Но выпить они не успели. Со скрипом отворилась калитка, и на дорожке появился Юра с полными сумками в обеих руках.
– Юрик! – обрадовался Степа. – Давай скорей к нашему шалашу!
– Добрый вечер, – поздоровался Юра, останавливаясь перед верандой. – Меня Маша прислала, говорит, ты тут голодаешь…
– Ты садись давай, – захлопотал Степа, – потом расскажешь. Продукт греется! Павлик, посуда лишняя найдется?
– Я сам, – сказал Юра, скрываясь в доме. Появился он минут через пять, когда Степа уже окончательно извелся и десять раз повторил «ну где ж он там?». Принес синюю эмалированную кружку, тарелку и вилку.
Степа заржал радостно:
– Покруче посуды не нашлось? Ну, поехали! За встречу!
– Не возражаешь, если я у тебя заночую? – спросил Юра, когда они выпили. – Маша не против.
– Да ночуй сколько хочешь, – разрешил Степа. – Делов‑то. Можно и тут, на веранде, ночи уже теплые. Правда, Павлик?
– Правда, – отозвался Павел. Он испытывал странное чувство… выхода на свет, что ли. Словно он долго находился в тени, прятался, а теперь взял и выступил из тени. Примитивный пьяненький Степа выманил его наружу рассказами о прокуроре и черном коте, рассаде помидоров, назвал свою половину монстром… Все это было той жизнью, от которой он отвык за долгие восемь лет. Стальная пружина внутри, туго сжатая, ослабела, и ему вдруг страстно захотелось обратно в эту жизнь – вот так, запросто прийти с бутылкой к соседу, к тому же Степе. Или принимать его у себя, сидеть за столом, болтая ни о чем, хоть о помидорах, хоть… да о чем угодно! И пить, расслабляясь, ощущая спиной, плечами, локтями родительский дом. И смотреть на траву и ровные грядки с чем‑то красивым и зеленым… «Я дома, – подумал он. – Я вернулся». Он был пьян – впервые за много лет…
А на дорожке, ведущей к дому, тем временем появилось новое действующее лицо – полная женщина средних лет в пестром легком платье с большой кастрюлей, завернутой в полотенце.
– Добрый вечер, – поздоровалась она, улыбаясь. – Я тут вам картошечки сварила. Степа, сгоняй за солеными огурчиками! На столе в кухне. У меня рук не хватило.
– Светка! – удивился Степа, привстав и снова падая назад в кресло. – Картошечки… этта хорошо! Знак… знакомьтесь… ребята… моя половина!
– Проходите, Света, – пригласил Павел. – Пожалуйста, садитесь.
Женщина поставила кастрюлю на стол, сняла крышку. Повалил густой пар, ударило горячим картофельным духом.
– Я сейчас, – сказала она. – Мигом, за огурчиками!
Она легко сбежала по скрипучим ступенькам и скрылась в кустах.
– Там дырка в заборе, – заметил Юра.
– Ага, дыра. А чего вокруг… когда так ближе… по‑соседски… – вставил Степа. – Пришла… картошечка! Она мне все уши прожужжала, новые соседи… новые соседи… Явилась не запылилась… любопытная Варвара! Я ж ее насквозь…
– Павлик, тебя Андрей искал, – сказал Юра. – Маша просила передать, чтобы ты обязательно позвонил, может, с работой все устроится.
– Позвоню, – ответил Павел, которому не хотелось ни о чем думать. Вечер был теплый, они хорошо сидели. Первые звезды зажглись…
Юра включил свет, и сразу же налетели ночные бабочки, закружили вокруг белого шара. Потянуло холодком от земли.
– Ой! – вдруг вскрикнула женщина. – Смотрите, кот!
Знакомый черный котяра сидел, как и давеча, на перилах и, прищурясь, поставив зрачки вертикально, смотрел на людей. Длинный хвост змеей свисал вниз, и кончик его чуть подергивался.
