А потом, в лунном свете, второе зрение снизошло на нее в последний раз, и она увидела своего брата Агасу. Это был не тот двенадцатилетний мальчик, с которым ее разлучили на рынке рабов в Бриджтауне, но огромный мужчина, лысый и открывающий в улыбке дыры на месте зубов, со спиной, изборожденной глубокими шрамами. В одной руке он держал мачете. Вместо правой руки у него был крохотный обрубок.
Она вытянула вперед свою здоровую левую руку.
– Останься. Ненадолго останься. Подожди, подожди немного, – прошептала она. – Я там буду. Я скоро буду с тобой.
А вдова Пари решила, что старуха обращается к ней.
Глава двенадцатая
Свою религию, равно как и мораль, Америка вложила в устойчивые и доходные ценные бумаги. Она заняла неприступную позицию нации, благословенной потому, что заслуживает благословения; и ее сыны, какие бы иные доктрины они ни принимали или ни отвергали, открыто и без раздумья подписываются под этим национальным кредо.
Агнес Репплир. Эпохи и тенденции
Тень ехал на запад – через Висконсин и Миннесоту в самую Северную Дакоту, где укрытые снегом холмы походили на гигантских спящих бизонов. Они со Средой не видели ничего, но это форменное ничего в изобилии тянулось миля за милей. Потом они свернули к югу, в Южную Дакоту, направляясь на земли резерваций.
«Линкольн», который так приятно было водить, Среда обменял на древний громыхающий «виннебаго», насквозь провонявший котом, сидеть за рулем которого Тени совсем не нравилось.
Когда они проехали первый указатель на Маунт-Рашмур (оставалось еще несколько сотен миль), Среда пробурчал:
– А вот это действительно святое место.
Тень удивился, поскольку был уверен, что Среда спит.
|
|
– Когда-то здесь были священные земли индейцев, насколько я знаю.
– Это святое место, – повторил Среда. – Вот она, сущность Америки: всегда надо дать людям предлог, чтобы те приходили и поклонялись. Сегодня никто уже не может просто приехать посмотреть на гору. Отсюда – гигантские лица президентов, творения мистера Гутцона Борглама. Как только портреты были высечены, иными словами, разрешение получено, люди спокойно могут во множестве приезжать посмотреть наяву на то, что уже видели на тысячах открыток.
– Я знал одного парня. Много лет назад он был тренером по тяжелой атлетике. Он как-то рассказывал, дескать, в резервациях Дакоты молодые мужчины племени забираются на гору, потом, создав живую цепь, спускаются по склону, и все ради того, чтобы крайний мог помочиться на нос президенту.
– Прекрасно, просто прекрасно! – загоготал Среда. – И есть какой-нибудь конкретный президент, кто служил бы особой мишенью их праведного гнева?
Тень пожал плечами:
– Он не говорил.
Миля за милей исчезали под колесами «виннебаго». Тени стало казаться, будто он стоит на месте, а американский пейзаж проносится мимо них с равномерной скоростью шестьдесят семь миль в час. Зимний туман стирал края и углы.
Был полдень второго дня пути, и они почти уже прибыли на место.
Тень, размышлявший всю дорогу, сказал вдруг:
– На прошлой неделе в Приозерье пропала девочка. Пока мы были в Сан-Франциско.
– Да? – Среду эта новость явно не заинтересовала.
– Девчушка по имени Элисон Макговерн. Она не первая, кто исчез в городке. Были и другие. Все исчезали зимой.
|
|
Среда нахмурил лоб.
– Трагично, правда? Личики на пакетах с молоком – впрочем, я не помню, когда в последний раз видел детское лицо на пакете молока, – и на стенах кабинок на стоянках вдоль бесплатных шоссе. «Вы меня видели?» – спрашивают они. И в лучшие времена – вопрос экзистенциальный. «Вы меня видели?» Сверни на следующей развязке.
Тени показалось, он услышал шум вертолета над головой, но из-за низко висящих туч ничего не было видно.
