28 мая Гитлер приказал создать танковую группу под моим командованием. 1 июня штаб корпуса переместился в Синьи‑ле‑Пти, юго‑западнее Шарльвиля, чтобы подготовиться к продолжению кампании. Затем в первые дни июня в районе юго‑западнее Шарльвиля была образована танковая группа «Гудериан». Штаб группы был создан из офицеров штаба XIX армейского корпуса. Испытанный офицер полковник [Вальтер] Неринг остался начальником штаба, майор [Фриц] Байерлейн – 1‑й офицером Генштаба, подполковник [Густав Адольф] Рибель – 2‑м офицером Генштаба. В состав танковой группы вошли: XXXIX армейский корпус (генерал [танковых войск Рудольф] Шмидт) в составе 1‑й и 2‑й танковых и 29‑й мотопехотной дивизии; XLI армейский корпус (генерал [танковых войск Ганс Георг] Рейнгардт) в составе 6‑й и 8‑й танковых и 20‑й мотопехотной дивизии; а также несколько частей, непосредственно подчиненных командованию группы[198]. Сама танковая группа была подчинена 12‑й армии генерал‑полковника [Вильгельма] Листа,
Марш в новые районы сосредоточения прошел успешно. Особенно хорошо совершили марш 1‑я и 2‑я танковые дивизии, двигавшиеся от побережья. Общая длина маршрута составляла 250 км, однако из‑за обходов и объездов, которые приходилось делать, т. к. многие мосты были разрушены, пришлось пройти примерно на 100 км больше. Сказывались также сильная усталость людей и изношенность материальной части. К счастью, удалось предоставить войскам несколько дней на отдых и на ремонт материальной части.
В результате столь удачно прошедшего первого периода кампании на западе все вооруженные силы противника в Голландии, Бельгии и в Северной Франции были парализованы. Фронт на юге был открыт. В этой обстановке удалось уничтожить главные силы танковых и моторизованных войск противника. В предстоявшем втором периоде кампании основная задача заключалась в том, чтобы разгромить остатки французских сухопутных войск, всего около 70 дивизий, включая две английские дивизии, а затем заключить выгодный мир – так, по крайней мере, мы думали в то время.
Сосредоточение и развертывание войск для продолжения кампании проходили быстрее на правом фланге, на р. Сомме, чем в центре, на реках Сер и Эн. Поэтому наступление группы армий [ «Б» ген‑рал‑полковника Федора] фон Бока можно было начать уже 5 июня, в то время как наступление группы армий [ «А» генерал‑полковника Герда] фон Рундштедта намечалось на 9 июня.
Действуя в составе группы армий фон Рундштедта, 12‑я армия получила задачу форсировать р. Эн и канал Эн между Шато‑Порсьен и Атиньи и затем продвигаться в южном направлении. Форсирование реки и канала, идущего параллельно реке, в восьми пунктах должны были осуществить пехотные корпуса. После создания предмостных укреплений и наведения мостов танковые дивизии моей группы должны были через боевые порядки пехоты перейти в наступление, выйти на оперативный простор и, в зависимости от обстановки, двигаться или на Париж, или на Лангр, или на Верден. Мне была поставлена задача выйти на плато Лангр, где я должен был получить приказ на последующее наступление.
Я попросил командующего 12‑й армией разрешить мне заранее выдвинуть дивизии вперед к назначенным местам переправ и самостоятельно форсировать р. Эн. Я боялся, что во время прохождения через боевые порядки и тылы пехотных корпусов с их большими обозами на дорогах создадутся пробки, что может затруднить управление дивизиями. Но командующий хотел сохранить танковые дивизии для завершения прорыва и поэтому отклонил мою просьбу. Итак, танковая группа заняла исходное положение за пехотными корпусами с таким расчетом, чтобы четырьмя танковыми дивизиями перейти р. Эн по восьми мостам как только будет закончено их наведение. Обе мотопехотные дивизии должны были наступать за танковыми дивизиями своих корпусов. Условием успешного осуществления этого плана являлось удачное форсирование реки пехотными корпусами и создание предмостных укреплений.
8 июня командный пункт танковой группы был переведен в Беньи.
