Глава двадцать четвертая 12 глава. Я прошел через вычурный сад, не решаясь войти в дом




Я прошел через вычурный сад, не решаясь войти в дом. Миновав куст гардении по пути к причалу, я вдруг почувствовал, как болезненно сжалось сердце из‑за того, что не остался с матерью. Там, на другом берегу реки, стояла больница, где она лежала в коме.

Услышав голос Ледар, я вздрогнул.

– Привет. Добро пожаловать домой.

Оглянувшись, я бросил взгляд на стоявшую передо мной красивую женщину и легонько, по‑братски, поцеловал ее в губы.

– А что, внутри дом красивее? – спросил я, подставив лицо морскому ветру.

– Майк приглашал голливудского декоратора, – ответила Ледар. – Тот прилетел сюда, и Майк выдал ему незаполненный чек. Дом уникальный. Это как «Тысяча и одна ночь» и Монтичелло[73]в одном флаконе.

По кирпичной дорожке мы прошли к входной двери. Обстановка дома удивляла своей хаотичностью: казалось, все вещи куплены недавно, ничего старинного, каждая следующая комната выглядела еще стерильнее, чем предыдущая. На стенах гостиной висело несколько английских охотничьих гравюр. Бледные изнуренные английские всадники, скакавшие за сворой собак на плато в Южной Каролине. На Юге подобные охотничьи гравюры украшают обитые ореховыми панелями стены бьющих на внешний эффект второразрядных юридических фирм.

– Майк очень дорожит своими охотничьими гравюрами. В его доме в Лос‑Анджелесе полно таких картин, – словно прочитав мои мысли, объяснила Ледар.

– Понятно. А где сам хозяин?

– Позвонил из аэропорта по радиотелефону, – ответила она. – Будет с минуты на минуту. Сказал, что после ужина к нему приедут какие‑то таинственные гости.

– Как ты сюда добралась? Я не видел машины.

– Переплыла реку на отцовской лодке.

– Надо же, ты до сих пор хорошо помнишь реку, – восхитился я.

Она улыбнулась, но промолчала.

– Может, помочь тебе с ужином? – предложил я.

– А разве я тебе еще не сказала? Готовить будешь ты.

– Замечательно.

– Ты пишешь кулинарные книги. Я пишу сценарии. Так что нетрудно было догадаться. Отец дал нам целую лохань креветок.

– Давай чистить их вместе. У тебя есть паста?

– У меня есть все, – ответила Ледар. – Майк попросил меня пополнить запасы, а потому я скупила в Чарлстоне все, что можно съесть.

По неписаным законам люди, не умеющие готовить и получать удовольствие от еды, являются обладателями самых навороченных кухонь, и Майк не был здесь исключением. Мы с Ледар встали у сверкающего глянцем рабочего стола и начали чистить креветок, которые еще два часа назад плавали в уотерфордских ручьях. Мы сначала обезглавили их, а затем вынули белую плоть из бледных полупрозрачных панцирей. Острым ножом я удалял длинную чернильную вену, тянувшуюся от головы до хвоста. За окном солнце уже село в реку, и прилив стал розовато‑золотым. Даже из кухни открывался вид на реку. Мы трудились не покладая рук, и вот в раковине образовалась горка блестящих панцирей.

– Ты работаешь над проектом Майка? – поинтересовался я.

– Мы здесь не случайно, – кивнула Ледар. – Майк слышал о твоей матери и тут же позвонил мне в Нью‑Йорк. Он все еще надеется, что ты так или иначе примешь участие. Как там твоя мама? Насколько понимаю, ей не лучше?

– Пока держится, – ответил я и, постаравшись как можно тактичнее сменить тему, спросил: – Ты остановилась в доме родителей?

– На какое‑то время. Думаю, понадобится полгода изысканий, прежде чем я напишу хоть строчку. Ты все еще можешь принять участие в проекте. Я была бы этому только рада.

– Это не для меня, Ледар.

– И все же подумай. Майк относится к идее очень серьезно. Если он ее вытянет, это будет самый длинный мини‑сериал в истории.