– Почему ты выбрал Приозерье? – спросил Тень.
– Я тебе говорил. Приятное тихое местечко, чтобы тебя спрятать. Там ты далеко от всех дорог, ниже радаров.
– Но почему?!
– Потому что кончается на «у», – отрезал Среда. – Теперь сворачивай налево.
Среда свернул налево.
– Что-то тут не так, – пробормотал Среда. – Черт. Иисус, мать его, Христос на велосипеде. Притормози, но не останавливайся.
– Может, объяснишь?
– Проблемы. Знаешь какой-нибудь другой, объездной, маршрут?
– По правде сказать, нет. Я в Южной Дакоте впервые. К тому же я не знаю, куда мы едем.
Вдали на холме мигнул, размытый туманом, красный огонек.
– Дорога перекрыта, – сказал Среда, в поисках чего-то запуская глубоко руку сначала в один карман, затем в другой.
– Могу остановиться и развернуться.
– Мы не можем развернуться. Позади нас тоже они, – сказал Среда. – Сбрось скорость до десяти – пятнадцати миль в час.
Тень глянул в зеркальце заднего вида. Позади них примерно в миле маячил свет фар.
– Ты в этом уверен? – спросил он.
– Так же, как в том, что яйцо есть яйцо, – фыркнул Среда. – Как сказал фермер, разводящий индеек, когда у него вывелась первая черепаха. Ага, удача!
|
|
Из недр кармана он извлек кусочек белого мела.
Он принялся царапать мелом по приборной доске автофургончика, выводя закорючки и черточки, словно решал алгебраическую головоломку – или, может быть, подумал Тень, такие значки может чертить один бомж другому, этакий шифр бродяг – «злая собака там, опасный город, милая женщина, мягкий обезьянник в участке, там можно переночевать…»
– Вот так, – сказал Среда наконец. – Теперь прибавь скорость до тридцати. И ни в коем случае потом не тормози.
Машина за ними, включив мигалку и взвыв сиреной, стала набирать скорость.
– Не сбавляй скорость, – повторил Среда. – Они просто хотят, чтобы мы замедлили ход еще до того места, где они перекрыли дорогу.
«Царап, – сказал мел. – Царап. Царап».
Они поднялись на гребень холма. До заграждения осталось с четверть мили. Двенадцать машин, выстроившихся на дороге, а на обочине – пара полицейских машин и несколько больших черных спортивных фургонов с легковыми шасси.
– Ну вот. – Среда убрал мел. Приборная доска и бардачок были плотно исписаны похожими на руны каракулями.
Машина с сиреной едва не ударила их в задний бампер, потом сбросила скорость, и усиленный мегафонами голос закричал:
– На обочину!
Тень поглядел на Среду.
– Поверни направо. Просто съезжай с дороги.
– Я не могу свести эту колымагу с дороги в поле. Мы перевернемся.
– Все будет в порядке. Сворачивай вправо. Давай!
Правой рукой Тень вывернул руль, и «виннебаго» послушно подпрыгнул и дернулся, съезжая с шоссе. На мгновение Тени показалось, что он был все же прав: автофургончик сейчас перевернется, но мир перед ветровым стеклом вдруг растворился и замерцал, будто отражение в прозрачной луже, когда поверхность воды топорщит ветер.
Тучи, туман, снег и день исчезли.
Теперь над головой у них мерцали звезды, зависшие копьями света, вонзающиеся в ночное небо.
– Припаркуйся тут, – приказал Среда. – Остаток пути пройдем пешком.
Тень выключил мотор, потом, открыв заднюю дверцу «виннебаго», достал пальто, сапоги и варежки. Выбравшись из машины, он сказал:
– Ладно, пошли.
Среда поглядел на него с легким весельем и с чем-то еще – с раздражением, быть может. Или с гордостью.
– Почему ты не возражаешь? – спросил он. – Почему не восклицаешь, мол, все это невозможно? Почему, мать твою, ты делаешь, как я тебе говорю, и воспринимаешь все так спокойно?
