Св.Григорий Богослов (330-390 гг.)

Учение святого Григория о Троице представляет собой дальнейшее развитие учения Василия Великого и содержит некоторые поправки к нему. Оно движется в рамках терминологии, принятой Василием Великим, но разработанной индивидуально, согласно новым потребностям. Под словом ούσία Григорий Богослов, так же как и Василий Великий, понимает свойства, общие Отцу, Сыну и Святому Духу, как бы родовое понятие. Слово ύπόστασις, наоборот обозначает личные особенности Отца, Сына и Святого Духа и понимается как индивидуум в противоположность роду. Под словом όμοούσιος и святой Григорий понимал полное подобие Лиц Святой Троицы по существу.

К числу особенностей терминологии Григория Богослова нужно отнести следущие.

· Ее последовательность и законченность. Василий Великий указывает особенности Ипостасей отчасти в образе бытия (отчество, сыновство), отчасти в деятельности (святыня, освящающая сила). Устраняя эту непоследовательность, Григорий Богослов сводит личные особенности Ипостасей к образу бытия- αγεννησια (нерожденность), γεννησις (рождение), εκπορευσις (исхождение).

· Ее большую независимость от буквы авторитета. Василий Великий, связанный крещальной формулой, в большинстве случаев особенностями Ипостасей называет отчество, сыновство, святыню. Григорий Богослов охотнее заменяет эти слова более абстрактными: αγεννησια- нерожденность, γεννησις- рождение, εκπορευσις- исхождение.

· Василий Великий подозрительно относится к термину προσωπον. Понятие ύπόστασις у него резко отграничено и обозначает индивидуума, которого характеризует известное свойство -ιδιοτης. У Григория Богослова эта резкость сглаживается. Он часто пользуется термином προσωπον, а термины ύπόστασις и ιδιοτης употребляет как понятия взаимозаменяемые. Вследствии этого идея различия Лиц, доминирующая в сочинениях Василия Великого, теряет свою резкость у Григория Богослова, и наоборот, выдвигается идея Их единства. Этой особенностью своей терминологии Григорий Богослов обязан своей полемике с троебожниками.

Из терминологии, унаследованной Григорием Богословом от Василия Великого, несмотря на внесенные поправки, можно было вывести заключение, что Лица Святой Троицы суть совершенно отдельные Существа и что единое Божество есть не более как общее понятие, обнимающее собой те Божественные свойства, которые в одинаковой степени принадлежат Отцу, Сыну и Святому Духу как Трем неделимым. К такому выводу, по свидетельству Григория Богослова, и пришло крайнее течение восточного богословия, представителей которого он называет троебожниками.Это дало повод арианам обвинять также учение о Троице Василия Великого и Григория Богослова в троебожии. «Если,-говорили они,-Лица Святой Троицы признаются единым Богом только потому, что подобны друг другу и потому обьединяются в одном общем понятии Божества, то и у язычников один Бог, и у нас целый род-одно человечество. Однако же у язычников много богов, как и нас, людей, много».

В ответ на это возражение святой Григорий и выясняет, в чем состоит единство Бога.

Единство Лиц Святой Троицы не есть численное. «По числу Они разделены». Говоря о недостаточности принятых тогда аналогий для обьяснения взаимного отношения Лиц Святой Троицы: анологии родника, ключа и потока, анологии солнца, луча и света, он отмечает в них то несовершенство, что они заключают в себе представление о численном единстве. Родник, ключ и поток в отношении к числу составляют одно. Свет и луч не суть что-либо отдельное по числу.

Не будучи численным, единство Божества состоит, во-первых, в том, что источник Божества один. Сын и Святой Дух происходят от Отца. Во-вторых, в том, что между Лицами Святой Троицы нет ничего разделяющего Их. Их не разделяет время, потому что Они существуют вечно совместно. Их не разделяет различие существа: по Своим Божественным свойствам Они совершенно одинаковы. Но главное, Они не разделяются хотением и направлением воли. Они хотят одного и того же, отсюда полное согласие Их деятельности. По учению святого Григория, и индивидуум, численно единый, может быть многим, и несколько индивидуумов могут быть единым. Первое имеет место в том сучае, когда в пределах одной и той же личности происходит борьба между различными побуждениями. Напротив, между различными индивидами царит единство, если они согласны между собой.

Если единство Божества не численное и если оно состоит только в одинаковости природы Божественных Лиц и Их нравственном согласии, то почему нельзя сказать, что род человеческий, состоящий из однородных индивидов, есть один человек, что боги язычников — один бог?

Отвечая на этот вопрос, святой Григорий не указывает существенного различия между единением Лиц Святой Троицы, с одной стороны, и единением людей и языческих богов, с другой. По его мнению, людей нельзя назвать одним человеком или богов одним богом только потому, что люди рождаются не в одно и то же время, что они неодинаковы по силе, что их разделяют страсти.

У человека нет мира с самим собой, потому что его постоянно волнуют противоположные желания. Он находится в постоянной борьбе с другими людьми. Таковы же языческие боги, по сказанию самой мифологии, постоянно враждующие между собой. Таким образом, святой Григорий не мог филосовски обосновать идею истинного единства Бога и наглядно показать, почему оно теснее единства людей и богов. Что же касается его веры и религиозного убеждения, то для них идея строгого единства Божества стояла вне всякого сомнения. Григорий Богослов старался оттенить ее терминологически. Он категорически утверждал ее в следующих формулах: «Лица Святой Троицы, - говорил он,- и единичнее вовсе разделенных, и множественнее совершенно единичных»; «Бог разделяется, так сказать, неразделимо и сочетавается разделенно, потому что Божество есть единое в Трех и Едино суть Три». Троебожникам он мог противопоставить лишь эти категорические утверждения, но не свое раздельное филосовское учение о единстве Бога.

Примечание издателя:

Действительно, протопресвитер Иоанн Мейендорф отмечает, что остается спорным, преуспели ли отцы-каппадокийцы в философских доказательствах единства Бога.(Иоанн Мейендорф, прот.Византийское богословие.Минск, 2001.С.256-269). Однако необходимо отметить, что они занимались не столько филосовскими рассуждениями, сколько вопросами о спасении человека, и исходили они не из филосовских умозрений, а из Откровения, сохраняя апофатичность мышления и не допуская естественной философии в область богословия. «Вот предел апофатизма:откровение о Троице как об изначальном факте, абсолютной реальности, первопричине,которую нельзя ни вывести, ни обьяснить, ни найти, исходя из какой-то другой истины, ибо нет ничего Ей предшествующего. Апофатическое мышление, отказываясь от всякой опоры, находит свою опору в Боге, непознаваемость Которого явлена как Троица. Здесь мысль обретает непоколебимую устойчивость, богословие находит свое обоснование, незнание становится знанием.»(Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М.,1991.с.51). Отцы-капподакийцы сохранили «верностьпринятой ими терминологии, несмотря на все затруднения и нападки,- как со стороны «староникейцев», верных Афанасию, так и со стороны богословов латинского Запада, потому что они не видели никакого иного способа сохранить библейский опыт спасения во вполне определимых и различимых Лицах Христа и Духа, как опыт, который невозможно описать в категориях филосовского эссенциализма».(Иоанн Мейендорф. Прот.Указ.соч.С.257).

Учение о Святом Духе.