9 июня, в первый день наступления 12‑й армии, я направился на наблюдательный пункт, расположенный немного северо‑восточное Ретеля, чтобы лично наблюдать за продвижением пехоты и не упустить момента выступления. Пробыв на наблюдательном пункте с 5 до 10 час. и ничего не заметив, я послал своих ордонанс‑офицеров к ближайшему мосту в боевые порядки пехоты, приказав им выяснить, удалось ли форсировать р. Эн. К 12 час. с участка фронта Ретеля я получил боевое донесение, в котором говорилось, что наступление на участке Ретеля успеха не имело. Мои наблюдателе с других участков фронта сообщили, что только у Шато‑Порсьен удалось создать небольшое предмостное укрепление глубиной от одного до двух километров. Я установил связь с моим другом начальником штаба [12‑й] армии генерал[‑лейтенантом Эбергардом фон] Макензеном и попросил его доложить командующему, что я предлагаю в связи с создавшейся обстановкой подтянуть танки ночью на это единственное предмостное укрепление, чтобы утром следующего дня осуществить прорыв на этом участке. Затем, посетив штаб III армейского корпуса генерала Хаазе, где я получил краткую информацию об обстановке, я направился в Шато‑Порсьен. Возвращаясь с предмостного укрепления, я встретил севернее населенного пункта Шато‑Порсьен командира XXIX армейского корпуса генерала [Рудольфа] Шмидта и [командира 1‑й танковой дивизии] генерала [Фридриха] Кирхнера и обсудил с ними порядок переброски 1‑й танковой дивизии на предмостное укрепление. Дивизия должна была выступить с наступлением сумерек.
Вскоре я встретился с командующим армией генерал‑полковником Листом, который, выехав с северного участка фронта, проезжал через район расположения 1‑й танковой дивизии и, к своему неудовольствию, заметил, что отдельные танкисты были без мундиров, а некоторые купались в протекавшей поблизости речке. Он потребовал от меня объяснения, почему войска еще не выступили на предмостные укрепления. Основываясь на своих личных только что полученных впечатлениях, я возразил, что продвижение невозможно, пока не будут созданы и в достаточной мере расширены плацдармы, и что отсутствие предмостных укреплений не должно ставиться в вину танковым войскам. Генерал‑полковник Лист немедленно пожал мне руку, показав характерные для него рыцарские манеры, и спокойно начал беседовать со мной о продолжении наступления.
После короткого пребывания на командном пункте группы я снова направился в Шато‑Порсьен к плацдарму, чтобы проследить за выдвижением моих танков и согласовать вопросы взаимодействия с командиром пехотной дивизии. Я встретил там генерал[‑лейтенант Герберта] Лоха (17‑я пехотная дивизия) и согласовал осуществление задуманного плана. До часа ночи я пробыл на передовой, поблагодарил раненых танкистов и разведчиков, ожидавших у моста эвакуации в тыл, за их мужественное поведение в бою и поехал на свой командный пункт в Беньи, чтобы отдать приказ на дальнейшие действия.
В течение второй половины дня удалось создать два небольших предмостных укрепления западнее и восточнее Шато‑Порсьен, что позволило 2‑й танковой дивизии и следовавшим за ней частям 1‑й танковой дивизии форсировать реку.
Наступление моих танков должно было начаться 10 июня в 6 час. 30 мин. В назначенное время я выехал в боевые порядки и заставил двигаться вперед батальоны 1‑й пехотной бригады, которые находились слишком далеко в тылу. К моему удивлению, меня узнали в пехотных частях на переднем крае. Вскоре я выяснил, что нахожусь в 55‑м полку, который в свое время дислоцировался в Вюрцбурге. Офицеры и унтер‑офицеры этого полка знали меня еще с того времени, когда я был командиром 2‑й танковой дивизии, также дислоцировавшейся в этом прекрасном, к сожалению, теперь полностью разрушенном городе. Они сердечно приветствовали меня. Наступление танков и пехоты началось одновременно и согласованно.
Наступающие войска быстрым темпом прошли через Авансон и Таньон и двинулись к Нефлизу на р. Ретурн. На открытой местности танки почти не встречали сопротивления, т. к. новая французская тактика основное значение придавала обороне населенных пунктов и лесных массивов, отказываясь от обороны открытой местности. В деревнях наша пехота, встречая упорное сопротивление противника, должна была вести бои за отдельные дома и брать баррикады. В то же время танки, которых беспокоил лишь малоэффективный огонь французской тяжелой артиллерии, расположенной в тылу, за продолжавшим еще держаться фронтом у Ретеля, прорвались к р. Ретурн и форсировали эту заболоченную реку у Нефлиза. 1‑я танковая дивизия продолжала наступление по обоим берегам р. Ретурн. Южнее реки наступала 1‑я танковая бригада, севернее действовала пехота [Герман] Балка. Примерно в середине дня, когда мы подошли к Жюнивилю, крупные танковые силы противника начали контратаку. Южнее Жюнивиля завязался танковый бой, закончившийся примерно через два часа нашей победой. Во второй половине дня мы овладели Жюнивилем. Во время боя Балк лично захватил знамя французского полка. Противник отошел на Ла‑Невиль. Во время танкового боя я тщетно пытался подбить огнем французской трофейной 47‑мм противотанковой пушки французский танк «Б»; все снаряды отскакивали от толстых бронированных стенок, не причиняя танку никакого вреда. Наши 37и 20‑мм пушки также не были эффективными против этой машины. Поэтому мы вынуждены были нести потери.