Я проверил воду в кастрюле для пасты.

– В нашем городе маловато событий для мини‑сериала. В нашем городе маловато событий даже для минутной рекламы.

Она взглянула на меня.

– Ты и я – два главных персонажа… в более поздних эпизодах, конечно. Имена изменят, внесут долю вымысла, но мы там будем.

– Этого Майк мне не говорил.

– Он бы сказал, но ты не проявил ни малейшего интереса к проекту.

– Проект. Звучит как НАСА. Не узнаю Майка. Не нравится мне, каким он стал.

Я включил электрическую плиту на полную мощность, а потом и вовсе ее отключил. Ненавижу электрические плиты.

– Майк стал продюсером, хотя воспитан был совсем по‑другому, – вступилась за него Ледар, и тут мы услышали шум автомобиля на подъездной дорожке. – Это низшая форма человеческой жизни, но он лучший из всех, кого я знаю. Улыбнись, Джек. Ограниченность – неизбежный побочный эффект.

В дом вбежал Майк.

– Слышал о твоей маме, Джек. Сочувствую, – сказал он, обнимая меня. – В Голливуде не меньше тысячи людей, которые вполне заслужили лейкемию, по крайней мере, я бы дорого за это заплатил, а Бог наказал такого чудного человека, как она.

– Очень мило, Майк, – отозвался я. – Я подумаю.

– Чао, любимая! – Майк поцеловал Ледар в щеку. – Какое счастье видеть вас обоих! В Лос‑Анджелесе я сам себя не узнаю. Вчера наорал на интерна, девятнадцатилетнюю девчонку. Заставил ее плакать. После этого чувствовал себя просто ужасно.

– Ты всегда орал на людей, – констатировала Ледар.

– Но мне это не нравится. Я ведь не такой.

– Такой, раз продолжаешь это делать, – заметил я. – Хочешь выпить?

– Конечно, но только не содовой, – сказал Майк. – Сделай мне «Маргариту».

– Не могу, – возразил я. – Я американец.

– Тогда виски.

– Мне тоже, Джек.

Я подал напитки, и мы расположились на террасе, вдыхая ароматы сада и запахи города. Я был благодарен за то, что получил временную передышку от больницы.

– Джек, – начал Майк, – хочу извиниться за свое поведение в Венеции. Это был не я, а говнюк, в которого я, к своему стыду, превратился. Вел себя как засранец, потому что только так и делаются дела у нас в шоу‑бизнесе. Над… добротой там смеются, относятся к ней с презрением. Мне очень неловко. Остается только надеяться, что ты меня простишь.

– Мы ведь росли вместе, – грустно улыбнулся я.

– Да, – добавила Ледар. – Мы всегда будем любить тебя, Майк.

– Мы знаем, кто ты такой и из какой семьи, – продолжал я. – Трудно, наверное, быть знаменитым. Правда?

Внезапно Майк поднял голову, глаза его сияли от радости.

– Ничего хорошего в этом нет. За исключением денег. Но иногда мне кажется, что именно это и есть самое плохое.

– Избавься от чувства вины, – предложила Ледар. – Поделись деньгами с товарищами.

– Я делал дерьмовые фильмы, – начал каяться Майк. – Был самодовольным засранцем – и все ради денег.

– Я тоже еще тот засранец. И все, что я умею, так это готовить пасту, – сказал я, положив руку Майку на плечо. – Пошли ужинать.

– Я помогу, – предложила Ледар.

Я вернулся к раздражавшей меня электрической плите, смешал все ингредиенты, и вскоре запах чеснока, жарящегося на зеленом оливковом масле, окутал террасу, где все еще сидел и смотрел на сад и реку Майк. Мы с Ледар сразу же почувствовали себя непринужденнее. Она стала рассказывать мне все, что знала о жизни Майка после моего отъезда в Европу. Майк пять лет ходил к самому известному психиатру в Беверли‑Хиллз, после чего на него вдруг снизошло озарение и родилась идея постановки фильма об Уотерфорде.

