* * *
Смятение царило в душе еще одного ученика этой же школы. Он также старался отогнать его прочь. Но слишком много всего свалилось на него за эти несколько дней. Драко Малфой зажмурился и попытался собраться с мыслями. Этот бесконечный день утомил его еще часов пять назад. Теперь же… Сначала эта идиотская поездка в карете с Золотым Мальчиком. Да. Он специально старался спровоцировать Поттера. Зачем? А зачем он занимался этим на протяжении шести лет? Он ненавидел его. Ему нравилось доводить его до белого каления. Видеть, как он теряет контроль и не может ничего сделать со своей яростью. Смешно? Именно этого человека, которого он ненавидел так самозабвенно, юноша спас два дня назад, рискуя жизнью, поплатившись за это изувеченными руками. Странно. Если бы Гермиона Грейнджер не появилась той безумной ночью в его комнате… Все могло бы быть по-другому.
Драко Малфой перевел взгляд на девушку. Почему он думает о ней?
Ее глаза, полные ужаса, когда она увидела кровь на его бинтах. Ее желание помочь. Снова это необъяснимое желание помочь. Два дня назад у них хотя бы была общая цель. Сегодня же она была по ту сторону. С Поттером и Уизли. И все же она пыталась помочь. Юноша тут же усмехнулся. Все правильно. Она делала это для Поттера. Все ее попытки помочь были так или иначе связаны с проклятым Поттером. И тогда, и сейчас.
Драко Малфой вновь посмотрел на гриффиндорский стол. Он вошел в зал пару минут назад и все время чувствовал на себе ее взгляд. Снова изучает врага... Юноша вновь зло усмехнулся. Вот Поттер повернулся к ней и что-то сказал. Она ответила ему и улыбнулась. Она небрежным жестом заправила за ухо выбившуюся прядку. Она протянула руку и потрепала Поттера по волосам. Чертов Поттер! Драко и сам не понял, почему же он так разозлился. Он наблюдает подобные сцены уже шесть лет. Но если раньше они вызывали лишь брезгливую усмешку, то сегодня это злит! Почему? Драко устало прикрыл глаза. Блез все еще дулась. Во всяком случае, сразу отвернулась к Пэнси, стоило ему на нее посмотреть. Один. Совсем один. Ну и что с того? Так было всегда. Все, кто находился рядом, были лишь безликим тенями. А на самом деле он всегда был один. Он особенно отчетливо осознал свое одиночество на фоне этой проклятой дружбы гриффиндорцев. Эти легкие жесты, невесомые полуулыбки. Никакой неловкости, никакой недосказанности. Все так естественно и обыденно. Эта общая опека ее чертова кота. Это стремление поддержать друг друга, подать руку, подставить плечо. То, как она сейчас легко потрепала Поттера по волосам, и как он естественно это воспринял. Драко Малфой наблюдал за их поведением и все отчетливее ощущал свою обособленность от всех окружающих. У него не было друзей. Он до недавнего времени не знал, что такое заботиться о ком-то. Теперь он обрел Нарциссу. Так странно после семнадцати лет жизни осознать, что у тебя есть близкий человек. Но это все по-другому. Это… Драко не знал, каким словом охарактеризовать отношения с матерью. Они были так новы и хрупки... Чем больше они сближались, тем отчетливее он понимал, что, в конце концов, это все исчезнет. Почему это должно исчезнуть, он не мог объяснить. Просто знал. Это было слишком здорово и необыкновенно, а последний отпрыск рода Малфоев давно привык к тому, что доброму и светлому нет места в его жизни. В его хрупких отношениях с матерью еще ощущалась неловкость и недосказанность. Словно неверные наброски на будущую картину. Тонкие легкие штрихи, которые со временем, может быть, изменятся до неузнаваемости, а может быть, сама картина вовсе не будет дописана. Драко Малфой снова вздохнул.
Один… Он бросил взгляд на гриффиндорский стол. Грейнджер тоже именно в этот момент на него посмотрела, но тут же отвернулась. Плевать. Драко лениво посмотрел на сортировочную шляпу. Сейчас она была как раз нахлобучена на какого-то очередного недоросля. Присмотревшись, Драко узнал в нем мальчишку, который дрался в поезде с Брэндом. Гриффиндорец. Конечно же. Он тут же вспомнил свою первую встречу с Поттером. Эти двое мальчишек чем-то их напоминали. Вот этот хлипкий гриффиндорец точно вылитый Поттер в одиннадцатилетнем возрасте.
