А чему удивляться? Перманентно воюющая страна!
Удивлялись только наши иммигранты, которые приехали из миролюбивого Союза и попали почти на фронт. Для них, видевших войну только в фильмах про Великую Отечественную, это было дикостью:
– Помню, нам выдали противогазы, поскольку Израиль ждал тогда газовой ракетной атаки от Хусейна, и мы надели на всех, в том числе на двухлетнего ребенка, и сидели в ужасе.
– А потом началась Интифада, и мою машину закидала камнями толпа арабов, побили все стекла, я еле прорвалась...
– А я помню, во время Второй Ливанской ракеты долетали аж до...
– А когда был «Литой свинец»...
Израиль живет в таком режиме: периодически у арабов случаются обострения, тогда Израиль на некоторое время мобилизуется, навешивает арабам порцию люлей, и на некоторое время те успокаиваются, получив свою дозу. А для Израиля активные боевые действия переходят в фазу напряженной бдительности. К этому полувоенному существованию люди уже привыкли. В том числе и наши. Привыкли к войне, к сиренам воздушной тревоги. Хозяйка дома, где я со своим семейством обитал во время израильского вояжа, рассказывала:
– Как‑то раз вдруг слышу автоматные очереди, смотрю – за окном в темноте трассирующие пули летают. Ну, я ученая – сразу упала на пол и поползла к выключателю...
Израильтян часто упрекают в том, что они ненавидят арабов. Либеральные выпускники западных университетов, не нюхавшие пороху, требуют, чтобы израильская военщина по‑доброму относилась к бедным палестинцам. Социалистическая логика подсказывает им: бедные – значит угнетенные, а богатый всегда неправ. Нельзя приличному человеку позволять защищаться силой оружия от бедного и плохо вооруженного головореза!.. Израильтяне богаче арабов, значит, по определению виноваты.
Однако ненависть приличных людей к политическим гопникам вполне понятна. Врага невозможно любить. Было бы странно, если б советские люди любили немцев во время Отечественной войны. Так что оставим эмоции. Перейдем к рассмотрению фактов.
А факты таковы, что Израиль представляет собой живой парадокс. Сплошное ментальное противоречие. С обозначения этого тезиса я и начал данную главу, если помните. С одной стороны, война свобод не предполагает. Война требует жесткости и жестокости. Концентрации и единовластия. Оружия на руках. С другой стороны, развитость страны требует демократии, либерализма и гуманизма. Израиль – урбанизированная страна с цивилизованными людьми, производящими хай‑тек. А цивилизованность требует свобод и светскости. Она предполагает открытость и образованность. Образованные же люди зачастую мягкотелы, именно из их рядов получаются прекраснодушные и беспредельно наивные либерал‑социалистические маниловы, сияющие ласковым взором людей будущего а ля Максим Камерер. «Ребята! Не надо ссориться! Давайте жить дружно!» – вот рефрен этих людей. Они верят, что, имея голову на плечах, всегда можно договориться.
Но с арабами договориться нельзя, как нельзя договориться с ветром или орущим младенцем.
Город и мир размягчают нравы. Деревня и война ужесточают.
В результате Израиль напоминает горячее мороженое. Удивительная страна! Советую всем туда поехать, чтобы посмотреть на это парадоксальное образование, пока темные силы не спихнули его в Средиземное море...
Страна небоскребов, демократии и хай‑тека должна быть светской. Это правило. Но Израиль – исключение. Здесь архаичен не только язык, но и законы. Иврит чтением справа налево напоминает «вражеский» – арабский – стиль письма. И законодательство Израиля до боли напоминает шариатское, религиозное законодательство арабских стран. Потому что Израиль страна не светская, а основанная на религиозных законах, то есть на корпоративных предрассудках группы лиц.
Семнадцатилетний израильский старшеклассник в шутку предложил четырнадцатилетней девчонке стать его женой. А та возьми и согласись! Казалось бы, ну и что? Вы пошутили, мы тоже посмеялись и разошлись довольные друг другом. Ан нет! Дело дошло до шариатского. простите, раввинатского суда! Потому что, согласно древнееврейской традиции, в брак мужчина может вступить с тринадцати лет, а женщина – с двенадцати. И для заключения брака достаточно словесной просьбы жениха и согласия невесты, произнесенных при свидетелях.
