Гусь тоже думал, что купается, пока вода не закипела.
История активно‑теоретическая, о поисках смысла жизни за ее пределами, путем отсутствия осмысленных действий в ее границах, или о том, как у дураков мысли сходятся. И расходятся.
Когда я понял, что попал? Не знаю точно. Может быть, когда потребовалось совсем некстати нестись к нему посреди ночи, по первому требованию. А может быть, я внезапно обнаружил в себе стойкое отвращение к выполнению приказов в принципе. Или когда Альберт Райс, вставший в Кругу не на свое место, рухнул замертво в свете короткой зеленой вспышки. Так просто... Был человек, и нет.
Не люблю я необратимых процессов. Очень не люблю. И все из‑за такого пустяка. Мы с ним встретились в Лондоне и зашли пропустить стаканчик. Ну, одним стаканчиком, конечно, не обошлось, и набрались мы, честно говоря, здорово. Тут вызов. Аппарировать общими усилиями мы еще смогли, а встали уж как получилось. А получилось только привалившись друг к другу.
Я так и не смог впоследствии решить, Лорд случайно выбрал его, или он хотел преподать мне урок. Потому что меня он не тронул. Он никогда меня не трогал. Всем доставалось, но не мне. Он ставил меня справа от себя и никогда не наказывал. Даже если я был виноват. А виноват в чем‑нибудь я был постоянно.
Я мог напиться и не явиться на собрание. Мог сказать Нарси, что я у Лорда, и провести всю ночь в Лондоне. Я делал это довольно часто, вызывая этим стойкое неудовольствие нашего Повелителя, и, наконец, он меня сдал.
Я явился домой под утро, вполне счастливый, проигнорировав его вызов, поступивший около двух часов ночи, и обнаружил в гостиной любимого Шефа, мило болтающего с моей женой. Беседа продолжалась еще минут десять, и гость отбыл очень довольный собой.
|
|
Лучше б я умер. Описывать семейные сцены я, конечно, не стану. Меня с позором и с визгом выселили в кабинет, перестали кормить обедом и запретили являться пред светлые очи супруги. А на следующий вечер в Имение въехала Белл. Ничего страшнее Нарси придумать не смогла бы. Хуже кары, чем жить с любимой родственницей под одной крышей, изобрести невозможно.
После моей свадьбы Белл как‑то очень быстро и незаметно выскочила замуж. За Лестранга. Никто из наших этого не ожидал, но удивление длилось недолго. Видимо, она знала, что делала. Семья была старинная и весьма обеспеченная. Я навел справки. Буквально на следующий день после свадьбы Белл наглядно продемонстрировала, что статус замужней дамы ни к чему ее не обязывает. А Руди оказался философом. Чего мы тоже никак не ожидали.
Лучшим выходом было, конечно, сбежать в Лондон. А еще лучше, в Париж. Но и Лорд, и Нарси, и Белл знали, что я этого не сделаю. Заметно округлившийся животик супруги приковал меня к семейному очагу крепче любых кандалов и заставлял, стиснув зубы, терпеть все издевательства чертовой троицы. Сволочи.
Тогда я обиделся на него в первый раз.
Пытался напиваться, но на то была Белл. Она следила за мной как тигрица. Две сестрички‑ведьмы сделали все, чтобы отравить мне жизнь. Нарси поменяла систему блокировки аппарации. Как ей это удалось, я не знаю, но подозреваю, что без любимого Повелителя не обошлось. Можно было, конечно, уйти пешком, но это как‑то уж совсем пошло.
Промучившись две недели, я решил идти мириться. Сложнее всего оказалось подгадать, когда Нарси будет одна. К счастью, любимая сестричка иногда покидала наш гостеприимный кров.
|
|
Я клялся, что ничего подобного никогда больше не повторится, и даже искренне собирался исполнять клятву, во всяком случае, до появления наследника. Получив, наконец, прощение, я немедленно потребовал выселения сестрички и реформирования блокировки. И в том, и в другом мне было отказано под предлогом испытательного срока. Мерзавка Белл! Нарси бы сама никогда не додумалась до такой дикости. Здорово Лестрангу живется. Хотя ему, по‑моему, все по барабану. Счастливый человек.
К моей несказанной радости сестричка Белл сама съехала через неделю, сославшись на неотложные дела, и постепенно жизнь вернулась в свое русло.
В конце концов, вся эта чепуха была вполне забавна и развлекала меня.
Пока Лорд не убил Райса. Все‑таки я решил, что так он меня предупреждает.
И веселье сразу кончилось.
А я не люблю, когда окружающая действительность становится слишком серьезна.
И ненавижу страх.
Вот тогда‑то я и понял, что попал, и по привычке начал искать главное. Пара дней задумчивости, и «главное» нашлось. Результат меня обескуражил. Первый раз в жизни «главное» оказалось в двух экземплярах, весьма далеких друг от друга.