Странно, что шляпа долго думает.
– Слизерин!
Драко даже встрепенулся от неожиданности. Он внимательней присмотрелся к мальчишке, который с неуверенной улыбкой направлялся к его столу. Этого еще не хватало. Этот новоиспеченный слизеринец на пару с Брэндом весь факультет перевернет с ног на голову. Вон сам Драко с Поттером, живя в разных гостиных, умудрялись всегда найти место, где устроить потасовку. Эти же… Томас Уоррен занял свое место, и Драко слегка вздохнул. Еще этой проблемы не хватало. Тут он почувствовал на себе ее взгляд. Про себя усмехнулся и, резко повернув голову, встретился с ее глазами. Растерянность, непонимание. Ха! Не один он считал, что Уоррен попадет в Гриффиндор. Драко усмехнулся, но Грейнджер этого уже не видела. Она решительно отвернулась и стала наблюдать за распределением.
Драко даже не смотрел на шляпу, когда наступила очередь Брэндона. Зачем? Он и так все знал про этого мальчишку. А вот Уоррен был темной лошадкой. Староста Слизерина еще продолжал внимательно наблюдать за Уорреном, когда шляпа произнесла: «Гриффиндор».
Драко встрепенулся и посмотрел в сторону преподавательского стола. Неужели он так задумался, что пропустил распределение Брэнда и теперь на стуле уже другой мальчишка? Когда он понял, что очередным членом Гриффиндора стал Брэндон Форсби, он испытал настоящий шок. Драко внимательно проследил за Брэндом до того момента, пока он не занял свое место. Странно. Было непохоже, что решение шляпы для него неожиданность. Быстрый взгляд на Грейнджер. Тоже недоумение и перешептывания с Поттером и Уизли. Блез повернулась в его сторону. Драко не увидел этого, скорее, почувствовал.
– Шляпа ведь ошиблась, правда?
Драко посмотрел в ее глаза. Шок. Потрясение. Что он мог ответить? Он просто пожал плечами. Не мог же он сказать, что дело здесь совсем не в ошибке. Он и сам не был до конца ни в чем уверен. Блез отвернулась к Пэнси. Демонстративно или нет, Драко определить не успел. Он снова устало вздохнул. Почему-то казалось, что что-то затевается. Он вновь посмотрел на Брэнда. Беззаботная улыбка, веселая болтовня с соседями по столу. Драко прикрыл глаза. Как он устал! Почему на него вечно сваливается все и сразу? Крэбб снова о чем-то спросил. Драко сделал вид, что не услышал. Крэбб намек понял и отвязался. Ладно. Наступит утро, может, все само собой решится. Во всяком случае, что-то станет понятней. А пока стоит понаблюдать за Форсби, да и за Уорреном заодно.
|
|
|
* * *
Наконец-то этот ненавистный праздничный ужин закончился. Блез Забини быстро встала и, никого не дожидаясь, направилась к выходу. Она хотела перехватить Брэнда до того, как он попадет в гриффиндорскую гостиную. Девушка с неприязнью проследила взглядом за Гермионой Грейнджер, которая собирала первокурсников и давала им какие-то указания. Брэнд внимательно слушал вместе со всеми. Дурдом какой-то. Блез решительно подошла к Брэнду и дернула его за рукав. Мальчик обернулся.
– Решила меня поздравить? – он насмешливо приподнял бровь.
Блез в последнее время его совсем не узнавала. После смерти матери он страшно изменился. Он все больше походил на… Драко Малфоя. Хотя нет. С каждым днем Брэндон все больше напоминал ей Люциуса Малфоя. И это было гораздо страшнее.
– Давай отойдем на минутку. Мне нужно сказать тебе пару слов.
– Первокурсники, не задерживайтесь, – от каменных стен эхом отлетел голос Гермионы Грейнджер.
– А то придется всю ночь бродить по темным коридорам в компании одних только привидений. Или мистера Филча. Тогда возникнет вопрос, чья компания будет вам приятней.
Это отличился педагогическими способностями Рон Уизли.
– Слышала? – тут же подхватил общую идею Брэнд. – Не хочу такой компании. Так что я пошел.