Приключенческие фильмы в жанре «экшн» сделались его визитной карточкой, и во всех обыгрывалась фантастическая жизнь подростков с львиным сердцем в груди. Для съемок его фильмов требовалось больше плазмы крови, чем Красному Кресту после землетрясения, и больше вооружения, чем израильскому артиллерийскому дивизиону, охраняющему от Сирии Голанские высоты. Причем фильмы эти отнюдь не были низкопробными, а всего лишь посредственными. Как Майк говорил своим инвесторам, безоглядно доверявшим его безошибочному чутью на безвкусицу, это развлекательные фильмы с большой буквы. Маркетинговые исследования были тем инструментом, от которого Майк зависел во всем, поскольку они знакомили его с тайными причудами зрительских пристрастий. Так, в одном из фильмов герой умирал в апокалиптической перестрелке с местной бандой, однако опрос, проведенный после закрытого просмотра, показал, что публика предпочитает уходить из кинотеатра, храня в коллективном сознании улыбающегося, торжествующего героя, а не хладный труп. Конец фильма срочно пересняли на запасной площадке для натурных съемок с использованием современных средств воскрешения, и вот пожалуйста – герой, живой и невредимый, с улыбкой встречает заключительные титры, а все обезвреженные негодяи неподвижно лежат на поле его последней битвы. Благодаря маркетинговым исследованиям Майк больше не зависел от тычков директоров и художественного уровня сценаристов. Публика твердо знала, чего хотела, а Майку хватало ума делать так, чтобы она ела у него с руки.

Как и многие влиятельные люди в Голливуде, слишком быстро сколотившие себе состояние, Майк вошел в странную, иллюзорную пору, когда ему захотелось делать качественные и содержательные фильмы. Ему захотелось, чтобы Голливуд не только завидовал ему или боялся его, но и уважал. Он даже признался Ледар, что в жизни продюсера это самый опасный период. Нет ничего более жалкого и легкомысленного, чем кинопродюсер, замахнувшийся на знаковый фильм. Сентиментальность его отпугивала, тем не менее он слышал ее в глубине души, словно отдаленное завывание ветра. Ему отчаянно хотелось поведать миру о мужестве своей семьи и о южном городке, принявшем ее и давшем ей приют и защиту.

Вот почему мы с Ледар были крайне нужны для осуществления его планов.

За ужином Майк подробно изложил идею сериала. Он хотел, чтобы тот начинался рассказом о его деде Максе Русоффе, жившем в России и работавшем мясником в еврейском местечке, и о погроме, устроенном отрядом казаков. Фильм последует за Максом в Чарлстон и поведает о жизни коммивояжера, курсировавшего по шоссе номер семнадцать между Чарлстоном и Уотерфордом. Одним из первых покупателей Макса Русоффа в Уотерфорде стал мой дед, и они пронесли свою дружбу через пятьдесят с лишним лет.

– Знаю я все эти байки, – заявил я Майку. – С детства наслышан.

– Я хочу рассказать историю своей семьи, потому что другие евреи не могут поверить, что их соплеменники живут на Юге.

– Майк, позволь задать тебе вопрос, причем мне нужен честный ответ. Ты намерен включить сцену прыжка моей жены Шайлы с моста в Чарлстоне?

Живость беседы тут же куда‑то пропала. Мои слова повисли в воздухе. Ледар молча посмотрела на Майка.

– Мы изменим все имена, – наконец выдавил Майк. – Это будет художественный вымысел.

– И все же в твоем сериале будет еврейская женщина, которая покончила с собой, бросившись с моста?

– Джек, Шайла участвует во всех наших рассказах. Не только в твоем, – попыталась успокоить меня Ледар.

– Шайла была моей кузиной, – напомнил Майк. – Она такая же часть моей семейной истории, как и твоей.

– Хорошо, – заметил я. – Рад, что ты думаешь о своей семье. А как насчет другой твоей родственницы, моей дочери? Когда она будет смотреть художественный вымысел о том, как ее мать прыгает с моста… Мои дорогие Майк и Ледар, что, по‑вашему, я должен чувствовать? И как вам двоим даже в голову могло прийти, что я приму участие в таком проекте?

