VIII. ГИДАЦИЙ И ЗАВОЕВАНИЕ ИСПАНИИ 21 глава

1. В Vita Аспар назван членом сената. Это не вызывает сомнений и это
подтверждают Иоанн Малала и Chronicon Paschale. В обоих источниках
Аспар назван princeps senatus и патриций⁴⁶. Его называют патрицием и
некоторые другие авторы, например Марцеллин Комит, Кассиодор и Иор­
дан. С чем трудно согласиться, так это с утверждением, что Аспар сохра­
нял ранг magister до своей смерти. Правда, единственный источник, из
которого можно сделать подобный вывод, — это сочинение Захария Ме-
тиленского (Hist. Eccles., III. 12). «В третий год правления его [Льва] гене­
рал [stratelates, более правильный вариант, чем magister] и его сыновья
были убиты». У других авторов эта версия не находит подтверждения. Но
Захарий здесь просто идентифицирует Аспара (и случайно пишет «тре­
тий» вместо «тринадцатый» год правления Льва). В Chronicon Paschale
Аспар назван magister в 454 году, после чего ни один из наших многочис­
ленных авторов, кроме Захария, не наделяет его никакой военной долж­
ностью. Следовательно, мы вправе предположить, что когда свевские по­
слы, о которых пишет Гидаций, сообщили, что Аспар «был разжалован до
частной жизни», они имели в виду, что он был уволен с военной должно­
сти, которую до той поры занимал. Они не сказали и не имели в виду, что
он потерял членство в сенате и статус патриция. Правда, автор Vita не
говорит, что Аспар был теперь уволен с военной должности, но он и не
противоречит свевским послам, которые об этом сообщили.

2. Согласно автору Vita, все беды начались из-за того, что Ардавур
тайно сотрудничал с Персией. Согласно послам, и отец, и сын сотрудни­
чали не с Персией, а с вандалами. Вполне возможно, что, в то время как

сын намеревался изменить Восточному Риму в пользу Персии, его отец занимался какими-то интригами в пользу Карфагена, как об этом сообщи­ли послы. В этом случае оба наших автора правы. Но все это происходило _в 466-467 годах. В 471 году причины, по которым император предал обо­их казни, были уже другими. Теперь он выяснил, что они вели заговор против его правления. Это сомнению не подлежит. Об этом говорят Кас­сиодор, Прокопий, Иоанн Малала, Феофан и другие, включая и автора Vita. Что касается мотивов императора в 466-467 годах, тот факт, что Ас­пар не был назначен командующим в походе против Геизериха, говорит о том, что свевские послы, вероятно, были правы: он действительно вел переговоры с вандалами, это было раскрыто, и Аспар был разжалован.

3. По сути дела, есть только один пункт, по которому версии Vita и пос­лов полностью противоречат друг другу. Согласно Vita, Ардавур в 466-467 годах был уволен со службы за свои предательские переговоры с Персией и понижен в ранге до простого гражданина. Согласно послам, Ардавур (хотя имя его не названо) был казнен из-за его предательских связей с вандалами. Так как все наши остальные источники в этом вопросе единодушны, мы вправе предположить, что послы или их информаторы преувеличили серь­езность событий: на самом деле Ардавур был опозорен, но не казнен. Дей­ствительно, мы знаем, что в 469-470 годах он занимался организацией вос­стания во Фракии и, скорее всего, дожил до 471 года⁴⁷.

Я заключаю, что этот отрывок их «Хроники» был, скорее всего, напи­сан самим Гидацием, а не автором продолжения, и что сведения, содержа­щиеся в нем, полностью достоверны, кроме утверждения о том, что один из сыновей Аспара был казнен в 467 году.

Приложение 4

Моммзеновское издание «Хроники» Гидация

Фотографический отдел Немецкой государственной библиотеки в Во­сточном Берлине любезно предоставил мне микрофильм Берлинского Ко­декса Филлиппса, 1829, фол. 153-172, содержащего самый лучший из текстов «Хроники». Я увеличил этот микрофильм, так что теперь он мо­жет служить почти полной заменой самой рукописи. Как и следовало ожи­дать, микрофильм доказывает, что в своем издании Моммзен превосход­но проанализировал все возможные прочтения и оригинальной рукописи, и внесенных исправлений, а также идеально расположил этот сложный текст. Издание выше всяких похвал, но было бы ошибкой считать его непогрешимым.

