Мы с Мауро спим вместе три-четыре ночи в будни. По пятницам и субботам каждый из нас проводит время со своими друзьями, по воскресеньям мы видимся в зависимости от наших планов. Иногда мы вместе проводим ночь и по субботам, когда оба возвращаемся с гулянки. В последний момент мы обмениваемся сообщениями и встречаемся у входа, делая вид, будто только что познакомились.
- Привет, – говорит один из нас, например, он.
- Привет, мы знакомы? – спрашиваю я.
- Нет, но познакомиться, очень интересная идея... – отвечает Мауро с видом голливудской звезды. – На твоем месте я имел бы это в виду.
- Ты ведешь себя слишком развязно, – отвечаю я в стиле некоторых бездарных французских киноактрис. – Пока.
Когда я собираюсь войти в подъезд, ты обнимаешь меня сзади, а я сопротивляюсь, и ты подхватываешь меня на руки и начинаешь подниматься по лестнице. Войдя в квартиру, мы ведем себя так, будто пришли в бар. Мы некоторое время танцуем, тесно прижавшись друг к другу. Боже, мы такие дураки!
Я так до сих пор ничего и не рассказала о нас с Мауро ни Рите, ни Карлоте. Не дай Бог, расскажу, и наши отношения разладятся. А поскольку выходные я планирую с ними, то никто и не подозревает о нашей с ним связи. Это – секрет.
Когда мы с Мауро спим вместе, он будит меня песней, записанной на его мобильник, и я всегда говорю ему, что это пошло, но, когда я одна, то снова завожу ее и ищу в интернете перевод. Мы больше не ходим в кино, чтобы не спорить по поводу фильмов, но, время от времени ходим куда-нибудь поужинать. Пару раз мы ходили на выставки, а однажды даже ходили вместе в торговый центр за покупками, чтобы пополнить холодильник. Я была злая, поскольку отлично понимала, что мы с Мауро не должны были идти в торговый центр. В Мадриде полно магазинов. Мауро сказал, что там нет проблем с парковкой, мы за одну поездку забьем багажник, и нам не придется тащиться по улицам, нагрузившись сумками и рискуя вывихнуть себе ноги из-за ведущегося в городе строительства и ремонта дорог. Я проворчала, чтобы он оставил меня в покое, если не видит, что я толкаю тележку. Он засмеялся, поцеловал меня и бросил в тележку пакет с кексами.
Не знаю почему, но мне так хорошо, когда я с Мауро, хотя мы совершенно разные. Скорее всего, это из-за нашего с ним договора.
- Мауро, сказала я утром, когда мы проснулись.
- Что?
- Тебе ведь хорошо так, правда?
- Так, это как?
- Ну вот так, когда каждый из нас живет в своей квартире. Время от времени мы встречаемся, не строя планов на будущее, не требуя друг у друга объяснений, не оправдываясь. Вот так!
- Ты хочешь сказать, как любовники?
- Любовники?
- Да, Ната, любовники. А разве ты не этого хотела? С самого начала ты внесла ясность в наши отношения. У каждого из нас свой дом, в твоей квартире у меня нет даже зубной щетки. Я каждый день должен возить ее с собой, как и одежду, в багажнике мотоцикла.
- Но ведь таково наше с тобой соглашение, верно?
- Ха-ха-ха, – рассмеялся Мауро. – Очевидно, ты хочешь сказать одностороннее соглашение, да? Потому что так решила ты одна.
Я попыталась вспомнить, в какой момент мне пришло в голову, что нам необходим такой договор. Это было на следующую ночь после того, как Мауро рассказал мне историю своей бывшей, которую я столько раз прокручивала в голове, что вымоталась вконец. Я только и делала, что думала о ней. О том, что она была “идеальной женщиной”, о сценах ревности и примирениях, от которых эти двое потеряли голову. Они представлялись мне наркоманами, кайфующими от самих себя, подсевшими на суточною дозу чувств и страстей. И я подумала, а что произошло бы, позвони ему Елена снова? А вдруг однажды раздается телефонный звонок, и Елена говорит Мауро, что хочет его видеть. А потом она приходит, обнимает его и принимается рыдать, потому что не может без него жить, что ей трудно его забыть, и она готова попытаться начать все сначала. Я спрашиваю себя, что сделал бы Мауро, как поступил? Рассказал бы ей обо мне, или нет? Возможно, он только поцеловал бы ее. А потом они посмотрели бы друг другу в глаза и сказали бы друг другу все важное, что у них накопилось в душе. И тогда, возможно, Мауро никогда в жизни больше не позвонил бы мне и не взял бы трубку, если звоню я, потому что решил бы вернуться в квартиру, купленную вместе с ней, чтобы прожить свою жизнь с ней, планируя отпуск и выходные с друзьями и детьми.