– Самоубийство прямо не покажут, – быстро произнес Майк. – Джек, мне без тебя никак. Мне нужная твоя помощь. И мне, и Ледар.

– Самоубийство Шайлы не будет включено в этот проклятый сценарий! – заорал я.

– Договорились, – буркнул Майк, – если ты согласишься помочь нам с остальным в этой истории.

– Ты и сам знаешь все остальное, – заявил я. – Мы все через это прошли. Танцевали под одну и ту же музыку. Смотрели одни и те же фильмы. Даже назначали свидания одним и тем же девушкам.

– Он говорит о Джордане, – произнесла Ледар ничего не выражающим тоном.

– Мы вместе ходили на заупокойную службу, – напомнил я. – Вместе сидели и вместе плакали, потому что смерть Джордана была у нас первой.

– Врешь, – отрезал Майк. – Ненавижу говорить жестокую правду, приятель, но ты врешь.

Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил пачку фотографий и бросил их передо мной на стол. Вот Джордан выходит из исповедальни в Сант‑Ансельмо, а вот он входит в монастырский сад. Было и несколько моих фотографий, где я оглядывался по сторонам, чтобы проверить, нет ли за мной слежки.

– Чудесный снимок моего исповедника в Риме, – заметил я, перебирая фотографии. – Этот мне тоже нравится. Здесь я поднимаюсь на Авентинский холм. И этот, где вхожу в исповедальню. А вот я выхожу оттуда, очищенный от всех грехов и возлюбимый Господом.

– Эти фотографии я увеличил в «Уорнер бразерс» и сравнил со школьными фото Джордана. Джордан Эллиот и есть твой итальянский исповедник. Ты передаешь ему письма от матери. У меня записана одна из твоих так называемых исповедей.

Я повернулся к Ледар и долго смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова.

– Ледар, тебе было об этом что‑нибудь известно? – спросил я.

– Только не надо мелодраматических эффектов! – воскликнул Майк. – Я заплачу тебе за историю Джордана и еще приплачу за рассказ о том, что произошло между тобой и Кэйперсом Миддлтоном в Университете Южной Каролины.

– Только один вопрос, Майк. Кто заплатит мне за то, что я дам тебе под зад? Мне не нравится, когда за мной следят. Мне не нравится, когда меня тайком снимают. И чертовски не нравится, когда записывают на пленку мою исповедь.

– Никакие это не исповеди, – буркнул Майк. – Они и близко не стояли к религии. Я хочу, чтобы это была история моей семьи, приехавшей из России и прошедшей через холокост, история нашей дружбы – все о нашей дружбе, которая, как ни крути, была настоящей, черт побери! А закончится все выборами Кэйперса Миддлтона губернатором штата Южная Каролина.

– Если Кэйперса Миддлтона выберут губернатором Южной Каролины, я окончательно разуверюсь в демократии, – произнес я, из последних сил стараясь держать себя в руках. – Этот штат и так подкосил мою веру в нее, поскольку из года в год выбирает Строма Термонда[74].

– А кто в кампусе на первом курсе продвигал Кэйперса в старосты?

– Это не его вина, – заступилась за меня Ледар. – Кэйперс тогда был совсем другим. А я была первой женой Кэйперса. Стала матерью его двоих детей.

– Он не отрицает, что был тебе никудышным мужем, – сказал Майк. – Ну а кто из нас не был? Я сам четыре раза был женат. Шайла ласточкой бросилась с моста.

Тут мое терпение лопнуло, и, прежде чем Майк понял, что происходит, я поднял его со стула за галстук и подтащил к себе, так что мы почти столкнулись лбами.

– Очень хочется надеяться, Майк, что причина, по которой Шайла наложила на себя руки, не имеет ничего общего с тем, что я был для нее поганым мужем. По твоим данным, я был поганым мужем, но – Богом клянусь! – не настолько поганым, чтобы отправить свою прекрасную и несчастную жену на мост. Ты все понял, Майк? Или мне оставить тебе на память сломанный нос?