В частности, трудно согласиться с тем, как Моммзен анализирует при­нятое Гидацием датирование событий по Олимпиадам. На с. 6 Моммзен утверждает, что каждая Олимпиада обычно предшествует тому году цар­ствования, в котором она началась. Рассмотрим конкретный пример. Олим-

Часть четвертая. ИСПАНИЯ

 

XI. Испания и Британия

 

пиада 297 помещена непосредственно перед XV годом Аркадия и Гоно-рия. Мы знаем, что пятнадцатым годом этих императоров был 409 год. Чтобы выяснить дату Олимпиады по христианскому летоисчислению, мы можем применить формулу, предложенную Куртом в «Byzantion» с. 31: (х- 1) 4-(776-1), где х — номер Олимпиады. Следовательно, Олимпиа­да 297 началась почти наверняка в 409 году. Но рукопись не вполне после­довательна. Часто (продолжает Моммзен) упоминание об Олимпиаде сме­шивается с непосредственно предшествующими ему записями «Хроники», и как пример он приводит Олимпиады 290, 298, 299 и 308. Но и в этом случае никакого упоминания об Олимпиаде мы не находим под импера­торским годом, предшествующим тому, в который она действительно на­чалась. Поэтому Моммзен всегда помещает дату Олимпиады сразу перед соответствующей датой царствования независимо от того, так ли это в «В». В критическом комментарии, напечатанном под самим текстом, Мом­мзен об этой проблеме больше ничего не говорит.

Таким образом, читателю нелегко догадаться, что в «В» Олимпиада 295 помещена напротив отрывка 31, точнее, перед словами observanda de ecclesia disciplina. Моммзен также не упоминает о том, что в тексте «В» год царство­вания VI написан не там, где он его помещает, а перед словами statuuntur quaedam в отрывке 31, а год царствования VII написан не перед пустой строч­кой, как в его издании, а перед словами eodem consilio в том же отрывке 31.

Моммзен, возможно, был совершенно прав в том, что распутал этот клубок, но ему следовало хотя бы указать, что его собственное правило (описанное выше) здесь нарушено: в «В» начало Олимпиады указано пе­ред тем годом царствования, в который она началась: Ол. 295 здесь поме­щена в год VI (= 400), шестой год Аркадия и Гонория, вместо года VII (= 401). Кроме того, сравнивая текст Моммзена с текстом «В», мы обнару­живаем, что издатель отодвинул некоторые датировки Олимпиад на зна­чительное расстояние ради большей связности текста. Так, Олимпиада 308 отодвинута вперед на 27 строк печатного текста, а Олимпиада 309 отодвинута вперед не меньше чем на 50 печатных строк. У средневеково­го переписчика такой перенос считался бы беспорядком, и мы не должны соглашаться с этим, даже если в данном случае переписчик — это Мом­мзен. Нельзя забывать, что подход Гидация к своему труду не был таким по-немецки систематичным, как у Моммзена. Конечно, ему следовало проставить дату Олимпиады сразу перед его записью о первом импера­торском годе каждой Олимпиады. Но он был не настолько организован­ным и аккуратным человеком, как Моммзен, поэтому иногда допускал отступления от общего правила.

Казалось бы, этот и многие другие факты должны были бы предварять каждое издание текста Гидация, выпущенное после моммзеновского. К со­жалению, М. Алайн Треной в «Hydace: Chronique» (Sources chretiennes, vols. 218-219, Paris, 1974) решил последовать примеру Моммзена и не давать в критическом комментарии почти никаких пояснений. Скажем, в

