф притормозил возле дома. — А как долго вы будете в отъезде?
— Еще неделю я буду дома, потом на неделю уеду в Шотландию.
— Когда вернетесь, я обязательно угощу вас обедом. Я даже могу сама его приготовить. Я вам очень обязана.
Бенсон кашлянул.
— Спасибо. Я позвоню вам. Нельзя оставлять наших славных детективов в должниках.
Кейт улыбнулась и вышла из машины. Она действительно хотела встретиться с ним при менее удручающих обстоятельствах.
— Я рада, что мы поняли друг друга. Я беспокоюсь о Джеке и не хочу ему зла.
— Он счастливчик. Жаль, что у меня нет такой… подруги. Кейт, поймайте убийцу, но, пожалуйста, будьте осторожны! И очень вас прошу, выкиньте этот дафклот в ближайшую канаву.
Кейт засмеялась и поспешила к дому, судорожно роясь в сумочке. Ключ не хотел находиться, а Бенсон, видимо, решил подождать, пока она не зайдет внутрь. Наконец она выудила ключ, открыла дверь и включила свет в прихожей. Потом обернулась и помахала ему на прощание рукой. Он коротко просигналил в ответ и нырнул в поток машин.
Впервые за долгое время Кейт было хорошо и весело. Подумать только, кого надо за это благодарить! Просто чудеса!
Жена Мойши Глюка с тяжелым подносом в руках зашла в гостиную.
— Твой кофе.
Она выдвинула столешницу складного столика и поставила поднос. Двигалась женщина медленно, через силу, голос ее звучал глухо и безжизненно.
Он отвлекся от газеты и посмотрел на жену поверх очков.
— Это не моя чашка.
— Прости. Дети случайно разбили. Я купила тебе новую.
Мойша нахмурился.
— Ты сидишь дома весь день. Неужели так сложно следить за детьми?
|
|
Она тяжело вздохнула.
— Мойша, у нас девять детей. В маленьком доме постоянно что-то разбивается и ломается.
— Вот оно что! Хочешь сказать, я сам виноват, раз не могу купить большой дом?
— Я не это имела в виду, — поджала она губы.
— Конечно, дом старый и тесный, именно поэтому тут никогда не будет порядка, — продолжал он.
— Мойша, дети шумят, балуются, иногда портят вещи. А у нас их девять.
— Ладно, ладно, женщина. Все, я хочу почитать спокойно. Дети уже спят?
Она поправила платок на голове и села напротив мужа.
— Все в кроватях. Аарон хотел поговорить с тобой. Рут тоже не может заснуть.
— Поговорю с ним завтра. — Он проигнорировал вздох и осуждающий взгляд жены. Отложил газету, сделал два глотка кофе. — Я ухожу.
— Сейчас?
— А что? Еще не так поздно.
— Мойша, уже половина девятого. И на улице холодно.
Он презрительно хмыкнул, поднялся с дивана и отряхнул брюки.
— Холодно! Ну и что? — Ухмылка исказила его бледное лицо. — На следующей неделе Пурим. Все будут плясать на улице даже в лютый мороз.
— Куда ты идешь?
— Симха, закрой рот!
Она опустила глаза.
— Шлимэй оставил тебе сообщение.
— Когда?
— Он только что звонил. Ты разве не слышал?
— Я знал, что ты возьмешь трубку. Решил, что это твоя сестра или подружка.
— А это оказался твой приятель! — не сдержалась она.
— Сколько раз я буду повторять? — Мойша говорил спокойно и уверенно. Этот тон раздражал многих, в том числе и его жену. — Он мне не приятель. Он мой коллега.
— Коллега? Какими же делами можно заниматься с такой крысой, как Шлимэй Кац?
— Тебя это не касается. Я зарабатываю деньги, ты следишь за домом. Только так, Симха. Ты все равно ничего не поймешь, занимайся лучше своими делами.
|
|
Симха начинала злиться, она явно нарывалась на ссору. Так не похоже на нее. Обычно она вела себя тихо и была послушной. Может, ей хочется? Месячные закончились неделю назад, значит, уже можно заниматься сексом.