– Джек, сейчас же отпусти Майка! – воскликнула Ледар.

– Извини меня, Джек. Я сказал ужасную вещь и искренне раскаиваюсь. Это говорил не я…

– А говнюк, которым я стал в Голливуде, – закончила за него Ледар.

Я великодушно вернул Майка на стул и заботливо поправил ему галстук.

– Извини, Майк, – с трудом выдавил из себя я.

– Я это заслужил. Тебе следовало набить мне морду. Я иногда сам не понимаю, что несу. – Голос Майка был мягким, вкрадчивым. – Ты знаешь, что даже собственная мать меня ненавидит? Да, ненавидит. Можешь не смотреть на меня так, но я правду говорю: она теперь ненавидит все во мне. Я отвратителен собственной матери. Она смотрит на меня и говорит: «Что плохого в том, чтобы быть просто счастливым? Разве это грех?»

В окна гостиной вдруг ударил свет фар, и перед домом остановился автомобиль.

– А вот и таинственные гости, – весело произнес Майк, поднялся и стремительно направился к двери.

– У тебя есть какие‑нибудь соображения? – спросил я у Ледар.

– Ни малейших, – ответила она.

В глазах Ледар я увидел удивление и боль, которые даже ей, славящейся своей выдержкой, скрыть не удалось. Героическим усилием она все же взяла себя в руки, и, обернувшись, я увидел ее бывшего супруга и моего бывшего друга Кэйперса Миддлтона. Он вошел в комнату вместе со своей второй женой Бетси.

– Здравствуй, Кэйперс. Здравствуй, Бетси, – потрясенно произнесла Ледар.

– Мы собирались привезти детей, но у них завтра контрольные, а в Чарлстон мы вернемся поздно, – сообщила ей Бетси.

– Я навещу их в выходные, – сухо ответила Ледар.

– Ты был прав, Майк, – одобрительно кивнул Кэйперс. – Вижу, сюрприз удался.

– Вот это да! – воскликнул Майк, очень довольный собой. – Бинго!

– Привет, Джек! Сколько зим, сколько лет, – обратился ко мне Кэйперс. – Я все о нас рассказал Бетси.

– Запомните меня таким, Бетси, – сказал я. – Потому что больше вы меня не увидите.

– Он примерно вас так и описал, – улыбнулась Бетси, одобрительно взглянув на мужа.

Кэйперс Миддлтон был одним из тех мальчиков‑южан, обладающих блестящей, идеальной внешностью и безукоризненной манерой поведения. Его красота была продолжением безупречного воспитания. Когда‑то я засматривался на него не меньше девушек. Именно это лицо научило меня тому, что никогда нельзя доверять красивой внешности.

Кэйперс протянул мне руку, но я воздержался от рукопожатия.

– Я не забыл, Кэйперс, и вряд ли забуду.

– Но ведь все уже давным‑давно быльем поросло, – заметил Кэйперс. – Сожалею о том, что случилось. Хотел сказать тебе это лично.

– Ну вот и сказал, а теперь избавь меня от своего присутствия.

– Он приехал сюда не просто так, – вмешался Майк. – Это я пригласил его и хочу, чтобы ты вел себя прилично по отношению к нашему будущему губернатору и его жене. Пойдем в кабинет и пропустим по стаканчику. Джек, у Кэйперса есть предложение, которое тебе стоит выслушать.

– Майк, я еду домой, – решительно заявила Ледар.

– Ну пожалуйста, Ледар, останься, – попросила Бетси. – Мы сможем поговорить о детях, пока мужчины обсуждают дела.

Ледар оглянулась на Кэйперса, и у нее был взгляд подстреленной птицы.

– Поверить не могу, что она мне это сказала.

– У Бетси возникла старомодная идея, что тебе может понравиться разговор об успехах наших с тобою детей.

– Все – в кабинет, – распорядился Майк. – Выпьем коньячку.

Атмосфера в комнате наэлектризовалась. Пока Майк разливал коньяк, я пытался угадать возраст Бетси, но затем вспомнил, что ей двадцать пять. Я чувствовал, что видел ее раньше, только не мог вспомнить где. Потом меня осенило, и я рассмеялся.

