Хуан, бухгалтер, сорок два года. Десять лет в организации. Женат, двое маленьких детей.
Соле, тоже из бухгалтерии, сорок четыре года. В организации четыре года.
Паула, из управленцев, тридцать восьмь лет, два года в агентстве.
Мариано, делопроизводитель, пять с половиной лет в агентстве, разведен, отец
шестилетнего ребенка.
Лупе, уборщица, пятидесят шесть лет, ее муж тоже безработный.
Хавьер, Сусана, Исабель и Кармина работали в творческом отделе агентства полтора года
по полугодовым контрактам, теперь контракт не продлевается.
Из двадцати двух работавших в агентстве человек осталось тринадцать, и я одна из них.
Шеф собрал нас в своем кабинете и инструктировал нас в свете новых событий: нам
снижают зарплату на семь процентов, не оплачивают сверхурочные часы, лишают надбавок и не оплачивают обеды. Микроволновку, в которой мы разогреваем еду, принесенную в пластиковых контейнерах из дома, мы оплачиваем сами. Когда шеф закончил говорить, то попросил нас всех покинуть кабинет и приступить к работе.
Прежде чем направиться к своему столу, я зашла в туалет и встретила там Лупе. Она,
плача, собирала свои вещи.
Я подошла к ней и не знала, что делать. Трогаю карманы, может там найдется флакончик
туалетной воды, чтобы потереть водой ей руки, но у меня его нет. У меня ничего нет. И ни у кого ничего нет.
Лупе смотрит на меня и жестом показывает себе на грудь, чтобы я обняла ее.
tupper ( сокр. от tupperware) – пластиковый контейнер для продуктов по названию торговой марки
Глава 12. Демонстрация
Мы договорились встретиться в половине одиннадцатого. Для воскресенья рановато, но
для нас это не имело значения. Мы выпили кофе, чтобы взбодриться, и поскольку не было никакой возможности добраться до центра на машине, доехали на метро до станции Колон, где встретились с Альваром. Когда мы вышли на станции из метро, на площади Кастеллана уже яблоку негде было упасть. Хорошо еще, что прихватили мобильник, а не то Альвара мы так и не нашли бы.
Мы смешались с толпой, перепели все песни и проорали все лозунги один другого лучше.
Я всегда задаю себе вопрос, кто же и каким образом их придумывает. То ли это умельцы приносят их из дома, то ли варганят прямо на ходу. Некоторые из них настолько остроумны, что я смеюсь и не могу петь.
Мы движемся черепашьим шагом среди всей этой толпы народа, бредущего, неизвестно
куда. Люди развлекаются, зависая в твиттере и фотографируясь, чтобы выложить фотографии. Пару раз я достала мобильник, но тотчас же клала его обратно, потому что из-за этой глупости я очень скоро потерялась бы. Мы столкнулись с моими родителями, которые находились здесь со своими друзьями, но пробыли мы с ними минут пять, потому что хотели идти искать Уго, если, конечно, мы его найдем с его листовками и громкоговорителем. Здесь находились тысячи людей. Сотни тысяч. Миллионы. Ну, не миллионы, но около того. Мне вспомнилась та сеньора с китайскими шариками и стрижкой “под горшок”. Я посмотрела в небо, ища вертолет, осматривающий эту зону. Я ожидала увидеть ослепительно светящий прожектор и полицию с мегафоном, привлекающую ее внимание.
- Фортуната Фортуна!
- Кто-то громко зовет меня по имени и фамилии. Я обернулась.
- Мауро!
Вот так сюрприз. Какая приятная неожиданность!
- Ната, я так давно не видел тебя.
- Да.
Я была так смущена, что мне пришло в голову сказать только “привет”.
- Привет!
- Что ты делаешь потом? – спросил Мауро. – Не хотела бы выпить со мной что-нибудь?
- Давай.