— Послушай, я скоро буду дома, — чуть ласковее сказал Мойша.
Симха скривила губы. «Интересно, она знает? — подумал он. — Хотя какая разница?»
— Прими пока ванну.
Она встала.
— Нет, Мойша. Я больше не хочу детей. Если разрешишь считать опасные дни по календарю, я не буду возражать против твоих шлюх.
Она вышла. Поднос и злополучная чашка остались на столе.
Значит, ей все известно. Но это ничего не меняет. Заниматься сексом с Симхой — это все равно, что ездить на «вольво»: безопасно, предсказуемо и очень скучно. Ему было с чем сравнивать. Секс с Клаудией не был ни скучным, ни безопасным. Он был как езда на спортивном болиде: быстро, горячо и заносило на каждом повороте. Мойша улыбнулся. У него встало при одном воспоминании. Будет плохо, если Симха это заметит, поэтому он прикрыл пах газетой.
Он тяжело вздохнул. Может, разрешить ей пить противозачаточные таблетки? Прямого запрета на них не было, да и, по правде говоря, семья Глюков уже произвела на свет восемь здоровых детей. Когда младенцу, который неспокойно спал наверху, исполнится три года, он сможет с уверенностью сказать, что у него девять здоровых детей. И никто не сможет упрекнуть его в том, что он не соблюдает закон. Еще девять жизней, еще девять семей. Да, он сделал свою работу, и никто не смеет осудить его за маленькие радости на стороне.
|
|
Он никогда не нарушал запретов, не занимался мастурбацией и всегда аккуратно кончал в Клаудию, не теряя ни капли своего семени, поэтому считал себя добропорядочным евреем. И о Симхе он хорошо заботился. У них были деньги, а в последнее время благодаря новому «бизнесу» они стали еще богаче. Но Мойша не хотел переезжать. Несмотря на жалобы Симхи, ему нравилось на Стамфорд-Хилл. А еще он не хотел привлекать внимание к своему богатству.
Он ждал, пока пройдет возбуждение, обдумывая свое последнее предприятие. Он рисковал, но алмазы того стоили. Надежно, и декларировать доходы не нужно. Алмазы легко хранить и легко продавать. Он снял со спинки стула пальто, за подкладку которого со всей тщательностью зашил свои сокровища, и улыбнулся. Теперь они стоили около сотни тысяч фунтов. К счастью, никто этого не знал, даже Симха. Ей и незачем было знать. Она думала, что источник их доходов — недвижимость, и это полностью его устраивало.
Мойша почти не волновался. Установить его связь с убийствами практически невозможно. Пока Намзул и Шлимэй будут держать язык за зубами и делать свою работу, все будет хорошо. А еще он знал, что доктор будет молчать в любом случае. Пока дела будут идти таким образом, Мойша в безопасности. Хотя недавно бангладешец заставил его понервничать. Глюку все чаще приходило на ум, что Намзула придется убрать. Если он перестанет работать на него и выпадет из обоймы, то может стать той шальной пулей, которая угодит Мойше в голову. Он доверял Шлимэю — в конце концов, он еврей! — но Намзул — это заноза, которую, пока не поздно, нужно вытащить из задницы. Но не сейчас.
Его ждала Клаудия. За сто фунтов он купил целую ночь и мог делать все, что захочет, мог даже с двумя или тремя девочками. Он пробовал, но ему не понравилось. Он не знал, что с ними делать. Мойша был плохим любовником и нервно вздрагивал, чувствуя на себе насмешливые взгляды проституток. Он чувствовал, что им омерзительно прикасаться к его тощему, жилистому телу. Они пытались потрогать его пейсы, но он не позволил. Они смеялись над ними. Нет, лучше с одной Клаудией: она знала, как проявить уважение и отправить его прямиком на пик блаженства. Она просила за свои услуги сто фунтов. Конечно, он никогда бы не согласился платить ей столько. Они сошлись на восьмидесяти, и это было намного больше, чем она получала от обычных клиентов. Но Мойша платил не только за секс, а еще и за толику добросердечного отношения.
