Не привыкший защищаться, Джейк оттолкнул кашу в сторону.
— Послушай, мой собственный издатель первым тебе скажет: «Кому какое дело до пропавшего в Лондоне яйцеголового профессора и его дурацкой книги». Я все понимаю. На самом деле именно по этой причине я борюсь с собой и ничего не пишу о случившемся. Эти апартаменты — извини, квартира — стоят недешево, счет оплачивает «Сан-Франциско трибьюн», и мне в самое ближайшее время нужно будет им показать что-нибудь стоящее, чтобы оправдать свое пребывание здесь.
— Так в чем же дело? Уверена, есть какое-нибудь скандальное объяснение исчезновению твоего Льюиса. Может, у него интрижка с секретаршей и…
— Ты не видела его секретаршу.
— Ладно, предположим. Значит, он собирался сообщить всему миру о своем открытии относительно Шекспира, как утверждает этот тип Сунир, и во что ты, судя по всему, веришь. Я снова тебя спрашиваю — что дальше? Да, кое-кто из профессоров придет в возбуждение, но уже к концу дня мир вернется к своей прежней жизни, террористы, или кто там еще, будут творить свои дела, мы продолжим волноваться по поводу глобального потепления и…
Ее перебил телефонный звонок.
— Я возьму, — сказал Джейк и снял трубку. — Алло?
Связь прервалась.
— Кто это был?
— Ошиблись номером.
Джейк подошел к окну, выглянул наружу, сам не зная, что ожидает увидеть, и снова повернулся к дочери.
— Ну, детка, с тобой или без тебя я отправляюсь на поиски причин, по которым Льюиса похитили, его кабинет в университете и квартиру разгромили, а книга исчезла. Не вызывает сомнений, что кому-то есть что терять. Возможно, настолько, чтобы…
Телефон снова зазвонил, и Мелисса напряглась. Джейк махнул рукой, выслушал еще два сигнала и взял трубку.
|
|
— Да, слушаю вас! — рявкнул он.
И снова в трубке раздались короткие гудки.
— Ты можешь посмотреть по определителю, кто звонил? — взволнованно спросила Мелисса.
Джейк проверил телефон.
— У нас его нет.
— Отлично.
Через мгновение зачирикал мобильный телефон Мелиссы, и она посмотрела на Джейка.
— Номер засекречен, — прошептала она.
— Детка, может, тебе не стоит…
— Алло? — ответила она, послушала немного, взглянула на отца и помрачнела.
— Что? — спросил он.
— Какой-то идиот, — покачав головой, произнесла Мелисса и захлопнула телефон.
— Подумать только: кто-то умудрился трижды неправильно набрать номер и из всех номеров в мире все три раза дозвониться именно к нам. Просто поразительно.
— Папа, — сказала Мелисса, отворачиваясь, — есть вещи, которых ты не понимаешь.
— Неужели? — Он уселся за кухонный стол и скрестил руки на груди. — А ты попытайся мне объяснить.
— Я не могу. Не сейчас.
На этом их разговор закончился, по крайней мере, тем утром. Мелисса почти сразу же надела пальто и ушла, отказавшись сказать куда.
— Ты не забыл, что я работаю над диссертацией? Именно по этой причине я прилетела в Лондон.
Когда Джейк, погрузившись в размышления о своих домашних проблемах и пытаясь разгадать загадку Десмонда Льюиса, вышел из дома, чтобы в очередной раз отправиться на Чаринг-Кросс-роуд, наблюдатель уже поджидал его и снова зашагал следом, отставая на полквартала. Джейк раздумывал, не стоит ли повернуться и спросить, что ему нужно, но решил не делать этого. Во-первых, он просто убежит. А во-вторых, заявит, что понятия не имеет, кто он, Джейк, такой. О третьей возможности ему думать не хотелось. Поэтому он продолжал идти дальше.
|
|
В «Крупице ума, сторицей оплаченной раскаянием» Роберта Грина был один отрывок, на который он хотел взглянуть еще раз. Прежде чем отправиться к Блоджетту, он нашел его в Интернете и распечатал.
Он начинался так: «Вы трое будете глупцами, если мои несчастья не послужат для вас уроком; потому что ни одного из вас, в отличие от меня, не пыталось засосать это провинциальное болото; я веду речь об этих марионетках, которые говорят из наших уст, об этих гаерах, которые кривляются, обрядившись в наши цвета. И не странно ли, что я, кому они были обязаны всем, в один прекрасный день оказался брошенным ими? И не странно ли, что вы, кому они станут обязаны всем, когда вы будете на моем месте, в один прекрасный день окажетесь брошенными ими?»