Все, что осталось Блез, это яростно посмотреть на старост Гриффиндора и подавить в себе желание залепить Брэнду подзатыльник. Она справедливо решила, что не стоит его компрометировать в глазах одноклассников в первый же день учебы.
Вереница гриффиндорцев потянулась по коридору. Рыжая шевелюра Брэнда вскоре скрылась за поворотом. Блез отвернулась к окну. Почему сегодня такой плохой день? Поссорилась с Драко, теперь еще это идиотское распределение. Девушка медленным шагом направилась в сторону подземелий Слизерина. Она шла не спеша, разглядывая картины на стенах. Странно. Она прожила в этом замке шесть лет и не видела и десятой части картин. Просто никогда не обращала на них внимание. У одного из гобеленов Блез остановилась. Странный это был гобелен. В отличие от всех остальных в Хогвартсе, изображенная на нем сцена была неподвижна. Шесть оскаленных гончих псов навеки замерли перед последним прыжком. Последним для красивого самца-оленя, который несколько веков оглядывался на своих преследователей. Блез подошла ближе. Ей показалось, что стоит один раз моргнуть – и сцена оживет. Стая псов набросится на красивое животное. То, что у оленя не было никаких шансов, было понятно даже Блез, которая совсем не разбиралась в охоте. Просто от полотна веяло отчаянием и безысходностью. Кто нарисовал его? Почему оно неподвижно? Чья рука гуманно заставила шестерых вестников смерти навеки замереть перед последним прыжком? Девушка резко отвернулась от гобелена, почти ожидая услышать яростный лай за своей спиной. Она быстрым шагом пошла по коридору. Ей отчего-то стало не по себе. Почему-то в этом олене она увидела… Драко Малфоя. Человека, который все еще старался совершить свой отчаянный прыжок к спасению, но уже понимал, что ничего у него не получится. Блез слишком любила его, чтобы не чувствовать его смятение и недоумение. Что-то начинало происходить. И в центре всего этого сумасшествия находился единственный близкий ей человек. Борьба была неравной. Девушка это понимала. Как понимала она и то, что Драко Малфой уже выбрал свой путь. Он слишком упрям, чтобы понять, что этот путь ведет в пропасть. И больше всего Блез боялась не того, что с ним что-то случится. Это была аксиома. Она боялась того, что ее не будет рядом в этот момент. Волк-одиночка, который никогда не позволит кому-то оказаться рядом в трудную минуту. Блез на секунду зажмурилась. Она не знала, что делать. Сейчас оставалось просто ждать, пока они сделают свой ход. Охотники. Вестники смерти.
Блез подошла ко входу в гостиную и только тут поняла, что у нее есть неплохая перспектива провести ночь так, как обещал первокурсникам Уизли. Она не знала пароля. Девушка усмехнулась.
– Свет, – тихо произнес голос у нее над ухом, заставив вздрогнуть.
Дверь в гостиную медленно отворилась.
– Странный пароль, – произнесла Блез и повернулась к Драко Малфою, который медленно вышел из тени.
– Смешно получилось. Мы придумывали пароль в коридоре после ужина. Пэнси сказала: «Свет». Я тут же произнес заклинание, чтобы записать пароль, а Пэнси добавила: «Свет они могли зажечь? Ни черта не видно!». Но к тому времени слово уже стало паролем. Так что…
Блез улыбнулась.
– Действительно смешно. А что? Мне нравится. Навевает оптимистические мысли.
– Точно.
Драко тоже слегка улыбнулся. Девушка посмотрела в его глаза. Он растерян и расстроен и изо всех сил старается скрыть это. В этом весь Драко Малфой. Только от нее невозможно укрыть что-то, что касается его чувств. Блез уже повернулась в сторону двери, когда он тихо окликнул девушку. Она медленно обернулась и задохнулась от неожиданности. Как редко он это делал! В левой руке юноша держал серебряную розу.
– Это тебе, – чуть улыбнувшись, произнес этот невообразимый человек.
Блез протянула руку.
– Осторожно, она очень колючая.
– Прямо как ее создатель.
Драко снова улыбнулся.
– Почему всегда серебряная? – задала Блез вопрос, который беспокоил ее с собственного пятнадцатилетия.