Глюк стряхнул с плеча перхоть. Сегодня, решил он, нужно попробовать в постели что-нибудь новенькое. Что-нибудь извращенное, что-нибудь такое, о чем Симха даже не знает. Мойша считал, что у жены никогда не было эротических фантазий. Клаудия знала о его сексуальных потребностях и постоянно придумывала новые игры, подталкивала его к экспериментам и занималась с ним любовью в самых причудливых позах. А еще она была осторожна. Ему это нравилось. Она подозревала, что Мойша — не простой бизнесмен из еврейского квартала, но никогда не задавала вопросов, не проявляла интереса к его жизни. Ей было все равно, чем он занимается, в кого верит и как живет. Все, что казалось другим интересным и необычным, она, похоже, просто не замечала. В общем, его это полностью устраивало. Когда они были вместе, он чувствовал себя королем. Клаудия без лишних разговоров угождала ему. Все было просто и честно. Он платил деньги, она делала ему хорошо. Да, ему нравилась Клаудия, и он надеялся, что сегодня вечером она придумает что-нибудь интересное.
Клаудия мерзла. А еще она волновалась. Она с самого утра не видела Аниэлу. И никто не видел. Последним человеком, с которым она разговаривала, была Ева. Но полька была занята весь день, поэтому Клаудии до сих пор не удалось поговорить с ней. Молодая наркоманка могла появиться на улице в любой момент, и Клаудия мысленно торопила ее: она не хотела опаздывать на рандеву с Мойшей.
Ей нравился этот еврей. Другие девушки боялись и думали, что встреча с ним сулит неудачу. Пожалуй, из всех постоянных клиентов Мойша был самым некрасивым, но Клаудия давно отучила себя обращать внимание на внешность и личные предпочтения. Младшие девушки еще не поняли, что клиентам они отдают маленькую и несущественную часть себя. Клаудия никому не доверяла, даже тихому Мойше, который никогда не причинял ей боль и не требовал от нее ничего извращенного. У всех были тайны, и он не был исключением, но она ничего не хотела знать. Ей нравилось его старомодное поведение, его вежливость, его мягкость, его негромкий смех. И платил он гораздо больше, чем другие.
Мойша платил, сколько она скажет, и удовлетворить его было легко. Ему просто не хватало разнообразия в сексе. Но даже от скуки он не спешил устраивать оргии — Мойша даже не догадывался, что можно делать с ней в постели. Хотя Клаудия давно заметила: ему очень нравилось, когда она предлагала что-нибудь необычное. Еще Клаудия знала, что по-своему нравится ему. Мойша стал ее постоянным клиентом не потому, что у нее было красивое тело. Он приходил к ней, потому что она вела себя нормально. Они почти не разговаривали, и Мойша не донимал ее ревностью. За что, к слову, она была ему очень признательна. Он понимал, кто такая Клаудия и чем занимается, и не относился к ней как к своей собственности. А еще Мойша ей доверял.
Клаудия давно поняла: доверие — это власть одного человека над другим. Сама она никому не доверяла.
Ее сутенер, Лерой, забирал почти все деньги, но не относился к ней как к последнему дерьму. Вероятно, он понимал, что на Клаудии во многом держится его бизнес. Без нее девушки ходили бы голодными, холодными и битыми, а от многих забеременевших или больных малолеток пришлось бы избавляться. Лерой оплачивал жилье — захудалую комнатушку — и время от времени давал деньги на еду и одежду, но, по сути, девушки находились на положении рабынь. Ему было дело только до денег, которые они зарабатывали, на самих же проституток — глубоко наплевать. О них, своих сестрах из Восточной Европы, заботилась Клаудия. А еще был ее Мойша, к которому она часто обращалась за помощью. Еврей никогда не отказывался купить пару рогаликов или горячий кофе ее товаркам. Клаудия злилась, когда девушки дразнили его, он этого не заслуживал.