– Потому что ты платишь мне не за то, чтобы я задавал вопросы, – отозвался Тень. А потом, осознав вдруг, что говорит чистую правду, добавил: – И вообще после Лоры меня ничто уже не удивляет.
– С тех пор, как она восстала из мертвых?
– С тех пор, как я узнал, что она трахается с Робби. Вот это было больно. А все остальное меня уже просто не задевает. Куда мы теперь направляемся?
Среда указал вперед, и они пошли. Под ногами у них были какие-то гладкие камни, а может, застывшая лава, временами напоминавшая стекло. Воздух был прохладным, но не по-зимнему холодным. Бочком они спустились с холма, с вершины которого бежала вниз неровная тропинка. Тень недоуменно уставился на равнину у его подножия.
– Что это такое, черт побери? – спросил он, но Среда только приложил палец к губам и резко качнул головой из стороны в сторону. Молчание.
У самого подножия холма притаилось нечто, напоминавшее механического паука размером с трактор, в синем металле светились огоньки LED. Позади паука – свалка костей, и возле каждой кости мигал крохотный огонек, не больше пламени свечи.
Среда жестом приказал Тени держаться подальше от этих предметов. Тень сделал еще один шаг в сторону, что на стеклянной дорожке было большой ошибкой: подвернув колено, он, скользя и подпрыгивая, покатился вниз по склону.
Пролетая мимо валуна, Тень попытался ухватиться за него и остановить падение, но осколок обсидиана распорол ему варежку, будто бумагу.
Остановился он между механическим пауком и костями.
Выбросив руку, чтобы оттолкнуться от земли, он нечаянно коснулся ладонью бедренной кости и…
…стоит в солнечных лучах, курит сигарету, посматривая на часы. Повсюду вокруг – машины, одни пустые, другие нет. Он жалеет, что выпил лишнюю чашку кофе, потому что теперь ужасно хочется помочиться.
К нему подходит местный коп, здоровяк с подернутыми сединой усами как у моржа. Он уже забыл, как его зовут.
– Ума не приложу, как мы могли их потерять, – принялся недоуменно извиняться Местный Коп.
– Оптическая иллюзия, – отвечает он. – Такие случаются при аномальных погодных явлениях. Туман, дымка. Это был мираж. Они ехали по какой-то другой дороге. Мы думали, они двигаются по этой.
Вид у Местного Копа становится разочарованным.
– А-а, а я думал, это как в «Секретных материалах», – говорит он.
– Боюсь, тут ничего такого увлекательного не будет.
Временами он страдает от геморроя, и задница у него уже начинает зудеть, давая знать, что грядет обострение. Он хочет снова оказаться в «белтвей». Жалеет, что поблизости нет дерева, за которое можно было бы зайти: резь в мочевом пузыре становится все сильнее. Бросив окурок, он давит его носком ботинка.
Местный коп уходит к одной из полицейских машин, говорит что-то водителю. Оба они качают головами.
Вынув мобильный телефон, он нажимает кнопку «меню», скользит стрелкой вниз на адресную запись «Прачечная», которая так позабавила его, когда он ее вводил. Ведь это отсылка на шпионский телесериал шестидесятых «Человек от БРАТА». Как можно забыть, особого брата – «Бюро Разведывательных Агентств и Тактической Агентуры»? А теперь он вдруг догадался, что это вовсе не оттуда: в «БРАТЕ» же было ателье, а тут на самом деле речь идет об «Умниках», совсем другом шпионском сериале. И все равно ему немного стыдно, что за все эти годы он не сообразил, что это комедия времен его детства, а ребенком ему так хотелось иметь ботинок-телефон…
– Да? – отвечает из трубки женский голос.
– Это мистер Город. Мистера Мира, пожалуйста.
– Минутку. Я посмотрю, свободен ли он.
Тишина в трубке. Мистер Город скрещивает ноги, поддергивает на животе ремень – надо бы сбросить фунтов десять чтоб не давил на мочевой пузырь. Потом светский голос произносит:
– Здравствуйте, мистер Город.