Дальше Грин говорит о Вороне-Выскочке: «И как истинный Джон Фактотум он мнит себя единственным Потрясателем Сцены[23]в стране. О, я умоляю вас использовать ваши блестящие умы в более выгодных целях, пусть эти Обезьяны копируют ваши прошлые произведения, но никогда больше не знакомьте их с новыми восхитительными творениями. Я знаю, что лучший муж из вас никогда не станет использовать других… однако вы можете найти для себя более достойных господ; печально, что, наделенные такими блестящими умами, вы вынуждены служить этим убогим конюхам».
— А, мой друг журналист, — радостно приветствовал Джейка Блоджетт. — Все еще ищете способ получить Пулитцеровскую премию?
— Не отказался бы от хорошей истории с началом, серединой и концом, — рассмеявшись, ответил Джейк.
|
|
— Ну и как я могу помочь вам в вашем весьма непростом предприятии в этот отвратительно сырой осенний день?
— Я хочу поговорить о Роберте Грине и Уильяме Шекспире.
Брови Блоджетта взмыли вверх, и он с понимающим видом кивнул.
— Ага. Значит, провели кое-какое расследование и таки добрались до Выскочки-Ворона.
— Да. Я познакомился с человеком по имени Бальсавар. Льюис о нем не упоминал?
Блоджетт нахмурился.
— Кажется, нет. А почему вы спрашиваете?
— Именно он рассказал мне о том, что Льюис интересовался Шекспиром. О том, что тот был совсем не тем, кем мы привыкли его считать. Очевидно, Бальсавар работал вместе с доктором Льюисом над пропавшей книгой. Точнее, так он утверждает.
— Наверное, такое возможно. Мой клиент никогда не обсуждал со мной, чем он занимался за пределами этого магазина, не говоря уже о том, чтобы упоминать какие-то имена. Итак, что же вам рассказал этот Бальсавар?
— Если коротко, что Шекспир был вором. Он не вдавался в подробности и не смог (или не захотел) открыть мне имя или имена предполагаемых жертв.
Блоджетт кивнул.
— Ну, я уже говорил прежде, пока я не получу определенных сведений о том, где и в каком состоянии находится мой клиент, я не могу сказать больше, но я открою вам вот что: он не поделился со мной этой частью информации, как ни интригующе это звучит.
— В таком случае что вы думаете по поводу заявлений о воровстве?
— Как я уже сказал…
— Давайте так: вы согласны с тем, что Роберт Грин назвал Шекспира вором?
Блоджетт поджал губы, сделал глубокий вдох, а затем с мрачным видом кивнул.
— Должен сказать, что выглядит все именно так.
— Значит, если Грин в своем обличительном произведении говорил о Шекспире, неудивительно, что Марк Твен был о нем такого невысокого мнения.
— Разумеется.
— Но кто те трое, которых он пытался предупредить? — Он показал Блоджетту копию текста.
— На этот счет существует много разных мнений, и я подозреваю, что они являются ключом к тезисам доктора Льюиса. Но я могу сказать вам следующее: скорее всего, это были другие известные драматурги того времени, вероятно, группа, которая называлась «Университетские умы».
Джейк кивнул и сделал пометку.
— Хорошо, это объясняет «умы».
— Не понял?
— Я выделил в тексте несколько ключевых слов и хотел бы услышать ваше мнение, если вы не возражаете.
Блоджетту разговор явно начал доставлять удовольствие.
— Прекрасно. Обожаю загадки. Что там у вас?
— Например, «провинциальное болото». Что это значит?
— Ах, это… он намекает на провинциальный говор, которым страдали те, кто жил в сельской местности. Грин критикует речь некоторых актеров.
— Например, Шекспира?
Блоджетт фыркнул.
— Вы это сказали, не я. Но должен признаться, что я до некоторой степени разделяю скептическое отношение доктора Льюиса к нашему обожаемому Барду.
— Я так и понял. Тогда помогите мне. Он упомянул марионеток. Как вы думаете, почему?
— Хороший вопрос. — Блоджетт, прищурившись, вгляделся в распечатку, потом кивнул. — Думаю, он говорит о том, что с писателями обращаются, как с марионетками, но можно предположить, что актеры — это марионетки, которые произносят слова, написанные другими людьми.