Странное чувство дежавю охватило Павла: кожей между лопатками он почувствовал, что сейчас грянет выстрел. Вот‑вот, сию минуту… И не ошибся – бабахнуло, как бомба! Звук выстрела в вечерней тишине показался оглушительным. Степа, матерясь, свалился на пол. Света взвизгнула. Юра вжался в стену и побледнел. Павел не шелохнулся – ожидал, был готов. С трудом удержался от смеха, глядя на ползающего на полу Степу.
– Еханый бабай! – заорал тот с пола. – Северинович! Не балуйся! Выходи! Ты ж тут всех на хрен… блин… порешишь!
Тишина после выстрела казалась пугающей. Кота и след простыл. Прошла минута, другая. Потом кусты справа легко шевельнулись, и на сцене появилось новое действующее лицо – седоголовый, тощий, длинный старик в кацавейке и резиновых сапогах. С ружьем. Прокурор.
– Честь имею, – сказал старик, приветствуя всех взмахом руки. – Где животное?
– Смылся, – ответил Степа. – А ты, Северинович, опять промазал.
– Ничего, – ответил прокурор, – наше дело правое. Преступник не уйдет от правосудия!
– Давайте к столу, Глеб Северинович, – пригласила старика Света, чувствовавшая себя как дома. – Мальчики, стульчик гостю!
Прокурор прислонил ружье к перилам, уселся на принесенный Юрой стул, внимательно посмотрел на Павла.
– Хозяин? – спросил он.
Павел кивнул.
– Давно освободился? – последовал новый вопрос.
Юра кашлянул, неловко шевельнулся.
– Ну ты, Северинович, свои прокурорские замашки… этта брось… – сказал Степа не особенно уверенно.
– Три недели, – ответил Павел.
– Дом твой? – продолжал прокурор.
– Мой. Родительский.
– Прокурором был, прокурором помру, – обратился старик к Степе. – А тебе уже хватит!
– Глеб Северинович, я вам сейчас картошечки с мясом, огурчиков, кушайте на здоровье, – захлопотала Света, накладывая полную тарелку и ставя ее перед ним. – Хлебчик возьмите, кушайте. А по чуть‑чуть? – спросила она умильно, заглядывая ему в глаза. – За знакомство? А?
Старик посмотрел на нее с удовольствием, перевел взгляд на притихших мужчин, сказал:
– Ладно, давайте! За компанию. Как зовут?
Павел назвался. Как ни странно, он не испытывал неловкости.
– Это дело! – обрадовался скисший было Степа. Проворно разлил водку по стопкам, а Юре плеснул в синюю кружку. – За знакомство!
Павел невольно хмыкнул – Степа пил за знакомство уже четвертый раз. Он подумал, что, может, и неплохо, что так вышло – по реакции соседей он понял, что ни для Светы, ни для ее мужа его прошлое не составляло тайны. Посадовка была вроде Земли Санникова – закрытый мир, где нет тайн от соседей, легенды тут передаются из уст в уста, и ему теперь не придется делать вид, что… что… врать не надо, одним словом. Сидел. Освободился. Вернулся. Точка. Кто без греха, бросьте камень и… и так далее.
Все чокнулись. Света выпила и вскрикнула, сморщилась, замахала руками, Степа хохотнул, Юра улыбнулся. Даже невооруженным взглядом было видно, что ему хорошо. Павел вспомнил, как он провожал его, как не хотел возвращаться домой…
Ночь плавно опустилась на спящую Посадовку. Ночь и тишина. Горела лампочка в белом шаре, бились в стекло глупые ночные бабочки. Всякие мысли о смысле жизни лезли в голову…
Глава 8
Встреча
Нюся доверительно произнесла в микрофон:
– Иллария Владимировна, к вам пришли. По вопросу юбилея. Спонсор! – Последнее слово она прошептала.
По многозначительному тону секретарши Иллария поняла, что тот, кто пришел, произвел на Нюсю впечатление. Она своим опытным глазом мигом оценила его возможности и пропускает, не помытарив даже для вида в приемной.
