***
(Л у и)
Шум. Гам. Вопли.
Это не городская больница, а какой-то сумасшедший дом. И чего обычный праздник раздувать в нечто грандиозное?
- Простите, Вы не подскажите мне, где я могу найти Марию Бронс, какой номер палаты? Пострадавшая при крушении поезда.
- Молодой человек, не кричите так! Не нервничайте. Сегодня же праздник! – заулыбалась мне в ответ медсестра.
Тяжелый вздох.
- Мадам, я так устал за сегодня, что готов убить любого, - холодным, ровным голосом произнес, лишая возможности сомневаться в серьезности моих слов. - Так что будьте благоразумны, и просто скажите мне, где я могу найти Марию Бронс.
Запнулась. Дернулась девушка. Нервически скривилась:
- Прямо по коридору, и выйдете в холл. Она сейчас там, ваша Мария.
***
Я замер. Замер, в оцепенении… Не мог поверить своим глазам.
***
(М а р и я)
Навязчивое, удушающее чувство волнения. Я не могла понять, что происходит.
Испуганно обернулась…
Короткий, скользящий взгляд, и вдруг застыла.
Наши глаза встретились…
Боль? Жалость?
В его холодных озерах сейчас взорвался истинный, горячий, жгучий гейзер и вдруг резко застыл, замер, мгновенно сковавшись льдом - заледенели струи и брызги, так и не достигнув корки снега.
Калека…
Я читала в его глазах осознание этого. Инвалид. Намертво прикованная к креслу. Ужас. Разочарование. Отвращение. Неловкость.
Резко отвернулась.
Милая, пристыженная улыбка, желая скрыть обиду и боль. Застывшие в горле слезы. Застывший крик, визг, писк… Скользящий взгляд по взволнованным, увлеченным историей, детишкам, отрезвляющий взгляд - и принялась дальше читать, оживляя в их сознании волшебный мир сказки «Гимн Рождеству».
|
|
Не думать! Не думать!
Сцепить зубы и не думать!
Всё потом. Потом. Еще успею разрыдаться, осознать всё и умереть.
***
(Л у и)
Все еще не в себе. Боялся вздохнуть.
- Молодой человек, будьте так добры. Помогите мне, - слова кружились в голове, рьяно пробиваясь к сознанию, но неуклонная оборона шока стирала все старания в прах.
Я не сразу осознал, что иду по какому-то коридору, лестнице, поворот, переход…
Что это?
Незнакомая девушка, медсестра, жадно ухватив меня за рукав, настырно тянула куда-то за собой.
Что ей надо?
Хотел, было, прошептать, спросить, но слова застряли в груди вместе с воздухом.
- Хорошо? – вдруг обернулось ко мне это странное существо и, жадно всматриваясь в глаза, попыталось отыскать там рассудок, откопать ответы.
- Что? – едва смог пошевелить языком.
- Как что? – от удивления вздрогнули ее брови. - Вы что, меня не слушали?
- Нет.
Выпучила глаза.
- Ладно, - тяжелый вздох. Перешла на интимный, вкрадчивый шепот: - В этой палате больной мальчик. Последняя стадия онко… Ему осталось… всего ничего. Так что прошу. Молю, подарите ему сказку, умоляю. Это его последнее Рождество.
И несмело ткнула мне в руки какую-то книжку.
- Вот, любую сказку. Хотя бы одну…. Они маленькие. Пожалуйста.
- А вы?
- Меня ждут другие ребята. А этот, этот слишком ненавидит врачей, чтобы… Прошу, сегодня же Рождество… Ради ребенка…
Я застыл, замер, не дыша и не шевелясь. Бессмысленный взгляд на пеструю палитурку…
А в голове ад… Хаос, последствия взрыва ужасной правды.
Они сказали, что ее здоровью ничего не угрожает. Они говорили, что она в порядке.
|
|
Они твердили, что идет на поправку…
КТО? КУДА? ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НЕСЛИ?
И вновь взгляд невольно сфокусировался на реальности. Стою сам, посреди коридора, с нелепо зажатой в руке тоненькой книжкой в мягком переплете.
Стою у дверях чьей-то палаты.
Тихое, неглубокое дыхание, едва слышное сердцебиение. Робкий, едва слышный плач…
Несмело толкнул дверь.
***
(М а р и я)
Ушел. Ушел…
Сбежал.
От моей правды.
Ну, что же…
А ты на что-то другое надеялась, а, Мария? Да?