В конце дня севернее Жюнивиля вновь завязались упорные бои с французскими танками, начавшими контратаку из Аннель на Перт; эти танки были отброшены.
Между тем 2‑я танковая дивизия форсировала западнее Шато‑Порсьен р. Эн и начала продвижение на юг. К вечеру она достигла линии Удилькур, Сент‑Этьен. [XLI] корпус Рейнгардта, не успевший форсировать р. Эн в назначенном для него пункте, переправился через реку вслед за 1‑й танковой дивизией. Рассчитывали, что взятие Жюнивиля вскоре заставит противника прекратить сопротивление у Ретеля, в результате чего корпус получит свободу действий.
Командный пункт группы находился в лесу Севиньи на р. Эн, юго‑восточнее Шато‑Порсьен. На ночь я направился туда. Смертельно усталый, не сняв даже головного убора, я бросился на охапку соломы и тотчас же уснул. Заботливый Рибель распорядился поставить надо мной палатку и выставил около нее часового, чтобы дать мне возможность поспать хотя бы в течение трех часов.
Утром 11 июня я прибыл в район Ла‑Невиль, где наступала 1‑я танковая дивизия. Балк показал мне захваченное им знамя. Наступление проходило, как на учебном плацу: артиллерийская подготовка, продвижение танков и пехоты, охват населенного пункта, прорыв в направлении на Бетеневиль – населенного пункта, хорошо известного мне по Первой мировой войне. На р. Сюипп противник усилил сопротивление, но его атака силами пятидесяти танков, вероятно, из состава 7‑й французской легкой дивизии оказалась безрезультатной. Мы взяли населенные пункты Норуа, Бен и Сен Илер‑ле‑Пти.
2‑я танковая дивизия достигла Эпуа, 29‑я мотопехотная дивизия вышла к лесу юго‑западнее этого населенного пункта.
Продвигавшийся слева от XXXIX армейского корпуса XLI армейский корпус Рейнгардта должен был прежде, чем продолжать продвижение в южном направлении, отразить наступление 3‑й механизированной и 3‑й танковой французских дивизий, двигавшихся из района Аргоннских гор на левый фланг корпуса.
Во второй половине дня, возвращаясь на командный пункт группы, я узнал о намерении главнокомандующего сухопутными войсками посетить танковую группу. Я встретил генерал‑полковника фон Браухича уже на командном пункте и доложил ему обстановку на моем участке фронта и мои дальнейшие намерения. Новых указаний я не получил. Вечером командный пункт был переведен в Жюнивиль.
12 июня наступление продолжалось. Бой вел XXXIX армейский корпус в составе 2‑й танковой дивизии, наступавшей на Шалон‑сюр‑Марн, 29‑й мотопехотной и 1‑й танковой дивизий, наступавших на Витри‑ле‑Франсуа. XLI армейский корпус должен был наступать своим правым флангом через Сомм‑Пи на Сюипп.
Движение танков затруднялось неослабевавшим напором пехоты, переправившейся вслед за танками через р. Эн. Пехота на некоторых участках догнала ведущие бой танковые части и из‑за недостаточно четкого разграничения полос наступления перемешалась с ними. Все просьбы урегулировать порядок движения, адресованные в штаб, были напрасны. На отдельных переправах через р. Сюипп разыгрались неприятные инциденты между солдатами различных родов войск. И пехота, и танки хотели сражаться в первом эшелоне. День и ночь маршировала отважная пехота навстречу противнику. Утром в этот день мы преодолели плато Шампань, знакомое мне с осени 1917 г. Я направился в только что прибывшую на фронт 29‑ю мотопехотную дивизию генерал[‑майора] барона [Виллибальда] фон Лангермана [унд Эленкампа], которую я нашел на северной окраине лагеря Мурмелон‑ле‑Гран. Командир дивизии, находившийся в расположении разведывательного батальона, как раз отдавал приказ на наступление на лагерь, занятый противником. Приказ был кратким и ясным. Все это вместе взятое производило очень хорошее впечатление. Удовлетворенный всем виденным, я мог ехать дальше в Шалон‑сюр‑Марн во 2‑ю танковую дивизию. К моему прибытию наши части уже достигли Шалон‑сюр‑Марн. Передовые разведывательные дозоры прошли мост через Марну, но, к сожалению, не проверили сразу взрывные камеры, несмотря на ясные указания, что в этом отношении следует действовать с особой тщательностью. И вот когда наши солдаты почти перешли через мост, он взлетел в воздух. Неоправданные потери.