Первое «главное» было результатом простейших логических построений и сводилось к паническому «Бежать!». Решением данной проблемы я пока не озадачивался. Оно само найдется. Когда время подойдет.
Второе «главное» меня смущало. Дело в том, что после свадьбы я практически не общался с Айсом. Как‑то так само получилось. А это уже почти год. То есть, я знал, что он жив и здоров, по‑прежнему общается с Белл и вовремя передает Нарси зелья, которые для меня варит. Но я понятия не имел, где он и чем занимается. А зря. Присутствовала абсолютная уверенность, что если бы Айс был рядом, то он никогда не позволил бы мне так сильно вляпаться.
|
|
Я не рассказывал ему о Лорде, хотя, когда все это начиналось, мы еще общались довольно часто. Меня забавляло, что я владею таким серьезным секретом. И на метку я смотрел, как на очередную забаву, не все же по девицам бегать.
Получение метки было большой честью. Каждый из нашей теплой школьной компании только и думал, как ее заслужить. И я, кажется, был единственным, кто заплатил за нее деньгами. Если можно так выразиться.
Я подарил Повелителю замок Забини. Сооружение было довольно старое, и хозяин все равно не мог его содержать. Ничего не стоило как следует напоить обнищавшего потомка некогда славного рода и подсунуть ему нужные бумаги. «Imperio» бы здесь не подошло. Проверяется мгновенно. Он потом и проверял. Разорался, как сто чертей. Министерской экспертизой грозился. Да пожалуйста. Не было «imperio». Ничего не было. Смотреть надо, что подписываешь. К тому же, если честно, то была у меня и личная причина побыстрее обеспечить Шефа собственной резиденцией. Мне перестало нравиться, как он расхваливает Имение. Сначала нравилось. А потом перестало.
Лорду польстило такое внимание. Он был очень доволен. Перенес замок, и теперь мы попадаем прямо внутрь, не имея понятия о том, где находимся.
Я получил метку.
Забини ‑ насмешки и персональную благодарность Шефа.
Замок назвали Porcelain Tower. Лорд тогда еще тяготел к строгой простоте и пытался окрестить вновь приобретенную резиденцию Черным Замком. Но Белл закатила скандал, и он уступил. Потому что Белл… Зря она разоралась. По‑моему, он просто хотел сделать ей приятное.
Тогда‑то Эйвери и предложил назвать замок Фарфоровой башней. Я почему‑то в первый момент решил, что это шутка, но название прижилось. А насчет шутки, я, видимо, оказался прав. Потому что Айс смеялся, когда мы как‑то, гораздо позже, обсуждали с ним происхождение этого странного названия. И Кес тоже. Но мне не объяснили. Не очень‑то и хотелось. Я обиделся. И спрашивать не стал.
Лорд производил очень серьезное впечатление. Его идеи были, возможно, не особо понятны, но подавляли масштабностью, и, если у вас хватало воображения, весьма многообещающи. Так я решил в тот зимний вечер, когда Розье впервые притащил меня на собрание этой странной организации. Ничего особо противозаконного я в ней не заметил, да это меня и не остановило бы, а было весьма интересно. Восстановление доминирующего превосходства чистокровных семей ради очищения магического сообщества от инородных примесей – это серьезно. В качестве глобальной цели.
Но и о житейских мелочах Шеф не забывал. В этом и была его сила. К каждому у него был свой подход. Он смотрел как бы вглубь души и всегда точно знал, о чем с человеком говорить. Он прекрасно понимал, что я пришел к нему от скуки, чтоб заняться хоть чем‑нибудь. Не в Министерство же мне идти работать. Министр Магии ‑ это, конечно, неплохо, но очень хлопотно.
Единственное, что я умел делать ‑ это деньги. У меня было такое невинное хобби. Делать деньги. Из всего. Масса различных финансовых афер постоянно роилась в моей голове. В последние время я осваивал банковские махинации. Очень интересно. Я откровенно тяготел к иностранным банкам. Маггловские тоже не обходил вниманием. Даже несколько собственных было. Во Франции и в Швейцарии, конечно. Вообще, зарабатывать в мире магглов намного проще. И я уже давно перестал переживать по этому поводу.
Кроме этого хобби, заняться мне было абсолютно нечем, и появление на моем жизненном пути Лорда я воспринял как подарок судьбы. Вот с кем никогда не будет скучно. В этом я не мог ошибиться.
Если честно, то понимал я, что Айс вряд ли одобрит такой сомнительный способ развлечения. Может, потому и не рассказывал ему ничего.
Но теперь другое дело. Нужно спасаться. И Айс мне поможет.
~*~*~*~
С этим мальчиком будьте поласковее:
вы имеете дело с крайне чувствительным,
легковозбудимым гаденышем.