Она тяжело вздохнула и закурила новую сигарету. По сравнению с другими, ее жизнь была не такой уж плохой, но чем дальше, тем сложнее будет держаться на плаву. На улице оказывались совсем молоденькие девочки, которые не умели постоять за себя. В двадцать девять Клаудия чувствовала себя старухой. Например, Анне было всего пятнадцать. Ее сверстницы заполонили Лондон. Зачем они приезжали? Неужели верили, что улицы тут вымощены золотом? Клаудия на собственном горьком опыте убедилась, что это не так. Тут столько же боли и грязи, сколько и в любом другом городе мира. Бедная жизнь дома ничем не отличалась от рабства, в которое они попали за границей. Она покачала головой. Куда же запропастилась Аниэла? А Ева? Клаудия взглянула на часы. Через двадцать минут придет Мойша. Она еще раз посмотрела по сторонам. Наконец появилась Ева. Кутаясь в шубку из искусственного меха, она шла к ней от метро.
— Ты закончила? — спросила Клаудия.
Та кивнула.
— Да. Все натерла. Больше не могу.
— Много работы?
Ева кивнула. Она заметно осунулась, глаза бегали.
— Жрать хочу. А Лерой где-то ходит. Он пообещал мне дозу. Хороший кокс.
Клаудия перешла на польский — на родном языке до Евы дойдет лучше.
— Посмотри, в каком ты состоянии! Думаешь, такой неудачник, как Лерой, может дать тебе хорошую дурь? Притащит дерьмо, как обычно. С чего ты решила, что он будет делиться хорошим порошком?
— Он обещал, — надулась Ева.
— Ну ты и дура! — проворчала Клаудия, которая уже устала предупреждать Еву насчет наркотиков. К счастью, у нее самой не было зависимости. Она их даже не пробовала — не было денег. Все заработанное Клаудия тратила на восьмилетнюю дочь. — Ладно. Лучше скажи, ты видела Аниэлу?
— Аниэлу? — Ева сморщила лоб. — Не помню.
— Новенькая из Уэльса сказала, что ты видела ее последней.
Ева тупо смотрела на нее.
— Кто сказал?
Клаудии хотелось надавать ей пощечин, но Мойша совсем скоро будет в кафе, а он не любил, когда она опаздывала. Она знала, у него тоже есть семья. «Быстрее. Ну же, наркоманка чертова!» Вот только криками от нее ничего не добьешься.
— Ева, деточка, ты же видела ее. Вспоминай. — Клаудия щелкнула пальцами у нее перед носом. Удивительно, но это возымело действие.
Ева моргнула и раздраженно проворчала:
— Да, я видела ее. Утром. Она пошла на станцию с каким-то парнем. Быстро закончили там. Потом мы выкурили по сигарете. Потом она обработала еще одного мужика. А потом сразу села в такси и уехала.
— Такси? — переспросила Клаудия. — Она сказала тебе, куда поехала?
— Да, но я забыла. Я была занята.
— Ева, я тебе сто раз объясняла, почему нужно запоминать. Аниэла никуда бы не поехала, не сообщив, куда едет и с кем. Она знает правила.
— Ты сама их придумала! — Она шмыгнула носом.
— Дурочка! Я их придумала для твоей же безопасности! — Теперь Клаудия по-настоящему испугалась за Аниэлу. — И больше ты ее не видела?
Ева пожала плечами.
— Ну, она сказала, что он хорошо заплатит, если она поедет к нему на квартиру.
Клаудия не знала, что сказать. Аниэла нарушила самое главное правило.
— Куда она поехала? Пожалуйста, попытайся вспомнить!
Ева вздохнула.
— Я есть хочу. И без кокса плохо соображаю.
— Ева, пожалуйста!