– Мы их потеряли, – говорит Город. И чувствует, как разочарование скручивает ему нутро: сволочи, паршивые сукины дети, убившие Леса и Камня, Господи всемогущий. Хорошие люди. Хорошие ребята. Ему страсть как хочется трахнуть миссис Лес, но рано, еще рано. Слишком мало времени прошло со смерти Леса. Поэтому он раз в пару недель приглашает ее пообедать, так сказать, задел на будущее, она просто благодарна за внимание…
– Как?
– Не знаю. Мы перегородили дорогу, им некуда было деваться, а они все же исчезли.
– Еще одна маленькая загадка этой жизни. Не волнуйтесь. Местных вы успокоили?
– Сказал, что это оптическая иллюзия.
– Они поверили?
– Наверное.
«Что-то очень знакомое есть в голосе мистера Мира». Странная какая мысль, ведь он вот уже два года работает непосредственно на него, разговаривает с ним каждый день, разумеется, этот голос ему знаком.
– Сейчас они уже очень далеко.
– Послать людей в резервацию на перехват?
– Не стоит трудов. Слишком много проблем с юрисдикцией, а за одно утро мне на всех не нажать. У нас достаточно времени. Просто возвращайтесь назад. У меня здесь хватает хлопот по организации стратегической встречи.
– Затруднения?
– Состязание по пустякам: кто кого переплюнет. Конфликт пустых интересов Я предложил провести встречу вне базы. Техномальчики желают проводить ее в Остине или, может быть, в Сан-Хосе, актеры желают, чтобы это был Голливуд, активы – на Уолл-стрит. Все желают, чтобы встреча была на их территории. Никто не хочет идти на уступки.
– Мне что-нибудь сделать?
– Пока нет. Я нагоню страху на одних, поглажу по головке других. Сами знаете, что такое рутина.
– Да, сэр.
– Выполняйте, Город.
Сигнал отбоя.
Город думает, что на захват этого чертового «виннебаго» следовало вызвать группу спецназа, или заложить противотанковые мины на дороге, или подтянуть тактические ядерные боеголовки, чтобы показать сволочам, кто здесь крутой. Как мистер Мир однажды сказал ему: «Мы пишем будущее огненными буквами», а мистер Город думает, о Господи, если он сейчас не помочится, то наверняка останется без почки, она просто взорвется, это как его папа говорил, когда они ездили далеко, когда Город был мальчишкой, на федеральной трассе папа, бывало, говорил: «У меня аж зубы плавают», и мистер Город даже сейчас слышит этот голос, голос с резким акцентом янки говорит: «Надо помочиться. А то у меня аж зубы плавают»…
…тут Тень почувствовал, как чья-то рука разжимает его ладонь, один за другим разгибает пальцы, которыми он цепляется за берцовую кость. Ему больше не нужно помочиться, он – совсем другой человек. Он стоит под звездами на стеклянной равнине.
Среда снова знаком показал ему молчать. Потом двинулся вперед, и Тень побрел следом.
В механическом пауке что-то скрипнуло, и Среда застыл на месте. Остановившись, Тень стал ждать вместе с ним. Замигав, побежали по бокам паука зеленые огоньки. Тень старался не дышать слишком громко.
Он думал о том, что случилось только что. Он словно заглянул через окно в чужой мозг. А потом он подумал: «Мистер Мир. Это мне его голос показался знакомым. Это была моя мысль, а не Города, вот почему она показалась такой странной». Он попытался мысленно распознать, чей это голос, отнести его в соответствующую категорию, но тот не поддавался определению.
Зеленые огоньки сменились голубыми, потом поблекли до тускло-красных, и паук осел, сложив под собой лапы. Среда снова пошел вперед – одинокая фигура под звездами, в широкополой шляпе, дующий из ниоткуда ветер взвивает потрепанный темный плащ, палка ударяет о стеклянно-каменистую землю.