S. 71, где, как мы видели, Моммзен внес существенные изменения, Тгапоу не дает вообще никакого комментария!

Наиболее ценным комментарием Курта из его статьи «Byzantion» мож­но считать тот, где он демонстрирует лакуну в рассказе Гидация о правле­нии западного императора Севера. Север взошел на трон 19 ноября 461 года. Согласно системе датирования, принятой Гидацием, описанной в S. 26, год 461 будет считаться одновременно и последним годом Майори-ана, и первым годом Севера. Годы 462, 463, 464 и 465 будут соответствен­но вторым, третьим, четвертым и пятым годами Севера, умершего 14 мар­та 465 года. Но в 466 году на Западе было междуцарствие, и в тот год ни на троне Рима, ни на троне Равенны императоров не было. Согласно Кур­ту, Гидацию в таком случае следовало обозначать 466 год как шестой год Севера, так как другого ясного способа обозначения не было. Но, обра­тившись к тексту Гидация, мы увидим, что в тексте упоминается только первый (212), второй (222) и третий (231) годы Севера, а о четвертом, пятом и предполагаемом шестом не говорится ничего.

Курт в «Byzantion» (34-38) заключает, что цифра II в гл. 222 и цифра III в гл. 231 — это ошибочно обозначенные V и VI годы соответственно и что именно рассказ о втором, третьем и четвертом годах потерян в тексте Гидация, а то, что сохранилось, представляет собой рассказ о пятом и шестом годах. В качестве доказательства своей точки зрения Курт приво­дит тот факт, что первый год Олимпиады CCCXI, который Моммзен напе­чатал после гл. 221, на самом деле — год 465, то есть пятый год Севера, согласно хронологии Гидация, и именно в этом месте в «В» назван год царствования II, который согласно этой теории должен был быть годом V, то есть перед нами обычная описка.

Вся эта блестящая аргументация выглядит убедительно и представля­ет собой большой вклад в изучение Гидация — но есть одна проблема. Курт не мог знать (так как Моммзен об этом не упоминает), что слова «OLYMPI CCCXI» в S. 221 — это плод воображения Моммзена. В руко­писи «В» в этом месте вообще нет датировки по Олимпиадам. Дело в том, что переписчик «В» писал от слов «OLYMPI CCCX» в гл. 193 до слов «OLYMPI CCCXII» в начале отрывка 242 (не перед н. 245, где их напеча­тал Моммзен), не заметив сначала, что в его тексте вообще не было «OLYMPI CCCXI». Но когда он заметил свой пропуск, он решил вставить слова «OLYMPI CCCXI», но, очевидно, не мог решить, куда именно их поставить, так как в конце концов начал писать в гл. 217 «Агриппин Галл», etc., после чего засомневался и вставил только буквы «OLYMPI» без како­го-либо числительного после них. Можно сделать вывод, что в тексте, который он переписывал, не было слов «OLYMPI CCCXI», ибо в против­ном случае он бы, скорее всего, или вообще не стал пропускать дату, или, если бы по недосмотру все же ее пропустил, он бы затем вставил и слово «OLYMPI», и числительное в нужном месте, так как это было в его «Vorlage». Возможно, когда он заметил свой пропуск, он вернулся к гл. 217

Часть четвертая. ИСПАНИЯ

XII. Варвары — пособники Рима и варвары-христиане

 

просто наугад, а возможно, в этом месте той рукописи, которую он пере­писывал, была очевидная лакуна — этого мы не узнаем. Но если в его источнике действительно полностью отсутствовала дата по Олимпиаде, то это подтверждает существование лакуны в этом месте имеющегося у нас текста Гидация. К сожалению, лакуна включает в себя и по крайней мере самое начало 465 года н. э., V года Севера. Это значит, что аргумен­тация Курта должна быть перепроверена⁴⁸.

Я перечисляю эти примеры для того, чтобы показать, что у нас до сих пор нет авторитетного издания этой хроники, и я надеюсь, что кто-то бо­лее энергичный, чем я, скоро выполнит эту задачу. Есть одно произволь­ное прочтение, которое Моммзен уверенно вставил в свой текст и которое наш гипотетический новый редактор еще более уверенно должен будет отвергнуть. В S. 31 Моммзен изменил имеющееся в «В» слово sectatores на слово insectatores. Таким образом, Симпосий и Диктиний, последова­тели Присциллиана, превратились в преследователей Присциллиана. На самом деле они были его приверженцами, но затем вернулись к католи­ческой вере. Существуют документы, приложенные к постановлениям Первого Толедского собора, в которых говорится об их отречении от ере­си. Гидаций в S. 31 ссылается на эти документы и сообщает, что Симпо­сий, Диктиний и другие галисийские епископы, до того бывшие сторон­никами {sectatores) Присциллиана, теперь обратились против ереси и осудили ее. В варианте прочтения «insectatores» теряется указание на то, что раньше они сами были еретиками. Но это прочтение, пусть и произ­вольное, все же не заслуживает того полного молчания, которым обходит его Треной.