Дверь открылась, и вошел…
Непроизвольно Иллария представила себе солидного, в летах мужчину, снисходительного, высокомерного, прекрасно одетого, знающего толк в женщинах, коньяке и автомобилях. Хозяина жизни. Кого‑нибудь, кого она знала, с кем встречалась раньше. То ли волшебное слово «спонсор» навеяло, то ли конспиративный Нюсин шепот.
Дверь открылась, и вошел человек – полная противоположность воображаемому. Посетитель оказался длинным парнем в джинсах, черном свитере и легкой защитного цвета ветровке. С растрепанными рыжими волосами, веснушками на носу и светло‑карими глазами. Он пересек комнату, улыбнулся, заиграв веснушками, и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло перед столом Илларии.
– Здравствуйте, – сказал он низким звучным голосом, в упор рассматривая хозяйку. – Вы еще красивее, чем я представлял.
Иллария и не такое слышала, на нее подобные дешевые приемы давно не действовали. Она в упор рассматривала сидевшего перед ней человека, в котором все было не так. Психолог назвал бы это «несоответствием ролевого поведения социальному статусу». Жизненный опыт Илларии озадачился, не зная, к какой категории мужчин отнести пришельца. Он был молод, как показалось ей в первую минуту. Присмотревшись, она поняла, что не так уж и молод – ее обманула подкупающая мальчишеская манера держаться, рыжие веснушки на носу, проступившие от весеннего солнца, рыжие вихры, рыжие ресницы, рыжие глаза и открытая улыбка. А также джинсы и свитер. Спонсор! Ха! Странно, почему Нюся доложила о нем с… придыханием?
Мастерица ставить нахалов на место, Иллария выжидательно смотрела на незнакомца холодным взглядом, в котором не было и намека на улыбку.
– Я слышал вас по радио, – сказал незнакомец. – И сразу же побежал и подписался на журнал. Меня зовут Кирилл Пушкарев, и я могу помочь…
Иллария продолжала молчать – держала паузу.
– Можно? – спросил он, улыбка стала шире – его, казалось, нисколько не обескуражил оказанный прием.
– Как вы собираетесь мне помочь? – спросила наконец Иллария.
– Я могу поставить продукты на ваш юбилей… со скидкой. Маслины, копчености, вина, алкоголь. И обслугу. Более того, я помогу снять помещение. Например, банкетный зал «Английского клуба». Опять‑таки со скидкой. Вы уже подобрали помещение?
– Почти, – ответила Иллария, что было неправдой. На «Английский клуб» она даже не замахивалась. Да что она! Речицкий эту идею отмел сразу, хотя слыл человеком с размахом.
– Жаль, – Кирилл улыбался во весь рот, демонстрируя белые крупные зубы. Его облик удивительно не вязался с его словами. Он напоминал шалуна‑мальчишку, который вдруг заговорил подслушанными у взрослых фразами. В рыжих глазах прыгали чертики, и Иллария вдруг поняла шестым или седьмым чувством, что он видит ее насквозь и понимает, что ничего не решено, никакого зала и в помине нет, и, вообще, в деле подготовки юбилея еще и конь не валялся.
Она невольно улыбнулась и спросила прямо:
– А взамен что? Мне не особенно верится в ваш альтруизм.
Он ухмыльнулся и подкупающе прямо ответил:
– Правильно не верится. Я же торговец! Какой там альтруизм. Реклама! Вас знают, меня пока нет. У вас связи, у меня грандиозные планы. Вы мне нужны. Поговорим?
Иллария неопределенно пожала плечами.
– Я приглашаю вас на обед в «Английский клуб», – продолжал он. – Там и обсудим… наше сотрудничество.
– Сегодня я занята, – ответила Иллария. – Оставьте телефон, я перезвоню.
Этот парень вызывал у нее смутное беспокойство. Таких, как он, среди ее знакомых нет. Он другой… Новое поколение отечественных предпринимателей? Которым по фигу шикарная одежда и баснословно дорогие часы? Которые довольствуются джинсами и кроссовками на все случаи жизни? Стригутся раз в полгода в первой попавшейся парикмахерской? «Интересно, какая у него машина», – подумала она вдруг.