Тогда впервые Драко Малфой подарил ей цветок – удивительно красивую серебряную розу. Позже он признался, что наколдовал ее сам. Он вообще часто делал ей подарки. Духи, украшения, всякие безделушки. Когда они вместе оказывались в каком-нибудь магазине, он всегда покупал ей подарок. Однажды Блез сказала ему, что это совсем не обязательно. В ответ на это он типично по-малфоевски небрежно передернул плечом и сказал, что ему так хочется. Он почему-то считал, что она любит подарки. Действительно, она их любила. Особенно те, что дарил ей он. Но, если бы красавицу Блез Забини кто-то спросил о самом дорогом для нее подарке, она бы без запинки ответила, что это простая серебряная роза, которую мог подарить только один человек. Потому что больше никогда и нигде Блез не видела серебряных роз, хотя розарий Нарциссы Малфой мог поспорить с любым другим по количеству сортов и разновидностей этого колючего и прихотливого цветка. Серебряных роз не было. Их могло породить только воображение этого странного юноши. Почему именно этот цвет?
– Другой у меня никогда не получался, – с чуть смущенной улыбкой сделал шокирующее признание Драко Малфой.
Блез кивнула и прижала нежный бутон к губам. Пусть у него будет миллион любовниц. Пусть он дарит им горы безделушек. Блез всегда знала, что она особенная. Никто из этих девушек никогда не прижмет к губам бутон серебряной розы. Она это знала наверняка.
– Может, войдем? – Драко кивнул по направлению к гостиной.
Блез шагнула внутрь.
Гостиная была пуста. Все разбрелись по комнатам распаковывать вещи и делиться впечатлениями. А он дождался ее возвращения. Это оказалось жизненно важным для нее. Блез резко развернулась на каблуках и встретилась с усталыми серыми глазами.
– Тебе нужно отдохнуть.
– Да, наверное.
Он устало провел по лицу. Только тут девушка заметила, что бинт на его руке весь пропитан кровью. Блез охнула и схватила его за руку.
Она посмотрела в его глаза. Он ничего не сказал.
– Пойдем.
Девушка решительно потащила его к комнате старосты юношей.
Драко произнес пароль, и они вошли внутрь.
– Раздевайся, – строго проговорила она.
– Ого! Вот это да. Похоже, ссоры идут тебе на пользу.
В его глазах заплясали чертики.
– Драко, я серьезно.
Он усмехнулся и снял мантию, затем свитер, оставшись в одной футболке.
Блез открыла сумочку и извлекла из нее тюбик с зеленоватой мазью.
– Что это за гадость? – подозрительно сощурился Драко Малфой.
– Этой гадостью я тебя сейчас буду мазать.
– Протестую!
– Можешь протестовать сколько угодно. Мне дала эту мазь Нарцисса.
Это заявление его немного успокоило. Он обреченно вздохнул и начал снимать бинты. Они присохли и, отрываясь, открывали едва зажившие раны.
– Драко, тебе нужно к мадам Помфри.
– Чтобы вся школа завтра это обсуждала? Нет уж.
Блез поняла, что спорить бесполезно. Она сходила в ванную комнату. Наколдовала емкость, наполнила ее теплой водой, подумала – и наколдовала бинты.
Войдя в комнату со всеми этими атрибутами, она встретилась с улыбкой Малфоя.
– Зачем мне мадам Помфри, когда у меня такой лекарь?
Блез не улыбнулась в ответ. Она слишком волновалась за него. Он же вел себя до безобразия легкомысленно. Девушка осторожно обработала его раны и стала накладывать на них прохладную мазь. Ему наверняка было больно, но он не издал ни звука. Через несколько минут Блез закончила и подняла на него взгляд. На его лбу выступили бисеринки пота, и сам он был очень бледным. Она подняла руку и осторожно провела по его щеке.
– Тебе нужно отдохнуть.
Он просто кивнул в ответ. Ей безумно хотелось остаться, но он не предлагал, поэтому девушка убрала все последствия своей врачебной деятельности и подняла с его кровати свою сумочку, затем взяла со стола подаренную розу.
– Я оставлю мазь у тебя. Завтра нужно будет сделать перевязку.
Он снова кивнул.
– Спасибо.
– Не за что. Поправляйся, – она усмехнулась. – О Мерлин, я говорю, как заправская сиделка.