Еще во время моей беседы с [командиром 2‑й танковой дивизии] генералом [Рудольфом] Фейелем относительно продолжения наступления меня вызвали на командный пункт группы, чтобы встретить командующего группой армий [ «А»] генерал‑полковника фон Рундштедта.
К вечеру 1‑я танковая дивизия достигла Бюсси‑ле‑Шато. Она двинулась на Этрепи на канале Рейн‑Марна.
[XLI] корпус Рейнгардта в этот день вел оборонительные бои с противником, наступавшим от Аргоннских гор в западном направлении. Я встретил дивизии корпуса во второй половине дня в районе Машо и убедился в целесообразности их действий. Суэн, Таюр и Манр перешли в наши руки. На обратном пути на командный пункт группы – снова столкновение с пехотными частями, пересекшими путь нашего продвижения. Снова я напрасно просил штаб 12‑й армии урегулировать движение.
Теперь танковая группа стала ежедневно получать по нескольку противоречивых приказов, требовавших то повернуть на восток, то продолжать продвижение на юг. Сначала мы должны были захватить Верден, затем наступать в южном направлении, затем повернуть на Сен‑Мийель, затем снова продвигаться в южном направлении. Все эти перемены испытал на себе только корпус Рейнгардта, т. к. [XXXIX] корпус Шмидта я все время продвигал на юг и таким образом обеспечивал постоянное продвижение в одном направлений хотя бы половины танковой группы.
13 июня я посетил корпус Рейнгардта (6‑я и 8‑я танковые дивизии), который все еще вел бои с противником, наступавшим из районов Вердена и Аргоннских гор. К вечеру я прибыл в 1‑ю танковую дивизию, вышедшую у Этрепи к каналу Рейн‑Марна. Командир XXXIX армейского корпуса [Шмидт] приказал не форсировать канала. Об этом приказе я ничего не знал; он был также не в моем вкусе. У Этрепи я спросил [Германа] Балка, неутомимого командира передового полка 1‑й танковой дивизии, овладел ли он уже мостом через канал. Он ответил утвердительно. Создал ли он плацдарм? После небольшой заминки он тоже ответил: «Да». Меня удивила сдержанность. Может ли машина проехать на плацдарм? Недоверчивый взгляд, нерешительное – «Да». Стало быть, едем! На плацдарме находились старательный офицер инженерных войск лейтенант Бебер, который, рискуя жизнью, предотвратил разрушение моста, и командир tiro] стрелкового батальона [1‑го стрелкового полка] капитан [Йозеф Франц] Экингер, овладевший мостом и создавший плацдарм. Я был обрадован тем, что мне представляется возможность вручить здесь же обоим храбрым офицерам Железный крест 1‑го класса. Затем я спросил Балка, почему он не продвигается дальше; только в этот момент я узнал о приказе командира XXXIX армейского корпуса, требовавшем остановить наступление. Удивительная сдержанность Балка объяснялась тем, что он на свой страх и риск нарушил приказ и хотел избежать обвинений.
Снова стояли мы, как и у Бувельмона, накануне завершения прорыва. Снова нельзя было терпеть промедлений, остановок. Балк высказал свое впечатление о противнике: перед ним находились цветные войска, оборонявшие канал при поддержке небольшого количества артиллерии. Я отдал приказ немедленно наступать на Сен‑Дизье и обещал сам уладить дело с командиром дивизии и командиром корпуса. Итак, Балк начал действовать. Я направился в штаб дивизии и распорядился начать продвижение всей дивизией. Затем я ознакомил генерала Шмидта с моим приказом 1‑й танковой дивизии.
Наконец, уже в сумерках, проехав через расположение 29‑й мотопехотной дивизии, подошедшей к каналу у Брюссена, я натолкнулся севернее Витри‑ле‑Франсуа на 5‑й разведывательный батальон 2‑й танковой дивизии. Здесь меня ознакомили с ходом наступления дивизии.
14 июня в 9 час. немецкие войска вступили в Париж. В полосе наступления танковой группы «Гудериан» 1‑я танковая дивизия еще ночью достигла Сен‑Дизье. Французские военнопленные принадлежали к 3‑й танковой, 3‑й североафриканской и 6‑й колониальной пехотной дивизиям; солдаты производили впечатление полностью вымотанных людей. Западнее 1‑й танковой дивизии форсировали канал Рейн – Марна и остальные части XXXIX армейского корпуса. Корпус Рейнгардта вышел на канал у Ревиньи восточнее Этрепи.