— Имея в виду, что ни в одном из случаев актер не является автором?
— Именно.
Джейк сделал еще одну пометку в своем блокноте.
— Чуть раньше в памфлете я заметил, что Актер хвастался тем, что он «семь лет был единственным, кто говорил за марионеток». Вы думаете, тут есть какая-то связь?
— Не сомневаюсь. Грин подчеркивал только те факты, которые считал необходимым подчеркнуть. — Блоджетт почесал макушку. — Мне кажется, я читал какую-то статью о том, что Шекспир некоторое время работал кукольником где-то на севере. По-моему, в Ланкастере. Знаете, это может объяснить так называемые «белые пятна» в его биографии.
Джейк сделал себе пометку, чтобы позже это проверить.
— А как насчет гаеров? Имеется в виду актерское паясничанье?
— Скорее всего. Это как раз подводит к словам о «напыщенном белом стихе».
— Что он имел в виду?
— Ну, совершенно ясно, что мистер Грин обрушивается на конкретного актера за его напыщенную игру. И когда он говорит, что некий Ворон-Выскочка «считает, что способен потрясать своим напыщенным белым стихом», он имеет в виду его напыщенную манеру исполнения.
— Хммм. В таком случае я не понимаю, почему все считают, что слово «напыщенный» относится к самой поэзии. Разве филологи не это твердят в один голос?
— Именно это, — кивнув, подтвердил Блоджетт.
— «Украсившийся нашими перьями» — это достаточно ясно. Он обогащался или красовался при помощи «перьев», то есть работ других.
— Очень хорошо.
— А что такое Джон Фактотум?
— О, это просто: слово «фактотум» в переводе с латыни буквально означает «мастер на все руки». Судя по всему, мистер Грин хочет сказать, что наш обожаемый Бард был, возможно, на многое способен. Сдается, Потрясатель Сцены был человеком с множеством профессий, или ролей, или обличий, включая кукольника и актера, то есть игрока, которому подчинялись и от которого зависели другие люди.
Слова Блоджетта подтвердили то, что Джейк уже и без того подозревал: что Потрясатель Сцены был кем-то вроде агента.
— Господи, значит, они все работали на него. — И тут он заметил кое-что еще. — Посмотрите сюда. Актер, или агент, из «Крупицы ума» говорит об «игровой одеже» стоимостью более двухсот фунтов. Может быть, он еще и торговал костюмами? Это явно приносило деньги.
— Такое возможно, — поглаживая подбородок, проговорил Блоджетт. — Метафора, в которой ворон «украшается нашими перьями», может относиться к продавцу костюмов, который богатеет, торгуя чужими костюмами.
— Значит, «мастер на все руки» можно также проинтерпретировать как «мастер прибрать к рукам чужое». Вот вам и ворон, ворующий перья других птиц.
Из образов, созданных Грином, нарисовался портрет беспринципного чудовища, больше похожего на Пи Ти Барнума,[24]чем на прославленного поэта. Именно это и стало великим открытием Льюиса? Или Роберт Грин просто злобный завистник, склонный все преувеличивать?
— Кстати, если говорить о занятиях, взгляните вот сюда. — Блоджетт показал на место, в котором речь шла об использовании других людей.
— Да, образ человека, использующего других, созданный Грином, соответствует тому, что Твен писал о Шекспире, как он судился и как на него самого подавали в суд из-за медяков.
Уилли Вымогатель. Еще один неприятный образ, который туманит привычное представление о великом Барде.
— Твен это заметил? Так-так-так. Это немного поднимает его в моих глазах, даже больше чем немного! — Блоджетт рассмеялся. — Потрясатель Сцены действительно участвовал в нескольких судебных разбирательствах из-за денежных ссуд. Интересный контраст со строчкой из «Гамлета»: «В долг не бери и взаймы не давай».[25]
— Тут очевидным образом вырисовывается определенная параллель. А что вы скажете по поводу слов «лучший муж»?
— Вы читали «Завещание»?
— Еще нет. Твен написал, что он оставил своей жене вторую по качеству кровать. Ничего не скажешь — «лучший муж».
— Грин был мастером колкостей и насмешек. Не говоря уже об иронии.
— А «найти более достойных господ» означает «найти более достойных нанимателей», потому что Потрясатель Сцены не платил Грину, как обещал.