А я тебе твердила. Разум твердил. Сердце, глупое сердце, я ухмыляюсь, улыбаюсь, смеюсь над тобой! Смеюсь! Хохочу над твоими надеждами! Ты проиграло! Отныне я больше с тобой не дружу, не говорю. Не слушаю…
Прощай, идиотское создание, слабоумный советчик. Отныне и НАВСЕГДА я тебя проклинаю и прогоняю из своей жизни. ПРОЩАЙ!!!
С едкой, желчной, ликующей улыбкой демона, злобно, до боли стиснув зубы, я невольно откинулась на спинку своего инвалидного кресла, и непроизвольно более приподнятым, увеселенным тоном продолжила чтение увлекательной ЕРЕСИ про чудеса.
Глава 14. Рождество
***
(Л у и)
Шорох простыни.
Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же замер. Застыл, не дыша.
Не знаю, зачем я здесь.
«Последнее» Рождество. Умирает… этот ребенок, человек, существо.
Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть. Я - не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.
Я от него задыхаюсь… Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.
|
|
- С праздником, - невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?
Молчишь? Молчи… Так будет проще. Наверно.
Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?
- Я… - и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не ведаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…
Неловкость, смущение, ступор.
- Я пришел почитать тебе, - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. – «Сказку о забытом царстве».
Молчит.
Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.
Несмело присел на край кровати…
Запрещал себе смотреть ему в лицо. Запрещал, но поддавался… невольной тяге.
Любопытству? Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…
Вздор.
Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы. Мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…
Обильный пот на лбу.
Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами.
От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.
На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный от живых, людских лиц. Лик полупокойника… будущего мертвеца.
Невольно поежился... Оторвал взгляд от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз. Тяжелый, глубокий вдох – и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым, я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо. Что он по-прежнему в лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?
Сказка, сказка… неужели, это - единственное, что я могу сделать для этого ребенка?
- ВРУТ! – внезапно мальчик вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.
Застыл. Замер я, как остолоп.
Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же чужой человек.
- Врут? – едва слышно переспросил я.
- Чудес не бывает, - тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.
- Не бывает?
- НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! – и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… – И Бога нет, - тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.
Выстрел. Прямой выстрел в мое сознание.
- Почему это Бога нет? – Но возмутило меня не само утверждение, а понимание того, что эти слова произнес еще совсем маленький ребенок. Ребенок!
Тягучая минута тишины. За и против.
- Почему? – не сдержался я от переспроса.
- Я его звал, просил, просил забрать меня быстрее. Чтобы мама не мучилась, не плакала надо мной каждую ночь. Просил, а он не слышит… Его нет…
Забрал? Он сказал забрал?
Я замер, не дыша. Жадно выпучил глаза до боли. Боялся моргнуть.
Я видел отчаянный людей, сломленных, я слышал больные речи самоубийц, слышал прощальные напутствия приставленных. Я сам из тех, кто видит в жизни лишь черно-серые полосы. Но это же еще РЕБЕНОК!
Ему положено верить в СКАЗКИ, в ЧУДО, в ВОЛШЕБСТВО…
Для него мир еще должен быть… прекрасным!
- Я смирился с тем, что для меня в этом мире нет места. Я ошибочно попал сюда. Не вовремя. Я должен уйти. Просто, не могу понять, почему Он медлит...
Хрип, свист, заикания. Слова давались с трудом, с болью, мучениями… Адской болью, эхо которой отдавалось в моей голове. Вместе с ним задыхался и я.
Я не знал, что ответить на его слова. Почему-то я, трехсотлетний вампир, сейчас чувствовал себя глупым, недалеким, не видавшим жизнь, истинную сторону бытия, юнцом, сидящим на смертном одре мудрого учителя.
И лишь теперь, мыслитель приоткрыл занавес к святым тайнам… Узревшему, внявшему страшную истину существования, мне теперь ничего не остается, лишь как нервно сглатывать переживания и шок, принять прозрение, как кару или дар.
Принять?
Луи-Батист, да будь ты трижды проклят, если этот бред - истина! Нет!
Всё это - чушь! Полная, безрассудная ЗАУМЬ!
Нет места? Ха! Если и есть такое понятие в этом мире, то какого лешего я еще существую?
Если этот ребенок, чистый, не запятнанный чужими бедами и смертями, не имеет права на жизнь, тогда почему я доселе здесь?
Нервно вздрогнул.
- Я – не Бог, но я докажу тебе, что ЧУДО существует.