– Причем мало знакомая с пациентом, – тут же подхватил Драко Малфой.
Оба улыбнулись.
– Блез, я… – начал юноша, заставив ее в надежде замереть, – я не хочу, чтобы ты думала, что я дождался тебя, потому что мне нужно было оказать первую помощь. И… И цветок был не поэтому. Правда.
Это были не совсем те слова, но ведь Малфои не извиняются. Девушка посмотрела на цветок в своей руке.
– Я так и не думаю, – и внезапно добавила: – Хочешь, чтобы я осталась?
А ведь поклялась себе не подходить к нему, не смотреть на него, не думать о нем. Он просто кивнул в ответ. Так просто и обыденно, но сердце взлетело до небес. Умом она прекрасно понимала, что он просто находится в смятении. Он запутался и не может понять, что происходит. Ему просто нужно почувствовать кого-то рядом. Самое смешное, что Блез отдавала себе отчет, что, если бы у него была другая, которой он смог бы хоть чуть-чуть доверять, еще вопрос, кто находился бы с ним в этой комнате. Девушка разумом понимала, что его мечущаяся душа просто тянется к какому-то подобию уюта и тепла. Она – всего лишь привычный атрибут, который связывает с чем-то понятным и близким. Разумом она это все понимала. Но разве она слушала разум в этот момент? Нет. Нет. И еще раз нет! Он просто кивнул – и все доводы умчались, не оставив адреса, где их искать. Блез бросила сумочку на пол и шагнула к нему, сжав розу в кулаке. Она совсем не чувствовала острых шипов, впившихся в ладонь. Она к этому привыкла. Его творение ведь действительно было похоже на своего создателя. Такая же редкая красота, которая так легко причиняет боль.
Драко взял ее за руку и начал осторожно разжимать побелевшие пальцы. Он медленно вытянул цветок из ее кулачка и небрежно бросил его на стол. Только он мог так легко и беспечно разбрасываться красотой. Юноша поднес ее пораненную ладонь к губам и легко подул на нее, а затем коснулся царапин губами. Каким несущественным и маленьким оказался тот миг боли по сравнению с тем, что сейчас творилось в ее душе! Блез посмотрела в его серьезные глаза. Только с ней он мог не играть и быть самим собой. Уставший мальчик. Она шагнула еще ближе, он раскрыл объятия. Блез прижалась к нему, устроив голову на его плече. Он крепко обнял ее, чуть поглаживая по спине. Как хорошо и уютно было в его объятиях. Он не любил, она это знала наверняка. Но ей было тепло рядом с ним.
– Как ты думаешь, почему Брэнд попал в Гриффиндор?
Он долго молчал, потом ее волос достигло его дыхание.
– Не знаю, Блез. Правда, не знаю. Боюсь, что-то затевается. Только пока не пойму что.
В комнате снова повисла тишина. Только два сердца стучали сейчас в одном ритме. Только серебряная луна смотрела сквозь открытое окошко.
Старинные часы монотонно отсчитывали одну минуту за другой, с каждым ударом приближая неизвестность.
Помолвка.
Красивая юная девушка
В темном проеме окна.
Красивая грустная девушка
В многолюдном доме одна.
Рисует узор затейливый
На остывшей душе стекла.
Она ни на что не надеется.
Она час назад умерла.
В холодном немом отражении
Чужой равнодушный взгляд.
Чужие слова и движения
Высветит алый закат.
Озябшие пальцы согреются,
Но время не двинется вспять.
Она перестала надеяться,
А вскоре не будет мечтать.
Холодные доводы разума
Ничем не затмятся иным.
Останется лишь недосказанность,
И сердце останется с ним...
Старинные часы монотонно отсчитывали одну минуту за другой, с каждым ударом приближая неизвестность.