В самые неприятные моменты моей жизни я всегда оказывался на Тревесе. Здесь я узнал о смерти родителей, здесь Эстер ругалась с Кесом, когда пыталась увезти меня в Лондон. Здесь мы сидели в мой четырнадцатый день рождения. И на следующий день, когда Кес показал мне письмо Эс, в котором она отказалась от меня. Здесь я требовал у Кеса объяснений по поводу медальона.
Только здесь, в нестабильном подростковом возрасте, я несколько раз думал о самоубийстве.
Так можно перечислять до бесконечности. Наверняка и умру здесь. Абсолютно уверен. Особенно учитывая тот факт, что понятие «умру» для меня гораздо многогранней, чем для нормальных людей.
И я все равно, люблю это проклятое место. Может, потому, что с ним у меня вообще связаны самые сильные впечатления. Просто подлая память угодливо подсовывает какие похуже.
Именно здесь, на Тревесе, я всегда заново понимал, что все случившееся со мной не так уж и трагично. Именно здесь я принимал самые трудные решения. Именно здесь я проникался сознанием, что все происходящее ‑ просто фарс. Чья‑то шутка. Я не могу ничего изменить. Но я могу изобразить для шутника очень неприличный жест. И пойти дальше. А он пусть удавится. Если хочет. Мне все равно.
Именно здесь, на Тревесе, я однажды утром показываю Кесу метку. Я хочу, что бы он ее убрал. Не то, чтобы она мне мешала, но я не смог понять, как она устроена. И заволновался. Пытался нейтрализовать. Не получилось. Очень странно...
Кес задумчиво проводит по ней ладонью.
‑ Что это?
‑ Просто средство связи. И пароль.
‑ ЭТО КЛЕЙМО. Ты... Боже мой...
Он встает и, повернувшись ко мне спиной, отходит к Западному Камину. А я остаюсь сидеть за столом. Открыв рот. И только теперь, по реакции Кеса понимаю: я сделал что‑то крайне… неправильное.
‑ А если он умрет? – я почти кричу. Тревес большой, и Кес довольно далеко.
‑ Ты предлагаешь мне его убить?
‑ Ну... не знаю...
Вроде бы и не за что. Пока.
‑ А если да?
‑ Я не могу этого сделать.
‑ Почему?
‑ Я обещал ему не вмешиваться.
Вот тут я совершенно обалдеваю. Они что, знакомы? Тогда почему Лорд никогда не говорил мне о том, что знает Кеса? Глупо. Я успеваю понять ответ еще до того, как сформулировал вопрос. Все предельно ясно. Естественно, он мне не говорил. Он же не идиот.
‑ Ты знаком с Темным Лордом?
‑ Конечно.
И это было последнее слово, которое он сказал спокойно. Я хотел подойти поближе. Но смог добраться только до дивана и повалиться на него, не в силах оторвать взгляд от мечущегося передо мной Кеса.
Он бегает по Тревесу и орет. На меня.
‑ Нашли, чем гордиться! – разносится под сводами зала. ‑ Чистокровные маги! Старинные семьи! Вырождающиеся пижоны!
Что же я наделал…
‑ Люциус, конечно, тоже с вами?
‑ Да.
Где ж ему быть. Надо очень плохо знать Фэйта, чтобы предположить, будто он сможет остаться в стороне от такого великолепия. У нас же теперь каждый день праздник. Death eater блюз!
‑ Слабоумные насекомые! Рабы! Вы позволили себя заклеймить! Как стадо! Вы – стадо! И вас всех поведут на бойню! Потому что стадо для того и существует, чтобы отправляться на бойню! Где были твои мозги?
Он никогда на меня не кричал. Никогда! Что же я натворил!
Я ничего не могу с собой поделать. Начинают дрожать губы. Их можно искусать до крови, но дрожи не унять. Идиот! Какой же я идиот!
Я хочу закрыть лицо руками, но не успеваю. Кес уже сидит на диване рядом со мной.
‑ Перестань, ну же, Севочка, перестань. Прости меня. Ты знаешь – это все такие пустяки. Совсем ерунда. Ты еще такой маленький, такой глупый. Не стоит расстраиваться. Это далеко не самая большая неприятность в твоей жизни. Можешь мне поверить.
Ну спасибо. Умеет он утешить. Я почти засмеялся. На самом деле это было больше похоже на всхлипывания, чем на смех. Боже мой... Наверное, эта та самая истерика, которая так и не случилась на третьем курсе. Догнала‑таки. Тварь. Врешь! Пошла вон!
‑ Ну спасибо. Утешил.
Голос почти нормальный. Вот и отлично. Я справился.
Значит, я маленький. Конечно, я маленький. Мне уже двадцать три года, и я маленький. По сравнению с ним. Тут уж и глупым быть не стыдно. Это ободряет.
‑ И что мне теперь делать?
‑ Да ничего. Ничего тут не сделаешь. Вот уж не думал, что доживу до того сказочного времени, когда Наследник добровольно согласится стать рабом. Ведь ты согласился. Да?
‑ Да.