В середине дня после совещания с командиром 1‑й танковой дивизии [генералом Фридрихом Кирхнером] я приехал в Сен‑Дизье и на площади увидел своего друга Балка сидящим на стуле. Он был первым, кого я здесь встретил. Он рассчитывал на спокойную ночь после всех треволнений последних суток. Но я должен был сильно разочаровать его. Чем быстрее мы могли возобновить наше наступление, тем большим должен был быть наш успех. Итак, Балк получил приказ незамедлительно начать продвижение на Лангр. Вся 1‑я танковая дивизия приступила к выполнению этого приказа. Наступление продолжалось всю ночь, и к утру 15 июня старая крепость капитулировала. 3000 военнопленных. 29‑я мотопехотная дивизия была направлена через Васси на Жюзенанкур, 2‑я танковая дивизия – через Монтьер‑ан‑Де, Сулен‑Дюи на Бар‑сюр‑Об. Корпус Рейнгардта получал задачу наступать в южном направлении.
Замысел главного командования сухопутных сил повернуть танковую группу через Жюнивиль, Нёфшато на Нанси уже был выражен в соответствующих приказах, однако в войска своевременно поступили контрприказы.
Утром 16 июня я направился в Лангр, прибыл туда примерно к середине дня и приказал 1‑й танковой дивизии наступать на Гре, Безансон, 29‑й мотопехотной дивизии – в направлении на р. Сона юго‑западнее Гре, 2‑й танковой дивизии – на Тиль‑Шатель. Восточное р. Марна XLI армейский корпус продолжал наступать в южном направлении. Справа от меня на Дижон продвигался XVI армейский корпус группы «Клейст». 1‑я танковая дивизия начала наступление в 13 час. В это время я вместе со своей небольшой оперативной группой сидел в офицерской столовой, из сада которой открывался красивый вид на восток. Я же был озабочен своим открытым и слишком растянутым флангом, т. к. до меня стали доходить сведения, что с востока двигаются французские войска. В течение второй половины дня 20‑я мотопехотная дивизия генерал [‑лейтенанта Мориц фон] Викторина достигла Лангра и, продвинувшись в направлении на Весуль, взяла на себя обеспечение левого фланга. Западнее Лангра продвигалась 29‑я мотопехотная дивизия. Обстановка прояснялась с каждым часом. До вечера были захвачены Бар‑сюр‑Об, [Аркле‑]Гре, Бар‑ле‑Дюк.
В боях за город Гре погиб его комендант генерал [Морис] де Курзон.
Вечером командный пункт группы был переведен в Лангр. Я не получил приказа Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) о дальнейших задачах танковой группы и отправил офицера связи ОКХ, находившегося при моем штабе, на самолете в Генеральный штаб сухопутных войск с тем, чтобы он доложил о моем намерении продолжать наступление по направлению к швейцарской границе.
Мы остановились в Лангре в домах дружественно настроенного населения и после чрезвычайно напряженных последних дней наслаждались всеми удобствами.
16 июня 1‑й танковой дивизии удалась захватить у Киттер, севернее Гре, неразрушенный мост и переправиться через Сону. Наши самолеты несколько часов подряд бомбили этот мост, задерживая переправу через реку. Это были, по всей вероятности, самолеты группы армий [ «Ц» генерал‑полковника Вильгельма Риттера фон] Лееба, но мы не смогли установить связь с ними и разъяснить им их ошибку. К счастью, потерь не было, XXXIX армейский корпус достиг в середине дня рубежа Безансон, Аванн; XLI армейский корпус, направив свои танковые дивизии за 20‑й мотопехотной дивизией, овладел городами Пор‑сюр‑Соя, Весуль и Бурбон‑ле‑Бен. Были взяты тысячи пленных, среди которых впервые в этой кампании оказались и поляки. В Безансоне было захвачено 30 танков.
17 июня полковник [Вальтер] Неринг, мой неутомимый начальник штаба, собрал на небольшой террасе между помещением штаба и стеной старой крепости всех офицеров штаба, чтобы тепло поздравить меня с днем рождения. Он был счастлив, что мог связать свои поздравления с донесением о выходе 29‑й мотопехотной дивизии к швейцарской границе. Этот успех был для всех нас очень большой радостью. Я немедленно направился в эту дивизию, чтобы поздравить храбрые войска с этим знаменательным событием. Около 12 час. я прибыл в Понтарклие к генералу барону фон Лангерману, обогнав на своем долгом пути основные силы дивизии, продолжавшие продвигаться вперед. Всюду солдаты радостно поздравляли меня. На мое донесение о выходе к швейцарской границе у Понтарклие Гитлер ответил запросом: «Ваше донесение основано на ошибке. Имеется в виду, по всей вероятности, Понтайе на р. Сона». И только мой ответ: «Никакой ошибки; Я сам нахожусь в Понтарклие на швейцарской границе» – успокоил недоверчивое Верховное командование вермахта.