Когда они отошли настолько, что металлический паук превратился в отдаленный отблеск звездного света, Среда сказал:
– Теперь, пожалуй, говорить уже безопасно.
– Где мы?
– За сценой.
– Прости, не понял?
– Считай, что мы за кулисами. Как в театре или еще где. Я просто вытащил нас из зрительного зала, а теперь мы расхаживаем за сценой. Срезаем путь.
– Когда я коснулся той кости… Я оказался в голове у парня по имени Город. Он – один из федералов. Он нас ненавидит.
– Да.
– У него есть босс по имени мистер Мир. Этот босс мне кого-то напоминает, но я не знаю кого. Я заглядывал в голову Города – или, может быть, был у него в голове. Я не уверен.
– Они знают, куда мы направляемся?
– Думаю, сейчас собак отзовут. Не хотят следовать за нами в резервацию. А мы идем в резервацию?
– Может быть.
На мгновение Среда остановился, тяжело опершись на палку, потом снова двинулся вперед.
– А что это был за паук?
– Манифестация парадигмы. Поисковая машина.
– Они опасны?
– Дожив до моих лет, предполагаешь самое худшее.
Тень улыбнулся.
– И сколько же тебе лет?
– Столько, сколько моему языку, – отрезал Среда. – На несколько месяцев больше, чем моим зубам.
– Ты карт в игре не раскрываешь, – сказал Тень. – Я даже не уверен, карты ли это вообще.
Среда только фыркнул.
Взбираться на каждый следующий холм становилось все труднее.
У Тени заболела голова. Свет звезд будто пульсировал и отдавался в такт ударам боли у него в висках и в груди. У подножия следующего холма он споткнулся, открыл рот, чтобы что-то сказать, и внезапно его вывернуло.
Запустив руку во внутренний карман, Среда достал небольшую фляжку.
– Отпей глоток, – сказал он. – Но только один.
Жидкость оказалась острой и испарилась у него во рту, будто хороший бренди, хотя по вкусу и не походила на алкоголь. Забрав фляжку, Среда снова убрал ее в карман.
– Зрителям вредно расхаживать за сценой. Вот почему тебе так плохо. Надо побыстрее тебя отсюда вывести.
Они пошли быстрее: Среда – свободным, широким шагом, Тень, спотыкаясь время от времени, но чувствуя себя лучше благодаря напитку, который оставил по себе вкус апельсиновой корки, розмаринового масла, гвоздики и мяты. Среда взял его за локоть.
– Вон там видишь два кургана? – указал он на два бугра-близнеца из застывшего камня-стекла слева от них. – Нужно пройти между ними. Держись поближе ко мне.
Они пошли, и в лицо Тени неожиданно ударили холодный воздух и яркий дневной свет.
Они стояли на середине склона пологого холма. Сырой туман развеялся, день был прохладным и солнечным, небо – отмытым и голубым. У подножия холма вилась гравиевая дорога, по которой катил, подскакивая, будто детская машинка, красный фургончик. Клубы дыма валили из трубы домика неподалеку. Выглядел дом так, как будто лет тридцать назад кто-то бросил здесь жилой прицеп-трейлер, к которому пристроили потом несколько навесов. Видавший виды остов не раз чинили, подлатывали и расширяли.
Когда они подошли к двери, та отворилась и на пороге появился средних лет мужчина с проницательным взглядом и ртом, будто шрам от удара ножом.
– Эва, – сказал хозяин дома, – я слышал, двое белых едут меня повидать. Двое белых в «виннебаго». Я слышал, они потерялись, как всегда теряются белые, если не понавешают повсюду вывесок и указателей. А теперь поглядите только на двух бедняг у меня под дверью. Вы знаете, что вы на землях дакота?
Волосы у него были седые и длинные.
– С каких это пор ты дакота, старый пройдоха? – спросил Среда. Теперь он одет был в щегольское пальто и шапку-ушанку, и Тени трудно стало поверить, что еще несколько минут назад под звездами он был облачен в широкополую шляпу и потрепанный плащ. – Слушай, Виски Джек, я умираю с голоду, а мой друг только что выблевал завтрак. Не пригласишь нас войти?
