Перенесём теперь наш обзор земско-статистических данных в губернию, находящуюся в совершенно отличных условиях: Пермскую. Берём Красноуфимский уезд по которому мы имеем группировку дворов по размеру земледельческого хозяйства. Вот общие данные о земледельческой части уезда (23 574 двора — 129 439 душ об. пола).
И здесь, следовательно, несмотря на значительно меньшие размеры посева, мы видим те же самые отношения между группами, ту же концентрацию посева и скота в руках небольшой группы зажиточного крестьянства. Отношение между землевладением и действительным хозяйственным пользованием землёй оказывается и здесь таким же, как в знакомых уже нам губерниях.
То же перебивание аренды наиболее обеспеченным зажиточным крестьянством; тот же переход надельной земли (посредством сдачи) от несостоятельного крестьянства к состоятельному, то же уменьшение роли надельной земли, происходящее в двух различных направлениях, на обоих полюсах деревни. Чтобы читатель мог конкретнее представить себе эти процессы, приводим данные об аренде в более подробном виде:
В высших группах крестьянства (концентрирующих, как мы знаем, наибольшую долю аренды) аренда носит, следовательно, явный промышленный, предпринимательский характер, вопреки общераспространённому мнению экономистов-народников.
Переходим к данным о наёмном труде, которые особенно ценны по этому уезду вследствие их полноты (именно: присоединены данные о найме подённых рабочих):
Мы видим здесь наглядное опровержение того мнения саратовских статистиков, будто наём подённых рабочих не является характерным признаком силы или слабости хозяйства. Напротив, это — в высшей степени характерный признак крестьянской буржуазии. По всем видам подённого найма мы наблюдаем повышение процента нанимающих хозяев вместе с повышением состоятельности, несмотря на то, что наиболее состоятельное крестьянство наилучше обеспечено и семейными рабочими. Семейная кооперация и здесь является базисом капиталистической кооперации. Далее, мы видим, что число хозяйств, нанимающих подёнщиков, превышает число хозяйств, нанимающих сроковых рабочих, в 2,5 раза (в среднем по уезду) — берём наём подёнщиков на жатву; статистики не дали, к сожалению, общего числа хозяйств, нанимающих подёнщиков, хотя эти сведения и имелись. В трёх высших группах из 7679 дворов нанимают батраков 2190 дворов, а подёнщиков на жатву — 4017 дворов, т. е. большинство крестьян зажиточной группы. Разумеется, наём подёнщиков — вовсе не особенность Пермской губернии, и если мы видели выше, что в зажиточных группах крестьянства нанимают батраков от 2 до 6 и 9 десятых всего числа хозяев этих групп, то отсюда прямой вывод следующий. Большинство зажиточных крестьянских дворов пользуется наёмным трудом в тех или других формах. Необходимым условием существования зажиточного крестьянства является образование контингента батраков и подёнщиков. Наконец, чрезвычайно интересно отметить, что отношение числа хозяйств, нанимающих подёнщиков, к числу хозяйств, нанимающих батраков, понижается от низших групп крестьянства к высшим. В низших группах число хозяйств, нанимающих подёнщиков, всегда превышает, и во много раз, число хозяйств, нанимающих батраков. Наоборот, в высших группах число хозяйств, нанимающих батраков, оказывается иногда даже большим, чем число хозяйств, нанимающих подёнщиков. Этот факт явно указывает на образование в высших группах крестьянства настоящих батрацких хозяйств, основанных на постоянном употреблении наёмного труда; наёмный труд распределяется равномернее по временам года, и получается возможность обходиться без более дорогого, без более хлопотливого найма подёнщиков. Приведём кстати сведения о наёмном труде по Елабужскому уезду Вятской губ. (зажиточное крестьянство здесь слито с средним).
|
|
|
|
Если допустить, что каждый подёнщик работает по одному месяцу (28 дней), то окажется, что число подёнщиков втрое выше числа сроковых рабочих. Отмечаем мимоходом, что и в Вятской губернии мы видим знакомые уже нам отношения между группами и по найму рабочих и по аренде и сдаче земли.
Весьма интересны подворные данные об удобрении земли, приводимые пермскими статистиками. Вот результат обработки этих данных:
Таким образом, и здесь мы видим глубокое различие в системе и способе хозяйства у бедноты и у зажиточных крестьян. И такое различие должно быть везде, ибо зажиточное крестьянство везде сосредоточивает в своих руках большую часть крестьянского скота и имеет больше возможности расходовать свой труд на улучшение хозяйства. Поэтому, если мы знаем, например, что пореформенное «крестьянство» в одно и то же время и создавало контингент безлошадных и бесскотных дворов и «возвышало сельскохозяйственную культуру», переходя к удобрению земли, то это с полной ясностью указывает нам, что «прогрессивные течения» знаменуют просто-напросто прогресс сельской буржуазии. Ещё явственнее сказывается это на распределении улучшенных сельскохозяйственных орудий, о которых есть тоже данные в пермской статистике. Данные эти однако собраны не по всей земледельческой части уезда, а лишь по 3‑му, 4‑му и 5‑му районам его, обнимающим 15 076 дворов из 23 574. Улучшенные орудия зарегистрированы следующие: веялок 1049, сортировок 225 и молотилок 354, всего 1628. Распределение по группам таково:
|
|
Ещё иллюстрация к тому «народническому» положению г-на В. В., будто улучшенными орудиями пользуются «все» крестьяне!
Данные о «промыслах» позволяют нам на этот раз выделить два основных типа «промыслов», знаменующие 1) превращение крестьянства в сельскую буржуазию (владение торгово-промышленным заведением) и 2) превращение крестьянства в сельский пролетариат (продажа рабочей силы, так называемые «земледельческие промыслы»). Вот распределение по группам этих «промышленников» диаметрально противоположного типа:
Сопоставление этих данных с данными о распределении посева и о найме рабочих показывает нам опять-таки, что разложение крестьянства создаёт внутренний рынок для капитализма.
Мы видим также, как глубоко извращается действительность, когда самые разнородные типы занятий сливаются в одну кучу под именем «промыслов», или «заработков», когда «соединение земледелия с промыслами» изображается (как, например, у гг. В. В. и Н. —она) как нечто само себе равное, однородное и исключающее капитализм.
Укажем в заключение на однородность данных по Екатеринбургскому уезду. Если мы выделим из 59 709 дворов уезда безземельных (14 601 двор), имеющих только покос (15 679 дворов) и запускающих весь надел (1612 дворов), то получим об остальных 27 817 дворах такие данные: 20 тыс. дворов несеющих и малосеющих (до 5 дес.) имеют всего 41 тыс. десятин посева из 124 тыс. дес., т. е. менее 1/3. Напротив, 2859 зажиточных дворов (с посевом более 10 дес.) имеют 49 751 дес. посева, имеют 53 тыс. дес. аренды из всего количества 67 тыс. дес. (в том числе 47 тыс. дес. из 55 тыс. дес. арендованных крестьянских земель). Распределение двух противоположных типов «промыслов», а равно и дворов с батраками, оказывается по Екатеринбургскому уезду вполне однородным с распределением этих показателей разложения по Красноуфимскому уезду.