– Джек, я представляла себе что угодно, но только не смех, – удивилась Ледар.

Я указал на Бетси и, задыхаясь, произнес:

– Бетси была Мисс Южная Каролина. Кэйперс променял тебя на Мисс Южную Каролину, Бетси Синглтон из Спартанбурга.

– Я очень горда тем, что целый год трудилась на благо своего штата, – заявила Бетси, и мне даже понравилась легкость ее мыслей. – А те минуты, когда в Атлантик‑Сити я представляла Южную Каролину перед всем миром, были самыми счастливыми, не считая, конечно, дня свадьбы.

– Бетси, я слишком долго жил в Европе. Я даже успел забыть, что существуют такие девушки, как вы. Ты вполне можешь победить на выборах, Кэйперс. Южная Каролина купится на это дерьмо.

– Отстань от нее! – вмешался Майк. – Она ведь еще ребенок.

– Она отлично ладит с нашими детьми, – заявил Кэйперс. – Ледар может подтвердить.

– Бетси и ко мне очень добра, – бесстрастно заметила Ледар.

– Спасибо, – поблагодарила ее Бетси.

– Ледар совсем так не думает, – сказал я. – От ее слов разит неискренностью.

– Позволь мне самой судить, – рассердилась Ледар.

– Кэйперс, ты оставил Ледар Энсли ради Бетси. Какое же ты ничтожество! – воскликнул я.

– Джек, очень прошу, возьми себя в руки, – испугался Майк.

– Поцелуй меня в задницу, – напустился я на него. – Никогда не забуду того, что сделал Кэйперс Миддлтон, проживи я еще хоть тысячу лет. Ни за что не прощу этого сукина сына. О чем ты думал, когда свел нас всех вместе? Надеялся, что мы обо всем забудем и утром отправимся стрелять уток?

– Майк, это была очень жестокая идея, – нахмурилась Ледар. Она поднялась и вылила свой коньяк в бокал Майка. – Тебе не следовало поступать так с Джеком и со мной. Тебе не следовало поступать так с Кэйперсом и Бетси.

– А как еще я мог бы вас соединить?! – воскликнул Майк. – Это все для проекта. Не забудь, что я продюсер. Ледар, останься, пожалуйста.

Но Ледар решительно направилась к двери. Майк бросился за ней, уговаривая вернуться. Услышав шум лодочного мотора, я понял, что Ледар уже на пути в Уотерфорд.

Я оглянулся на Бетси, юную жену Кэйперса. Она была из тех южных девушек, что слишком хороши для меня. Такие особы обычно рекламируют молочные продукты. Все в ней казалось мне доведенным до механического совершенства. Подобная внешность вызывает восторг, но не похоть. При виде этой сияющей улыбки хотелось узнать фамилию ее зубного врача.

– Вам двадцать пять, Бетси? – спросил я.

– Вы что, перепись проводите? – огрызнулась она.

– Да, ей двадцать пять, – ответил за жену Кэйперс.

– Попробую догадаться. Сестринство в Университете Южной Каролины.

– Бинго, – сказал Майк, снова входя в комнату.

– Молодежная лига.

– Бинго, – снова сказал Майк.

– Как вы узнали? – поинтересовалась Бетси.

– У вас характерная косинка. У всех студенток из сестринства появляется такая косинка. Когда мужья несут чушь, жены вот так скашивают глаза, и те думают, что их обожают.

– Джек, вы подгоняете меня под стандарт.

Я почувствовал в ней настоящий огонь.

– Бетси, это Юг подогнал вас под стандарт. Я просто проверил границы вашего стандарта.

Кэйперс обнял жену за талию и сказал:

– Бетси воспитали южной красавицей. В этом нет ничего дурного.

– И я горжусь этим, – подтвердила Бетси.

– Южная красавица, – произнес я. – Для южан в этом определении есть нечто постыдное, Бетси. Умные женщины так больше себя не называют. Обычно это означает, что обладательница такого титула глупа как пробка. Вы, несомненно, умны, хотя и обладаете прискорбным вкусом в том, что касается мужчин.