Кирилл кивнул, не протестуя. Достал из кармана пиджака визитную карточку, положил на стол. Иллария взяла в руки белый прямоугольник. Фирма «Райская птичка». Экспорт‑импорт, тропические фрукты, чай, кофе, шоколад, лекарственные травы… Телефон, факс, электронная почта. «Райская птичка»? Фантазия, однако. Но… в общем, неплохо. Радостно.
Гость поднялся. Лицо серьезное, даже мрачное, улыбки нет и в помине, брови слегка нахмурены. Поклонился и сказал:
– Рад знакомству. Вообще‑то я не уверен, что мы сработаемся.
Иллария ушам своим не поверила! Изумление так явно отразилось на ее лице, что хозяин «Райской птички» счел нужным объясниться.
– Вы слишком красивы, – сказал он скучным голосом. – По закону компенсации этот факт не может не отразиться на ваших… деловых качествах. – Он смотрел на нее своими нахальными рыжими глазами, одна рука в кармане куртки, другая, словно в замешательстве, потирает подбородок.
Иллария невольно улыбнулась – клоун!
– Ну, я пошел, – сказал Кирилл Пушкарев. – Привет! – И уже от двери добавил: – Звоните, если что. Может, я еще передумаю.
Озадаченная Иллария несколько минут сидела неподвижно, раздумывая о необычном человеке, потом попросила Нюсю соединить ее с Вениамином Сырниковым.
– Слушай, – сказала она без лишних слов, – тебе известно что‑нибудь о человеке по имени Кирилл Пушкарев? Что он за… птица? – она хмыкнула, вспомнив название фирмы.
– Ничего не известно, – сразу же ответил адвокат. – А что?
– Слышал меня по радио, пришел знакомиться, предложил помощь.
– Какого рода помощь? – насторожился адвокат
– Продуктовую, он продает всякую фруктовую экзотику, кофе, чай.
– И что?
– Ты можешь узнать, что это такое?
– Ты имеешь в виду, что он за человек? – уточнил занудный Вениамин.
– Именно. Что он за человек, сколько лет в бизнесе, репутация, биография, семейное положение, привычки, связи… и так далее. Все!
– Что‑нибудь не так? – поинтересовался адвокат.
– А черт его знает! – искренне ответила Иллария. – Какой‑то он… странный.
– Документы проверила?
– Я тебе что, полиция? – повысила голос Иллария. – При чем тут документы?
– Никогда не мешает посмотреть на паспорт человека, – назидательно ответил Вениамин. – Разговаривать с ним будешь в моем присутствии, поняла?
– Ладно. А знаешь, как называется его фирма? «Райская птичка»! Представляешь?
– С трудом, – ответил, подумав, Вениамин. – Я бы свою фирму так не назвал.
– А мне нравится, – сказала Иллария.
* * *
– Лиза, добрый вечер! – мой телефонный знакомый скорее выдохнул, чем произнес мое имя. – Лиза, Элизабет, Бетси и Бесс…
– И вам добрый вечер, – ответила я фразой, ставшей уже ритуальной.
– Что новенького пишут? – спросил Игорь.
– Одна девушка написала, что ждет ребенка и не знает, что делать. Ее парень сказал, что жениться не собирается, и предлагает сделать аборт.
– А она?
– А она не знает, хочет ребенка или нет.
– И что вы ей ответили?
– Я ей пока не ответила. Думаю. Я тоже не знаю…
– А… – произносит он и замолкает.
– Я бы оставила, – говорю я. – Я бы не смогла.
– Я бы тоже, – говорит он. Фраза звучит нелепо, но я понимаю, что он имеет в виду. – Человеку дали шанс… родиться. Всегда можно отдать его другим людям.
– Не дай бог! – вырывается у меня.
Он молчит некоторое время, переваривая не столько сказанное мною, сколько интонацию.
– Вы… у вас… – произносит он нерешительно.