Нарцисса Блэк посмотрела на свое отражение в огромном старинном зеркале. Чужая и незнакомая девушка. Так странно. Она не узнавала себя. Можно было списать все на волшебное зеркало, да вот только ему девушка доверяла. Именно в него она смотрелась шестнадцать лет своей жизни. Нарцисса оглядела комнату, в которой находилась. Несмотря на то, что в семействе Блэк было три дочери, они никогда не жили в одной комнате. С самого раннего детства каждая из них обитала в собственном уголке этого огромного дома. Комната Нарциссы располагалась в западном крыле, поэтому с детства девушка не видела восхода солнца – всегда только закат. Она любила садиться на широкий подоконник и наблюдать, как скрывается за кронами деревьев ласковый и добрый свет. Нарцисса любила солнце. За справедливость. Земное светило ежедневно одинаково согревало и добрых людей, и злых. Девушка с детства научилась различать добро и зло. Она была на редкость умна и прекрасно понимала: то, что делает ее семья, выходит за рамки Добра в его истинном понимании. Но они были родными. Родных людей не выбирают. И потому Нарцисса была благодарна солнцу. Оно тоже не выбирало. Оно просто согревало и давало Надежду.
Девушка подошла к своей кровати. Старый плюшевый мишка сидел на подушке, так привычно склонив голову набок. Нарцисса потянула его за ухо кончиками пальцев. Голова мишки приняла вертикальное положение, но стоило ее отпустить, и она тут же вновь свесилась на плюшевое плечо. Нарцисса сшила этого мишку лет десять назад. С тех пор он все время сидел на этом месте. Вот бы забрать его с собой. Хотя… нет. Пусть ему будет хорошо. Пусть он останется в этой комнате, на своем любимом месте. Пусть хоть он, если она сама не может. Девушка обхватила себя за плечи, почувствовав внезапный озноб. Там, в огромном обеденном зале, уже все готово для пышного торжества. Всего несколько минут отделяло ее от того момента, когда она под руку с отцом спустится по широкой лестнице в гостиную, чтобы вложить свою ладонь в руку человека, к которому не испытывает элементарной симпатии, не говоря уже о чем-то большем. И с этим самым человеком ей придется провести всю оставшуюся жизнь. В эту комнату она уже не вернется. В их доме строго чтились обычаи предков. В северном крыле уже подготовили супружескую спальню для мистера и миссис Малфой. Теперь даже если она и будет оставаться на ночь в родительском доме, по пресловутому этикету ей придется ночевать в новой спальне, независимо от того, с мужем она будет или одна.
Нарцисса погладила мишку по мягкой голове. Ее пристальный взгляд смотрел сквозь серебристое покрывало на широкой кровати. Всего несколько часов назад она была счастлива так, как никогда в жизни. Она была в раю, самом настоящем. Теплые руки, нежные губы. Самый любимый… Странно, но слез не было. Они пропали после разговора с Северусом Снейпом в гостиной Слизерина. Все правильно. Зачем?
В дверь решительно постучали, и на пороге появился отец. Нарцисса привычно улыбнулась. Она знала, что отец любит ее улыбку. Почему она раньше никогда не замечала, что всю жизнь, по сути, делала то, что ждали от нее другие? За все свои шестнадцать лет Нарцисса всего два раза в жизни сделала что-то для себя. Летом убежала из дома, да еще эта ночь перед Рождеством. Всего два раза за шестнадцать с половиной лет. Как же это мало!
Отец улыбнулся в ответ и приблизился к дочери:
– Ты похожа на ангела, милая, – он окинул взглядом ее праздничный наряд и затейливую прическу, в которую были вплетены дорогие украшения.
Если бы Нарцисса выбирала, она бы предпочла просто цветы. Но выбирать наряд для помолвки с Люциусом Малфоем у нее не было никакого желания, мать же настояла на украшениях. Они, бесспорно, шли девушке. Да и вообще весь ее наряд был продуман до мелочей, создавая впечатление, что на землю спустился хрустальный ангел. Вот только Нарцисса совершенно не узнавала свое отражение. Ангел? Разве у ангелов бывает такая тоска в глазах? Нарцисса вновь улыбнулась отцу и привычно подставила лоб для отческого поцелуя. Борода Фаргуса Блэка привычно кольнула нежную кожу. Все было как всегда. Вот только в последний раз.
– Все уже ждут. Ты готова?
Нарцисса кивнула. Отец взял ее холодные пальцы и просунул под свой локоть.
– Тогда вперед!
Выходя из комнаты, девушка оглянулась на маленького плюшевого мишку, который очень грустно свесил голову набок. Старая игрушка оставалась совсем одна на этой огромной кровати в этой пустынной комнате. Юная хозяйка уходила от него навсегда.