— Скорее всего. Как вы уже заметили, Роберт Грин был очень разочарованным человеком, когда писал свое произведение.
— А что означает строчка об убогих конюхах?
В глазах Блоджетта загорелся хитрый огонек.
— Возможно, вы найдете ответ в одной из биографий. Например, загляните в жизнеописание Обри.[26]
Джейк, которого охватило невероятное возбуждение, записал имя в свой блокнот.
— А что такое «сердце тигра»? Может быть прямое предупреждение кому-то? И если так, то кому?
— Полагаю, наш доктор Льюис размышлял именно над этим. Сожалею, что не могу вам сказать, куда завели его исследования, потому что, откровенно говоря, он не поделился со мной своими открытиями, и я ничего не знаю.
«Интересно, чем же занимался Льюис? — подумал Джейк. — И почему за прошедшие четыреста лет никто не заметил столь очевидных противоречий в биографии знаменитого Барда?»
— Ладно, давайте подведем итог. Всем известно, что данный памфлет посвящен Шекспиру, «единственному Потрясателю сцены в стране». Так?
— Складывается именно такое впечатление.
— И ученые используют его в качестве доказательства того, что Шекспир являлся истинным автором пьес и сонетов. Правильно?
— Правильно.
— Но как это доказывает, что так называемый Потрясатель Сцены действительно был автором пьес? Где говорится, что он был писателем? Я вижу мастера на все руки, кукольника, актера, того, кто использует других и прочие вещи. Где написано, что он был драматургом?
— Вот в этом-то и загвоздка, — согласился с ним Блоджетт. — Это очень беспокоило нашего доктора Льюиса.
Джейк понял, что ему необходимо больше узнать о самом Барде.
В этот момент где-то в задней части магазина ожил телефон, старинный, с громким звонком, который появился здесь лет пятьдесят назад. Блоджетт подошел к нему и снял тяжелую черную трубку.
— Магазин Блоджетта. — Он послушал немного. — Кто это?
Тем временем Джейк, стараясь не привлекать к себе внимания, подошел к окну и выглянул на дорогу, по которой сплошным потоком мчались машины. На противоположной стороне улицы, прямо на автобусной остановке расположился длинный черный лимузин, но стоявший неподалеку полисмен, судя по всему, не собирался выписывать штраф за парковку в неположенном месте. Джейк заметил на водительской двери не слишком бросающийся в глаза логотип компании — «Авена глобал партнерс лтд».
«Похоже, серьезные ребятишки», — решил Джейк.
Название показалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где он его видел или слышал. Наверное, в какой-нибудь рекламе, или в таблице курсов акций, или где-нибудь в таком же роде.
Джейк оглянулся и увидел, как потемнело лицо старика.
— Да, я его знаю, и да, он является моим покупателем. Но я ни за что не дам вам такого списка. К вашему сведению, сэр, насколько мне известно, у нас тут не Гулаг. — С этими словами Блоджетт швырнул трубку и, кипя от негодования, вернулся в переднюю часть магазина.
— Вы не поверите, — взволнованно проговорил он. — Какой-то урод спрашивал меня о нашем общем друге докторе Льюисе. Похоже, он стал знаменитостью — в своем роде.
— А что он спрашивал?
Неожиданно Джейк понял, что не знает, куда смотреть: его заинтересовали слова Блоджетта, но еще больше напугало то, что он увидел на другой стороне улицы. Водитель лимузина болтал с крупным мужчиной в коричневом плаще, а полисмен, старательно отвернувшись, делал вид, что их там вовсе нет.
«Наблюдатель!» — так Джейк решил его называть.
Он повернулся к хозяину магазина.
— Вы сказали, что кто-то звонил по поводу Льюиса?
— Проклятая налоговая инспекция. Они потребовали список всех книг, которые он купил или заказывал за последние пять лет. А потом пригрозили мне аудиторской проверкой. Вы можете в такое поверить?
— Да. Но это не похоже на налоговую инспекцию. Больше смахивает на американский Патриотический акт.[27]И что вы собираетесь делать?
— То, что уже сделал. Скажу, чтобы шли ко всем чертям. Они не имеют никакого права, а я знаю одного адвоката, который будет очень рад напомнить им об этом, если они начнут выступать.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал Джейк. — Извините, если из-за меня у вас возникли проблемы, — добавил он, бросив взгляд в окно.