‑ Вопрос закрыт. Если бы Томми тебя заставил, я бы его уничтожил. И он это знает. А так... Я не могу тебе помочь.
ТОММИ? Может, я сошел с ума и у меня бред?
‑ Но мы можем, как обычно, вернуться к нашим баранам. Если ты согласишься на мое предложение, то, естественно, клейма не останется.
Кес единственный в этом мире человек, который никогда, ни разу меня не обидел, не подставил, не обманул. А я, как последний придурок, верю кому угодно, только не ему. Потому что я знаю, кто он. Только забываю иногда. Но Кес быстро мне напоминает. Вот как сейчас. Подумать только! Томми!
Ну подождите! Я вам устрою! Томми! Может, они вообще все это заранее спланировали. Чтобы я пометался от одного к другому, как спятивший квоффл, и, наконец, обрел полный Армагеддон в объятьях любимого родственника. Все. Доигрались. Я разозлился.
Для начала пускай объяснится.
‑ Почему?
‑ Уж это ты и сам мог бы понять. Подумай. Если осталось, чем.
Я подумал. Не знаю.
‑ Да потому что ты подставился, как человек. Семья не может подчиняться. Мы не служим. Это физиологически невозможно. Мы за себя. Ты же все это прекрасно знаешь.
Знаю. Но я никогда об этом не думал. С такой стороны.
‑ Может быть, ты зря так старался активизировать человеческие качества? Ведь я тебя предупреждал. Но ты меня не послушал. А кого ты послушал? Ну‑ка, скажи мне.
Ах, гады! Послушал‑то я Дамблдора. Еще тогда, в школе. Просто он сам нарисовался рядом. Казалось, понимает, сочувствует... Третий! Тоже со всеми знаком.
Томми!
Они тут, оказывается, все старые приятели. Все друг друга знают. Только я опять ничего не знаю. Как тогда. С оборотнем.
Томми!
Я не позволю так с собой играть! Томми! Это ж надо! Ведь каждому из вас я однажды поверил! А вы что со мной делаете?! Какие сволочи!
Ну, подождите. Я отомщу. Всем троим. Не знаю, как. Я пока не знаю, как. Но каждому из вас я устрою веселую жизнь. И не только жизнь. Клянусь!
Теперь я стану умнее. Ты больше никогда не узнаешь, о чем я думаю на самом деле. Ты никогда не узнаешь, как я тебя ненавижу!
‑ А ну, рассказывай немедленно, что у вас тут происходит, старая сволочь! Ненавижу тебя!
Это что, я сейчас кричал… откуда столько крови… почему я ей давлюсь… и почему у Кеса такое лицо… испуганное...
Я еще успеваю подумать, как странно видеть испуганного Кеса...
~*~*~*~
Решив в очередной раз переложить свои проблемы на Айса, я бодренько отправился на третий этаж и через несколько минут уже спускался на Тревес по такой знакомой лестнице.
Красиво. Зря я давно здесь не был.
Тревес совершенно белого цвета. Весь. Пройдя до середины, я понял, что иду по снегу. Очень тонкому снегу. Оглядываюсь. Черные следы. Вся гостиная просто занесена снегом. Айс лежит на диване с закрытыми глазами, устроив голову у Кеса на коленях. Больше никого нет. Какая идиллия…
‑ Ну вот. Еще один пришел, – так встречает меня Кес.
‑ Тебе‑то что надо? – это уже Айс.
Они совсем обалдели? Я не виделся с Айсом почти год. Это что такое?
Кес встает. И, чуть отойдя, незаметно машет рукой в сторону Айса. Может, Айсу плохо? Тогда хотя бы понятно, почему мне оказан такой холодный прием. Я медленно оглядел покрытые инеем стены. Да. Очень холодный.
Подхожу. Кес уже исчез.
‑ Мог бы встретить меня и поласковее. Ты почти год меня не видел.
‑ Это ты меня почти год не видел.
Вот как? Он хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым? Ничего‑то у тебя не выйдет. Ты тоже не пришел ни разу. А мне просто некогда было.
‑ Тебе нехорошо?
‑ Да нет. Все отлично. Так что ты хотел?
Он садится на диване, и я с облегчением устраиваюсь рядом.
‑ Ну, почему сразу: «что‑то хотел»? Просто так зашел.
~*~*~*~
Вот только Фэйта мне сейчас и не хватало. Для полного счастья. Как он всегда вовремя. Хотя будем справедливы. Если бы его занесло сюда час назад, было бы намного хуже.
У него‑то что могло случиться? Уже поверил, что он просто так явился. Он теперь просто так ни шагу не ступит. И ни одного слова не скажет. Я‑то знаю, чем он весь последний год занимался. Это он ничего про меня не знает. А я знаю.
И вовсе мне не интересно. Просто он же теперь вроде как... родственник. Приходится за ним приглядывать. Даже Кес «приглядывает». «Люциус, конечно, тоже с вами?» Конечно. «С нами».