Виски Джек поскреб под мышкой. Одет он был в светлые джинсы и нижнюю рубаху цвета седины. На ногах у него были мокасины, но холода он как будто не замечал.
– Мне здесь нравится, – наконец сказал он. – Входите, белые люди, потерявшие свой «виннебаго».
Внутри трейлера тоже было дымно и пахло деревом, а у стола сидел еще один мужчина. Этот был бос и в запачканных штанах из оленьей кожи. Лицо и руки у него были цвета дубовой коры.
– Да ну, – обрадовался Среда. – Виски Джек и Джонни Яблоко. Две птахи одним камнем.
Мужчина за столом, Джонни Яблоко, уставился на Среду, потом вдруг схватил себя за пах и заявил:
– Вот и ошибся. Я только что проверял, оба моих камня на месте, там, где им и положено быть. – Поглядев на Тень, поднял руку ладонью вверх. – Я Джон Чэпмен. Не обращай внимания на то, что говорит обо мне твой босс. Он задница. И всегда был задницей. И всегда будет задницей. Кое-кто задницей рождается и задницей остается, вот и весь сказ.
– Майк Айнсель, – представился Тень.
Чэпмен поскреб щетинистый подбородок.
– Айнсель, – повторил он. – Это не имя. Но для начала сойдет. Как тебя звать?
– Тень.
– Тогда я и буду звать тебя Тень. Эй, Виски Джек, – но сказал он не «Виски Джек», догадался Тень, слишком много для этого он произнес слогов. – Как там жратва?
Взяв деревянную поварешку, Виски Джек снял крышку с черного котелка, булькавшего на печурке, в которой горели поленья.
– Есть можно.
Вынув четыре пластмассовые миски и наложив в них черпаком содержимое котелка, он поставил угощение на стол. Потом открыл дверь, вышел на снег и достал из сугроба пластмассовую галлоновую канистру. Из канистры он налил четыре стакана мутной желтовато-коричневой жидкости, которые тоже поставил на стол. Разыскав напоследок четыре ложки, он сел за стол с остальными.
Среда подозрительно поднял стакан, чтобы посмотреть на свет.
– По виду моча.
– Все еще пьешь эту дрянь? – осведомился Виски Джек. – Вы, белые, все как один сумасшедшие. Этот напиток много лучше. – Потом он обратился к Тени: – Жаркое в основном из дикой индейки. А сидр принес Джон.
– Это слабоалкогольный яблочный напиток, – объяснил Джон Чэпмен. – Крепкими напитками я никогда особо не баловался. От них разум теряют.
Жаркое было удивительно вкусным, а сидр очень хорошим. Тень заставил себя есть медленнее, пережевывать пищу, а не глотать ее, но он проголодался больше, чем думал. Он наложил себе вторую миску жаркого и налил второй стакан сидра.
– Госпожа Сплетня мне нашептала, ты наших обходишь, обещаешь им чего душа пожелает. Говорят, ты хочешь вывести старый народ на тропу войны, – сказал Джон Чэпмен.
Тень и Виски Джек мыли посуду, потом Виски Джек переложил остатки жаркого в пластмассовую миску, которую, плотно закрыв крышкой, убрал в сугроб у двери, а поверх поставил ящик из-под молочных бутылок, чтобы не забыть, где запрятал.
– Думаю, это справедливое и честное изложение событий, – довольно изрек Среда.
– Они победят, – без обиняков заявил Виски Джек. – Они уже победили. Ты уже проиграл. Это как белые люди и мой народ. По большей части они побеждали. А когда терпели поражения, заключали договоры. Потом их нарушали. И потому побеждали снова. Я не сражаюсь на стороне проигравших.
– И нечего смотреть на меня, – подал голос Джон Чэпмен, – поскольку даже если бы я пошел за тебя сражаться – чего я не сделаю, – я тебе без пользы. Шелудивые крысохвостые сволочи меня оборвали, а потом попросту позабыли. – Он замолчал, потом сказал: – Пол Буньяэн, – он медленно покачал головой, потом повторил снова: – Пол Буньяэн.