Последовал визит на границу, где я беседовал с некоторыми храбрыми начальниками разведывательных групп, неутомимой деятельности которых мы были обязаны ценными сведениями о противнике; среди них был чрезвычайно энергичный лейтенант фон Бюнау, которому, к сожалению, позднее пришлось отдать свою жизнь за Германию.
Из Понтарклие я отправил радиограмму XXXIX армейскому корпусу, приказав немедленно повернуть на северо‑восток.
Это продвижение имело своей целью установить связь с 7‑й армией генерала Дольмана, которая наступала из района Верхнего Эльзаса, и перерезать коммуникации, связывающие французские войска, сосредоточенные в Эльзас‑Лотарингии, с Францией. Этот трудный поворот на 90 градусов был сделан с точностью, характерной для всех маневров моих танковых дивизий. Хотя, согласно приказу, маршруты движения дивизий пересекались, тем не менее марш прошел без затруднений. Я испытывал чувство удовлетворения, когда вечером нашел в своем штабе распоряжение группы армий [ «Ц»] Лееба, согласно которому моя танковая группа переподчинялась этой группе и направлялась на Бельфор, Эпиналь. Мы могли доложить, что указанный маневр уже осуществляется.
Шесть лет спустя, находясь в нюренбергской тюрьме, я оказался в одной камере с [генерал‑]фельдмаршалом [Вильегльмом] Риттером фон Леебом. Однажды в этом мрачном месте у нас зашел разговор о 1940 годе. [Генерал‑]фельдмаршал Риттер фон Лееб никак не мог понять, каким образом я так неожиданно быстро приступил к выполнению его приказа – наступать на Бельфор – Эпиналь. И мне пришлось дать ему объяснения. Совпадение оперативных взглядов командующих танковой группой и группой армий привело к принятию одного и того же решения.
Ужиная в штабе, расположенном в живописном населенном пункте Аванн у Безансона, над долиной р. Дуб, я имел счастье повидаться с моим вторым сыном Куртом, который за несколько дней до этого был переведен из разведывательного батальона 3‑й танковой дивизии в конвойный батальон штаба. Воспользовавшись командировкой, он заглянул в тот день ко мне.
Около полуночи мне позвонил начальник оперативного отдела 1‑й танковой дивизии майор Венк и доложил, что дивизия вышла к Монбельяр, достигнув тем самым цели, указанной ей XXXIX армейским корпусом. Венк продолжал, что дивизия еще располагает достаточным количеством горючего для продолжения наступления. Так как он не мог связаться с командиром корпуса, то решил обратиться непосредственно ко мне, чтобы попросить разрешения продолжать наступление на Бельфор. Само собой разумеется, он получил желаемое разрешение: ведь я никоим образом не намеревался делать остановку в Монбельяре.
Вероятно, какое‑то случайное обстоятельство заставило XXXIX армейский корпус остановить дивизии не в Бельфор, который был указан в моем приказе как конечный объект наступления, а в другом промежуточном пункте. В решающий момент штаб корпуса менял свое расположение, и поэтому дивизия не могла с ним связаться. Это была история о «проездном билете» до конечной остановки. Момент внезапности был использован полностью.
После короткого отдыха утром 18 июня я направился в Бельфор. Между Монбельяром и Бельфором вдоль шоссе вытянулись колонны французской техники, уже сдавшейся нашим войскам. Среди них было много тяжелой артиллерии. У входа в старую крепость расположились тысячи пленных. Однако на фортах не было немецких военных флагов и из города еще доносились выстрелы. В Бельфоре на
безлюдной и тихой площади я остановил связного мотоциклиста из 1‑й танковой дивизии и попросил провести меня в штаб дивизии. Проворный молодой человек проводил меня в отель Paris («Париж»), где находился командир дивизии. Там меня встретил Венк. Мое появление в столь ранний час сильно удивило его. Он доложил о моем прибытии командиру [Фридриху Кирхнеру], принимавшему ванну. Я хорошо понимал желание офицеров штаба привести себя в порядок после горячки последних дней и использовал время до прихода Кирхнера, чтобы снять пробу с завтрака, приготовленного для пленных французских офицеров. Затем я приказал доложить обстановку. Дивизия овладела лишь частью города, а форты все еще находились в руках французов. Были начаты переговоры, однако капитулировать согласились лишь войска, занимавшие казармы. Гарнизоны фортов отказались сдаться без боя и были атакованы нашими войсками.