– Я по‑прежнему считаю себя южной красавицей, а что касается мужчин, то мой вкус самый лучший в Южной Каролине.

– Я женился на Бетси не из‑за красоты, а из‑за ее лояльности.

– Неправда. Мужчина может совершить лишь один непростительный грех.

– Какой? – удивился Кэйперс.

Майк снова уселся, внимательно прислушиваясь к нашему разговору.

– Непростительным для мужчины любого поколения – любого – является предательство и унижение женщин его собственного поколения, когда мужчины женятся на молоденьких. Ты, приятель, женился на Бетси не из‑за ее лояльности. Тебя привлекла ее молодость.

– В предательстве неожиданно обнаруживаешь источники удовольствия, – заметил Кэйперс, и Майк согласно рассмеялся. – Джек, мне всегда нравилась твоя добродетельность.

– Я гораздо умнее женщин вашего поколения, – заявила Бетси, подыгрывая Кэйперсу и Майку.

– Ошибаетесь, юное поколение. – Я чувствовал, что становлюсь зловредным. Коньяк делал свое дело. В комнату вплыло волнующее беспокойство. Я перешел в атаку: – Женщины моего поколения были самыми умными, сексуальными и восхитительными. В Америке таких еще не было. Они начали борьбу за свое освобождение. В шестидесятых годах выходили на улицу, чтобы остановить бессмысленную вьетнамскую войну. Отстаивали равные права на работу, учились на юристов, становились врачами, а детей воспитывали куда лучше, чем это делали наши матери.

– Остынь, Джек, – попросил Майк. – Бетси еще ребенок.

– Она набитая дура, – отрезал я и повернулся к Бетси: – Женщины моего поколения делают мужчин, таких, как ваш трусливый муж, я и Майк, мелкими и неинтересными. Не рассуждайте об этих женщинах, Бетси. Встаньте лучше перед ними на колени.

– Бетси, когда‑то он был влюблен в Ледар, – объяснил жене Кэйперс, сохранивший свою хваленую выдержку. – Она порвала с ним накануне бала святой Цецилии в Чарлстоне. Джек всегда переживал из‑за своего низкого происхождения.

– Вы, Бетси, недостойны целовать ноги Ледар Энсли, – сказал я.

– Но она вышла за Кэйперса и бросила вас, – не осталась в долгу Бетси. – Этот поступок поднял ее в моих глазах.

– Джек, я думал, что могу рассчитывать на твои хорошие манеры, – вмешался Майк, пытаясь разрядить обстановку. – Бетси – замечательная девочка. В этом году они пару раз приезжали с Кэйперсом ко мне в Беверли‑Хиллз.

– Дело не в Бетси, а в Кэйперсе. Кэйперс знает, что я в двух словах могу обрисовать жизнь Бетси. Я встречал тысячи женщин, таких, как бедная Бетси. Кэйперса беспокоит, что он женился на живом воплощении южного клише. Могу сказать Кэйперсу, за кого Бетси будет голосовать в следующие пятьдесят лет, сколько детей у нее родится и как она их назовет. Могу сказать, какое серебро она предпочитает, какой рисунок на фарфоре, сразу назову профессию ее отца, девичье имя ее матери и полк, в котором сражался ее пращур в Гражданскую войну.

– Мой пращур был убит в сражении при Энтитеме[75].

– Прошу прощения, Бетси. Детали иногда меня подводят.

Бетси пригубила коньяк и сказала:

– Ну и где мне получить диплом магистра, засранец?

– Советую тебе воздержаться от подобной лексики, дорогая, – произнес Кэйперс.

Но я пришел в восторг и удивился такому неожиданному отпору.

– Неплохо, Бетси. Complimenti. Никогда бы не подумал. Каждый раз, когда мне кажется, что знаю о южных женщинах все, они посылают мне крученый мяч, который мне ни в жизнь не поймать. Это было просто потрясающе.