Девушка нахмурилась и посмотрела вверх. Но небеса вряд ли могли ей помочь.
— Кажется, Уайтчепел. Я что-то такое слышала, когда она садилась в такси. Брик-лейн, кажется.
— А мужчина? Ты видела его?
Ева пожала плечами.
— Может быть.
Клаудия поняла намек и достала из кармана пятерку.
— Держи, купишь себе гамбургер. Рассказывай.
Ева недовольно посмотрела на нее, но деньги взяла.
— Мужик не хотел трахаться на станции. Слишком много людей. Он хотел дома и согласился заплатить больше. Он долго наблюдал за нами.
— Наблюдал?
— Да. Ну, знаешь, сначала я подумала, что он стесняется или не знает, как подойти к нам. Но потом, когда он наконец решился, я поняла, что он просто выжидал момент, чтобы подойти к Аниэле. Он издалека ее присмотрел.
— Ты понимаешь, как все это выглядит?
Ева пожала плечами.
— Жутко, да?
— Ты хорошо его рассмотрела?
— Не очень.
Она широко зевнула, и Клаудия едва сдержалась, чтобы не стукнуть ее.
— Это был какой-то иностранец, — добавила Ева.
— То есть?
— Ну, — Ева потрогала щеку, — может, и англичанин, но цветной. Индус, в общем.
— Так, понятно, опиши его.
— Не могу, — скривилась она. — Он замотал лицо шарфом, и одежда самая обыкновенная: куртка на меху, джинсы, шапочка. Он еще такой щуплый. Он на меня тоже смотрел.
Клаудия покачала головой.
— Не понимаю.
Ева состроила довольную гримасу и объяснила:
— Он вначале выбрал меня. Но потом увидел, что я тоже смотрю на него. Похоже, ему это не понравилось. Знаешь, у него такие темные, внимательные глаза.
— Ева, почему ты никому не сказала? Ужас какой!
— Почему чуть что — сразу «ужас»? Аниэла уже большая девочка. И выглядела чертовски довольной, когда шла с ним. Он хорошо заплатил, дал денег на машину и еду. Кто бы отказался? — оправдываясь, заявила Ева. — Откуда я могла знать, что она не вернется? Может, она пошла в магазин или осталась с ним на ночь?
Клаудия ничего не ответила, резко развернулась и зашагала к кафе. Людей там оказалось меньше, чем обычно. Внутри было тепло и замечательно пахло. Она заказала кофе и рогалик. Нужно что-то съесть и успокоиться. Потом она вернется к Еве и вытряхнет из нее все, что та знает. Она села за столик и поставила перед собой стаканчик с дымящимся кофе.
— Клаудия, что-то случилось? Ты такая грустная!
Она подняла глаза и увидела перед собой вытянутое лицо Мойши. У нее была привычка сравнивать людей с животными. Мойша и повадками, и внешне напоминал ей лошадь. Особенно глаза были похожи — темные и очень умные.
— Привет. Прости, мне не грустно, я сержусь. Я волнуюсь по поводу одной из девочек.
Мойша сел за столик.
— Что произошло?
Он взял ее рогалик и откусил кусочек. Крошки упали на черное пальто.
— Она пропала.
Он кивнул.
— Давно?
Клаудия сделала глоток кофе.
— Не знаю. Я даже не знаю, пропала ли она на самом деле. Наверное, я чересчур волнуюсь.
— Наверное. — Он откусил еще кусочек и огляделся. — Ну и ну, сегодня тут тихо.
Она тоже обвела взглядом уютное кафе и с трудом уняла дрожь, когда подумала о том, что могло случиться с Аниэлой в эту холодную ночь.
— Ты прав. Пойдем наверх? — Она смогла обольстительно улыбнуться ему.
Мойша кивнул.
— Сегодня у меня мало времени.
— Семья?
— Нет, у меня еще есть дела.