Как же он некстати...
Но снег пора убирать. Фэйт уже замерз.
~*~*~*~
Он смотрел на меня выжидающе. Я и забыл, что мне его не обмануть. Не верит он, что я просто так зашел. Но и не обижается. Ему вообще не до меня. Он и не рад вовсе. Как будто мы вчера расстались. Я молча задираю рукав и показываю ему метку.
‑ И что? – спрашивает он совершенно равнодушно.
‑ Ты не мог бы мне помочь это ликвидировать?
‑ А сам ты уже пробовал?
‑ Нет. Я решил тебе показать.
Как‑то он странно на меня смотрит. Я опускаю рукав.
‑ Айс! Да что с тобой?! Прошел целый год, а ты ведешь себя так, будто видел меня вчера.
‑ Позавчера.
‑ Что?..
‑ Я видел тебя позавчера.
Не понял.
‑ Где видел?
‑ На собрании.
‑ На каком собрании?.. – я мог и не спрашивать, я уже понял.
Понял, что я ничего не понял...
‑ Фэйт, не старайся казаться большим идиотом, чем ты есть, ‑ очень зло и раздраженно, ‑ у Лорда, конечно.
‑ Ты бываешь на наших собраниях?
‑ Очень редко, на самом деле. Но позавчера был.
‑ А почему я тебя не видел?
Ответ я знаю. На этих сборищах всегда полно людей, которые не снимают капюшонов, стоят в стороне, в темных углах... Только мне и в кошмарном сне не могло присниться, что Айс тоже может оказаться среди них.
‑ И давно ты с Лордом?
‑ Давно. Года два уже.
‑ Два года?
Настолько раньше меня!
‑ Мы работаем вместе. Ты же знаешь, чем он занимается?
То, чем мы там занимаемся, как раз из разряда тех «глупостей» к которым Айс близко не подходил. Даже в школе. Он не любит бессмысленных безобразий. Только, если... ну, конечно... что‑то такое Белл говорила... на прошлой неделе... как раз это и могло бы заинтересовать Айса... я еще тогда подумал о нем... «он не может колдовать любовь, поэтому колдует бессмертие», кажется, так...
‑ Ты колдуешь с ним бессмертие?
Айс громко хрюкнул, посмотрел на меня в упор и, не в силах сдержаться, начал смеяться.
‑ Ты сам это придумал?
Я бы сам такую гадость не придумал.
‑ Нет. Так Белл говорит. Он не может колдовать любовь, поэтому колдует бессмертие.
Смех Айса перешел в фазу всхлипываний.
Она говорила это Нарси. В Имении. За обедом. И я так понял, что имела она в виду совершенно конкретные вещи. Видимо, Айс тоже так считал.
‑ Мне она этого не говорила. Во всяком случае, такими словами. Говорила, конечно, что у него серьезные проблемы. Шеф с ума сойдет, если узнает.
‑ Это точно.
Теперь мы смотрим друг на друга и смеемся вместе. Какой же я был дурак, что не приходил сюда так долго. У них тут нет такого кошмара, над которым нельзя смеяться. Это, наверное, влияние Кеса. Вот ведь, пожалуйста. Я боюсь Лорда просто панически. Но мы сидим с Айсом на диване и хохочем. Над ним. Я и забыл уже, когда последний раз чувствовал себя так спокойно. И свободно.
Кроме того, я вдруг четко осознал, что это единственное место, где я могу не бояться, что меня подслушают. И донесут. Каким же законченным параноиком я успел стать за последний год!
~*~*~*~
Все теории стоят одна другой.
М.А.Булгаков,
«Мастер и Маргарита»
Открываю глаза... снег… откуда столько снега… потолок на месте…
‑ Красиво получилось. Даже очень.
Впрочем, он часто меня хвалил. Орал первый раз, а хвалил часто. Почти всегда. Что бы я ни делал.
Он сидит на диване. А я лежу. Моя голова у него на коленях, и он гладит меня по волосам.
Как больного слабоумного ребенка.
‑ На самом деле – ничего особенного, ‑ говорю я из упрямства.
‑ Ничего особенного, ‑ легко соглашается он, и я не могу удержать усмешки.
Он тоже смеется. Это хорошо. Раз он смеется, значит, хуже уже не будет. И то радость.
Крови нигде нет. Есть у меня подозрение, что ее и не было. Надо бы у него спросить. Это интересно.
‑ Мне показалось, что крови много было.
‑ Было.
‑ Тогда что со мной?
‑ Ничего. Опять иллюзии материализовал. Кровь и снег. Очень реальные. Я оставил, чтобы ты посмотрел. Тут есть любопытные моменты.
Он оставил только снег.
‑ Какие?
‑ Во‑первых, действительно красиво. Во‑вторых, очень качественно. Ровным слоем покрыты все поверхности. Точно проработать иллюзию очень сложно. Я еще первый раз удивлялся, как у тебя такой реальный тролль получился. Ты умница, Севочка.