XII. ВАРВАРЫ- ПОСОБНИКИ РИМА И ВАРВАРЫ-ХРИСТИАНЕ

Наши знания о варварских народах имеют один существенный изъян: мы никогда или почти никогда не в состоянии проникнуть в умы и души тех людей, которых мы пытаемся понять. В ранние века Римской импе­рии варвары были неграмотны, или, точнее, «дограмотны», а научившись в конце IV века письму (не руническому), они оставили после себя очень немного книг. Еще меньше сохранилось до нашего времени. Кто в сред­ние века стал бы переписывать и сохранять книгу, написанную каким-то еретиком на непонятном языке — старом, забытом языке готов и ванда­лов? Нам повезло, что случайно сохранились книги, написанные в те годы, когда еще существовали варварские королевства, но таких книг крайне мало. Фактически до нас не дошло ни одного слова, написанного на род-

ном языке вандалом, бургундом или франком в этот период — с IV по VI век. Даже на готском языке, не считая фрагментов перевода Библии, сделанного епископом Ульфилой, все, что мы имеем, — это шестнадцать страниц сухого и малоинформативного комментария Евангелия от Иоан­на и несколько обрывков и кусочков текстов, в основном церковного содержания, почти все из которых написаны в Италии в первой половине VI века.

У нас есть короткая хроника, написанная по-латыни вскоре после 590 года Иоанном из Биклара (неустановленный монастырь где-то в Ис­пании). Но если бы другой писатель, св. Исидор Севильский, не упомя­нул бы случайно о том, что Иоанн был готом — так как источники, со­ставленные авторами-готами, для св. Исидора был редкостью, — мы бы не усомнились в том, что Иоанн был таким же римлянином, как сам Иси­дор или как его современники Григорий Великий и Григорий Турский. Сам Иоанн нигде не упоминает о своем происхождении. Он имел хоро­шее греческое и латинское образование, и неизвестно, знал ли он вообще готский язык. Для него главным было то, что он — христианин и католик. В подобных случаях, даже если перед нами сочинение гота, оно ничего или почти ничего не скажет нам об авторе как о готе. Насколько можно судить по его книге, Иоанн был полностью поглощен римской цивилиза­цией. Для нас он гот только номинально'.

Опять-таки благодаря счастливой случайности до нас дошла история готов, точнее то, что считается историей, — книга, написанная в середине VI века по-латыни готом по имени Иордан. Как историк Иордан малоин­тересен, но он был готом и гордился тем, что он гот. Он перевел на латынь несколько старинных народных сказок или песен, которые в его время готы исполняли под аккомпанемент арфы, и включил их в свою книгу. От вандалов и других народов до нас не дошло ничего.

Вследствие этого нам приходится смотреть на «варваров» со стороны. Мы видим их такими, какими их видели римляне, а римляне не старались проникнуть в их души и понять их умонастроения. Наверняка многие рим­ляне, побывавшие в плену у варваров, говорили на германских языках и многое знали о тех, кто их пленил, но крайне редко случалось, чтобы обра­зованный римский аристократ изучил германский язык. Киприан, наибо­лее проготски настроенный из всех жителей Италии начала VI века, обучал своих сыновей готскому наравне с латынью. Но более типичным можно считать поведение Сидония Апполинария, узнавшего, что его друг Сиагр выучил бургундский язык. «Теперь в присутствии Сиагра, — сказал он, — варвар побоится совершить варварство на своем родном языке!» Для Сидо­ния изучение германского языка было только шуткой, притом очень смеш­ной². Так что нам редко удается услышать, что варвары говорят о самих себе. Иногда их слова записывались римскими наблюдателями, как мы ви­дели. Но это бывало редко. До возникновения варварских королевств обра­зованная, пишущая часть римского населения боялась и презирала варва-