Лимузин отъезжал от тротуара, а Наблюдателя нигде не было видно, и Джейк решил, что это хороший знак.
— Никаких проблем. Мы с вами прекрасно поболтали, — извиняющимся тоном проговорил Блоджетт. — Но, думаю, на сегодня пора заканчивать. Моя жена требует неукоснительного выполнения определенных правил, и одно из них заключается в том, что я не должен опаздывать на ланч.
— Вы закрываетесь на ланч?
Джейк вспомнил, как много лет назад он путешествовал по Бургундии и отчаянно пытался найти место, где можно было бы поесть. Деревня за деревней, город за городом он натыкался на закрытые рестораны и гостиницы.
— С некоторыми приказами спорить не стоит, — фыркнув, заявил Блоджетт. — Кстати, а вы женаты?
— Был. Жена умерла от рака два года назад.
— О, понятно. Жаль это слышать. Примите мои соболезнования, сэр.
Джейк взглянул на часы, поблагодарил хозяина магазина и направился в библиотеку, одновременно поглядывая по сторонам, но Наблюдатель либо оставил его в покое, либо старался не попадаться на глаза.
Он зарегистрировался в библиотеке и отправился искать раздел с биографиями Шекспира. Как он и предполагал, книг, посвященных великому Барду, было множество. Джейк выбрал двухтомный труд сэра Эдмунда Чамберса, озаглавленный «Шекспир: исследование фактов и проблем». Библиотекарша заверила его, что Чамберс считается одним из ведущих специалистов в этой области, если не самым крупным знатоком жизни Шекспира. Он взял еще несколько знаменитых и более свежих биографий Шекспира, отнес их в кабинку и стал искать упоминания Роберта Грина.
Джейк тут же обнаружил, что произведение Грина цитировали в качестве доказательства того, что Игрок был Шекспиром, и все дружно сходились на том, что слова «Ворон-Выскочка» означают, что Грин завидовал успеху и мастерству Барда. Джейк считал, что это как раз говорит об обратном. Судя по всему, Бальсавар прав, и Грин обвинял Ворона-Выскочку в том, что тот украл славу истинного автора произведений, которые приписывали ему. Или разбогател благодаря им. Или и то и другое.
Это также могло относиться и к его роли Актера, в том смысле, что он делал то же, что делает большинство современных актеров: присваивал себе славу автора строк. По меньшей мере, если, как утверждают ученые, Грин называл Потрясателя Сцены драматургом, Барда обвиняли в плагиате. В таком случае как свидетельство о плагиате может служить подтверждением авторства? Что за извращенная логика? Джейк положил ручку и задумался. По мере того как он читал дальше, все начало вставать на свои места. Блоджетт сказал ему, что образ Ворона-Выскочки родился из знаменитой басни Эзопа, в которой ворон (знаменитый в Европе своими воровскими наклонностями) «украшал» себя чужими перьями в надежде стать Королем Птиц.
Таким образом, вполне разумно предположить, что «перья» — это произведения писателей-современников Шекспира, очевидно, самого Грина и еще троих. И снова это показалось Джейку обвинением в плагиате или намеком на то, что Шекспир выступал в роли агента. Джейку стало интересно, каким образом ученым удалось извратить не вызывающее сомнений значение слов Грина и заявить, что он завидовал драматургу, наделенному более ярким талантом? И тут ему пришло в голову, что «перья» могут означать то, чем в те времена писали.
Грин предостерегал других писателей, основываясь на собственном опыте общения с Шекспиром, который, будучи совладельцем театра, нанял его для написания пьес. После чего Потрясатель Сцены, являясь дельцом, посчитал, что может заявить на них свои «права»? Джейк сидел и смотрел в пространство. Дело большое. Это уже не просто агент. Очень похоже на елизаветинский эквивалент голливудского продюсера. Бард не продавал пьесы студиям, как делают сегодняшние агенты. Он покупал их от имени своих нанимателей, которые позже стали его партнерами, чем как раз и занимается амбициозный продюсер, точнее, исполнительный директор студии. Из прошлых интервью Джейк знал, что очень немногие из сегодняшних или вчерашних продюсеров в состоянии удержаться от соблазна, по крайней мере, сделать вид, что они что-то написали. А также, что в современном Голливуде все продюсеры и исполнительные директора были либо специалистами по правовым аспектам бизнеса, либо имели степень магистров делового администрирования. Они были бизнесменами, а не творческими людьми.