Ладно, потом встретимся. Несколько месяцев я не встречалась с Мауро, а теперь
встречусь. Несколько месяцев я думаю о той ночи, когда внезапно ушла из бара, потому что Мауро не принес мне документ, дающий гарантии того, что он не причинит мне боль. И вот теперь я встречусь с ним. Мы написали друг другу парочку сообщений, но позвонить ему я не решилась, потому что жуткая трусиха, а сейчас встречусь с ним. Больше мы с ним никогда не виделись, и увидимся теперь. Если так, то мы выпьем пивка, и он, вероятно, спросит меня, почему я больше не подавала признаков жизни. И я ему отвечу – не подавала потому, что не подавал он. Быть может, у меня появится возможность сказать ему, что за все это время он был единственным человеком, тайком вошедшим в мои мысли. Рассказать, что той ночью, когда он меня поцеловал, во мне снова что-то шевельнулось. Не так-то легко выдержать, если кто-то снова расшевелил твое сердце и душу, это сродни удару атомной бомбы. Наверное, он поцелует меня, а, может, и нет. Возможно, все произойдет так же, как в прошлый раз – он меня поцелует, и я уйду, а, быть может, даже и не попробует снова поцеловать меня. Как все запутано, все так сложно. Быть может, лучше вообще не идти с ним, так я ничем не рискую. Поток людей тащит меня в суматошный водоворот криков и музыки. Я совсем расстроилась. Мауро. Я встретила Мауро. Ведь теперь я уже не полечу ни в Буэнос-Айрес, ни куда-либо еще. Сзади меня потянули за рубашку.
- Ната!
- Рита!
- Ты совсем дура, или как? Я думала, ты и вправду потерялась.
- Я сбилась с пути.
- Идем скорее, ну вот, теперь я не знаю, где оставила Альвара.
- Да, конечно, пошли.
Часть 3
Если не ты, то кто же
Глава 1. Мыльный пузырь
Меня разбудила очень нежная музыка. Она слегка сбила меня с толку, поскольку я не понимала, откуда доносится незнакомая мне песня. Полусонная, я повернулась к нему положив голову ему на плечо и уткнувшись лицом чуть ниже. Какой приятный аромат. Несмотря на проступившую ночную испарину, запах, исходящий от его тела, показался мне таким славным, что я вот так и жила бы в ямке под плечом. Я опять заснула, и снова проснулась, когда он обнял меня за талию, поцеловал в шею и прошептал:
- С добрым утром.
- Привет.
- Я поднимусь принять душ, Ната, а ты оставайся и слушай эту песню. Я уверен, что ее написали для тебя.
Я закрыла глаза. Текст был на английском языке, и я понимала лишь какие-то отдельные
слова, но мне было все равно. Я точно знала, что песня была о любви, и мне хотелось остаться жить в песне. Я могу арендовать и ямку, и песню и остаток жизни буду счастлива.
Я слушаю шум воды, доносящейся из душа, и мне доставляет огромное удовольствие знать, что он моется моей губкой. Интересно, какой из трех открытых гелей он предпочтет, хотя... он их смешает, точно так же, как делаю я, принимая душ у кого-нибудь. Так я попробую все. Я слышу, что он закрывает кран и намыливается. Снова открывает кран, чтобы смыть мыло. Приняв душ, он насухо вытирается полотенцем, висящим на батарее, и открывает шкафчик. Я интуитивно чувствую, что он ищет дезодорант. Нашел. Айфон крутит третью, или четвертую песню, но в моей голове продолжает вертеться самая первая. Я слышу, как он выходит из ванной и притворяюсь спящей. Он подходит к кровати, берет мобильник, выключает звучащую музыку, водя пальцем по экрану, и снова кладет его на подушку. Опять звучит самая первая песня, поселившаяся во мне, и я думаю, что он читает мои мысли.
Он подобрал с пола одежду, в которой был вчера вечером, и оделся. Подошел ко мне и поцеловал долгим поцелуем в губы. Я улыбнулась. Он вышел из дома, и я услышала, как он открывает входную дверь. И еще я подумала, что это ощущение от поцелуя было гораздо слаще давних. Прежде чем уйти, Мауро снова появился в комнате и еще раз меня поцеловал. И снова поцелуй был долгим. Он очень тихо, еле слышно, сказал: “Я ухожу, правда, потому что, если я не уйду, то и не приду.” Он поцеловал меня в лоб, потом еще раз в губы, и ушел. По моей спине сверху вниз пробежала дрожь, а потом меня бросило в жар.