Свидетелей на школьном дворе было полно, поэтому раввинский суд счел брак заключенным. А никакого другого института заключения брака, кроме религиозного, в Израиле нет. Гражданская власть браки тут не регистрирует, только церковная. Правда, войдя в положение несчастного «жениха», добрые инквизиторы официально оформленный брак тут же официально расторгли, но сам факт поражает – этакая дикость дожила до XXI века!.. Кстати, четырнадцатилетняя героиня этой истории стала самой молодой «разведенкой» в современном Израиле, что не без иронии отметила израильская пресса.
В феврале 2008 года религиозниками в Кнессете был провален законопроект, который, помимо церковной, разрешал бы и гражданскую регистрацию брака. Знаете, кто явился инициатором этого прогрессивного законопроекта? Русскоязычная партия «Наш дом Израиль», в большинстве своем состоящая из бывших советских граждан. Иными словами, наиболее образованная и, соответственно, наименее религиозная часть населения.
В Израиле существует открытый конфликт – между евреями и арабами и скрытый – между евреями светскими и евреями религиозными. Религиозных людей в Израиле называют «датишниками» – от слова «дат», которое на иврите означает «религия». Эти мракобесы вполне могут проколоть шину на велосипеде израильтянина, если тот ненароком заедет в датишный квартал в субботу, ибо правоверному иудею ничем нельзя заниматься в шабат, в том числе ездить на велосипеде, сие богопротивно. Правоверному иудею в субботу можно только прокалывать шины велосипедов. Это бог обожает!.. Кстати, шины проколоть могут не только иудею. На всякий случай...
Религиозники имеют огромное влияние в Израиле. И кучу льгот. Они не платят налогов. Их не призывают в армию. И они бывают разные – от мягких до жестких. Последние – просто фанатики.
В августе 2008 года в Иерусалиме между датишниками и полицией произошли столкновения. Датишники вели себя ничуть не лучше, чем арабы в предместьях Парижа – они переворачивали и жгли машины и помойные баки (жечь помойки – богоугодно, это напоминает процедуру курения ладана и принесения жертвы богу Яхве). В чем же причина беспорядков?
А в том, что полиция задержала двух фанатиков из ортодоксального «отряда нравственности». Причем задержала за уголовное преступление. Отряд нравственности – это нечто вроде «шариатского комсомола», который создают оголтелые мусульмане в некоторых арабских странах для борьбы со «стиляжничеством», то есть ношением «неправильной» одежды. Эти придурки внимательно следят, чтобы другие люди жили в точном соответствии с их придурочными представлениями о «правильной жизни». И если кто живет «некошерно», могут камнями закидать. В Иерусалиме в тот раз обошлось без камней, пейсатые ублюдки просто избили до полусмерти одну женщину – жительницу их квартала, которая не очень ревностно соблюдала намаз. то есть, тьфу, шабат. Израильская полиция преступников арестовала. В ответ фанатичные дружки арестованных устроили погром с требованием выпустить их уголовных корешей на волю.
Понятно, что цивилизованным, современным, светским людям Израиля подобное положение дел не нравится. Характерны их интернет‑комментарии к новости о погромах:
«Значит, служить в армии и воевать за Израиль ортодоксам нельзя, а воевать против полиции можно! И избивать женщин можно».
«Давно бы уже пора поставить ортодоксов на место и сделать Израиль светской страной...»
В Израиле я был вместе с семьей. И в Тель‑Авиве жена стала свидетелем замечательной сценки. Трое пейсатых просили пробегающих прохожих сфотографировать их вместе. И все отказывались. Моей жене даже жалко стало этих датишников.
Не любят их тут. Раздражают людей и они сами, и их вечно беременные жены. Пожалуй, по градусу общественной нелюбви датишников переплевывают только арабы. Дорожная полиция занимает третье место – с большим отрывом...
Ну, ненависть к арабам понятна, о ней мы говорили. Точнее, даже не к арабам. Раздражают израильтян ведь не сами арабы как таковые (точно так же, как в датишниках израильтян раздражает вовсе не то, что они евреи). К лояльным арабам в Израиле относятся спокойно. Их называют «израильскими арабами». Они граждане страны и живут, как нормальные люди. Отторжение вызывает не национальность. В датишниках израильтян раздражает то же самое, что и в арабах – тупой, пещерный фанатизм. И в этом смысле датишник есть не что иное, как «внутренний араб» Израиля.