Тень даже не знал, что два безобидных на первый взгляд слова могут звучать как проклятие.
– Пол Буньяэн? – переспросил он. – А что он такого сделал?
– Занял место в головах, – сказал Виски Джек. Он стрельнул у Среды сигарету, и они двое удовлетворенно закурили.
– Это как идиоты, которые вдруг решают, что колибри беспокоятся из-за превышения веса, или гниения клювов, или еще какой чепухи, может, просто хотят избавить колибри от такой напасти, как сахар, – объяснил Среда. – Поэтому в кормушки для птиц наливают сраный «Нутрасвит». Птицы прилетают и его пьют. А потом умирают, потому что в их пище нет калорий, пусть даже животики у них полны. Вот тебе весь Пол Буньяэн. Никто никогда не рассказывал историй о Поле Буньяэне. Он выполз с плаката нью-йоркского рекламного агентства в девятьсот первом и набил мифо-живот страны пустыми калориями.
– А мне нравится Пол Буньяэн, – сказал Виски Джек. – Пару лет назад я катался на его карусели в универмаге «Америка». Сверху видишь Пола Буньяэна, а потом летишь вниз. Плюх! По мне, так он нормальный. Я не против, что он никогда не существовал, это значит, он не рубил деревьев. Хотя это не так хорошо, как сажать новые. Второе лучше.
– Золотые слова, – отозвался Джонни Чэпмен. Среда выдул кольцо дыма. Оно повисело в воздухе, потом медленно разошлось сизыми завитками.
– Проклятие, Виски Джек, я не о том говорю. И ты это знаешь.
– Я не собираюсь тебе помогать, – отрезал Виски Джек. – Когда тебе надерут задницу, можешь прийти и, если я еще буду тут, я тебя накормлю. В конечном итоге кормежку ты получишь наилучшую.
– Альтернатива еще хуже, – не унимался Среда.
– Ты понятия не имеешь, какова альтернатива. – Тут Виски Джек повернулся к Тени: – Ты охотишься.
Голос у него был хриплым от дыма печурки и сигарет.
– Я делаю свое дело, – отозвался Тень.
Виски Джек покачал головой:
– Но кроме того, ты за чем-то охотишься. Есть долг, который ты желаешь отплатить.
Вспомнив о синих губах Лоры и крови у нее на руках, Тень кивнул.
– Послушай. Вначале был Лис, и Волк был ему брат. Лис сказал: «Люди станут жить вечно. Если они умрут, то не навсегда». А Волк сказал: «Нет, люди будут умирать, люди должны умирать, все живое должно умирать, иначе они размножатся и покроют весь мир. Они съедят всех лососей, бизонов и карибу, съедят все тыквы и всю кукурузу». Настал день, и Волк умер и сказал тогда Лису: «Скорей воскреси меня». А Лис ответил: «Нет, мертвые должны оставаться мертвыми. Ты убедил меня». И говоря так, он плакал. Но он это сказал, и это были окончательные его слова. И потому Волк правит миром мертвых, а Лис всегда живет под солнцем и луной и по сей день оплакивает своего брата.
– Если не хочешь играть, не играй. Мы пойдем.
Лицо Виски Джека было бесстрастным.
– Я разговариваю с этим молодым человеком. Тебе уже не поможешь. А ему еще можно. – Он снова повернулся к Тени: – Расскажи мне твой сон.
– Я взбирался на гору из черепов, – начал Тень. – Кругом летали огромные птицы. На крыльях у них вспыхивали молнии. Они напали на меня. Гора обрушилась.
– Все видят сны, – пробурчал Среда. – Ну что, мы можем ехать?
– Не все видят во сне Вакиньяоу, гром-птицу, – сказал Виски Джек. – Эхо даже сюда докатилось.
– Ну, что я тебе говорил?! – взъярился Среда. – Господи Иисусе!