Что‑то он недоговаривает...
Я понял. Я первый раз перевел обратно. Выразил холодом обычную ярость. Десять лет упражнялся, и все бесполезно. Вот ведь…
‑ А кровь почему не оставил?
‑ Ну, ты скажешь тоже. Кровь – это очень… просто. И вовсе не красиво. Никакой эстетики. Совсем по‑человечески. А здесь – посмотри. Снежинка к снежинке. Я восхищен.
Мне приятно.
Он всегда умел показать какой‑нибудь абсолютный кошмар совершенно равнодушно. Но интересно и поучительно. Мимоходом доставив мне удовольствие. Ведь что он сейчас сказал? Ненавязчиво объяснил на пальцах, что я десять лет бегал от собственной тени. И мне приятно. Я идиот.
Что же я наделал. Купился как ребенок. Захотелось проверить... Так сказать, альтернативный вариант бессмертия... Я невероятно этим заинтересовался. А теперь Кес смеется. Ему смешно!
‑ Какое бессмертие? Я тебя умоляю. Голову обратно не приставишь. Ты сам‑то как себе все это представлял, когда с тесаком за Каси по крыше бегал? Ты, Севочка извини, конечно, но с возрастом ты уж как‑то слишком резко дуреешь. Не в обиду тебе будет сказано. В тринадцать лет ты прекрасно знал об этом, а сейчас что? Забыл?
В тринадцать лет я, как последний дурак, верил всему, что он говорил. С тех пор я ищу, где он меня обманул. Пока не нашел. Но это дело времени. Я найду. Потому что я абсолютно уверен – во всем, что говорит или делает Кес, присутствует какое‑то серьезнейшее несоответствие. Я чувствую его с детства. Все в отдельности – совершенно правильно, логично и даже мудро. А все вместе – перебор. И я доберусь до правды. Если повезет, то раньше, чем стану Князем.
Он не лжет. Он недоговаривает. А в свете последних моих открытий недоговаривает просто катастрофически. Сказать ему об этом?
Почему бы и нет?
Кажется, зря я это сделал.
‑ Если бы ты спросил меня раньше, я бы тебе все объяснил. Ты же у нас очень самостоятельный! Ты принципиально не посвящаешь меня в свои дела. Что прикажешь мне делать? Следить за тобой? Я что, похож на спятившую дуэнью? У меня полно своих дел, от которых тебе давно пора меня освободить, между прочим. Вместо этого ты предпочел заниматься незнамо чем, позволив отсутствию приложения мозгов стать единственной характеристикой твоей деятельности.
Ух, черт. Это надо запомнить. Фэйту скажу. У него часто так бывает.
М‑да... А у меня редко... Зато метко‑то как... Он прав. В детстве я был умнее. Во всяком случае, в детстве у меня бы хватило ума рассказать Кесу о Лорде заранее. Это точно.
Самое удивительное было в том, что Кес оправдывался. Значит, он чувствует себя виноватым. Или ему просто неприятно, что я обвиняю его. И он вынужден объясняться, потому что в противном случае может ожидать от меня следующей демонстрации врожденного слабоумия.
Я все сделал неправильно. Абсолютно все.
Как он вообще меня терпит?..
У него хватает мудрости и великодушия пропускать мимо ушей мои оскорбления. Я бы так не смог. Точно бы не смог.
Вместо того, чтобы учиться у него, я только и думал десять лет, как бы от него сбежать. Если бы у меня возникло подозрение, что он пытается удержать меня, я бы мгновенно порвал с ним любые связи. Но он никогда не ограничивал моей свободы, никогда не отказывал в помощи, если я за ней обращался, никогда не осуждал моих действий. Почти никогда. Даже теперь он говорит, что все случившееся со мной по моей же вине – пустяки. Что же тогда важно?
И я опять его обидел. Зачем?.. Ведь мне хорошо с ним. Что может быть лучше, чем лежать вот так и слушать привычный тихий голос?..
‑ Томми приходил сюда. Больше двадцати лет назад. Я его выслушал. Он заслуживал того, чтобы я потратил на него время. Очень сложный характер. Интереснейшие теории. Он предлагал мне союз. Я отказался. Слишком ответственно. Ты же понимаешь, окончательно победить сторону, на которой выступлю я, будет практически невозможно. Только я вовсе не собираюсь никого поддерживать. Это не для нас. Мы не воюем. И я не собираюсь нарушать традицию. Я объявил нейтралитет. В их дрязгах нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. Пока ответственность за Семью лежит на мне, мы воевать не станем. Когда ты возьмешь ее на себя, твоя сторона станет моей. Но и ответственность целиком будет на тебе. Ты понимаешь?
Я понимаю. Я все понимаю. Как же Лорд был красноречив... Он же, гад, прекрасно знал, кто я такой. Так вот, чего он хотел. Я идиот.