– Моя мать бросила меня, – говорю я. – В роддоме. Ночью родила, а утром удрала… – Я не знаю, зачем говорю это незнакомому человеку. В моих словах – горечь, и я с удивлением понимаю, что ничего не забыла и не простила. – Знаете, – говорю я ему, – вопрос «почему?» может отравить человеку всю жизнь. И, наверное, еще обида. И… и… чувство стыда. Людей бросают, но одно дело бросить взрослого человека, и совсем другое – ребенка. Он‑то чем это заслужил?
– Понимаю, – отвечает он задумчиво. – А сейчас…
– Сейчас у меня все нормально. Я отвечаю на письма других брошенных, утешаю и вру, что все будет… прекрасно. – Я замолкаю. «Да что это со мной! – думаю почти в отчаянии. – Вытри сопли! – приказываю себе. – Перед чужим человеком… Совсем распустилась!»
– Одной трудно, – говорит он ни с того ни с сего. Догадался?
– Трудно, – соглашаюсь я и тут же жалею о сказанном.
– А у вас есть семья? – спрашивает он.
Я медлю с ответом. Мне страшно не хочется признаваться, что я одна. Одинокая девушка. Никому не нужная. Пугливая, как… мышь! Которая боится, что ее опять бросят. «Мышь, которая боится, что ее бросят!» Ха! Образ, однако. «Твоя фантазия, Лизавета, – говорю я себе мысленно, – достойна лучшего применения. Сочиняй лучше о пришельцах! А то они у тебя никак не долетят… куда надо». О мыши забудь. Бр‑р‑р! Тебе только двадцать пять. Прекрасный возраст, все впереди! Ну, если не все, то… многое. Ух, сколько еще интересного ждет!
– Нет, – отвечаю я. И спрашиваю в свою очередь: – А у вас?
Мне слышно, как он дышит в трубку. Его дыхание полно сомнения.
– Есть, – говорит он наконец. Голос у него виноватый.
Я проглатываю комок в горле. Что и требовалось доказать! Вот и причина странной сдержанности и щекотания нервов исключительно по телефону. Я молчу, боюсь, что задрожит голос. Идиотка, насочиняла себе…
– Лиза, – зовет он. – Лиза, вы хороший человек. Я рад, что мы познакомились…
Ну, если это называется познакомились, то… извините! Игорь – фантом. Телефонный фантом, и не более. Если он вдруг исчезнет, я даже не знаю, где его искать. Искать… смешно! Разве я стану его искать? Мы можем столкнуться с ним нос к носу и не узнать друг друга. Услышав его голос… скажем, в гастрономе…
– Мне «Столичной» двести граммов, – прогудит кто‑нибудь у меня над ухом, и я подумаю, что у него удивительно знакомый голос, скошу глаза и увижу… толстого, маленького, лет шестидесяти… лысого. «С мольбертом!» – хихикает воображение. Я фыркаю.
– Хотите, я пришлю вам что‑нибудь из своих работ? – спрашивает он после продолжительного молчания.
– Хочу, – отвечаю я сразу. – Пейзаж?
– Хотите пейзаж?
– Хочу. Я повешу его у себя в кабинете. Если можно, что‑нибудь повеселей. Зелененькое.
– Я выберу самый веселый! – обещает он.
– Спасибо.
– До завтра? – спрашивает он неуверенно. Наверное, ожидает, что я скажу что‑нибудь вроде: «Не звоните мне больше, раз вы женаты! О, как я в вас обманулась!»
– До свидания, – отвечаю. – Спокойной ночи.
– Все будет хорошо… – говорит он напоследок. В голосе его мне чудится облегчение. Тут мне приходит в голову: а как, собственно, он может прислать мне свой пейзаж, если не знает адреса? Или… знает? Я невольно оглядываюсь на темное окно – мне вдруг кажется, что на меня смотрят. Мой кабинет на третьем этаже, так просто сюда не заглянешь. Я подхожу к окну, рассматриваю дом напротив. Там какое‑то учреждение, окна темные, народ уже разошелся по домам. Светится лишь несколько прямоугольников, создавая некий тайный алгоритм, мне непонятный. Я пристально вглядываюсь в окна напротив. Мне начинает казаться, что в одном из них угадывается неподвижный силуэт человека. Человек смотрит на меня. Я различаю голову, плечи, сложенные на груди руки… Я почти упираюсь лбом в оконное стекло, пытаясь рассмотреть его. Показалось, понимаю я с облегчением спустя пару минут. Никого там нет. Светлая штора, и больше ничего. Вспоминаю «шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах…»[ По Эдгар Аллан. Ворон. Перевод М. Зенкевича.], и мне делается неуютно.