Когда я добралась до этого момента, у меня скрутило живот, и я вынуждена была пойти на кухню заварить ромашку. Мауро как раз был там, на кухне. Разглядывая крутящуюся в микроволновке тарелку со стоящим на ней стаканом с закипающей водой, я четко поняла, что должна что-то делать. Я должна заключить с Мауро договор, который упрочит наш союз, навсегда избавив от проблем. Ведь, рассказывая мне о Елене, он пояснил: “Когда наши отношения стабилизировались, все успокоилось, и нам оставалось только любить друг друга, наша любовь вдребезги разбилась”. Также, как отношения Донато и Паулы, как прежняя любовь шефа к Майте. Также, как отношения Хонаса и Карлоты. Как наша с Бето любовь. Как связь Диего Сантаклара с его балериной, или того официанта из кафе. Все эти истории закончились из-за возникшей скуки. Единственная возможность избежать того, чтобы наши с Мауро отношения не завершились, как все остальные – это сделать так, чтобы мы никогда не почувствовали, что задыхаемся вдвоем. Но, черт возьми, как же этого добиться? И, главное, чтобы никто из нас при этом не страдал! Я спрашивала себя об этом, и вдруг меня осенило: “Договор!”.
Я подбежала к этажерке и стала рыться среди бумаг в поисках договора. Я открыла ящики, вытащила тетради, переворошила квитанции и счета, перетряхнула книги, на случай, если сунула его между страниц. Я заглянула в шкафчик, где храню туалетную бумагу и медикаменты, но я не обнаружила ничего, даже следа договора. Опустившись на стул, я зажмурилась и крепко, изо всех сил, сжала кулаки, чтобы как следует сконцентрироваться и вспомнить, куда я его положила. Внезапно до меня дошло, что я никогда не найду договор, потому что я его не составляла. Я сказала: “Думаю составить договор...”, но я никогда его не писала. Договора не существовало. Я торопливо позвала Мауро, и за отсутствием документа, сообщила ему на словах, что он должен заключить со мной договор, по которому мы брали бы не себя обязательства жить одним днем, никогда не думая о завтрашнем.
- Никаких возражений, – заявила я. – Без договора я с тобой жить не буду.
- Ладно, – ответил Мауро. – Где я должен расписаться? На твоем пупке?
И вот теперь, несколько месяцев спустя, я понимаю, что даже несмотря на его подпись на моем пупке, я всего боюсь. Боюсь того, что Мауро бросит меня ради нее, что ему надоест со мной, что мне будет скучно с ним, боюсь, что ему захочется чего-то большего, а я не разрешу, боюсь, что он вообще ничего не захочет.
- Я пошутил об одностороннем соглашении, – сказал Мауро, ущипнув меня за щеку и стараясь расшевелить. – Забудь...
Я отошла от пупка, договора и веревки на шее и взглянула на него. Он улыбался мне, лежа среди простыней.
- Мне хорошо, Фортуната. Я счастлив. Этого мне достаточно.
Когда Мауро ушел, я еще немного повалялась в постели, постоянно прокручивая в уме его слова о том, что ему ничего больше не нужно, что ему и этого достаточно. Достаточно, но до каких пор? Потому что... А что, если Бето прав? Что, если я ни с кем и никогда в жизни не смогу снова построить отношения, потому что не хочу умирать со скуки, пока мы убиваем время, пялясь в телевизор. Что, если эта повседневная жизненная рутина одержит надо мной верх? Но, какова альтернатива?.. Остаться навсегда одной? Я помню, когда воскресные вечера казались мне дерьмом, потому что во всем мире не было ничего хуже воскресного вечера, когда все бросили тебя. Я упорно хотела вычеркнуть их из календаря, чтобы их просто не было. Чтобы они одним махом исчезли с лица земли. Кому хочется жить воскресным вечером, когда у тебя голова трещит с субботнего похмелья, когда никому не хочется строить с тобой планы, потому что все ушли на шашлыки, сказав: “Мы идем парами, но, если хочешь, приходи”? Когда ты в итоге умираешь со скуки на диване, непрестанно думая, что следующий день – понедельник, и этот воскресный вечер ускользает от тебя, как ускользает между пальцами песок. Сколько времени прошло с тех воскресений, и сколько вещей изменилось. Я перестала ненавидеть воскресные вечера, даже можно, пожалуй, сказать, что я их чуточку люблю. Понятно, я говорю так потому, что знаю: если захочу, я проведу их не одна, ведь я с Мауро. Так что, может, вещи не так уж и изменились, или, скорее всего, изменились вещи, но не я. Это было бы самое худшее, что все вокруг меня изменилось, все, кроме меня. Я не хочу об этом думать.
“Ну что, опять стала терзаться, что будничная жизнь одержит над тобой верх?..”