Дивизия создала боевую группу для овладения фортами и крепостью и в середине дня начала их штурм. Первым пал форт Басе‑Перш, затем при мне капитулировали форт От‑Перш и крепость. Способ овладения крепостью и фортами был весьма простым: короткий артобстрел силами артиллерии 1‑й танковой дивизии, затем выдвижение к форту [2‑го стрелкового] батальона [капитана Йозефа Франца] Экингера на бронетранспортерах в сопровождении 88‑мм зенитного орудия, которое останавливалось против горжи[199]форта. Пехотинцы подходили к гласису[200]без потерь, высаживались из машин, преодолевали рвы и взбирались на вал; зенитное орудие вело в это время огонь по горже. Затем мы требовали от противника сдачи форта. Стремительность штурма вынуждала французов капитулировать. В знак полной капитуляции над фортом поднимался наш военный флаг, и штурмовая группа приступала к захвату следующего укрепления. Наши потери были весьма незначительны.
Другие части 1‑й танковой дивизии под командованием полковника Недтвига достигли в этот день Жироманьи, севернее Бельфора. Они взяли в плен 10 000 французских солдат и офицеров, захватили 40 мортир, 7 самолетов и большое количество военных материалов.
В этот же день штаб танковой группы был перемещен в Монбельяр.
Тем временем французское правительство ушло в отставку, и старый маршал Петэн образовал новый кабинет, который 16 июня предложил заключить перемирие.
Отныне наша главная задача состояла в том, чтобы установить связь с генералом [Фридрихом] Дольманом[201]и замкнуть кольцо вокруг группировки противника, находившихся в Эльзасе – Лотарингии. В то время как 29‑я мотопехотная дивизия с боями продвигалась через горы Юра по направлению кЛомону и к горе Прунтрутер, 2‑я танковая дивизия вышла на Верхний Мозель у Рюпта и Ремиремо‑на. 6‑я танковая дивизия генерал[‑майора Верера] Кемпфа овладела Эпиналем. Бои за Эпиналь во многом походили на бои 1‑й танковой дивизии за Бельфор. В каждой из этих крепостей было захвачено по 40 000 пленных.
Передовые части 7‑й армии, действовавшей в Верхнем Эльзасе, достигли Нидерасбаха (южнее Зеннхейма)[202].
19 июня продвижение продолжалось, с 7‑й армией была установлена связь у Ле‑Шапеля, северо‑восточное Бельфора. Некоторое сопротивление оказали только восточные форты Бельфора, но вскоре и они также капитулировали. Части 1‑й танковой дивизии штурмом взяли Эльзесер‑Бельпен и Баллон‑де‑Серванс, а в полночь овладели Тилло. 2‑я танковая дивизия захватила форт Рюи‑сюр‑Мозель. В Вогезах началось наступление широким фронтом. Наступавшие с севера на Эпиналь пехотные дивизии I армейского корпуса пришлось приостановить, т. к. их дальнейшее продвижение вызвало бы заторы на дорогах, уже забитых танковыми частями. Пехота, которой тоже хотелось принять участие в этом походе, резко выражала свое недовольство командованию группы. Я немедленно направил на самолете моего 1‑го офицера Генштаба майора [Фрица] Байерлейна к генерал‑полковнику Риттеру фон Леебу, чтобы объяснить последнему причины, побудившие меня остановить продвижение пехотных дивизий. Майор прибыл к генералу как раз вовремя, чтобы предотвратить взрыв гнева командующего.
Штаб танковой группы был перемещен в старое курортное местечко в Вогезах – Пломбьер[203], известное еще древним римлянам. Здесь мы хорошо провели три дня.
Сопротивление французов было полностью сломлено. 20 июня пал Корнимон, 21 – Бюссан в Вогезах. 2‑я танковая дивизия достигла Сен‑Аме и Ле‑Толи, 29‑я мотодивизия – Дель и Бельфор. Мы взяли в плен около 150 000 солдат и офицеров. При подсчете военнопленных между генералами группы армий «Ц» возник спор, который был прекращен соломоновым решением генерал‑полковника Риттера фон Лееба, признавшего мою цифру пленных (150 000) правильной и, кроме того, высказавшего лестное для меня замечание, что без охватывающего маневра танковой группы через Бельфор – Эпиналь общее число военнопленных было бы гораздо меньшим.
Общее число военнопленных танковой группы после форсирования р. Эн составляло 250 000 человек. К этому следует добавить большое количество техники.