Неважно. Это не ее жизнь. Зачем ей знать? Деньги, безопасность, теплота — все это было у миссис Глюк. Клаудия не завидовала, но ей было очень интересно, какой Мойша в качестве мужа. Наверное, жить с ним непросто. Она и глазом не успела моргнуть, как они уже были наверху и костлявые пальцы Мойши вцепились в ее одежду. Она собралась с мыслями и расстегнула красный кружевной лифчик. Мойше он очень нравился.
Выздоровление займет несколько недель, но даже сейчас было понятно: он сделал чудо! Он думал, что пересадка лица Лили была настоящим прорывом, но сейчас он превзошел самого себя. Это уже не медицина, это искусство. Адреналин бушевал в крови, когда он убрал алые капельки, выступившие на месте крошечных хирургических швов. Он размял плечи и потянулся, чувствуя, как затекла спина после восемнадцати часов, проведенных в операционной. Без сил, измученный, он чувствовал себя королем мира, Эдмундом Хиллари, покорившим свой, медицинский Эверест. Теперь он понимал, что чувствовал исследователь, стоя на вершине мира. Он сделал то, что еще никому не удавалось. Он победил! Внутри все ликовало и пело.
— Кто она? — спросила медсестра.
— Я уже говорил тебе, что не знаю, — соврал он.
Он хотел добавить, что ему все равно, но подумал, что эти слова покажутся бессердечными. Джули была лучшей хирургической медсестрой, с которой ему доводилось работать, и он нуждался в ее помощи больше, чем она думала. Ее нельзя отпускать. Конечно, он платил ей огромные деньги за готовность нарушить закон и за молчание. А еще, как ему казалось, ей нравилось быть частью команды, которая преступила одну из границ современной трансплантологии. Хотя основной причиной были карточные долги мужа, ипотека и кредит за машину. Долги и страх за семью крепко привязали к нему Джули.
— Это опасно?
— Джули, ты уже спрашивала.
— Да, но это уже пятая операция. И все эти тела… — Она покачала головой. — Я начинаю волноваться. Я видела репортаж в новостях. Что насчет полиции?
— А что насчет полиции?
— Джули, расслабься! — Анестезиолог Блейк отвлекся от приборов и вмешался в разговор. — Неужели ты считаешь, что наш блестящий хирург не придумает, как защитить собственную задницу?
— Да, но…
Блейк положил руку ей на плечо.
— Я забираю миссис М. Подготовь ее к транспортировке. Ты знаешь, что делать.
Она кивнула.
— А что делать с донором? — спросила она.
Джули явно волновалась из-за обезображенного трупа, который лежал в соседней комнате. Тело Аниэлы все еще было опутано трубками системы жизнеобеспечения. Она не знала, как ее зовут. Она была молода, с безупречным цветом лица и стала идеальным донором для двадцатишестилетней миссис М, у которой был очень богатый муж. У него хватило денег купить жене новое лицо после того, как она сильно пострадала в автокатастрофе.
Миссис М выглядела бледной, опухшей, но снова целой. Цвет кожи совпадал идеально. Потребуется несколько лет, чтобы она привыкла к своей новой внешности, возможно, ей даже понадобится терапия, но это уже вне его компетенции. Он вернул ей лицо, с которым женщина могла появиться на публике. А то, как она будет с ним жить, — это уже ее дело.
Работая, он начал напевать старую песню Рода Стюарта.
Блейк удивленно посмотрел на хирурга.
— Этот труп не должны найти, — сказал анестезиолог.
— Уже позаботился, — ответил он. — Но, Джули, еще раз проверь, чтобы все было вымыто и вычищено. И об одежде не забудь.
— Хорошо, — серьезно ответила она. — Я не хочу, чтобы нас поймали.
Он кивнул.
— Мы закончим тут сами, можешь заняться донором.
Джули выглядела очень усталой, хотя все были такими. Кроме почти нечеловеческих усилий и напряжения, операция требовала осторожности, конспирации и долгой послеоперационной терапии. Клиника находилась достаточно далеко, и это позволяло им чувствовать себя в относительной безопасности, но все равно во время операции он постоянно был настороже.