H IIIMIIIMIIIIIIIIIIMIIIIIIIIIIIIMIII

Часть четвертая. ИСПАНИЯ

XII. Варвары — пособники Рима и варвары-христиане

У

 

ров. Подавляющее большинство христианских епископов не предприни­мали попыток распространять среди них Евангелие, а в сочинении одного из епископов (причем арианина) есть даже намек на то, что каждый, кто возьмется обратить варваров, будет виновен ни много ни мало как в свято­татстве³. Как говорил старый римский язычник — а многие римляне-хрис­тиане позже говорили почти то же самое, — у варваров есть человеческие конечности и человеческий голос, но больше ничего человеческого в них нет. Это были субчеловеки, квазичеловеки, или же просто звери и чудови­ща⁴. Образованный римлянин времен поздней Империи видел в них только разрушителей и захватчиков, которые воевали, грабили, жгли, насиловали, убивали и больше ничего.

Именно поэтому история, как и мир, их окружавший, их не щадила. Мы никогда не узнаем, как они относились к окружающему миру, к при­родным явлениям и божествам, к обществу и к своим товарищам, мы не узнаем, о чем они мечтали, на что надеялись, над чем они смеялись, как они любили и как они молились. Об этом мы в лучшем случае можем только догадываться. Их песни и народные традиции никогда не были записаны на языке оригинала, и все, что у нас есть, — это два образца фольклора, которые Иордан записал в прозаическом переложении на ла­тынь. Даже своды законов варваров, дошедшие до нас, записаны по латы­ни, и составляли их в основном римляне. Иногда варвары следовали рим­ской традиции и высекали надпись на могильном камне умершего родственника, однако все эти надписи — на латыни, и, если бы не герман­ские имена, мы бы никогда не догадались о том, что люди, память о кото­рых надписи увековечивали, не были римлянами. Несмотря на весь поток брани и осуждения, который изливали на них римляне, несмотря на пере­движения бесчисленных армий и многих народов, варвары, можно ска­зать, ушли из истории в полном молчании.

И тем не менее те же самые варвары позднего римского периода на поколения обеспечили большую часть Западной Европы стабильными и надежными правителями, которые, по стандартам своего времени, прави­ли справедливо и честно. Пока все короли были христианами-еретиками, христианами-арианами, все из них (кроме правителей Африки) проявля­ли терпимость к своим подданным-католикам, в то время как последним римским императорам Запада и позднейшим королям-варварам католи­ческого вероисповедания подобная терпимость была абсолютно чужда. Обычно VI век не считают столетием толерантного правления, однако дело обстояло именно так, по крайней мере в Испании, а в начале века также в Италии и в некоторых частях Франции. В этих странах католики, евреи и язычники (без всяких ограничений) могли свободно исповедо­вать свою веру. Жестокие преследования иноверцев, характерные для Рим­ской империи со времен Феодосия Великого, в годы правления первых королей-варваров, казалось, навсегда ушли в прошлое. Однако стоило ка­толичеству одержать победу, и в прошлое ушла сама толерантность.

1. Варвары перенимают римские обычаи

Римская цивилизация и раннего, и позднего периода влияла на мента­литет и на образ жизни варваров и другими, более тонкими путями, кото­рые могут полностью ускользнуть от нашего внимания. Были ли окруже­ны почетом дома те воины-германцы, которые служили за границей в составе римской армии? Если да, то означает ли это, что в таком случае они получали большую власть и авторитет, чем если бы никогда не слу­жили у римлян? Если в какой-либо общине жили несколько бывших сол­дат императорской службы, означало ли это, что центры власти (постоль­ку, поскольку власть вообще существовала) заметно смещались? Как наемники, бывшие на императорской службе, они должны были подчи­няться римским законам (обстоятельство, которое некоторые из них осоз­навали с трудом: см. с. 7): производили ли впечатление на местное обще­ство римские законы и практика их применения, когда бывшие солдаты возвращались домой? Проникали ли в Германию римские представления о власти и управлении, о принудительном исполнении законов, об impe-riuml Конечно, между свободными германцами, жившими за Рейном, и германскими общинами, входившими в состав Римской империи, могло не быть активного сообщения, так как римские власти не приветствовали случайных посетителей-германцев. Но какая-то связь все же была: как в этом случае общественное мнение по ту сторону римской границы реаги­ровало на сообщения о том, что германцы — подданные Империи на­слаждаются большим материальным комфортом, чем жители свободных германских поселений? Аламаннский воин по имени Медерих, оказав­шись в заложниках в Галлии в середине IV века, стал приверженцем куль­та Сераписа. Вернувшись в Германию, он переименовал своего сына из Агенариха в Серапио. Вряд ли Медерих был единственным германцем, ставшим последователем одной из римских религий⁵. Какое влияние (или никакого вообще) оказывало на религию германцев возвращение таких людей, как Медерих, закончивших свою службу в Империи? Видоизменя­лось ли от этого германское язычество или новые идеи не оказывали су­щественного влияния?