– Фу, глупость! – бормочу я себе под нос. – Воображение разыгралось не ко времени. Все, закрываем лавочку, и по домам!
Глава 9
Бывшие партнеры
Андрей Громов поднялся ему настречу, они обнялись.
– С возвращением! – Он с улыбкой смотрел на Павла. – Я уже заждался. Звонил твоим, Маша рассказала, что ты теперь обитаешь в Посадовке, в старом доме. Потянуло к истокам?
– Да нет, мне все равно, – ответил Павел. – Маша не хочет в Посадовку, она всегда любила город.
– Как ты?
– Ничего, живой, как видишь.
Оба чувствовали неловкость. В свое время они занимались бизнесом, но особой дружбы между ними не возникало. Пили вместе, знакомились с женщинами. Им было удобно вдвоем.
– А ты как?
– Потихоньку. Старею, – Андрей рассмеялся немного делано. – С машинами завязал, занялся более спокойным бизнесом; междугородные перевозки, такси. Заработки, конечно, уже не те, но жить можно. Крутые были времена, – произнес он мечтательно. – И бабки крутые, запросто могли сыграть в ящик. Сейчас жизнь спокойнее…
– Ты женат? – спросил Павел. Не то чтобы ему было это так уж интересно – спросил, чтобы не молчать.
– Развелся, – коротко ответил Андрей, не выражая готовности посвящать бывшего партнера в детали личной жизни. Помолчали. – Какие планы?
– Пока осмотрюсь… – неопределенно ответил Павел.
– Давай за возвращение, – предложил Андрей, доставая из тумбы письменного стола бутылку коньяка и стаканы. – За возвращение и новый старт!
Он разлил коньяк. Они чокнулись, выпили.
– Извини, закусить нечем, – сказал Андрей. – Такие вот дела… – Он покачал головой, сожалея. Потом спросил: – Как у тебя с финансами? Подкинуть?
Павел пожал плечами.
– Твою долю в бизнесе я отдал твоему отцу, на адвокатов… Потом Маша забегала, просила помочь.
Павел побагровел. Он хотел попросить Андрея вернуть его долю, но тот его опередил.
– У меня есть расписки, – продолжал Громов. – Готов отчитаться за каждую потраченную копейку. – Это прозвучало как шутка, но шуткой не было. Он смотрел на бывшего партнера выжидательно, готовый держать ответ.
– Понятно, – ответил Павел.
– Если нужна работа, скажи, – добавил Андрей. – У меня остались связи, могу устроить механиком. Не забыл еще старую профессию? Самая ходовая по теперешним временам, с руками оторвут. Я бы с радостью взял тебя к себе, но пока не могу. Ну, еще встретимся, покалякаем. Ты осмотрись сначала.
– Спасибо.
– Не за что пока. Позвони, если надумаешь. – Андрей помолчал, не глядя на гостя. Произнес задумчиво: – Это сколько же с тех пор… Восемь лет! Судьба… Я тут недавно видел эту, что тебя притопила, свидетельницу! Подругу твоей Оли. Если бы не она… Сделала вид, что не узнала, дрянь. Ты бы поговорил с ней?!
Павел пожал плечами – зачем?
– Послушай, – вспомнил он, – я был на кладбище, видел памятник. Твоя работа?
– Моя, – ответил Андрей, вспыхивая скулами. – Мне твоя Оля всегда нравилась, стоящим человеком была. Я подумал, что, кроме меня, все равно некому… – Слова его прозвучали упреком.
– Маша мне ничего не писала.
– Я ей не говорил, кажется. Не помню уже.
– Спасибо.
– Человек должен оставить след. А как ты нашел?
– Случайно. Навестил родителей.