Шекспир и Голливуд? Он записал и остановился, чтобы обдумать новую мысль.
Седовласый мужчина в мятом костюме прошел мимо кабинки Джейка и наградил его сердитым взглядом сквозь стеклянную перегородку. На мгновение Джейк встретился с ним глазами, и у него возникло ощущение, будто ему в тело вошла отравленная стрела. Этого ему хватило. Инстинкт подсказал, что за ним снова следят. Он поднялся на ноги.
— Прошу меня простить, могу я вам помочь?
Но мужчина поспешил скрыться среди полок с книгами. Джейк хотел было последовать за ним, но потом решил, что не хочет оставлять без присмотра свои записи и книги, лежавшие в кабинке. Он неохотно снова сел и попытался сосредоточиться.
Напряженный, постоянно настороже, он задумчиво изучал дескриптивные фразы и термины, которые подчеркнул в тексте Грина, но не нашел среди них ничего, что бы показалось ему синонимичным слову «бард».
Его внимание привлек еще один абзац: «Сюда я могу включить еще двоих, что писали для этих чопорных джентльменов: но пусть их собственные труды станут свидетельствовать против их грехов, если они станут и дальше поддерживать крестьян».
Джейк принялся систематизировать свои записи. Кто был «грешником» и почему? Потому что они имели дело с этим человеком? Кто в театральном мире того времени был родом из крестьян? Говорит ли это о происхождении Шекспира, несмотря на то что он посмертно коронован? Грин предупреждал своих коллег, что они не должны «поддерживать» крестьян. Поддерживать означает помогать. Помогать «крестьянам», необразованным деревенским выскочкам, которым удалось занять высокое положение. Но как поддерживать и помогать? Не давать им пьес, потому что, очевидно, Грин считал, что компенсация за это была недостаточной, если не сказать грабительской.
Вернувшись к биографиям, Джейк довольно скоро убедился, что фактически о жизни Уильяма Шекспира известно очень мало и что по большей части это всего лишь предположения. Или, как написал Марк Твен, догадки. И снова где-то на задворках его сознания зазвонил колокольчик, и он попытался привести мысли в порядок и вспомнить. Может быть, дело в том странном разговоре с Десмондом Льюисом, который состоялся у них во Флориде? Но он по-прежнему был окутан туманом. Они выпили несколько бутылок великолепного калифорнийского вина на тех выходных. По своему опыту судебного журналиста Джейк знал, что эти предположения и размышления не имели бы никакого веса в суде. Они не более чем слухи.
Он нашел биографа, которого упоминал Блоджетт, — Джона Обри — и, просматривая книгу, наткнулся на заинтересовавшие его факты. По словам Обри, крестный сын Шекспира, Уильям Давенант, заявил, что, появившись в Лондоне, Шекспир поначалу был чем-то вроде елизаветинского аналога голливудского парковщика. Он присматривал за лошадьми зрителей во время спектаклей, и это продолжалось до тех пор, пока Генри Бербеджу не пришлось перенести свой театр на другой берег Темзы. После чего зрители, очевидно, приезжали на пароме.
Джейк сделал запись: «Для тех, кто не читает Дика Фрэнсиса и не ходит на бега: человек, занимающийся лошадьми, называется конюх».
Значит, вот на что намекал Блоджетт, когда он спросил его про «убогих конюхов».
Интересно, а что представлял собой этот Давенант? Джейк решил поискать, что о нем известно. И нашел биографию, написанную Виктором Гюго, где говорилось: «Шекспир время от времени наезжал в Нью-Плейс. На полпути своего короткого путешествия он бывал в Оксфорде, а там — на постоялом дворе „Краун“, где познакомился с хозяйкой, красивой, умной женщиной, женой благородного хозяина постоялого двора по имени Давенант. В 1606 году миссис Давенант родила сына, которого назвали Уильям; а в 1644-м сэр Уильям Давенант, получивший титул из рук короля Карла I, написал в Рочестер: „Да будет вам известно, потому что это делает честь моей матери, что я сын Шекспира“».