Здесь и кроется объяснение того факта, что Израиль до сих пор не светское государство. Датишники – корень ответной иррациональности, противостоящей жестокой иррациональности окружающего арабского океана гнева. Они – сердечник фурункула по имени Израиль. Муравьиная матка, воспроизводящая еврейство. И это при том, что некоторые хасиды выступают против самого существования государства Израиль, а сами они не служат в армии по религиозным убеждениям. Они – последний рудиментарный носитель той дикости, что помогла возродить иврит, сохранить еврейство и создать само государство. Именно потому и имеют датишники такое влияние в государстве Израиль. Это системный фактор сопротивления и идентификации.
– Что тебя держит в этом воюющем государстве? – спрашивал я своего израильского знакомого Аркадия. – Ведь с израильским паспортом ты можешь уехать куда угодно.
– А куда ехать? В Канаду? Там скучно... Да и привык я тут, мне здесь нравится. Почему я должен уезжать из своей страны?
Заметили? Никаких идеологических, то есть иррациональных обоснований! Привык, и все, страна стала родной, прижился. Но если здесь станет уж очень жарко, и очень плохо, и очень опасно, он точно так же покинет новую родину, как двадцать лет назад покинул старую – СССР. И переедет в третью родину. Например, в скучную Канаду. Ведь и к скуке можно привыкнуть, как к родине. Главное – не заморачиваться мифологией.
Мифология нужна только фанатикам. Они залили раствор своего фанатизма в фундамент государственности, на котором по сию пору стоит Израиль. В этом растворе векового еврейства чего только нет! В том числе и традиционная общинность. И вот тут самое время перейти к еще одной черте Израиля, столь знакомой моим соотечественникам.
Представьте. Сидим это мы у Аркадия на его большой кухне. И вдруг пуля влетает в окно. Шучу, шучу… Никто без спроса никуда не влетает. Стучится предварительно… Короче, сидим, чаи гоняем. Будний день. Я сижу, потому что «в отпуску», мне можно. А он – потому что с работы отпросился, ему нужно: Аркадий мастера ждет. Газовщика. Тот придет новую газовую плиту устанавливать. Точнее, даже не плиту, а варочную поверхность – 4 конфорки без духовки. А зачем современному человеку духовка? Подовые хлеба, что ли, печь?
Приходит мастер. Пейсатый такой, в тюбетейке. Осмотрелся. Потом вынул старую варочную поверхность, глянул внутрь и сказал, что новую поверхность он установить не сможет.
Почему?
А потому, что дырка, через которую к варочной поверхности проходит газовая трубка, расположена немного не в том месте. Нужно в столешнице другую дырку провернуть, в десяти сантиметрах от старой. И мастер по установке плит сделать этого не может.
Почему?
А это не его профессия – дырки сверлить! Он не умеет. Он умеет только воткнуть варочную поверхность в уже подготовленное заранее место и прикрутить к штуцеру гайку, которая крепит газовую трубку. И все. И он вообще большое одолжение нам сделал, согласившись лично снять старую газовую поверхность со столешницы, так как его специальность – новые устанавливать.
Я не шучу. К приходу мастера‑установщика вся работа должна быть уже проделана: старая плита демонтирована, все нужные дыры и посадочные поверхности прорезаны, а мастер только поставит в заранее подготовленное место плиту и прикрутит гаечным ключиком хомутик.
Мастер был немедленно послан к соответствующей маме, а Аркадий осведомился, как дела с обслуживающим персоналом обстоят ныне на его старой родине, то есть в России. Я ответил, что подобная наглость со стороны мастера в России уже давно невозможна: капитализм! Это раньше грязный советский слесарь‑алкоголик хамил жильцам и стрелял трояки за замену копеечной, но дефицитной прокладки. То есть вокруг той работы, которую должен был делать по‑социалистически бесплатно, советский сантехник устраивал себе небольшой индивидуальный оазис капитализма. Ну а ныне живительные микрооазисы личной заинтересованности официально поддержаны системой и разрослись до размеров целой страны.
– Зачем тогда вообще нужен этот придурок, если всю работу все равно нужно делать самому? – спросил я Аркадия. – Только для того, чтобы он гайку штуцера прикрутил?