– Я женюсь только на умных, сообразительных и красивых женщинах, – заявил Кэйперс. – Надеюсь, сейчас я тебе это уже доказал.

– Заткнись, Кэйперс! Твоя жена еще свое не получила. Еще немножко – и она выскочит отсюда как ошпаренная.

– Джек, у меня руки чешутся выставить тебя из дома, – бросил Майк.

– К твоему несчастью, Майк, мы в разных весовых категориях, – напомнил я ему. – И закрой рот, потому что нам с тобой предстоит непростой разговор, с чего ради ты затеял этот вечер.

– Эй, Джек! – вмешалась Бетси. – Теперь я понимаю, почему ваша жена бросилась с моста. Удивляюсь только, почему она этого сразу не сделала.

– Еще раз повторите это, Бетси, и я побью вашего мужа. Я так его измордую, что он будет работать в шоу уродов, а не на губернаторском посту.

Бетси повернулась к Кэйперсу, все так же сохранявшему невозмутимый вид.

– Мой муж вас не боится.

– Боится. Просто не показывает этого.

– Он воевал во Вьетнаме, а вы косили от армии.

– Совершенно верно, Мисс Южная Каролина. Но самое смешное это то, что я сейчас могу надрать ему задницу. Если бы такие парни, как я, отправились во Вьетнам, то обязательно выиграли бы войну.

– Все вы, либералы, одним миром мазаны! – окрысилась Бетси, не слишком уверенно чувствовавшая себя на авансцене. – Слышала, что ваша жена была ярой феминисткой.

– Мы оба были, – уточнил я. – Я и дочь свою так воспитываю.

– Ну и что хорошего это ей даст?

– Она не станет такой сучкой, как вы, Бетси, – ответил я. – Потому что я сам сброшу ее с моста через реку Купер, если она вырастет похожей на вас или выйдет за такого человека, как Кэйперс Миддлтон.

Бетси Миддлтон гордо встала и повернулась к мужу:

– Поехали, Кэйперс. Переночуем у твоей матери. Я позвоню прислуге.

– Спокойной ночи, Бетси, – сказал я. Мой голос звучал издевательски, даже жестоко. – Я наконец вспомнил ваш номер на конкурсе красоты «Мисс Америка». Вы крутили огненные булавы. Мне было стыдно за родной штат и за всех его женщин.

Бетси, резко развернувшись, ушла вся в слезах, а мне вдруг стало ужасно грустно.

– Отлично, Джек, – покачал головой Майк. – Как мило с твоей стороны!

– Позвони завтра Бетси, – попросил я, – и извинись за меня. Скажи ей, что на самом деле я не такое уж законченное дерьмо. Я ненавижу не ее, а ее мужа.

Кэйперса Миддлтона, похоже, ничуть не задела атака на жену. Глаза его оставались такими же безмятежными и голубыми. В это время суток и при таком освещении он напоминал мне человека, вылупившегося из яйца возле Полярного круга.

– Если бы ты поступил так с женщиной, которую я люблю, – сказал я, – тебе пришлось бы срочно звонить дантисту, чтобы назначить день операции.

– Склонность к гиперболизации, – заметил Майк, встав между нами. – Это твоя извечная беда.

– Уж кому‑кому, только не парню из Голливуда рассуждать о гиперболизации, – возразил я.

Кэйперс откашлялся, явно собираясь что‑то сказать, а потом посмотрел мне в глаза:

– Джек, мне нужна твоя помощь. Мне не хватает нашей дружбы.

– Выслушай его, Джек, – перебил Кэйперса Майк. – Прошу тебя, выслушай его. Если Кэйперс станет губернатором, то ему и до президента Соединенных Штатов недалеко.

– Если это произойдет, то, клянусь Богом, я попрошу итальянского гражданства, – заявил я.

– Джек, я хочу, чтобы ты стал членом моей избирательной команды, – произнес Кэйперс.

Я удивленно уставился на Майка:

– Может, я недостаточно ясно выразился и этот говнюк меня не понял? Я ненавижу тебя, Кэйперс. К тому же ты республиканец. Ненавижу республиканцев.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: