– Тс‑с! – упрекнул его неживой вампир, ощутив этот страх, и потрепал его по колену. – Это же будет всего миг боли, а с нею ты знаком всю свою жизнь.
Это он заговорил впервые, и акцент у него был едва заметен – он лишь слегка растягивал гласные.
Питер опустил глаза и закивал. Мне показалось, что сейчас меня стошнит. Неправильно это. Я не хочу этого делать. С самого начала не хотела. Можно ведь найти другой способ.
– Де Лавинь, Питер, – сказала Айви, жестом подзывая
меня вперед, – это мой партнер, Рэйчел Морган. Это ее заклинания сделают всю работу.
Я не могла не заметить, что женщину, стоящую у них за спинами, игнорируют, и что ее это вроде бы устраивает. Чувствуя себя призовым мулом на выставке, я сняла шапочку и шагнула, спотыкаясь, вперед, осознавая и примятые волосы, и линялые джинсы, и футболку «СЦЕНА». Ну, она хоть чистая.
– Приятно познакомиться с вами, сэр, – сказала я, не
протягивая руку де Лавиню. Фиг ему. – Здравствуйте, Питер, – добавила я. И ему руку пожала.
Он улыбнулся, показав мне зубы. Рука у него была холодная. Сила в его пожатии была, но был и страх в глазах.
Я не смогу.
Рэйчел Морган, – начал больной вампир, и его глаза коснулись моей шеи, потом учтиво поднялись снова к глазам. – Я хотел бы рассказать вам, почему я…
Рэйчел, – перебил де Лавинь, не повышая голоса, и я вздрогнула. – Я хочу тебя видеть. Подойди сюда.
Я метнула взгляд на Айви, и пульс у меня заскакал. Лицо ее было лишено эмоций, и с этой вселяющей уверенность мыслью я обернулась к нему. Когда имеешь дело с незнакомым вампиром, всегда лучше прежде всего поздороваться с ним, а потом разговаривать с его подчиненными – если он сам не проявит к тебе интерес. Видит Бог, не хотела я этого интереса.
|
|
Итак, ты избавишь моего Питера от его смертной боли, – сказал он, и его голос дошел до самого дна моих легких. Мне стало трудно дышать.
Да, сэр.
Я смотрела ему в глаза и боролась с нарастающим знакомым покалыванием.
Он смотрел в ответ, и в его расширенных зрачках недвусмысленно читался испытующий соблазн. Айви у меня за спиной шагнула вперед, Дженкс медленно опустил ноги на пол. Меня стянуло напряжение, и хотя де Лавинь не отвел от меня глаз, я знала: он понял, что я не предназначена для одноразового использования с выбрасыванием, хотя я так и выгляжу. Изящный мужчина с легким шорохом поднялся, и я отступила на шаг – здравый смысл победил желание казаться учтивой. Рекс тоже поднялась, потягиваясь, и пошла тереться о ноги вампира. Я заставила себя дышать, а присутствие Айви за спиной наполняло меня чувством безопасности – ложным, насколько мне было известно. Ноги подо мной чувствовали себя неуверенно, а у вампира зрачки стали шире, когда он это понял. Нет, я не боюсь, – соврала я самой себе. То есть страха у меня не больше чем нужно, чтобы остаться в живых.
Я тебя знаю, – заговорил де Лавинь, и я напряглась, сопротивляясь феромонам, которые он испускал. Он наклонился вперед, и я сумела не отдернуться, когда он поправил мне выбившуюся прядь. – Меня ввела в заблуждение твоя молодость. Я едва не просмотрел, потому что ты совершенно себя не осознаешь. Ты – ведьма Каламака.
Я ему не принадлежу, и я на него не работаю. Ну, почти не работаю, – возразила я с небольшим нажимом, а потом напряглась, когда он попросту отпихнул Айви с дороги и обошел вокруг меня.
|
|
Слышно было, как она отступила, едва удержав равновесие, но промолчала. Ник в кухне побледнел. Дженкс встал, крепко сжимая меч. Питер занервничал, а женщина напряглась. Де Лавинь видел всех, но в центре его внимания была я.
– Ты весьма примечательная женщина, – сказал неживой вампир у меня из‑за плеча. Не было пока ни покалывания, ни намека на страсть, но они были близко, я чувствовала их под его шелковым голосом. – И кожа у тебя такая идеальная, даже от солнца на ней ни следа. Но – будь я проклят! – сказал он с издевательски‑деланной медлительностью. – Тебя же кто‑то укусил.
Он шумно выдохнул, и у меня глаза закрылись от наплыва блаженства, который поднялся от новой раны, растворяя мой страх как сахар в чае. Он меня зачаровывал. Я знала это, но сопротивляться не могла, и прости меня Бог, я хотела, чтобы он чаровал меня. Единственное, что я смогла – это замычать протестующее, когда его пальцы сдвинули воротник моей кожаной куртки.
– Нет, – прошептала Айви со страхом.
У меня открылись глаза – но тут же мой взгляд перехватил де Лавинь. Он был сейчас передо мной, открытой ладонью останавливая стоящую за мной Айви. Рекс терлась мне об ноги и мурлыкала.
Этого не должно было произойти. Не это должно было происходить!
Лицо Дженкса посуровело. Ему было сказано не вмешиваться, он знал, что будет только хуже. Ник в кухне застыл от ужаса – вряд ли его де Лавинь ужаснул, скорее новые швы у меня на шее – то, что они означали. Айви меня укусила, и у меня щеки загорелись от безмолвных обвинений Ника. Он считал, что я не устояла, дала своим страстям над собой возобладать, и Айви этим воспользовалась.
|
|
Я стиснула зубы и задрала подбородок. Не его собачье дело, чем и с кем я занимаюсь. И не страсти я поддалась вовсе, я хотела понять Айви, а может быть – себя.
Но де Лавинь воспринял это как вызывающее поведение и медленно погладил еще саднящие края укуса.
Меня ударило адреналином. Ослабевший пульс попытался переварить его – и не смог. Ощущение от его пальцев на заживающей ране хлынуло в меня, знакомое и чужое, потому что от незнакомого вампира, и я ахнула судорожно. Эта разница затронула во мне струну, о которой я даже не подозревала, и у меня зрение замутилось, потому что крови после потери на все сразу не хватало.
Дженкс двинулся с места – я краем глаза увидела, как Айви в него врезалась.
– Прости, – выдохнула она с усилием, составила руки молотом – обхватила кулак ладонью – и обрушила ему на затылок.
Ник с раскрытым ртом стоял в кухне и смотрел, как у пикси закатились глаза под лоб и он рухнул без сознания, как камень. Человек попятился, попятился, пока не уперся в стену – он решил, что Айви отдает меня де Лавиню. На самом деле она только спасла жизнь Дженксу и, наверное, всем вокруг, поскольку драка заставила бы де Лавиня выйти из себя. А так умру только я.
– Дай‑ка…
Де Лавинь шептал мне одной, и кружил вокруг меня вместе с Рекс, увязавшейся за ним следом, и он все чуял, взвешивал, рассчитывал.
Я тяжело глотала воздух, и потому задержала дыхание. Колени зажала, чтобы не упасть. Айви ничего не могла сделать, и я слышала досаду бессилия в ее дыхании, когда она заставляла себя стоять и не вмешиваться. С де Лавинем ей не справиться, если не опираться на силу Пискари, а сейчас она не была под его влиянием, и де Лавинь это знал. То, что мы его сюда пригласили для помощи Питеру, значило не очень много.
Укушена и непривязана, – заключил неживой вампир, и меня пробрала дрожь, – Кто хочет подходи и бери. Я ощущаю на тебе две демонских метки. Чувствую два укуса, но только один дошел до души – и так осторожна была нанесшая его, этот поцелуй, легкий, как шепот. И кто‑то еще… кто‑то поставил свою метку на каждую клетку твоего тела. Желанна многим, не принадлежит никому. Кто бросит мне вызов, чтобы вернуть тебя?
Никто, – шепнула я хрипло, и его глаза остановились на моих; не дав следующему слову сорваться с губ.
Я стояла, выпрямившись, вся в его власти, и упала бы, не поддерживай меня в стоячем положении его воля.
– Просьба, – прошептала Айви, стоящая рядом с упавшим на пол Дженксом. – Я прошу одолжения.
Де Лавинь с намеком на интерес коснулся целой стороны моей шеи.
Какого? – спросил он.
Оставить ее мне. – На бледном лице Айви глаза ее казались еще чернее. – Я это прошу как благодарность за помощь Питеру. – Она облизала губы, руки держала вниз, не поднимая. – Я прошу.
Де Лавинь отвел от меня глаза, и я моргнула, обнаружив, что ко мне вернулась крупица собственной воли.
– Вот эта, – вампир приподнял мне подбородок пальцем, – должна принадлежать мастеру, а не тебе. Пискари тебя разбаловал сверх всякой меры. Ты – избалованное дитя, Айви, и тебя следует наказать за то, что вышла за границы влияния своего мастера. Взять ее себе – это значит подложить свинью Каламаку и установить хорошие отношения с Пискари.
Айви глянула на меня и отвела глаза. Я почти буквально чувствовала, как выстраиваются ее мысли, и пульс бешено зачастил, когда ее поза перетекла из напряженной в соблазнительную.
Помоги нам Боже, она даст ему то, что он хочет, чтобы он оставил меня в покое. Я не могла этого допустить. Не могла, чтобы ради меня она себя смешивала с грязью.
Но покалывания бежали по всему телу, мысли мешались, я могла только смотреть.
Какой сладкий глоточек, – сказал де Лавинь, стоя спиной к Айви. В его глазах мелькнуло что‑то новое, и я не поняла, говорит он об Айви или обо мне. – Волчица в овечьей шкуре, провонявшая бримстоном, но все равно очень слабая. Я мог бы тебя убить по ошибке, ведьма. Но тебе бы понравилось. – Он вдохнул, отбирая у меня волю. Выдохнул – и его дыхание у меня под ухом пронзило меня желанием до сердцевины. – Хочешь вот этого?
Нет, – прошептала я. Это было легко – Айви дала мне страх, чтобы найти в себе силы это сказать.
Но де Лавинь был в восторге.
– Нет?! – воскликнул он. Зрачки у него расширились, покрасневшие от похоти губы изогнулись кверху. – Все страньше и страньше.
Он пробежал пальцами вдоль моего плеча – я знала, что он хотел бы прорезать эту линию ногтем, с болью и восхитительной кровавой дорожкой, но которой можно пройтись губами.
Не сводя с меня глаз, он улыбнулся, показав длинные клыки. Мысленная картинка, как они погружаются в меня, вызвала у меня дрожь в самой глубине души. Я знала, какое это будет ощущение, и страх, что мою кровь возьмут у меня силой, смешивался с воспоминанием о том, как это чудесно. Я закрыла глаза, задышала часто и глубоко, борясь с ним и проигрывая ему. Де Лавинь наклонился ближе, почти коснулся. Я почувствовала, как растет его потребность сокрушить мою волю. На Питера ему сейчас стало наплевать – слишком я, черт побери, оказалась интересна.
– Какая сильная воля, – сказал он. – У тебя из души можно сознание вышелушить, как зерно.
Он двинулся, и я увидела, что Айви у него за спиной собралась с духом. Нет, взмолилась я молча, но за меня она боялась больше, чем за себя. Вина, стыд и облегчение заставили меня промолчать, когда она с легким вздохом, чтобы обозначить себя, тронула де Лавиня за плечо.
Я в ужасе и восхищении смотрела, как длинная нога Айви вдвинулась ему между ног сзади. Гибкой рукой она обвила его грудь, пальцами играя у основания шеи. Склонив голову, она тронула ему ухо губами, и пока де Лавинь на меня смотрел, а Айви полностью пробудила в нем голод, она шепнула:
– Прошу тебя?
У меня кровь застучала в висках, когда она взяла его зубами за ухо и потянула.
– Я в ней души не чаю, – добавила она. – И хочу ее сохранить такой, как она есть.
Де Лавинь отвел от меня глаза, и я ощутила, как полились слезы, хоть вампирские феромоны и наблюдение за игрой живой и неживого взметнули во мне либидо. Ох, как это было нехорошо!
Айви обтекла его и оказалась между нами. Расставив ноги, она огладила вампира руками между пиджаком и рубашкой, закинула голову назад и засмеялась счастливым смехом, шокировав меня.
– Я у тебя шрамы нащупала! – хихикнула она, и этот звук
перешел в тихий заполненный желанием стон. Это была Айви –
и не была Айви. Игривая, чувственная, доминирующая – это была та ее сторона, которую она не хотела раньше мне показывать. Айви, занятая тем, что у нее лучше всего получается.
Притягательно и отвратительно было то, что я видела. И я не могла отвести глаз, когда она склонилась губами к его шее, и у него закрылись глаза. Он выдохнул, и руки у него дрожали, когда он взял ее за руки и опустил их вниз.
Сегодня ночью? – шепнула Айви достаточно громко, чтобы я услышала. А де Лавинь открыл глаза и встретил мой взгляд, блудливо улыбаясь.
Придешь с ней.
Одна, – возразила Айви, высвобождая руки, чтобы погладить его бедро с внутренней стороны. – То, чем я хочу заняться, ее убило бы.
Она засмеялась, и смех перешел в стон нетерпения. Этот игривый стон желания заставил меня сжаться. Вот такой, наверное, она была все те годы, о которых не хочет говорить, и возвращается к этому, чтобы меня уберечь.
Господи, ну почему же моим друзьям приходится себя продавать, чтобы мне сохранить жизнь?
Айви шевельнулась. Что она делала, мне не было видно, но у де Лавиня глаза открылись шире. Питер зашипел, и я не удивилась угрюмому выражению ревности на его лице. Женщина за его спиной гладила его по плечам, но вроде бы это не слишком помогало.
– Невинность может приводить в восторг, – мурлыкнула Айви, – но опыт… Вот поэтому‑то Пискари меня так избаловал, – сказала она, и голос ее был сильным и теплым, как летний ливень. У меня зачастил пульс. – Хочешь знать, почему именно? Мало кто это знает.
Де Лавинь улыбнулся:
Пискари будет недоволен.
Пискари в тюрьме, – возразила она. – А мне одиноко.
От феромонов, которыми они оба дышали, меня кололи по всей коже иголочки страсти. Либо я сейчас кончу на месте, либо меня вырвет. Айви бросила Стрижа и пошла за мной, чтобы уйти от своего прошлого, а теперь снова продает себя, чтобы меня спасти. Она думала, что я ее спасу – а я ее убиваю.
Но тут зашевелился забытый Питер.
– Де Лавинь, ради Бога, – сказал он угрюмо, и я пришла в отчаянии при мысли о грязи, в которой барахтаюсь, о системе, в которой Айви работает всю жизнь. – Она знает заклинания, – продолжал Питер, – а мне так больно.
Де Лавинь перестал держать мою волю. У меня дико заскакал пульс, и когда вампир убрал свою поддержку, мышцы хором дернулись, я обмякла и плюхнулась на пол почти в беспамятстве.
– Для тебя, Питер, – услышала я над собой, пытаясь просунуть под себя руки, чтобы оторвать лицо от пола.
Голова кружилась, но я уперлась руками и смогла перейти в сидячее положение. Неживой вампир не обращал на меня внимания, его взгляд сканировал комнату. Айви отлепилась от него и стояла у занавешенного окна, опустив голову и стараясь успокоиться. Меня снова укололо чувство вины, и вдох у меня получился почти всхлипывающий.
Я поставлю несколько условий, – говорил де Лавинь, явно забыв о том, что я лежу тут на полу. – Питер хочет последним в этой жизни увидеть заходящее солнце.
Это можно устроить, – тихо сказала Айви.
Голос у нее был хрипловат, и я старалась забыть ее шепот, звучащий у меня в ушах. Опустив голову, я подползла к Дженксу, проверила его пульс и оттянула веко, проверяя, расширены ли зрачки. Все оказалось в норме, и я привалилась к дивану, вполне удовольствовавшись местом на полу. Айви на меня не смотрела, и если до конца откровенно, я и не хотела, чтобы она смотрела. Как мне… как мне когда‑нибудь за такое расплатиться?
Устроить? – Де Лавинь одной рукой поднял Рекс и заглянул в ее зеленые глаза. Кошка отвела взгляд первой. – Ничего не надо устраивать. Сделай, как я сказал.
Сделаю, де Лавинь.
Айви повернулась, и я подавила дрожь, увидев едва заметные карие ободки глаз. Зрачки были почти полностью расширены, и сейчас, просто стоя тут и тяжело дыша, она выглядела так, будто хочет придавить кого‑нибудь к полу и тут же воспользоваться.
Питер негодовал, что Айви получает от его ментора то, чего хочет он, а будущая наследница Питера испугалась, увидев свое будущее в качестве всего лишь источника крови и памяти. Когда Питер будет мертв, у нее останется лишь оболочка того мужчины, которого она полюбила когда‑то. Она это знала, и все равно этого хотела.
– Меня беспокоят возможные повреждения его лицевой структуры, – сказал де Лавинь, осторожно ставя Рекс на пол и направляясь к Питеру. В нем не было заметно даже намека на жажду крови, но я ощущала ее переливы в его голосе. – Автомобильные аварии иногда крайне обезображивают, а Питер и без того достаточно перенес унизительных страданий.
Мне с пола было видно, как де Лавинь провел пальцем по подбородку Питера, прикосновением одновременно отстраненным и собственническим. Тошнотворно. Но Питер успокоился и стал вести себя тише.
– Поняла, де Лавинь, – ответила Айви. – Чары это минимизируют.
Ага. Для того они и приехали в мотель.
– Я… – Все глаза обернулись ко мне, и я вздрогнула. – Мне нужен мазок изо рта Питера, чтобы настроить чары маскировки на чувствительность к нему.
Голод Айви леденил. Распознав мой страх, она направилась в кухню, где в диком беспорядке валялись мои колдовские припасы. Ник попятился перед ней. Она, опустив голову, пошарила на столе и зашагала к Питеру, держа в руках ватный тампон в целлофановой обертке. Я бы присмотрела, чтобы быть уверенной, что Питер дал достаточно густой образец, но де Лавинь двинулся снова.
Он направился ко мне, и я сжалась в комок, скрюченными пальцами нашарила меч Айви там, где его выронил Дженкс, подтащила его к себе неловко. Плохо все обернулось, очень плохо.
Де Лавинь поглядел на меня, приподняв брови, отвлекся и поднял артефакт, стоящий одиноко и беззащитно на прикроватном столике. Вампир посмотрел на меня, но не так, как раньше. Он увидел меня, рассчитал риск и счел его пренебрежимо малым, но все же он смотрел на меня как на угрозу, а не на ходячий пакет с кровью. Интересно, что же переменилось.
– Это оно и есть? – спросил он небрежно, так же небрежно выйдя из зоны, куда легко достал бы меч.
Я напрягла пальцы на рукояти, но вряд ли это клинок заставил смотреть на меня, когда казалось, что он этого не делает.
Айви пододвинулась к нам, держа в руках открытый тампон. Кажется, она восстановила самообладание, и лишь остаточные проявления мгновенно вспыхнувшего голода были заметны в ее мелких движениях.
Оно погибнет вместе с Питером, – сказала она, но де Лавинь не слушал: был полностью поглощен статуей, которую держал в руках.
Какое чудо, – подумал он вслух. – Столько жизней прекратились из‑за него навечно. Надо было уничтожить статую, как только откопали, но кто‑то пожадничал – и теперь этот кто‑то мертв. Я буду умнее. Если я не могу ею владеть, никто не будет. – Он взялся за указательный палец свободной руки и проколол кончик указательного пальца. – Питер!
Да, де Лавинь?
Я задержала дыхание, увидев появившуюся каплю крови. Очень внимательно неживой вампир размазал ее по статуе. Я с дрожью увидела, как впиталась кровь, оставив темный след.
– Проследи, – тихо сказал де Лавинь, – чтобы эта штука была уничтожена.
Посмотрев на меня, он улыбнулся, показав длинные клыки.
– Да, де Лавинь.
Довольный собой, де Лавинь поставил отмеченную статую. У меня изогнулись губы, когда мне показалось, что врезанное в лицо фигуры страдание стало глубже. Неживой вампир, повернувшись подчеркнуто медленно, обвел взглядом весь номер, остановился на Нике, сжавшемся в углу кухни.
– Здесь омерзительно, – сказал он, и вдруг номер действительно стал таким. – Грязная тесная дыра, где воняет эмоциями. Мы поищем приличную гостиницу. Питер, мы уезжаем. Одри организует твое прибытие туда, где тебе нужно будет быть на закате.
Одри, подумала я, глядя на эту женщину. Значит, имя у нее есть. Я подобрала ноги, чтобы он на них не наступил, и он так же небрежно зашагал к двери, натягивая на ходу пальто. Питер поднялся медленно, Одри ему помогла– профессионально так поддержала, чтобы не повредить себе спину. Больной вампир глядел на меня, явно желая поговорить со мной, но де Лавинь взял его под другую руку, показывая заботу, продиктованную памятью, а не любовью, и провел к двери.
Айви открыла им дверь, и де Лавинь замешкался слегка, пока Питер и Одри выходили наружу.
Я крепче сжала рукоять, но ничего не могла сделать, когда вампир наклонился что‑то прошептать Айви на ухо, жестом собственника положив ей руку на талию. Она опустила глаза к полу, и у меня забился пульс. Черт побери, все, так нельзя.
Она кивнула, и я почувствовала себя так, будто только что продала Айви этому вампиру.
Дверь за ним закрылась, и Айви резко опустила плечи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДВЯТАЯ
– Айви…
– Заткнись.
Я уронила меч и подтянула колени к подбородку – дать место Айви, присевшей возле Дженкса. Со всей вампирской силы она дернула его вверх, посадила и прислонила к дивану, как следует встряхнув:
– Дженкс, открой глаза! Не так уж сильно я тебя стукнула.
Он не отвечал. Голова болталась, светлые волосы рассыпались вокруг треугольного лица.
– Айви, прости меня, – сказала я, чувствуя, как зачастил пульс от чувства вины. – Ты… Боже мой, скажи ему, что ты передумала. Мы как‑нибудь выкрутимся.
Айви, вплотную рядом со мной, посмотрела на меня непроницаемым взглядом. Руки ее лежали на плечах Дженкса, на овальном лице – ни следа эмоций.
Я бы ничего ему не предложила, не будь я готова пройти до конца.
Айви…
Заткнись! – рявкнула она, и я вздрогнула. – Мне этого хочется, понятно? Я ни к кому не могу прикоснуться, чтобы не убить, и потому я возвращаюсь к любовникам, которые уже мертвы! Для себя я это делаю, а не для тебя, и собираюсь ловить от этого кайф, так что заткнись, Рэйчел, к чертовой матери!
У меня щеки горели, челюсть отвисла. Мне и в голову не пришло, что ей может этого хотеться.
Я… я думала, ты обмениваешься кровью лишь с теми, кого…
Да, пыталась, видит Бог. Не получилось. И раз я тебя не получаю, я вполне могу вернуться к прошлому. А ты – заткнись.
Я заткнулась, не зная, что и думать. Она это говорит, чтобы я не так чувствовала свою вину, или это она серьезно? Когда она повисла на де Лавине, вид у нее был такой, будто она знает, что делает. Но я не могла поверить, что она всерьез – после ее признания, сделанного час назад. Очевидно, мы обе шли туда, куда не хотели идти – я вперед, а она назад.
Айви? – позвала я, но она на меня не глядела:
Давай, Дженкс, очнись.
У нее на щеках пылали красные пятна.
Он задышал быстрее, и я не удивилась, когда лицо его скривилось от боли. Все еще с закрытыми глазами он потянулся рукой к затылку. Ник уже вышел из кухни, торчал возле телевизора пятым колесом в телеге, скрестив руки на вылинявшей футболке. У Рекс сегодня выдался удачный день – она мурлыкала и терлась обо всех, радуясь, что мы с ней на одном уровне.
Ой, – сказал Дженкс, нащупав шишку. И открыл глаза. – Ты меня стукнула! – крикнул он на Айви, и она его отпустила. Он снова привалился к дивану, сердито глядя зелеными глазами, потом увидел меня рядом с собой, и вид у меня наверняка был не лучше, чем самочувствие. Посмотрел на пустой стол, стал искать глазами статую, пока не нашел. – Черт, что тут без меня было?
Ты прости меня. – Айви встала и протянула ему руку. – Он бы тебя убил.
И потому она его ударила, рискуя устроить ему сотрясение? Тогда понятно.
Он посмотрел на меня, и у меня дыхание перехватило при виде страха у него на лице.
Что с тобой? Он тебя трогал?
Еще как трогал, – сказала я, вставая и качаясь, пока не обрела равновесие. – Он вампир‑нежить. Они не могут смотреть и не трогать. Им надо трогать. Я, блин, леденец для вампиров, который каждый хочет лизнуть.
Да будь оно все проклято! – Дженкс встал, осторожно прикоснулся к затылку там, где, очевидно, болело. – Идиот я. Зеленозадый замшелый кретин‑пикси! Айви, ты меня вырубила в нокаут!
– Дженкс! – одернула его я. – Оставь ее в покое.
Но он злился не на нее, а на себя.
– Маленькая вампирочка меня сшибла с ног! – Он размахивал руками. – Рэйч, возьми этот меч и сунь его в меня. Проткни идиота. Умственно отсталая, ломанокрылая, немытая и неподтертая пародия на бойца. Бесполезней чем использованный презерватив. Собственной напарницей вырубленный. Залепите мне кто‑нибудь задницу скотчем, чтобы я ртом пердел.
Я заморгала, пораженная такой изобретательностью. Рекс терлась об мои ноги, и я, ища утешения, взяла ее на руки. Тут же она прыгнула на диван и к Дженксу, потянувшись вверх по его ноге. Пикси взвыл, когда она царапнула его коготками, и котенок скрылся под кроватью.
Смотри, до крови! Рейч, твоя дурацкая оранжевая кошка меня поцарапала! У меня кровь идет!
Рекс! – Джакс спикировал с верхушки шторы. – Па, ты ее напугал! Рекс, где ты?
Он нырнул за ней под кровать.
Ох, небезопасно, – буркнула я и поплелась на кухню, подальше от Дженкса, который свалился на кровать, зажимая себе ногу, будто Рекс ему бедренную артерию разодрала насквозь. И остановилась, напоровшись на Ника.
А, это ты, Ник. – На звуке «к» я почему‑то запнулась. Он получился сильнее, чем нужно. – Уйди с дороги. Мне чертову уйму дел нужно сделать до того, как убить Питера, а Айви идет на свое важное свидание.
С тревогой на длинном лице он попытался что‑то сказать, но я не собиралась слушать. Ничего я ему не должна. Чувствуя себя восьмидесятилетней старухой, я обошла его шаркающей походкой.
– Я могу помочь, – сказал он, и я рухнула на мерзкий кухонный стул, поставила локти на стол и наклонилась вперед. Была я усталая, голодная и злая. Полностью потерявшая контроль над своей жизнью. Вместо простого «хватай‑тащи» мне теперь надо было спасать мир – от своего бывшего бойфренда, и свою соседку – от нее самой. А хрен ли бы и нет?
Айви притащила мои сумки оттуда, где бросила перед дверью. Молчаливая и явно смущенная, она поставила их на стол, демонстративно положила передо мной тампон с мазком Питера. Дженкс явно решил, что от потери крови сейчас не умрет, и привлек мое внимание как раз тем, что затих.
Встав, он сперва поискал артефакт, потом глянул на Ника. Я кивнула, поняв его. Снебрежной медлительностью Дженкс поднял артефакт и захромал вперед. Я глядела на Ника из‑под завесы своих упавших кудрей.
С внезапной пустотой под ложечкой я увидела, как Ник наблюдает за Дженксом, делая вид, что не смотрит. Он все еще хочет статую. Все еще хочет ее у нас украсть и продать тому, кто предложит больше, пусть даже мне придется потом прятаться от вервольфов, которые будут меня искать, чтобы убить. Станет он это делать или нет, пока еще не ясно, но вариант рассматривает. Сволочь и гад.
Измазанный кровью вампира артефакт был со стуком поставлен передо мной, и Дженкс поближе подтащил сумки, ведомый извечным любопытством пикси.
Кошачья мята? – спросил он, вытаскивая и открывая пакетик.
Это для Рекс, – ответила Айви с внезапной застенчивостью. Кто бы мог ожидать?
Дженкс осклабился и присвистнул тихой трелью. Джакс тут же вылетел из‑под кровати.
Кошачья мята! – восторженно завопил маленький пикси, схватил горсточку и метнулся прочь.
Ух ты, помадка! – воскликнул Дженкс, найдя полуфунтовую коробочку, которую я купила взамен потерянной. – Это мне? – спросил он, горя зелеными глазами.
Я кивнула, пытаясь подавить в себе гнев на Ника. Дженкс с энтузиазмом прислонился к кухонному столу и стал открывать коробочку. Обойдясь без пластикового ножа, он отломил себе примерно треть и откусил добрый кусок. Айви смотрела неодобрительно, а я пожала плечами. Напевая с набитым ртом, Дженкс распаковал пакеты. Я была полумертвой, Айви продалась за мою безопасность, но Дженкс доволен миром, пока у него есть шоколад.
В кухне стало тесно, но я не хотела, чтобы кто‑нибудь из них ушел. Мне было холодно и страшно, и теснота помогала дистанцироваться от спектакля, показанного мне де Лавинем. В душе я вся тряслась из‑за того, что делает ради меня Айви, на что она идет снова – и если бы они ушли, дрожь стала бы проявляться в пальцах.
– Рэйчел? – спросил Ник из‑за их спин. – Я могу помочь?
Айви ощетинилась, но я потянулась через стол и дала ему чистый тампон.
– Мне нужен образец. Чары незаконные, но вряд ли тебя это остановит.
С перекошенной от недовольства физиономией он взял тампон, отвернулся и протер себе рот. Я вспомнила слова де Лавиня о том, что многие меня пометили, и подавила чувство стыда. Нет, никому я не принадлежу, я ничья – но когда я увидела, как Ник не может войти в уютный круг моих друзей, я очень четко и сильно ощутила свои Внутриземельские корни.
А Ник не понял, и никогда не поймет. Дура я была, что думала, будто с ним могу создать что‑то долговременное, и он это доказал, без малейших проблем продавая меня Алу по кусочкам.
Я на него даже и не глянула, когда он протянул мне тампон обратно, слава Богу, в том же целлофановом пакетике. Но когда он попытался заговорить, я тут же обратилась к Айви:
– Пискари не против, что ты поможешь Питеру?
Опустив глаза, я написала на обертке имя Ника большим скрипучим черным маркером.
– Нет. – К ее голосу примешалось капанье воды из кофеварки. – Пискари все равно, что так, что этак. На Питера ему наплевать. Всем наплевать, кроме его наследницы. И де Лавинь наверняка его забудет, когда старого вампира отвлечет что‑то более интересное.
Ты, например, подумала я, но вслух говорить не стала. Айви повернулась, качнулись черные волосы, ткрыв серьги,
– Я кофе делаю, – сказала она мне. – Ты будешь?
Только если без бримстона. Черт меня побери, устала я.
Да, пожалуйста, – ответила я, чувствуя тяжелый взгляд Ника.
Дженкс? – спросила она, вытаскивая гостиничную чашечку из пустого буфета, Дженкс оценивающе заглянул в коробку с помадкой, поколебавшись, закрыл ее и отставил в сторону.