Оказалось, плиту должен устанавливать только сертифицированный специалист. Это надо для гарантии, поскольку главная задача мастера – шлепнуть печать на гарантийный талон. То есть к нам пришел вовсе не повелитель газового ключа, а повелитель лиловой печати. Маленький бюрократ. А чиновнику руки работой марать не пристало!
Кончилось тем, что Аркадий нашел где‑то в подвале электролобзик, дырка была прорезана собственными силами, а хозяин поделился со мной следующим воспоминанием:
– Знаешь, что меня больше всего поразило, когда я приехал в Израиль двадцать лет назад? Социализм. Я бежал от этого кошмара из СССР и столкнулся с ним тут. Чтобы поставить телефон, нужно было месяцами стоять в очереди, а потом платить немалые деньги за связь. Потому что монополизм! Монополизм телефонный, автобусный, электрический, железнодорожный. В Израиле всего одна электрическая компания. Причем ее работники получают электричество бесплатно. И в результате один работник компании тратит электричества в несколько раз больше, чем средний израильтянин. Они не экономят энергию, не выключают свет и кондиционеры. И больше того – живет, скажем, такой работник на втором‑третьем этаже, а на первый пускает небольшое предприятие и продает им электроэнергию, которая ему достается даром! В парламент был внесен следующий законопроект: хрен с ним, пусть и дальше работники электрокомпаний получают энергию бесплатно. Пусть они даже тратят впятеро больше обычного человека. Но пускай платят хотя бы за пятикратный перерасход энергии!.. Предложение не прошло.
Многих заслуженных работников в Израиле уволить просто нельзя. При том, что они на работе валяют дурака, занимаются своими личными делами. Но чуть что – тотальная забастовка, в которой работники борются за свое право ни хрена не делать и много получать. Конечно, за прошедшие двадцать лет социализму тут поубавилось. Частные микроавтобусы типа маршрутных такси разрушают автобусную монополию, правда, пока только на местных линиях. Появление сотовых телефонов подкосило израильского телефонного монополиста. И сразу упали цены на стационарный телефон.
Аркадий прав: социализм в израильской экономике постепенно и закономерно умирает, загнивая, разлагаясь и агонизируя, но бешено при этом сопротивляясь. А вот еврейский коммунизм издох уже давно, превратившись в свою полную противоположность – жесточайшую эксплуатацию.
Какой еще коммунизм? Разве в Израиле был коммунизм?
Ах, друзья мои, да где же еще и быть коммунизму, как не в Израиле! Евреи – известные коммунисты‑общинники! Отчего такое живое участие принимали евреи в российской революции 1917 года? Сама история существования этого народа, отделенного от территории и «висящего в воздухе» только благодаря общей жесткой идеологеме богоизбранности, заставляла его представителей помогать друг другу в этом жестком мире, вытаскивать своих. То есть быть общинными. До сих пор у евреев слово «наш» означает «еврей».
Помню, в разговоре Ефим Шифрин как‑то бросил знаковую фразу:
– У вас, русских, двоюродный брат уже не родственник. А у нас, малых народов, все до дальнего колена прослеживается…
Верно. Мы имперская нация. Размытая. Океан. А евреи довольно долго растворяться в океане не хотели. Если кристалл не растворяется, значит, внутри его сильны связи между частицами. Для этого евреям приходилось держаться друг друга. И когда было создано еврейское государство, подобная общинность вылилась в свое логическое завершение – кибуцы, островки коммунизма в самом его чистом, самом рафинированном виде.
Кибуц – настоящая коммунистическая община. Там все общее. Люди живут по принципу «от каждого по способностям – каждому по разумным потребностям». Занимаются сельским хозяйством. Точнее, раньше занимались – на заре государства. А сейчас…
А сейчас кибуцы закономерно переродились в коллективных эксплуататоров, сохранив при этом отдельные коммуно‑рудименты. Еврейский писатель Исраэль Шамир весьма метко замечает: «.При всей нашей симпатии к идее коммунизма и коммун, при всей приязни к основателям кибуцев, надо признать, что сегодня кибуцы стали коллективным эксплуататором и полуфеодальным землевладельцем».
