ПРОЛОГ
("алиёй" называется "восхождение" евреев в Израиль)
Дико тошнило. Я съел в кондитерской "Капульского" два пирожных и запил их тремя литрами пива с маслинами, а сейчас был глубокий вечер, и я сидел в молодежной гостинице в Беэр-Шеве и страдал. Может быть, маслины были средними или они как-нибудь не совмещались с пирожными "Капульского". Нам подавала девочка Оля, которая раньше жила на Гражданке, напротив мебельного магазина. Невероятно - официантка с косой. И ходит, как русская, как с Гражданки. Можно было попробовать выпить три литра и вырвать, но было жалко рвать телятиной на косточках, которую я очень прилично ел, положив салфетку на колени. Как ни в чем не бывало, как будто я всю жизнь ел на косточках.
Уже третий месяц я ездил по Израилю с двумя американскими журналистами. Журнал "Волд энд лайф" заказал им гигантскую статью об эмиграции последних двух лет из Союза. О "горбачевцах". Мои обязанности - перевод, вождение и контакты. Стюарт требует, чтобы я прилипал к такси с эмигрантами, которое везет их из аэропорта, и не упускал его до самого дома. Стюарт любит фотографировать поцелуи. Бухарцы целуются на свету в среднем четыре минуты. Ашкеназийцы целуются двенадцать секунд, потом переходят к рукопожатиям. Когда в феврале в "Волд энд лайф" наконец выйдет статья, это будет чудовищная смесь из ашкеназийских интервью и бухарских поцелуев.
Я хочу написать путеводитель по Израилю, но тут есть несколько подводных камней. Во-первых, я должен написать свой путеводитель раньше Тушинского, чтобы империя "Волд энд лайф" не имела ко мне никаких претензий. Тем более что они уже три месяца оплачивают мне телятину на косточках. Кроме того, в последний месяц со мной произошло очень неприятное событие: меня официально не признали сионистским прозаиком. Известный писатель-сионист Маркиш и главный редактор издательства "Свет Сиона" Маргарита Семеновна выбросили меня из уже готового сборника, не объяснив при этом, выкидывают ли они меня по недостатку писательских достоинств, по недостатку сионистских достоинств или по комбинации первого и второго. Поэтому мне ясно, что, как ни старайся, но мой путеводитель официально никто одобрить не может, тем более что он написан на русском языке и без фотографий. Сам я собираюсь дождаться февральского номера "Волд энд лайф" и вырезать фотографии оттуда. Каждая фотография Стюарта стоит тридцать тысяч долларов. Текст Тушинского будет стоить около пятидесяти. Стюарт говорит, что Тушинский просто пишет текст к его фотографиям, а Тушинский довольно небрежно называет Стюарта "мой фотограф". А я выслушиваю оба мнения и жду, когда же эта пытка кончится.
БЕЭР-ШЕВА (писатели и мэры)
Невероятная тоска в Беэр-Шеве. Единственная знакомая женского пола, которая у меня была в этом городе, приехала из Вильнюса. А второй муж моей четвертой жены тоже был из Вильнюса, и не самого факта измены, а именно этого злосчастного Вильнюса жена никогда бы мне не простила. Дался ей этот Вильнюс!
Молодежная гостиница — это центр порнобизнеса. Писать в номере темно. Для прозы темно. Тушинский спит у себя в номере, а я мучительно пытаюсь подумать о чем-нибудь, что не имеет отношения к порнобизнесу. Тушинский - американский "жэзээловец". Тушинский говорит, что кроме поэзии, все пишется прозой, но я с ним не соглашаюсь. Он пишет книгу о Шопене. Говорит, что пишет целыми ночами, но врет. Днем жарко, а по вечерам он ходит на званые вечера с министрами, а потом спит. Один раз я заложил его записи о Шопене хлебной крошкой, и уже две недели она лежит нетронутой. Только основательно засохла. Но это моя тайна. В остальном я верю людям. Нельзя не верить. Я встречался с городничими четырнадцати израильских городов — это очень укрепляет веру в людей. Большинство из них - маленькие откормленные марокканцы, половина вообще не очень грамотные. Поэт Шура Верник говорит, что слова "марокканцы" и "румыны" употреблять нельзя. А "французы" - можно. Иначе прослывешь антисемитом. Но я не антисемит, меня просто тошнит. Лежа тошнит, а стоя дико хочется спать. Какой-то химический эффект от пива с пирожными. И после Ерофеева тошноту упоминать совершенно нельзя. Сволочь Ерофеев поставил крест на этой теме и в довершение всего перед смертью стал католиком. Так прокатился по этой тошноте, что теперь ее нужно выжигать из любого текста каленым пером. Мэр Беэр-Шевы оказался вовсе не румыном. Он из Египта. У мэра очень черные волосы на затылке, а спереди два белых кустика. Хочет побольше олимов. Что-то такое есть у Хармса: "Лев Толстой очень любил детей! Набьется их в избу так, что уже нечем дышать, падают от нехватки кислорода, а он стоит на пороге и кричит "еще!". Мэр Беэр-Шевы хочет по две тысячи олимов в месяц. Может быть, даже больше. Для них уже построена отгороженная деревня белых караванов, скоро должны въезжать. Нормальные люди там долго не останутся: в первый момент, конечно, крыша над головой, но все, кто посильнее, - уедут. Останутся старики, больные и те, кто пьет и колется. Это теория. Каждый мэр в каждом новом городе говорит нам одну и ту же фразу, что дольше всего держится то, что задумано временным. Караваны задуманы временными.
Мэр Беэр-Шевы, вероятно, не жулик. Я сначала думал, что жулик. По внешнему виду. Но Тушинский сказал мне, что мэр раньше ворочал какими-то громадными сионистскими фондами, то есть внешний вид может оказаться обманчивым. И вот теперь он стоит на пороге города и кричит, что он хочет "еще две тысячи!". Беэр-Шева - очень левый город. Мы оказались там в день праздника отрядов "Пальмаха", и на горе в присутствии всей общественности сожгли, как ведьму, надпись из веточек: "Пятьдесят лет "Пальмаху". Надпись долго не загоралась. Так в Грузии жгут плакаты с надписями "Слава КПСС". Левый активист прибыл на эту гору с толпой олимов из Минска. Женщины все в креп-жоржетовых платьях. Два орденоносца. Жуткое количество медалей. Тушинский сказал: "Вот идут Брежнев и Рокоссовский". Тушинский был знаком со всеми братьями Кеннеди и Артуром Миллером, с Миттераном и с Чан-Кайши. Он родился в Польше, но просит меня особенно об этом не трепаться. Русских эмигрантов он называет "культурникс". Еще он знает наизусть обрывки каких-то бессмысленных русских стихотворений и неожиданно говорит с сильным акцентом что-нибудь вроде "кто родился в январе, вставай, вставай, вставай!". Абсолютная жизненная ловушка - тебя не признали израильским прозаиком, единственная женщина, которой хочется позвонить, оказывается из Вильнюса, и нельзя тошнить.