* * *
Люциус Малфой неотрывно смотрел в окно на заснеженную крону старинного дуба. Огромные белые хлопья бились в стекло, таяли и стекали на заснеженный карниз. Люциуса проводили в эту комнату, чтобы он отдохнул и привел себя в порядок перед торжеством. Он послушно кивнул на участливое предложение миссис Блэк, и его оставили одного. Несмотря на бессонную ночь и чудовищную усталость, он вот уже сорок минут просто стоял напротив окна и смотрел на буйство стихии. Странно. Он ни о чем не думал. Совсем ни о чем. Он просто стоял и смотрел. На него до сих пор не снизошло сознание всей ответственности приближающегося момента. Не было никаких мыслей и эмоций по этому поводу. Была пустота. Такая привычная за эти несколько месяцев. Его взгляд оторвался от пейзажа за окном и скользнул по белой розе, росшей в небольшом горшке на широком подоконнике. Эта роза странно напомнила Нарциссу. Просто розы ассоциировались с Нарциссой уже давно. Еще с первого появления в доме Блэков, много лет назад, он невзлюбил эти колючие растения, которые торчали здесь отовсюду. Люциус не понимал этого идиотского желания – разводить такие бестолковые цветы. Он протянул руку и осторожно дотронулся до прохладного бутона. Холодная спокойная красота. Он сжал пальцы, и упругий бутон еле слышно хрустнул. Юноша смял его одним движением и, крутнув кистью, легко обезглавил колючее растение. Легкое движение – и ничего нет. Он разжал пальцы и посмотрел на смятые и изуродованные лепестки на своей ладони. Усмехнулся. Еще минуту назад здесь была холодная красота, а теперь все, что от нее осталось, – горстка искромсанных и потертых лепестков. А все потому, что он просто сильнее этого цветка. Люциус просыпал лепестки сквозь пальцы. Небольшое представление вернуло в его душу подобие равновесия. Он повернулся к широкой кровати, на которой была разложена его парадная одежда. Небольшое усилие: принять душ и облачиться в кем-то услужливо подготовленный наряд. Его холили и лелеяли в этом доме. Юноша усмехнулся и направился в сторону ванной комнаты.
Некоторое время спустя он стоял перед зеркалом и поправлял затейливый узел на белом галстуке. Наряд оказался непривычным и неудобным. Люциус посмотрел на свои волосы, которые торчали кое-как. В таком виде недопустимо появляться перед гостями.
Дверь без предупреждения распахнулась, и на пороге появился Эдвин Малфой.
Люциус резко обернулся, и сердце привычно сжалось. Это был… страх. Обычный банальный страх. И вот куда это чувство его привело. В чужой дом… в настоящий омут.
– С такими темпами, ты будешь собираться дольше Нарциссы, – сухо проговорил Эдвин, смерив сына ледяным взглядом.
Люциус сглотнул. Наверное, не стоило столько времени глазеть в окно. Отец окинул его равнодушным взглядом. Как всегда. Никаких эмоций, никаких чувств. Этот равнодушный человек так спокойно и легко отправил своего сына в ад.
– Ты с таким лицом собираешься вниз? – равнодушно поинтересовался Эдвин.
– Другого у меня нет, – в первый раз в жизни съязвил отцу Люциус.
Эдвина это, похоже, развеселило. Он усмехнулся.
– Тебя ожидает ночь с красавицей невестой, а я вижу кислую мину!
– Если бы только ночь… Меня ожидает жизнь с ней.
– Ты только сейчас задался этим вопросом? – вкинул бровь Эдвин. – Ты знал об этом несколько месяцев. Если бы ты высказал свои возражения или пожелания, мы бы заменили Нарциссу.
В голове у Люциуса зашумело. Неужели? Неужели он сам не использовал шанс? Неужели это возможно?
– Отец, – сдавленно проговорил он. – Я не хочу этой свадьбы. Пожалуйста. Отмени все. Умоляю!
Он и сам не заметил, как схватил отца за манжеты нарядного пиджака. Он сейчас не думал ни о чем, только о возможном спасении и избавлении. Одержимый безумной Надеждой, он заглянул в глаза отца, и наткнулся на холодный взгляд, полный равнодушного веселья. В этом взгляде не было жалости и сострадания, не было понимания.
– Но ты же только что сказал… – растерянно проговорил юноша.