‑ Его планы совершенно бредовые. К сожалению, Севочка, именно такие фанатичные параноики и добиваются признания. Люди быстро устают от строгих линий. Он добился успеха, потому что в нем живет невероятная, чисто человеческая ненависть к порядку и логике. Человек по природе своей стремится к хаосу. В нем заложено сильнейшее деструктивное начало. Четкие границы разрушаются неминуемо. Люди очень суетливы. Строят, разрушают, опять строят, чтобы потом опять разрушить. Это и есть жизнь. Человеческая жизнь. Суета. Ничего не меняется по сути. Только внешне. Мне хотелось, чтобы ты был сразу избавлен от этих изматывающих душу метаний. Но ты не пожелал. Захотел прожить человеческую жизнь. Может, ты и прав. Только не потеряй ее. Это единственное, о чем я тебя прошу.
Он меня просит... Я идиот.
‑ С ним потрясающе интересно. Гораздо интереснее твоих загадок без ответов.
‑ Да? Ты уже обнаружил бессмертие?
Он смеется. Смотрит с сочувствием. Как на слабоумного.
‑ Томми прежде всего ‑ ученый. Работать два года рядом с таким человеком – редкая удача. Поставленная им задача решения не имеет. Так же, как и моя. Только такая задача достойна быть решенной. Которая, с точки зрения логики, не решаема. Ты понимаешь?
‑ Нет.
‑ Все проходит. Нет ничего вечного. «Вечность» ‑ это только слово. Обозначающее неопределенный участок линейного времени, выходящий за пределы человеческого сознания. Бессмертие – невозможно. Бессмертие чего? Вы там совсем с ума посходили? Томми делает недопустимые вещи. Игры с душой еще никогда ничем путным не кончались. Он зашел в тупик и начал метаться. В бессмертие души верят все. Одни верят, что это так, другие, что наоборот. И то и другое – недоказуемо. А бессмертие тела, это уж, извини, вопрос детский. Даже обсуждать не хочу. Понимаешь?
Теперь понимаю. Я только не понимаю, почему Кес, элементарно объяснив мне, что Лорд занимается бредом, при этом утверждает, что он большой ученый, достойный уважения. Потому что всю жизнь решает задачу, не имеющую решения? Это у Кеса опять шутки такие?
‑ А сейчас он просто развернул свой интерес исследователя лицом к внешнему миру. Стремление к мировому господству – это так тривиально. Дань несчастному детству. Маленький параноик решил, что его никто не любит. Совершенно обычное дело. Полно было таких маньяков с манией величия, которые пытались заставить окружающих расплачиваться за свою страсть к красоте и гармонии. Это мелочи и пустяки. Но как ученый он вполне достоин уважения. Грандиозные идеи. Были. Он готов был жизнь отдать ради своих идей. Так что ты, Севочка, зря.
Что он несет? Как же так? Он сам себя слушает?
‑ Помнишь, ты говорил, что нельзя без необходимости создавать отрицательные биополя? Так он ведь только этим и занимается. Твой гениальный ученый.
‑ Ну... он считает, что у него война...
‑ Кес, ты что?
‑ Севочка, что ты от меня хочешь? Тобой овладевает суетное желание его остановить? Тебе никто не мешает. Можем прямо сейчас...
‑ Прекрати! – мой голос срывается.
Он смеется.
‑ Тогда чего ты хочешь?
Я хочу умереть. Ему назло.
‑ Объясни про биополя.
‑ Что именно тебя интересует? Их создание, как правило, грозит неприятностями только самому создателю. Этакий Франкенштейн на выгуле. Большое количество трупов, оставляемое на обочинах дороги, по которой идут подобные мечтатели и фантазеры, еще ни одному из них пользы не принесли. И Томми об этом узнает. Рано или поздно.
‑ Ты сказал, что он великий ученый.
‑ Конечно. И твое клеймо – яркое тому подтверждение. И не надо кривить личико. Давай называть вещи своими именами. Клеймо.
Сволочь.
‑ Я даже не уверен, что Томми сам понял, как глубоко он копнул. Просто действовал в заданном направлении и, как истинный ученый, продвинулся намного дальше, чем мог надеяться. Мы с тобой столько времени потратили, чтобы ты научился находить суть вещей, а ты до сих пор делаешь такие ошибки. Средство связи. Скажешь тоже. Нет, Севочка. Не так все просто. Человеку от такого средства связи никогда не избавиться. Это не средство. Это связь. Вы связаны с ним навсегда. Вашими желаниями. Глубинными желаниями. Ни один из вас не сможет избавиться от этого клейма. Томми поймал вас, как ловят рыбку на крючок. Вытянул самое сокровенное желание со дна души. А души человеческие темны, Севочка. Даже самые прекрасные. Вот в чем ваше проклятье. Вы все пришли к нему добровольно. У каждого свое. Зависть, нажива, любопытство, скука, страсти различные – это не важно. Ставя клеймо, он вытягивает желание, из‑за которого вы на это клеймо согласились. Он даже не обманул вас. Это действительно средство связи. Его связи с вашими сущностями. И все. Вы попались. Человек не может изменить основу своей натуры. Можно поменять взгляды, веру, да все что угодно, но только не ту часть души, за которую он ухватил каждого из вас. Потому что это и есть основа личности. Ни один из вас не сможет измениться настолько, чтобы аннулировать эту связь. Ты понимаешь?