Джули вышла, мужчины остались одни. Хирург и Блейк думали об одном. Анестезиолог опустил маску и улыбнулся.
— Ты гений!
Хирург усмехнулся.
— Сам знаю.
— Первый в мире!
— Пока рано об этом говорить, — ответил он, хотя на самом деле не сомневался в этом. И миссис М была наглядным тому подтверждением. Да, он — гений.
— Уже сейчас она выглядит очень хорошо, — заверил его анестезиолог.
Он кивнул.
— Не буду спорить.
— Что дальше?
— К сожалению, нам нужно затаиться на некоторое время. Видимо, полгода или год мы ничего не будем делать.
Блейк сочувственно кивнул.
— Больше мы не будем использовать трупы, однако не волнуйся, мы не прекратим работу. — Он вздохнул. — Но ожидание оправдает себя. Миссис М должна выглядеть как можно лучше, когда мы представим ее общественности, разумеется, в американской клинике.
— И ты будешь утверждать, что ткани были взяты у трупа?
— Конечно. И я сам его подготовил, — смеясь, заметил он.
Блейк тоже улыбнулся.
— Дружище, если бы я не так устал, предложил бы выпить шампанского. У тебя все получается: клиника, телешоу, исследования, а теперь и это!
Он повернулся к приборам и проверил уровень кислорода.
Хирург принялся за уборку.
— Терпеть этого не могу!
— Потому что ты привык к слугам, которые делают за тебя всю работу.
— Гений не может быть уборщиком.
— Я помогу. Только мы должны знать, что происходит. Нам не нужны лишние глаза и уши. Я волнуюсь, как бы к нам не стали проявлять излишнее внимание.
Хирург ухмыльнулся.
— Мой партнер уважает приватность моих исследований.
— А если он начнет задавать вопросы? — Блейк щелкнул выключателем.
— Он знает, насколько я скрытный.
— И ему не любопытно?
— Нет. Я не вмешиваюсь в его исследования, а он не интересуется моими. Он работает над проблемой старения кожи и жировыми отложениями. В будущем это сослужит нашей клинике замечательную службу.
— А это? — Блейк указал на спящую миссис М. Зигзагообразные стежки, идущие вдоль линии волос, делали ее похожей на порождение доктора Франкенштейна.
— Нет, Блейк, все гораздо проще. Через десять лет мы постоянно будем делать такие операции. Мы будем мировым центром пластической хирургии. И тогда уже не нужно будет искать доноров на улицах, семьи сами будут соглашаться жертвовать лица своих родственников. Хотя, наверное, мы будем говорить «кожа», чтобы эмоционально не травмировать их.
— А что насчет китайской девочки? Это было ошибкой. Она не была ни проституткой, ни бродягой.
— Нет, не была, — признал он, стараясь, чтобы голос не звучал виновато. Хорошо, что никто не знал, насколько близка ему была «китайская девочка». Но ее смерть была выгодна и необходима. И все же он впервые сомневался перед тем, как сделать первый надрез. Ему не хотелось портить невероятно красивое, совершенное лицо Лили By. Ее красота бросала ему вызов. Он вспомнил, как замер, обдумывая первое движение, и потом, чувствуя, как скальпель легко режет плоть. Теперь нижняя половина лица Лили украсит госпожу Чен, супермодель из Гонконга, которая, перебрав кокаина, повредила нос и губы. Больше она не сможет сниматься крупным планом, но, по крайней мере, продолжит карьеру певицы. И будет зарабатывать миллионы.
Ему было все равно, почему они обратились к нему. Его волновал только престиж, деньги и, что самое главное, медицинская гонка. И он победил. Он был первым хирургом, который успешно выполнил трансплантацию лица. Он прославится на весь мир!