На этот и подобные ему вопросы мы вряд ли можем найти ответ, но их постановка наводит меня на мысль, что, возможно, я был не прав, когда в начале книги говорил об «обычных воинах» и «рядовых» членах племе­ни, как будто все воины, исключая вождей, были однородной, неразличи­мой массой. Действительно, служба у римлян, восприятие римских идей и вкусов, заграничные путешествия для торговли и других целей, а осо­бенно обладание разным количеством скота, оружия и римских импорт­ных товаров, приводили к тому, что «рядовое» население расслаивалось и различия углублялись. Но можно предположить, что фактором, вызвав­шим наиболее глубокий раскол и внутреннюю вражду, было отношение вождей к Римской империи. Начиная с царствования Августа и вплоть до

Часть четвертая. ИСПАНИЯ

XII. Варвары — пособники Рима и варвары-христиане

 

конца Западной империи ничто не вызывало таких острых разногласий между германцами, как вопрос об их отношениях с имперским прави­тельством. Со времен Сегеста и Арминия до времен Эриульфа и Фравитты (с. 43), со времен Теодориха II и Евриха до времен Эрариха и Тотилы это оставалось основной проблемой, во всяком случае, в готском обществе. Дилемма, стоявшая перед вождями, была ясно выражена Атаульфом (с. 46): должны ли мы вести за собой наших соплеменников или же должны уп­равлять ими, должны ли мы свергнуть Римскую империю или стать ее частью? Мы уже убедились в том, что это не два разных вопроса, а один и тот же вопрос в разных формулировках.

Эта проблема стояла и перед людьми более скромного положения, чем Атаульф. В 358 году Цезарь Юлиан был на вершине своего успеха в Гал­лии. Столкнувшись с хамавами (народом, близким к франкам), он смог достаточно легко разгромить их в генеральном сражении⁶. Но затем они разбились на мелкие разбойничьи банды, что было привычно и даже не­обходимо для завоевателей-северян, когда они вторгались в провинции⁷. Эти банды наносили большой ущерб сельской местности в долине Мозе­ля, и Юлиан не знал, как с ними справиться. Его спас Хариетто.

Хариетто был варваром, обладавшим огромной физической силой и му­жеством, который начинал как разбойник: он с товарищами занимался гра­бежами в галльском приграничье, но затем переместился к Триру. Несом­ненно, как и многие другие варвары, он надеялся разжиться деньгами в большом городе, где были толпы солдат, чиновников и торговцев, стекав­шихся в военную столицу галльской префектуры. В Трире он заметил, с ка­кой легкостью варвары грабили городки и села за пределами городских стен; и перед тем, как в конце 355 года в Галлию прибыл Юлиан, Хариетто решил использовать знания и умения, приобретенные за годы разбоя, и за­рабатывать, оказывая услуги правительству. Полагаясь на опыт, накоплен­ный им в его прежней профессии, Хариетто в одиночестве углубился в ближайший лес и легко определил, в каком именно месте могут скрываться разбойники. Обнаружив там банду варваров, которые пьянствовали и от­сыпались после удачного набега, он подкрался к ним и отрубил несколько голов, которые затем принес в Трир и выставил на всеобщее обозрение на городских улицах. Проделав это не один раз, он посеял некоторую панику среди местных разбойников, в результате чего к нему стали стекаться дру­гие бывшие разбойники и просто отчаявшиеся люди, все те, кто, видимо, не сумел успешно заниматься своим промыслом в тех краях, уже к тому времени разграбленных варварами. Очень скоро Хариетто набрал внуши­тельную банду. При этом сам он, согласно нашему автору, оставался ковар­нейшим из разбойников и физически самым сильным в своей шайке⁸.