Я понимал.
‑ А как он поймал меня?
‑ Тщеславие, Севочка. Тщеславие. Тебя он поймал на тщеславии. Ты жаждешь признания, восхищения, всей этой суеты... Ради этого ты готов трудиться день и ночь. Бескорыстного служения в тебе нет. Это ты воображаешь, что живешь для науки. А на самом‑то деле ты пытаешься заставить науку служить тебе.
‑ Не уверен.
‑ Да? А зачем ты тогда позволяешь публиковать свои исследования? И почему пытаешься скрывать это от меня?
‑ Потому что тебе это не нравится.
‑ А почему мне это не нравится?
‑ Потому что тебе нравится, когда мне плохо.
Я нарочно так сказал. Уж очень злился.
‑ Ну ты просто балбес, и все. Ученому, настоящему ученому, не нужно признание толпы. Или ты ученый, или циркач. Тогда жди оваций. Зачем ты это печатаешь? Ты представляешь, сколько есть в мире индивидуумов, которые в состоянии хотя бы примерно понять, над чем ты работаешь? Ведь Томми именно так на тебя и вышел. Ты просто засветился. А теперь кричишь на меня. Хотя я тебе всегда говорил, что публиковать подобные разработки ‑ крайне глупо. Чего ты добивался?
‑ Ничего я не добивался!
‑ Признания. Признания, что ты гений. Тебе мало, что все, кому необходимо знать, что ты гений, и так это знают. И Томми быстро понял, как тебя поймать. Он очень умен. Если человек отправляет в печать то, что отправляешь ты, под этим сразу можно поставить подпись «тщеславный гений». Все. Ты его раб.
‑ Я не раб! Не смей так говорить!
‑ Позволю себе надеяться, что стать рабом вот такого маньяка не являлось твоей первоначальной целью. Но ты им стал. С чем тебя и поздравляю. Молодец! Достойное завершение десятилетних метаний по задворкам никчемной человеческой жизни. Могу тебя утешить. Ты не одинок. Огромное количество таких же тщеславных гениев с неустойчивой психикой в разное время и в разных уголках мира становились рабами властителей‑маньяков. В этом ты совершенно не оригинален. Я только одного так и не могу понять. Зачем ТЕБЕ это нужно. Неужели в тебе тщеславие сильнее разума?
Он все переставил местами. Я не верю. Это не может быть правдой. Где‑то в его рассуждениях скрыта ошибка. Логическая ошибка, или просто допущение, которое полностью меняет ход рассуждений. Но ведь он действительно всегда был недоволен, когда мои работы печатались. Очень недоволен. Запретить мне публиковаться он не мог. Но отношения своего не скрывал. Я должен теперь это так понимать, что он пытался отучить меня использовать науку для достижения внутреннего удовлетворения?
Ерунда. Все гораздо проще. Знаю я, что он теперь скажет. Если разделить «тщеславного гения» на две части, то мы получим «гения» ‑ это, конечно, от него, и «тщеславного» ‑ это от человеческой природы. Все ясно. Разговор закончится, как и сотни предыдущих. Принимай‑ка ты, Севочка, Наследство, и сразу избавишься одним махом и от «Томми», и от тщеславия, и от всех остальных человеческих слабостей. Знаем. Не продавишь. НЕ ХОЧУ.
‑ Я знаю, чего ты добиваешься. Это не честно. Мы договорились. Еще десять лет у меня есть точно. Я не буду сейчас решать.
‑ Хорошо. Успокойся. Извини. Уж очень ты меня расстроил сегодня. Я не прав, пожалуй. Все время забываю, что ты еще совсем ребенок. В твоем возрасте я бы тоже купился на его мишуру. Я бы купился, даже будучи в десять раз старше, чем ты сейчас. Так что тебе совершенно нечего стыдиться. И не следует так переживать. Ты умница, что вообще понимаешь, о чем я здесь толкую. Все будет хорошо. Когда‑нибудь это кончится. Или Томми себя доконает бесконечными трансформациями, или ты поумнеешь. А пока просто будь поаккуратнее.
И он гладит меня по голове.
Как больного слабоумного ребенка.
Можно подводить неутешительные итоги. Только ни в коем случае нельзя при этом забывать то, что Кес вдалбливал мне с детства. Единственной истиной в научном подходе является постулат о том, что «все теории стоят одна другой».