– Это была ирония, Люциус, – с легким весельем в голосе проговорил Эдвин. – Ты разочаровываешь меня. Малфои не просят. Они всегда берут то, что им нужно. Мне стыдно, что мой сын – слабак.
Люциус стоял посреди комнаты, как громом пораженный. Он не ожидал этого маленького спектакля. Зачем? Чтобы в очередной раз показать ему самому, какое он ничтожество? Люциус зажмурился. Слуха медленно достигал ледяной голос отца:
– Пусть тебе даже в голову не придет что-то выкинуть сегодня. Внизу ждут четыре сотни гостей. Каждый из них должен видеть что ты…
– Счастлив? – с горькой усмешкой спросил Люциус, не открывая глаз.
– Если бы ты не унаследовал мою внешность, я бы обвинил Присциллу в измене восемнадцатилетней давности. Счастье – это слишком банально для Малфоя. Все должны видеть, что ты заполучил то, что хотел, что ты доволен сегодняшним днем и выбором судьбы.
– По-моему, это твой выбор.
– Считай, что я сыграл роль посредника.
Люциус медленно открыл глаза и посмотрел на человека напротив так, словно впервые увидел его.
Дверь отворилась, и на пороге возник седой волшебник, который представился парикмахером. Эдвин бесшумно вышел. Он не любил скучных церемоний. Он проверил, что все идет по его графику, и удалился по своим делам.
Парикмахер бесцеремонно схватил подбородок юноши и, что-то бормоча под нос, стал вертеть его голову из стороны в сторону. Люциус смерил старикашку злым взглядом и начал про себя решать, каким заклинанием его лучше угостить. Но, видимо, у дедульки был опыт общения с отпрысками знатных семей. Не успел еще Люциус сделать выбор, как лицо дедушки озарила довольная улыбка, за которой последовала вспышка света, на миг ослепившая юношу. Когда в глазах перестало рябить, оказалось, что он в комнате один. Люциус бросил быстрый взгляд в зеркало. Да. Дедушка знал свое дело. Теперь можно было идти вниз. Можно было, вот только… Люциус замер перед входной дверью. Казалось, что-то невидимое удерживает его в этой комнате, не дает распахнуть двери и сделать шаг вперед. Может быть, здравый смысл?
Люциус вспомнил недовольный взгляд отца. Он еще и недоволен, черт побери! На юношу жгучей волной накатила злость. Все, что он делал в своей жизни, было направлено на служение Эдвину, а что он получал взамен?! Редкие похвалы. За все семнадцать лет их можно было по пальцам пересчитать. Причем хватило бы пальцев одной руки.
– Ненавижу! – яростно прошептал Люциус и сам вздрогнул от своих тихих слов.
Он произнес это вслух. А ведь раньше даже боялся думать об этом. Простое короткое слово, но оно открыло шлюзы в душе. Так некстати вспомнились бесконечные наказания и вечное недовольство, одинокое вечера и дурацкие поручения. А еще вспомнилась Фрида. Тогда на перроне. Эдвин так просто и равнодушно представил Фриде Нарциссу. Ее глаза в тот миг. Люциус размахнулся и изо всех сил пнул двери ногой. Те с жалобным скрипом распахнулись, а Люциус зашипел и согнулся от боли. Он потер ушибленное место и, изо всех сил стараясь не хромать и не морщиться, вышел в коридор. Через несколько шагов он понял, что боль в ноге – к лучшему. Она отвлекала и не давала ярости затопить разум. Потому что ярость Люциуса всегда проходила быстро, а ей на смену спешило отчаяние. Он окинул взглядом толпы собравшихся гостей и начал медленно спускаться по лестнице. С каждым шагом вниз он все отчетливее понимал, что отец прав от первого и до последнего слова. Он действительно слабак. Взять сейчас и крикнуть прямо с этой высокой лестницы, что никакой свадьбы не будет и сказать всем этим снобам, что они могут сделать со своими подарками. Один раз поступить так, как хочется больше всего на свете. Но что последует за этим? Нет. Люциус не способен на такой безумный поступок, который неизвестно что повлечет за собой. Он внезапно понял, что, как бы он не ненавидел Эдвина, никогда не сможет пойти против него. Что это? Вбитое с детства уважение? Страх? Люциус не знал. Он просто делал шаг за шагом по этой бесконечной лестнице в никуда.