Я парю в воздухе.
Прежде чем пойти на работу, я взбила в воде немного моющего средства и надула мыльный пузырь. Разместившись внутри пузырька, я включила песню Мауро и взлетела высоко-высоко, выше всех зданий. Я пролетела по бульвару Кастельяна, а поскольку мне было очень хорошо, я свернула с пути, чтобы немного полетать по Ботаническому саду. Ничто не может сравниться с панорамой, открывающейся из мыльного пузыря.
Какой-то бородатый сеньор с палкой, сидевший на скамейке неподалеку от цветника с розами, взглянул вверх, увидел меня, приставил козырьком руку ко лбу, чтобы ослепительное солнце не било в глаза, а затем помахал мне на прощание рукой. Я тоже помахала в ответ.
Войдя в офис, я прошла прямо к своему столу, уселась перед монитором, и все утро ничего не делала, лишь думала о Мауро. Мой суперстильный шеф появился в тесно облегающей плечи и живот рубашке. Я ничего ему не сказала, но его вид меня рассмешил. Какое-то время я думала про себя о том, что Донато купил ее, когда был с Паулой. Я представляю, как они выбирают ее в магазине, глупо улыбаются и думают, что жизнь чудесна. Интересно, каково ему будет теперь, без Паулы и без Майте, жить в квартире, предоставленной ему братом, который постоянно думает, что иметь в доме родственника это такая обуза и когда только он уйдет? Какая вялая, унылая жизнь. Уверена, что еще несколько месяцев назад, он и не подозревал, что мог бы проводить свою жизнь вот так. Тогда он думал, что у него есть все: постоянная спутница, сопровождающая его по каждодневному пути, и случайная, ведущая по пути чувственных наслаждений. Та, с кем вместе живешь, и та, с кем спишь. Та, с кем валяешься на диване воскресными вечерами, и та, с кем тайно ужинаешь за столиком романтического ресторана. Та, с которой выходишь на люди раз в две недели, и та, с кем выбираешься на выходные в пятизвездные отели с джакузи. Мне нужно второе.
В этих размышлениях я и пребывала, когда пропищал мобильник.
Мауро: “ Ты пришла на работу, или осталась досыпать? ”
Ната: “ Пришла. ”
Мауро: “О’ кей. Я рад. Целую. ”
Я ничего ему не ответила, потому что больше мне и в голову ничего не пришло. Я все еще была немного не в себе, и в головесумбур. Не то, чтобы я ожидала какого-то сногсшибательного любовного послания, по правде говоря, я вообще ничего не ждала, но, раз уж он мне написал, то мог бы сказать и по-другому. Хотя, мило сказано: “... или осталась досыпать? ” Этим он намекает на ночь, которую мы провели вместе. На самом деле это все равно, что сказать: “ Когда я поцеловал тебя в последний раз, ты спала, так что я беспокоился о тебе, вдруг ты не пришла на работу. ” При желании можно сказать и так: “ Поскольку мы почти всю ночь не спали, я не удивился бы тому, что утром ты осталась досыпать. ” А, быть может, сказать вот так: “ Я думаю о тебе, и единственная картина, которая кружится в моей голове, это ты, улыбающаяся во сне среди смятых простыней. Так что я должен был написать тебе типичную отговорку, чтобы ты сказала мне, что тоже провела потрясающую ночь. ”
Я ответила ему только: “ Пришла ”, потому что, потому что ни к чему добавлять, куда именно.
И он: “ О’кей. Я рад. Целую ”. В смысле: “ Целую тебя, как сестру или подружку, или
какую-нибудь едва знакомую особу. ” Вот если бы он сказал “ целую тебя ”, то я знала бы, что поцелуй предназначался мне, и только мне, ведь коллеге по работе не пошлешь “ целую тебя ”, потому что это самое “ целую тебя ” – нечто большее, это все равно, что сказать “ целую тебя в губы. ” Но он не прислал мне “ целую тебя ”, а только лишь “ целую ”. Поцелуй, неопределенный поцелуй.