– У тебя батя хороший был, – сказал Андрей. – Переживал за тебя. Болел долго, я давал Маше деньги, помогал с лекарствами. Это сейчас все есть, а тогда попробуй достань! Все через клиентов. Она, наверное, писала.
Павел кивнул, хотя не помнил, чтобы Маша сообщала об Андрее. Она вообще писала скупо, жаловалась в основном: Юра без работы, живем трудно, денег не хватает…
Они еще выпили. Андрей вспомнил, как они гоняли машины из Германии и Чехословакии. Хорошее было время! Жаль, что так получилось… И бизнес пошел наперекосяк. В его словах Павлу снова почудился упрек – если бы не ты, казалось, говорил он… Если бы не ты!
Они допили коньяк. Говорить было не о чем. Павел наконец поднялся.
– С работой помогу, – повторил Андрей, тоже вставая. Он не удерживал гостя. Казалось, бывший партнер испытывает облегчение оттого, что тягостное свидание подошло к концу. Порывшись в ящике стола, он достал конверт, явно приготовленный заранее, протянул Павлу. – Бери, – сказал. – Материальная помощь. На первое время. И не тяни с работой… Звони. Ты ведь там тоже был механиком?
Первым побуждением Павла было отказаться, но, вспомнив, что денег почти не осталось, он взял конверт, испытывая жгучее чувство стыда. Если он и питал смутную надежду, что Андрей возьмет его в долю, то сейчас она развеялась без следа. Он ясно понял, что их дороги разошлись восемь лет назад. И ему, Павлу, придется привыкать к мысли, что он другой, нежеланный, и должен знать свое место. Ему никогда не смыть клеймо убийцы…
Андрей словно почувствовал его настроение, обнял за плечи, сказал искренне: «Не бойся, старик, мы еще развернемся! Самое главное – ты вернулся. Мы еще повоюем!»
* * *
Выйдя из подъезда, я оглянулась по сторонам. Смутное беспокойство не покидало меня. Я почти убедила себя, что в черном окне напротив никого не было, а то, что я приняла за человека, всего‑навсего штора. Ну кому, скажите на милость, нужно прятаться в темноте и подглядывать за мной? Неужели нельзя выбрать более достойный объект? Окна Илларии, например, выходят на ту же сторону, она часто засиживается допоздна. Я бы на месте этого… типа выбрала Илларию. Моя начальница вызывала у меня чувство восхищения и вместе с тем желание как можно реже попадаться ей на глаза.
Она была красива той настоящей красотой, которая не зависит ни от одежды, ни от косметики. Я не смогла бы объяснить, что именно в ней внушало мне опасения. В Илларии чувствовались сила и жестокость. Я смутно понимала, что моя начальница – существо другой породы – породы хищников. За всю историю человечества красивых, сильных, умных и жестоких женщин было немного, их всех можно пересчитать по пальцам – во всяком случае, тех, кто пережил свою эпоху и остался в людской памяти. Красота, как правило, самодостаточна, и природа редко наделяет избранницу еще и силой духа и мозгами. Ну, кто? Несомненно, библейская Юдифь, отрезавшая голову Олоферну. А еще? Иродиада, из того же источника, с головой Иоанна. Женщины семейства Медичи. Иллария. Сильные, аморальные, убийцы и отравительницы. Со знаком минус. Неужели слава выбирает жестоких и аморальных? Я вспомнила звездное дитя Аэлиту с ее интервью! Она тоже выбирает сильных, бессовестных и аморальных – говорит, читателям про них знать интересно.
Раньше выбирали передовиков производства. У каждого времени свои герои…
Иллария едва замечает меня. Каждый раз, когда мы сталкиваемся в коридоре, облачко недоумения мелькает на ее лице – она никак не может запомнить такую заурядную личность, как… как… опять забыла! Иллария кивает в ответ, дрогнув кончиками губ, и величественно проплывает мимо. От ее красоты захватывает дух, и в то же время появляется желание побыстрее убраться с дороги и вжаться в стену. Я иногда представляю себе яркую, полную страстей жизнь своей начальницы, такую отличную от моей. О ее любовных романах ходят легенды. Речицкий, еще несколько громких имен… Правда, это не вяжется с ее привычкой засиживаться на работе. Иногда, уходя в восемь или девять, я вижу полоску света, пробивающуюся из‑под двери ее кабинета.