Джек плохо спал этой ночью. Сквозь обрывки кошмаров он слышал, как плачет Элис. Он проснулся в четыре утра и даже не пытался заснуть снова. Лучше бодрствовать и знать, что, несмотря на шок, горе и боль, он все еще способен трезво мыслить и контролировать себя. Он много раз видел, как другие переживают потерю близких людей, он дважды испытал это на себе. «Почти эксперт», — мрачно подумал он, надевая тренировочный костюм, шарф, перчатки и шапку. Он старался не думать о Лили и не вспоминать ее лишний раз, особенно теперь, когда он знал, что она была беременна. Он не будет думать о ней, потому что эти мысли уничтожат его. Он не будет горевать о ней, о ребенке, но только до тех пор, пока убийца не окажется за решеткой. Пока же он будет молиться о том, чтобы мысли о смерти прекрасной возлюбленной не взяли вверх над здравым рассудком.
Он должен быть хладнокровным. Возможно, кто-то подумает, что он черствый и бездушный человек, но это совсем не плохо. Это его единственная защита. Он должен вести себя как обычно, иначе команда перестанет ему доверять. Поэтому сейчас нужно остудить голову.
Он открыл входную дверь. На улице был ужасно холодно, но это нисколько не повлияло на его решение пробежать несколько кругов по парку. Возможно, произойдет чудо, и парковые ворота по неведомым причинам будут открыты. В противном случае придется бегать по окрестным улочкам. Хотя какая разница? На холоде не думается о плохих вещах, на холоде он не уснет и ему не приснится сон о ребенке, которого он потерял.
Джейн Брукс спрашивала его о снах, вспомнил он. Она очень любопытна. Любопытна, уверена в себе, но обидчива. Джек не был готов к вероломному нападению на свою психику. Он почему-то думал, что помощь психолога заключается в спокойных разговорах и одобряющих советах. Но Джейн добралась до его сердца и, похоже, намеренно причинила ему боль. У нее были на это свои причины, и Джек все понимал, но он и не представлял, как сильно может болеть душа. И он отчаянно нуждался в поддержке. Джефф оказался прав.
Джек был рад, что есть Джейн, с которой он мог поговорить откровенно, без цензуры, а самое главное — без страха, что его протащат по горящим углям за неосмотрительное слово. Он обязательно должен позвонить приятелю и поблагодарить за дельный совет. Мобильный телефон лежал в кармане, но сейчас он не будет звонить. Сейчас он будет бежать. Промерзший Лондон ранним зимним утром мог подарить ему единственное чувство — почти могильное спокойствие.
Джек приехал в Вестминстер в 06:45. По дороге он купил латте и порцию фокаччи с сыром и острой мортаделлой. Не самый полезный завтрак, слишком много жиров и углеводов, но ему было наплевать на диеты. Он даже подумывал, не прикончить ли шоколадку, которая лежала в верхнем ящике стола.
Он успел съесть половину, когда пришла Сара.
Она осторожно улыбнулась.
— Доброе утро, шеф. Простите, не хотела вам мешать.
— Все в порядке. Ты так рано приехала на работу! — ответил Джек. — Я могу только поблагодарить тебя.
— Будете кофе? — спросила она.
Джек, откусив большой кусок фокаччи, поднял стаканчик с недопитым латте и пробормотал «спасибо».
Сара вышла за кофе и минуты через две-три вернулась с дымящейся чашкой в руках.
— Сэр, как вы?
Джек понял, о чем она спрашивает.
— Я в порядке, — негромко ответил он.
— Примите мои соболезнования, — с искренним сочувствием в голосе сказала Сара и тут же заговорила о деле. Информация сейчас гораздо важнее сочувствия. — Мне удалось собрать сведения о черном рынке.
— Хочешь, обсудим за кофе, пока никого нет?
Сара кивнула, и Джек подумал, что она специально приехала пораньше, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Сара честолюбива — это понимали все, но мало кто понимал, насколько она умна и внимательна к мельчайшим деталям. Работать с ней было настоящим удовольствием.