Может быть, именно этим объясняется слово «Оксфорд» в списке Льюиса? Джейк обнаружил, что Обри постоянно вспоминает о Давенанте. Он заметил, что именно Обри шекспироведы цитировали, приводя его слова в качестве «доказательства» того, что юный Шекспир, служивший учеником в мясной лавке в Стратфорде, уже тогда демонстрировал литературные способности. Обри писал, что «когда он убивал теленка, он делал это весьма изящно и произносил речь». Возможно, что-нибудь пафосное о морали? И снова перед Джейком возник образ Актера, необыкновенно хвастливого, выдающего себя за поэта-импровизатора и имеющего склонность к напыщенным речам. В особенности после пары кружек эля на постоялом дворе миссис Давенант в Оксфорде.
Джейк записал в своем блокноте: «Декламация скверных стишков или произнесение речей во время разделки туш не делает человека поэтом».
Он с интересом обнаружил, что тем временем сам Давенант прославился как поэт и даже заслужил себе место в «Уголке поэтов».[28]Несмотря на то, что его собственные произведения, по словам биографа Джозефа Найта, были «невыносимо скучными». Яблоко от яблони недалеко падает?
Когда Джейк возвращался на Денмарк-стрит, мысли путались у него в голове, и он не заметил, что за ним снова следят. На сей раз Наблюдатель был в машине (в черном седане) и разговаривал с кем-то по мобильному телефону.
Кое-кто еще, спрятавшись в алькове рядом с входом, наблюдал за тем, как он покидал библиотеку: седовласый мужчина, сердце которого наполняла ярость.
Тем временем, возвращаясь домой, Джейк размышлял о том, что, если кто-то из академических кругов, например человек вроде Десмонда Льюиса, осмелился выступить против общепринятого мнения, что Шекспир был гением и автором великих произведений, чему учили и на чем настаивали остальные, подвергнув сомнению источники их сведений, неудивительно, что он стал парией. Достаточно ли этого, чтобы ему угрожала физическая опасность? Насколько могущественно имя Шекспира в британских умах, сердцах и официальных учреждениях? Имеется ли американский эквивалент, который никто не решается подвергнуть сомнению или очернить? В политике, возможно, но не в литературе. Если бы кто-нибудь написал книгу, направленную против Твена или Готорна, общественное мнение этого даже не заметило бы. Кроме того, репутации Барда уже угрожали сторонники Бэкона и многие другие. Должно быть что-то еще.
Сценарист Уильям Голдмен написал в своем уотергейтском сценарии «Всей королевской рати»: «Следуйте за деньгами». Джейк не сомневался, что здесь дело не только в академических карьерах и репутациях.
Глава 17
He помню дня суровей и прекрасней…
У. Шекспир. Макбет
(Перевод М. Лозинского)
Лондон, четверг, начало ноября, 6.15 вечера
Мелисса вернулась примерно к обеду, причем она по-прежнему выглядела немного рассеянной. Джейк решил не ходить вокруг да около и прошел за ней на кухню, где она принялась изучать шкафы и ящики.
— Мы можем поговорить?
— У нас тут есть какая-нибудь еда, кроме йогурта? — сердито поинтересовалась она.
— Есть рисовые кексы, — заметил он, и Мелисса поморщилась. — Должен тебе сказать, что Роберт Грин вполне доходчиво доказывает, что автором пьес и сонетов не может быть Шекспир — уж не знаю, кто на самом деле их написал. И Марк Твен тоже, если, конечно, ты меня слушала вчера вечером.
— Чушь собачья. Все исследования говорят о другом. — В ее голосе появились знакомые ему упрямые интонации и незнакомый гнев.
Джейк не помнил, когда его слова вызывали у Мелиссы такую ярость.
— Тебе следует по меньшей мере перечитать Грина, — сказал он.
Джейк понимал, что зашел слишком далеко, чтобы поворачивать назад, и потому рассказал ей о ключевых словах, на которые ученые либо не обратили внимания, либо о которых они сознательно умолчали. Он не осмелился высказать свою мысль о том, что Шекспир был чем-то вроде продюсера — пока. Ему стало интересно, пришла ли в голову Льюису такая же идея. Возможно, об этом следовало спросить Бальсавара.
Мелиссу его доводы нисколько не убедили.
— То, что Грин написал о нем все это, не значит, что это правда, — заявила она. — У него имелся собственный интерес.
«Возможно, — подумал Джейк. — С другой стороны, что было сказано сейчас, да и во времена Шекспира, чтобы опровергнуть эти обвинения?»
Он выяснил, что Грин прожил совсем недолго после того, как написал свой памфлет, и умер от пищевого отравления. Один из тех, кто выступал против Шекспира, замолчал. Что дальше?