Дело в том, что ныне кибуцы живут за счет того, что строят на своей земле отель для туристов или предприятие, на котором работают гастарбайтеры. А кибуц – просто коллективный собственник. При этом налогов кибуцы не платят, а земля им досталась от государства на халяву. Формально‑то вся земля в Израиле принадлежит государству, но отдана кибуцу в вечное пользование до тех пор, пока этот кибуц существует. Поэтому кибуцников в Израиле так же не любят, как и датишников: они сидят на шее нормальных налогоплательщиков.
Тот же автор пишет: «Правильнее всего сравнить кибуцы со средневековыми монастырями. И те и другие владеют многими землями, полями и лугами страны, но право собственности тех и других скрыто: монахи владеют землей от имени церкви, кибуцники только пользуются народной землей именем кибуца. У них есть и общие достоинства: монахи и кибуцники – более культурная часть населения, возвышающаяся над мужиками и горожанами. Монахи и кибуцники – идеалисты, стремящиеся к общинной жизни, к простоте, естественности, отказывающиеся от роскоши и излишеств, что, конечно, не мешает им драть три шкуры с мужичья… Это сравнение должно помочь нам ответить на вопрос, который немало волнует самих кибуцников: почему кибуцы вызывают такую ненависть израильских «низов»?»
В Иерусалиме я заехал в один из кибуцев. Уж больно мне хотелось посмотреть на этих выродившихся колхозников. Ну, что вам сказать... Коммунизм, как всякий нежизнеспособный организм, может существовать только в резервации, в особо охраняемом государством заповеднике – за оградой из колючей проволоки, как в Северной Корее, или за ажурной красивой оградой, как в Израиле. При этом если коммунизм живет за счет собственных средств, он погружается в беспредельную нищету, как в той же Северной Корее, и при этом морально вырождается – оскотинивается из‑за озлобления. А если коммунизм искусственно подпитывается извне, как в Израиле, он может жить припеваючи, но все равно вырождается – на сей раз из‑за инфантилизма и психологического фактора застойности. Молодежь бежит из кибуцев.
Я разговорился «за жизнь» с одной молодой кибуцницей. Она работает в детском саду воспитательницей. Бесплатно. Точнее, деньги, ею заработанные, перечисляются на счет кибуца, поскольку при коммунизме все общее. Землю, полученную от государства на халяву, их кибуц сдает в аренду – на ней построен отель для туристов, желающих пожить в коммунистическом заповеднике. Раз в полгода правление кибуца выдает его членам некую денежную сумму на покупку трусов, зубных щеток и оплату транспорта.
– А если вы захотите купить машину?..
Нет, машину она купить не может. Но зато у кибуца есть 30 общих автомобилей, воспользоваться коими может каждый колхозник. Ну а если все они заняты, придется ехать на автобусе.
– Вам нравится жить в кибуце?
– Здесь очень спокойно, ни о чем не думаешь, за тебя все решат. Никаких стрессов. Но мне хочется пожить в большом, интересном мире. Например, уехать в Австралию...
Это бегство от коммунизма прекрасно иллюстрируется статистикой: количество кибуцников в процентном отношении неуклонно снижается. Если в 1961 году в Израиле 3,5 % населения жило в кибуцах, то в 1972 году уже 2,8 %, а в 1993‑м – 1,9 %. Монахи и коммунисты – вымирающий вид. Однако и датишники, и кибуцники все еще по некоей исторической инерции имеют в Израиле политическое влияние.
Ну и зачем автором был предпринят этот бесспорно увлекательный, крайне познавательный и чертовский философский, но на первый взгляд совершенно не имеющий отношения к оружейной проблеме экскурс? А затем, что в оружейной проблеме как в капле воды отразился весь раздираемый ментальными противоречиями Израиль.
Получив общую картинку, вы теперь знаете, что в Израиле столкнулись Город и Деревня. Традиция и Свобода. Либерализм и Социализм. Практика и Маниловщина. Государство и Человек. Коллектив и Индивидуум. Светскость и Религия.
На первый взгляд в Израиле полная оружейная свобода. Идет впереди тебя по улице человек – у него рукоятка пистолета из кобуры торчит. Патронов в стране – просто несчитано. Спешащий солдатик забегает в отходящий автобус с длиннющей М‑16 на плече. Автомат застревает в проходе. И пока солдат в суете разбирается со своим оружием, у него выпадают на асфальт несколько патронов. Солдат смотрит на них, машет рукой и уезжает – если он выйдет и начнет их собирать, автобус уйдет без него. У нас за один потерянный патрон солдату будут грозить трибуналом, а здесь парню просто лень нагнуться, поскольку придется следующего автобуса ждать.