– В Западной Виргинии есть выводок гром-птиц, – лениво произнес Чэпмен. – Как минимум пара самок и один старый петух. Есть еще пара производителей в так называемом штате Франклина – только вот старый Бен так и не получил свой штат, – это земли между Кентукки и Теннесси, разумеется, и в лучшие времена их было немного.
Пальцами цвета красной глины Виски Джек легонько коснулся щеки Тени.
– Эва. Да, это правда. Если поймаешь гром-птицу, то сможешь вернуть жизнь своей женщине. Но она принадлежит Волку, мертвым землям, ей не положено ходить среди живых людей.
– А ты откуда знаешь? – спросил Тень.
Губы Виски Джека не шевелились.
– Что тебе сказал бизон?
– Поверить.
– Хороший совет. И ты ему следуешь?
– Вроде как. Наверное.
Они говорили без слов, без движения губ, без звука. Тень даже подумал, не застыли ли в это мгновение, малую долю мгновения, остальные без движения.
– Когда найдешь свое племя, приходи меня повидать, – сказал Виски Джек. – Я смогу помочь.
– Приду.
Виски Джек опустил руку и повернулся к Среде:
– Ты собираешься забирать свой хо чанк?
– Свой что?
– Хо чанк. Так себя называют сами «виннебаго».
– Слишком рискованно, – покачал головой Среда. – Могут возникнуть проблемы с вывозом. Она, возможно, в розыске.
– Машина краденая?
– Ни в коем случае. – Среда был глубоко оскорблен. – Все документы в бардачке.
– А ключи?
– У меня, – откликнулся Тень.
– У моего племянника, Гарри Синей Сойки, «бьюик» восемьдесят первого года. Почему бы вам не отдать мне ключи от фургона? А вы возьмете его машину.
– Что это за обмен? – ощетинился Среда.
Виски Джек пожал плечами:
– Знаешь, как трудно будет вернуть твой фургон с того места, где ты его бросил? Я оказываю тебе услугу. Не хочешь, не соглашайся, мне-то какое дело.
Среда поглядел на него рассерженно, потом гнев сменился раскаянием, и он сказал:
– Тень, отдай ему ключи от «виннебаго».
Тень повиновался.
– Джонни, – окликнул Чэпмена Виски Джек, – отведешь этих двоих к Гарри Синей Сойке? Передашь ему, что я просил дать им машину.
– С удовольствием, – улыбнулся Джон.
Он встал и, подобрав лежавший у двери небольшой джутовый мешок, вышел наружу. Среда и Тень последовали за ним. Виски Джек остался стоять на пороге.
– Эй, – сказал он вдогонку Среде, – ты сюда больше не приходи. Здесь тебе не рады.
Среда показал ему поднятый к небесам палец.
– На этом вот покрутись, – учтиво ответствовал он.
Спускаться с холма пришлось по снегу, пробираясь через сугробы. Чэпмен шел впереди, шлепая красными босыми ногами по насту.
– Разве тебе не холодно? – спросил его Тень.
– Моя жена была из племени чоктоу, – сказал Чэпмен.
– И она открыла тебе тайну, как уберечься от холода?
– Не-а. Она думала, я сумасшедший. Все твердила: «Джонни, надень сапоги».
Склон холма стал круче, и разговоры пришлось прекратить. Троица спотыкалась и скользила по насту, хватаясь за стволы берез, чтобы удержаться и не упасть. Когда почва под ногами немного выровнялась, Чэпмен сказал:
– Теперь она уже, конечно, давно мертва. Когда она умерла, я, наверное, и впрямь маленько свихнулся. С любым может случиться. Могло бы случиться и с тобой. – Он хлопнул Тень по плечу. – Иисус и Иеософат, а ты здоровяк.
– Мне все так говорят, – отозвался Тень.
Спуск с холма занял около получаса, но, наконец, они вышли на огибавшую холм гравиевую дорогу и пошли по ней в сторону горстки строений, которую видно было с вершины.