А имя? Иллария! Необыкновенное, полное света, звонкое имя. Незаурядное имя для незаурядной личности. «Номен ист омен», – говорили древние. «Имя – судьба». В переводе с латыни «Иллария» значит «светлая» или «радостная», что есть правильно, она именно такая. А мое имя… Елизавета – «весть Бога». Пожимаю плечами – непонятно. Какой должна быть женщина с таким именем? Неброская, не отвлекающая внимание на себя. Принесла весть и – свободна! Хотя, с другой стороны, были же царицы с этим именем…
Моросил невесомый дождь. Похолодало, и меня в легком плащике пробирало до костей. Я мчалась через анфиладу проходных дворов, спотыкаясь на неровностях и трещинах старинного асфальта, к выходу на улицу, где слышался шум машин и человеческие голоса. По инерции я неслась всю дорогу и перевела дух только возле дома.
У моего подъезда на лавочке сидели какие‑то люди. Я узнала бабу Капу, ту самую, что могла дать фору репортеру скандальной хроники в вопросах осведомленности как о событиях в нашем микрорайоне, так и во всем мире. Скукожившись от холода, она прижимала к себе жирного кастрированного кота Митяя, но почему‑то не уходила домой. Рядом с ней сидела довольно странная пара. Пышная блондинка с длинными волосами, в ярком открытом платье с наброшенной на плечи мужской курткой и в туфлях на босу ногу, и хмуроватый парень, явно моложе ее. На коленях женщины лежал маленький ребенок, завернутый в зеленое одеяло с головой. Мой взгляд зацепился за торчащие рыжеватые колечки волос.
При виде меня баба Капа встрепенулась, потревожив Митяя. Тот раскрыл клыкастую пасть и беззвучно мяукнул.
– А вот и Лизонька! – пропела баба Капа противным голосом, радостно улыбаясь. – Пришла! Я же говорила, сию минуту прибудет.
Женщина с ребенком поднялась с лавочки, напряженно впившись взглядом в мое лицо. Как и баба Капа, она улыбалась, но улыбка ее была неуверенной.
Я остановилась, недоумевая. Эту женщину я видела впервые в жизни.
Она откашлялась, зябко повела плечами и сказала сипловатым голосом:
– А мы уж заждались… Здравствуй, доча!
Глава 10
Триумвират‑2
Звонок раздался в шесть утра, и капитан Астахов, чертыхаясь сквозь сон, потянулся за трубкой. Он шлепал ладонью по тумбочке, пока телефонный аппарат со страшным грохотом не свалился на пол. Клара тявкнула в ответ, возмущаясь. «Тебя тут только не хватало», – пробурчал капитан. Звонил его непосредственный начальник подполковник Кузнецов Леонид Максимович.
– Это я не вам, товарищ подполковник, – поспешил сказать Коля. – Это я Кларе. Путается тут под ногами… ни свет ни заря.
– Кто рано встает, тому бог дает, – назидательно сказал Кузнецов.
– Ага, – отозвался капитан скептически, – ну, вот встали вы рано, товарищ подполковник, и что хорошего?
– Ничего хорошего, ты прав… Убийство. Запоминай адрес. Космонавтов, семнадцать «А». Во дворе, частный дом.
– Еду, – ответил Коля. Он сполз с кровати и едва не упал, споткнувшись о Клару, лежавшую на своем излюбленном месте – на хозяйских тапочках. – Отдай! – Он попытался вытащить из‑под нее обувку. Клара обнажила верхние клыки и издала негромкий рык. – Не понял! – удивился Коля, окончательно просыпаясь. – Ирка! – позвал он. – Подъем! – Он потянул одеяло. – Погуляй сегодня с собакой, будь человеком. У меня труп, Кузнецов звонил. Бегу. Слышишь?