Солдаты ходят с автоматами в увольнения. В рестораны и магазины. Домой на побывку. Израиль – страна маленькая, поэтому если солдат служит не в боевых частях, а, например, водителем при штабе, его вечером могут отпустить домой. Отслужив день, солдат садится на машину, ставит рядом автомат и едет домой.
Короче, израильский солдат всегда при оружии и с патронами. Может, поэтому в израильской армии нет дедовщины? Может, поэтому один бывший сибиряк, которого привезли в Израиль еще мальчишкой и который встретился мне на тесных иерусалимских улочках с автоматом и в солдатской форме, сказал весьма показательную фразу: «Легче в Израиле три года отслужить, чем год в России». Оружие успокаивает людей, не допуская беспредела.
Израильское общество насыщено оружием, как ложками и вилками. Государство доверяет своим гражданам. Но доверяет только до тех пор, пока граждане работают на него или представляют его. Это чертовский важный момент!
Израильское государство традиционно социалистично и религиозно. Я бы даже сказал, израильское государство в основе своей традиционно. А традиционность тяготеет к государственности. Патриотизм (который помогает воевать) хорошо коррелирует с приматом общественного, а не личного. Там, где услуги личностей государству нужны, оно личность терпит и ей доверяет – например, автомат солдату. Но как только личность обретает мало‑мальскую свободу – ну, скажем, покидает армию, – она тут же теряет доверие Молоха.
Вот только что, будучи государственным человеком в защитной форме, гражданин всюду таскался с автоматом, имея два полных магазина. Он ездил в автобусах, покупал с автоматом трусы в магазине, кушал с ним мороженое на улице. А потом демобилизовался. И тут же вышел из доверия! Тут же стал потенциально опасен – почти как араб.
Просто так израильтянин не может пойти и купить не то что автомат, но даже и пистолет. Еще вчера он носил настоящее боевое оружие, из которого мог положить половину супермаркета, где трусы покупал. А сегодня ему нельзя доверить даже паршивый пистолет.
Почему?
Ответ мы знаем. Его часто озвучивают социалисты всех мастей и всех стран:
– Нашим людям нельзя доверять оружие. Они тут же перестреляют друг друга.
В погонах и с автоматом отчего‑то не стреляют. А без погон и с пистолетом непременно перестреляют. Может быть, погоны обладают столь волшебным свойством – успокаивать людей? Тогда есть чудесный выход из ситуации – продавать гражданским вместе с пистолетом такие небольшие погончики на липучках. Для успокоения. Хочешь носить пистолет? Налепи погоны на футболку...
Эту тупую песню «вы же знаете наших людей, им нельзя доверять» поют не только российские прогибиционисты.
Пели ее и прогибиционисты израильские, причем на тот же заунывно‑гундосый мотив. Дело в том, что с общим ослаблением социализма в Израиле оружейные правила для гражданских лиц также были либерализованы. Теперь некоторым категориям гражданских лиц покупать и носить пистолеты все‑таки разрешается.
Кому?
Тем, кто перевозит ценности. Охранникам. Водителям такси. Людям, живущим на оккупированных территориях, которые в Израиле зовут просто – «Территории». Считается, что жители Территорий обитают во враждебном окружении, и потому оружие им может понадобиться в любой момент.
Так вот, израильские социал‑гуманитарии тоже кричали, что «нашим людям оружие доверять нельзя, у нас не Европа». Однако после того как часть гражданских лиц получила право иметь и носить оружие, ничего страшного не случилось. По непонятной причине люди не перестреляли друг друга. И даже напротив – начали бороться с преступностью.
В марте 2009 года арабский террорист на колесном бульдозере совершил в Иерусалиме теракт. Обычно арабские террористы используют для терактов взрывчатку. Но иногда – бульдозеры. А порой совмещают и то и другое. Так, например, годом ранее террористы из сектора Газа начинили взрывчаткой бульдозер «caterpillar» и атаковали с его помощью израильские дорожные заграждения. Попытка провалилась, поскольку солдаты плотным огнем остановили машину… Через месяц уже в Иерусалиме палестинский террорист оседлал трактор, перевернул ковшом пассажирский автобус и раздавил несколько автомобилей на улице Яффо. Погибло четыре человека и более сорока получили ранения. Через три недели еще один воин аллаха на бульдозере выехал со строительной площадки и налетел на автобусную остановку. К счастью, люди успели разбежаться. После этого воин аллаха начал давить припаркованные автомобили и был пристрелен солдатом, каких много на улицах Израиля. Ранения разной степени тяжести получили 11 человек.