22 июня французское правительство заключило перемирие. Условий перемирия сначала нам не сообщали. 23 июня, проехав через ущелье и перевалив гору Кайзерсберг в Вогезах, я разыскал [командующего 7‑й армией] генерала [Фридриха] Дольмана в его штабе, в Кольмаре (Эльзас). Я снова увидел те места, где провел свое детство.
Вскоре мой штаб был переведен в Безансон и разместился сначала в отеле, затем в здании штаба французского корпуса. Я воспользовался окончанием боевых действий, чтобы поблагодарить моих командиров и штабных офицеров за их труд и боевые подвиги. Наше сотрудничество было идеальным. Храбрые войска с величайшей преданностью выполнили возложенные на них тяжелые задачи. Поистине они могли гордиться своими успехами.
30 июня я простился с ними следующим приказом:
Группа «Гудериан»
Безансон, 30 июня 1940 г.
Приказ по танковой группе
В момент, когда группа «Гудериан» изменяет свой организационный состав, я хочу сердечно попрощаться со всеми штабами и войсками, которые выходят из состава группы и направляются на выполнение других задач.
Победоносное шествие от р. Эн до швейцарской границы и Вогез войдет в историю и останется в ней как героический пример прорыва, совершенного подвижными войсками.
Я благодарю вас за этот подвиг, которой был прекрасным итогом моей борьбы и стремлений за целое десятилетие.
С таким же подъемом и с такими же успехами выполняйте и впредь новые задачи до окончательной победы Великой Германии!
Хайль фюрер!
Гудериан
Перемирие
Я вспоминаю двух посетителей, навестивших меня в Безансоне: вечером 27 июня прибыл генерал [пехоты Франц] Риттер фон Эпп, шеф 19‑го пехотного полка[204], который, разыскивая свой полк, проезжал через Безансон; я знал этого генерала по совместной охоте в Шпехтевальде. Мы долго и обстоятельно беседовали о перемирии с Францией и о продолжении войны против Англии. Эта беседа доставила мне особую радость, т. к. изолированное положение, в котором я находился, не позволяло мне составить свое мнение.
Вторым визитером, с которым я 5 июля обсуждал ту же тему, был имперский министр вооружений и боеприпасов доктор [Фриц] Тодт, который прибыл ко мне, чтобы использовать последний опыт боевых действий в интересах дальнейшего развития танкостроения.
Мне не нравилось перемирие, только что заключенное под ликование немецкого народа и к удовлетворению Гитлера. После полной победы немецкого оружия, одержанной над Францией, мы могли заключить другой мирный договор. Можно было потребовать полного разоружения Франции, полной оккупации страны, отказа от военного флота и колоний. Но можно было также идти по другому пути, по пути взаимопонимания, предложить французам сохранить целостность их страны, их колоний и их национальной независимости ради быстрого заключения мира также и с Англией. Между двумя этими крайностями могли быть различные варианты. Какое бы ни было принято решение, но уж если принято, оно должно было создать Германскому рейху выгодные предпосылки для быстрого окончания войны не только против Франции, но против Великобритании. Чтобы прекратить войну с Англией, нужно было в первую очередь увереннее стремиться к дипломатическим переговорам. Предложение Гитлера с трибуны рейхстага не могло считаться дипломатическим шагом. Теперь мне ясно, что вряд ли Англия в то время вступила бы в переговоры с Гитлером. Тем не менее следовало попытаться начать переговоры, хотя бы только для того, чтобы впоследствии не упрекать себя за отказ от использования мирных средств для разрешения конфликта. Но если бы дипломатические шаги не привели к желаемым результатам, следовало немедленно и со всей силой использовать военные средства.
Конечно, Гитлер и его штаб думали о продолжении войны против Великобритании; об этом свидетельствует операция, известная под названием «Морской лев» (Seelowe), предполагавшая высадку десанта на Британские острова. Учитывая нашу недостаточную подготовленность к ведению войны на море и в воздухе, не позволявшую осуществить высадку десанта на Британские острова, нужно было, кроме того, найти и другие решения, позволявшие нанести морской державе чувствительный удар и принудить ее вступить в переговоры.
В то время самый эффективный путь к быстрому установлению мира я видел в незамедлительном продолжении нашего наступления по направлению к устью Роны, чтобы после овладения французскими портами на Средиземном море во взаимодействии с итальянцами высадить воздушные десанты в Африке и на о. Мальта. Если французы присоединятся к нам, тем лучше. Если нет, мы и итальянцы должны одни продолжать войну и без промедлений. Известно, как слабы были тогда англичане в Египте. Крупные итальянские силы все еще находились в Абиссинии. Противовоздушная оборона Мальты была слабой. Мне казалось, что все говорит за продолжение наших операций в этом направлении. Все – з