Теперь Хариетто заставил считаться с собой и мог сам начать перегово­ры с Цезарем, объясняя ему свою тактику. Юлиан все еще был в растерян­ности, не зная, как бороться с неуловимыми хамавами, нападавшими на римлян по ночам. Возможно, теперь (а в других случаях — наверняка) ему,

как и Валенту во время готской кампании 367 года, пришлось прибегнуть к унизительной тактике: предложить награду тому, то доставит ему голову врага, тем самым легализуя убийство⁹. Но хотя ночью варвары были по­всюду, днем они исчезали и Юлиан не мог найти их следов. Как говорил один историк о других варварах в подобных обстоятельствах, это были «ско­рее призраки, нежели люди»¹⁰. Действительно, как хорошо было известно Хариетто, они прятались в лесах, окружавших возделанные участки мест­ности, и питались тем, что доставалось им во время набегов. Юлиану ниче­го не оставалось, как натравить одного вора на другого. Он даровал Хари­етто и его приятелям официальный статус, ввел в их команду несколько салийских франков и с помощью своего нового помощника разработал но­вую стратегию. Хариетто и его разношерстная банда, конечно же, хорошо знакомая со всеми разбойничьими приемами, должны были находить хама-вов и нападать на них по ночам, а Цезарь должен был продолжать эту борь­бу в дневное время. Эта тактика скоро привела к тому, что хамавы сда­лись". Через семь лет Хариетто, к тому времени ставший графом обеих Германий, был убит аламаннами в то время, когда вел за собой римское военное подразделение обычного типа. Во время ускоренного марша он натолкнулся на отряд аламаннских воинов, и, пока сражение шло на стре­лах и легких метательных снарядах, ему удавалось сдерживать натиск врага, но когда противники сблизились и взялись за мечи, римское построение рухнуло под яростным напором аламаннов, римские солдаты поддались панике и Хариетто погиб, пытаясь предотвратить бегство с поля боя¹². Став обычным римским военачальником, он теперь воевал обычными методами. Можно сказать, что Хариетто на своем скромном уровне поддержал римскую власть и отдалился от своих соотечественников. Но он был мел­кой фигурой по сравнению с Атаульфом, Амаласунтой и другими извест­ными нам личностями. Например, мы знаем о том, что в византийской армии во времена императора Анастасия служили два весьма известных военачальника-острогота — Годидискл и Бесса, не пошедшие вслед за Теодерихом в Италию в 488 году. Оба были знатными людьми¹³. Сисиф-рид, гот, «чрезвычайно верный римлянам», в 545 году поднялся до долж­ности коменданта Ассизи¹⁴. Другой офицер-острогот по имени Генто, же­натый на римлянке из Эпира, командовал римским отрядом, готовившимся к сражению с остроготами в 479 году¹⁵. Некий Сидимунд, по нашим све­дениям, не состоявший на службе в Восточном Риме, владел богатым по­местьем вблизи Эпидамна, а также получал доход от императора¹⁶. Но даже все эти люди — мелкая сошка в сравнении с самим Теодерихом, впоследствии названном «Великим». Когда в 526 году он умер, многие ли из его подданных вспомнили, что почти за полвека до этого, захватив Диррахий и часть Эпира, он в разговоре с римским чиновником по имени Адаманций заявил, что в обмен на определенные услуги он желает, чтобы восточное правительство назначило его «магистром армии» и «приняло его в Константинополе с тем, чтобы он мог занять место в общественной

Часть четвертая. ИСПАНИЯ

XII. Варвары — пособники Рима и варвары-христиане

 

жизни (polyteusonta) так, как это делают римляне»?¹⁷ То есть даже в этом случае он жаждал того, чтобы отдалиться от своих соплеменников-готов, обеспечить себе высокое положение в римском обществе и римской по­литике и, возможно, закончить свои дни римским землевладельцем. Хотя он должен был знать, к чему подобные амбиции привели везеготов, он вряд ли мог даже представить себе, какую роль сыграют они в уничтоже­нии его собственного народа.