Вернемся, однако, в март 2009 года, к последнему (на момент написания книги) бульдозерно‑террористическому случаю. Тогда очередной араб, оседлавший бульдозер, вырвался со строительной площадки на волю и помчался делать джихад. Был убит. Но не военными и не полицией. Полиция в данном случае как раз пострадавшая сторона: террорист зацепил ковшом полицейскую машину, перевернул ее и начал двигать вперед прямо через дорогу с оживленным движением по направлению к стоящему автобусу. И таки прижал к нему автомобиль. После чего отъехал назад для новых подвигов во славу аллаха, но совершить их не успел: проезжавший мимо таксист вышел из машины и пристрелил тракторного шахида. Четыре выстрела – и гуд бай, амиго! Лети к своему аллаху. (Любопытно, что арабское радио в тот же день преподнесло своим слушателям эту историю так: арабский тракторист случайно совершил аварию, и был немедленно пристрелен жестокими израильтянами.)
А вот другая история. Ночью к человеку в дом влез араб. Разумеется, не для того, чтобы проверить электрический счетчик. Араб хотел маленько пограбить. Хозяин схватил пистолет и шуганул непрошеного «хуже татарина». Нет‑нет, не подумайте, стрелять не стал! По гуманным израильским законам свое собственное имущество человек защищать не имеет права – только жизнь и здоровье. Но один вид оружия так напугал араба, что он выпрыгнул из окна и сломал ногу. В итоге вместе с преступным арабом перед законом отвечал и хозяин – за неправомерное применение оружия.
Вот еще одна аналогичного свойства история. Едут ночью по своим делам мама с дочкой. Машину останавливает группка грязных арабов, дочь начинают из машины вытаскивать. И явно не для того, чтобы поиграть с ней в теннис. Мать достает пистолет и стреляет, превращая пару арабов в пару мертвых арабов. И получает срок.
За что?
И почему такая несправедливость? Почему Израилю как государству можно убивать бомбами палестинских детей в секторе Газа, вызывая гнев всего мира, а мини‑израилю в лице штатского гражданина без риска сесть в тюрьму трудно даже свою жизнь защитить, не говоря уж об имуществе?
Если ты убил араба для государства – как тот таксист, защищавший общественный порядок, – честь тебе и хвала! Ведь Израиль – воюющая страна. А если ты убил араба для себя или даже не убил, а просто напугал несчастного палестинца, защищая свое имущество, изволь отвечать по всей строгости! Ведь Израиль – цивилизованное демократическое государство.
Государство – это Молох всемогущий, который может покарать своих несамостоятельных винтиков или помиловать их. Солдат в карауле, защищая государственное имущество, вправе убить человека, проникшего на территорию склада. Но тот же солдат после армии не имеет права столь же радикально защитить собственное имущество и ухлопать проникшего в дом. Защищать можно только вещи Молоха. Но не свои!
Подобная модель социалистам и патриотам кажется нормальной. Они представляют себе государство, как нечто отдельное от людей, существующее над ними и более важное, чем люди: то, что можно Молоху, нельзя подчиненным ему ничтожествам. По сути, государство заняло в примитивном сознании место вожака или царя, помазанника божьего. Который априори имеет больше прав и потому руководит мелкими винтиками.
А между тем государство – это и есть люди. Именно они его формируют. И в свободно‑либеральной модели человек в некоторых аспектах должен иметь прав больше, чем государство. Цивилизованное государство не имеет, на мой взгляд, права на смертную казнь, так же как и права на пытки, ибо это – варварство. А вот человек, подвергшийся нападению, имеет право на убийство. Хотя бы потому, что государственная система правосудия есть процедура разбирательства апостериори и никогда нельзя исключать возможность судебной ошибки. А гражданин всегда оказывается перед преступником лицом к лицу, то есть непосредственно в ситуации, и потому ситуация ему виднее.